Тени Коукворта

Северуса била крупная дрожь. Он сидел и смотрел на Блэка, Блэк лежал на диване, диван стоял в гостиной… Нет, это точно не Блэк. Откуда ему тут взяться? Это просто похожий на него парень. Просто похожий. Его так избили, что это может быть вообще кто угодно. Кто угодно. Не Блэк. Северус не без оснований считал, что сходит с ума. Нужно было что-то делать, но единственное, на что его хватало – это мерить шагами комнату от окна к стене и обратно, и грызть ногти. В прямом смысле – грызть ногти. Эта привычка, как и кашель, никогда не оставляла Северуса надолго. Умные мысли в духе «Эй, хотя бы осмотри его! Может он вот-вот откинется!» или «Пиздуй к Доку, пока это уебище тут не сдохло!» отчаянно преследовали Северуса, а он их отчаянно избегал. Больше всего ему хотелось просто убраться отсюда как можно дальше, и будь что будет. Но, чёрт возьми, это слабость. Перед ними нельзя показывать слабость, их это только раззадоривает. Северус выбирал. С одной стороны, можно было пойти к Доку, но с ним придётся расплачиваться… Возможно, даже натурой. Он дёрнулся от отвращения. С другой – Северус мог сам попробовать осмотреть Блэка. В прошлом году он проходил курсы первой помощи, а в сундуке наверняка остались какие-нибудь ингредиенты, из которых можно сварганить заживляющую мазь. На пару минут у него получилось отрешиться от личности проблемы, но один взгляд вернул всё на свои места. Это Сириус, мать его, Блэк! Как он здесь оказался? Что с ним произошло? Почему он без сознания? Северус гнал от себя лишние вопросы, но они возвращались, снова и снова. Дождь из стены превратился в мерзкую морось. Она облепила окна снаружи, и теперь выжидала удобного случая, чтобы пробраться в дом. Серый свет заливал гостиную, тени ложились на лицо Блэка, делая его похожим на лик мраморной статуи. Был ли он красив? Разумеется. Даже несмотря на кровоподтёки, темневшие под глазом и на скуле. Человек с настолько идеальной линией челюсти не мог выглядеть плохо ни при каких раскладах. Северус ненавидел себя за то, что вообще думал об этом. - Красавчики правят миром, Снейп, - Вик жадно затягивается, пару секунд держит дым во рту, и выдыхает его через нос, - Красавчики всегда получают то, что хотят. Знаешь, почему? Северусу не интересно, но она угостила его сигаретами, и теперь он ей в некотором роде обязан. Мерзкое чувство. - Почему? - Потому, что они нравятся нам, - она стряхивает пепел прямо на подоконник, - Девушкам. Женщинам. Вы, парни, можете думать о себе что угодно, но власть всё-таки у нас. А мы делимся ей с теми, кто нам нравится. С красавчиками, понимаешь? Вот был бы ты хоть чуточку посимпатичнее, нашлись бы какие-нибудь местные матери Терезы, которые отвадили бы от тебя этих, как их там – Гробокопателей? - Мародёров, - машинально поправляет Северус. Он крутит сигарету в пальцах, раздумывая, выкурить сейчас или оставить на потом. - Ага, вот этих. Ну, возможно, потом эти матери Терезы вежливо попросили бы тебя отлизать им, но это уже мелочи. Слизеринский бартер, так сказать. Мелочи. Бартер. Северус прикуривает от волшебной палочки. Дым обжигает лёгкие и туманит голову. Он сдерживает кашель и медленно выдыхает. - Вот Блэк, скажем. Почему ему всё прощается? Потому что он дохера чистокровный? Нет! Потому, что он красавчик. По нему сохнут все девки, кроме, может, меня да этой твоей Эванс. Ему простят что угодно. Даже если бы в один прекрасный день он тебя убил, надругался над трупом, расчленил и подвесил к потолку в Большом зале, ему бы простили. Им кажется, что красавчик не может быть уродом внутри. «Надругался бы он над моим трупом, если бы и вправду убил меня? Нет, не настолько он поехавший… Наверное…» - мысли устремляются к потолку вместе с дымом. - Общественным мнением управляют особи женского пола. А им всего-то и надо – смазливая мордашка и подкачанное тело, - она с силой тушит недокуренную сигарету о подоконник, так, что она сминается в гармошку, - Вот и всё, чего они хотят. Она уходит, а Северус всё сидит на подоконнике, глядя на своё мутное отражение в окне. Почему одним – всё, а другим – ничего? Вопрос обиженного жизнью ребёнка. Он докуривает до самого фильтра, но мозгу нужно больше никотина. Помятый окурок с отпечатком фиолетовой помады. Почему бы и нет? Северус снова затягивается, но теперь к запаху табака примешивается цветочная отдушка. Так же, как к удовольствию примешивается острое чувство стыда. Отвратительно, отвратительно, и ещё раз отвратительно. Северус решил не ходить к Доку. Будь на месте Блэка кто-то другой – не Блэк – Северус пошёл бы. Он попытался бы договориться. Может, потом ему пришлось бы чистить и спиртовать инструменты Дока, или отдавать по литру крови каждый день в течении недели – на нужды науки - но он бы сделал это. Ради (почти) кого угодно, кроме этого чёртового ублюдка. Северус решил, что попытается разобраться с этим сам, а если Блэк в процессе случайно умрёт – это только его, Блэка, проблемы. Уже через десять минут на кухне, в помятой эмалированной кастрюле, медленно закипала основа для заживляющей мази.

***

К полудню дождь пошёл с новой силой. Было бы неплохо, если бы этот мерзкий город смыло в ливневую канализацию, вместе с заводом, кладбищем, пьяницами и Блэком. Северус тысячу раз проклял себя за то, что не остался в Хогвартсе. На кухне было душно. Окна запотели до непрозрачности, по стеклу стекали капли конденсата. Из кастрюли валил густой сиреневый пар. Северус усмехнулся. Увидь Слизнорт, в каких условиях его ученик готовит состав уровня Мастера, лёг бы тут же с инфарктом. А вот от ужаса или от восторга – это вопрос. Он убавил огонь, высыпал в кастрюлю остатки порошка кровохлёбки и выключил газ. Зелье свернулось и потемнело до насыщенно-фиолетового цвета. Заживляющая мазь по Брайтону была готова. Теперь нужно было всего-то вернуться в гостиную, раздеть его, обработать раны, причём сделать это так, чтобы он не проснулся. Ничего сложного, да? Но Северус медлил. Он понаблюдал за каплями конденсата, ползущими по окну, прихлопнул пробегавшего мимо таракана, переложил мазь в специальную баночку, убрался на кухне, подумал о вечном… Обругал себя последними словами за то, что зря тянет время. Лучше было разобраться с этим как можно быстрее. Он взял мазь и (не очень) решительно пошёл в гостиную. Не дошёл, замер в дверном проёме, невидящим взглядом сверля спинку дивана. Вытертая тусклая обивка в цветочек. Не очень подходящий фон для такой персоны, как Сириус, мать его, Блэк! Мысли у него в голове толкались локтями, и скоро дело у них должно было дойти до мордобоя. Северус пытался думать. - Много думать вредно, - Вик ухмыляется и стучит кончиком пера по пергаменту, - Когда долго думаешь, всё переворачивается с ног на голову. Так люди и додумываются до того, что чёрное – это белое, а белое – это чёрное. И лысеют рано… Да, она была права. Много думать вредно, и Северус уже это чувствовал, но остановиться не мог. Его уносило по спирали абсурдных рассуждений. Рассуждений о Блэке. «Амбивалентность» - так, кажется, называется такое состояние. С одной стороны, Северус мало кого в своей жизни ненавидел так, как этого урода. И вполне имел на это право. Шесть, шесть лет травли и постоянных унижений! Каждая секунда его пребывания в школе была отравлена ожиданием какой-нибудь подставы от Блэка и Поттера. Оскорбления? Избиения? Трое на одного? Чесоточный порошок? Хлопушка в котёл с зельем? Пауки в сэндвиче? Блядский литр магического суперклея, вылитый в сумку? Пожалуйста! Такого дерьма у Мародёров всегда было в достатке. В конце концов, именно по вине этих мудаков Северус поссорился с Лили! Северус стиснул зубы, вспомнив о той унизительной сцене. Другая сторона на фоне этого парада ненависти выглядела довольно жалко. Северус просто понимал, что, если оставить Блэка на улице, он умрёт. Причём не своей смертью. На улицах Коукворта те же правила, что в джунглях – слабые умирают. Сейчас Блэк был слаб. Спешите видеть, только сегодня и только сейчас: на арене цирка слизеринец спасает жизнь своему заклятому врагу! Люциус бы его на смех поднял… Мазь успела остыть, пока Северус подпирал дверной косяк и размышлял о превратностях судьбы. Блэк лежал на диване (в цветочек, ага), и от трупа отличался только тем, что ещё дышал. Северус медленно, стараясь не скрипеть половицами, приблизился к дивану. Теперь начиналось самое интересное. Если есть кровь – значит, где-то есть рана. Чтобы понять это, не нужно быть гением. Если есть рана – её нужно обработать, во избежание критической кровопотери и попадания инфекции в организм. Всё как по инструкции. В теории всё было просто, но это только в теории. На практике же существовало несколько проблем. Первая – речь была не о каком-то абстрактном «пострадавшем», как в большинстве теоретических пособий, а о Сириусе, мать его, Блэке! Северус начал уставать от этого. Ну а вторая – Блэк был как бы одет, и, чтобы его осмотреть, нужно было как бы его раздеть. Блять. Раздеть Блэка. В медицинских целях. Исключительно в медицинских целях. Казалось бы, что вообще может пойти не так? Да что угодно! У Северуса начал дёргаться глаз. Он судорожно выдохнул, и, повторяя про себя мантру «покончить-с-этим-как-можно-быстрее», принялся расстёгивать рубашку Блэка. Сколько на это требуется времени? Секунд пятнадцать. А если после каждой пуговицы приходится замирать и прислушиваться к чужому дыханию? А если к тому же ещё и руки трясутся, как у запойного алкоголика, запястье ноет и спина затекла? Северус проклинал тот день, когда появился на свет. Но дальше было только хуже. Он видел некоторые вещи. Его жизнь вообще была щедра на отвратительные сцены. Он видел, как люди умирают. Он видел кровавые язвы, открытые переломы и ножевые ранения. Он видел разлагающиеся трупы, и их обглоданные крысами лица. Только поэтому он смог удержать завтрак в желудке. Грудь Блэка была разорвана, и грубо заштопана – по-другому не скажешь. Четыре длинные раны – от ключиц до рёбер, и ещё одна – рассекающая торс ровно посередине, до солнечного сплетения. Будто с него хотели снять кожу. Они уже перестали кровоточить, но выглядели от этого не менее жутко. Северус провёл кончиками пальцев по одному шву. Блэк дёрнулся и еле слышно застонал. Это выглядело как безумно огромная проблема. Северус попытался собраться с мыслями. Очевидно, что это нельзя было так оставлять. Заживляющий мазь по Брайтону может справиться и с большими повреждениями, но швы очень усложняли дело. Их придётся вспороть. Он почувствовал привкус желчи во рту. Нет, сначала закончить осмотр, потом всё остальное. Рубашка стала самым настоящим проклятьем. По ощущениям, Северус провозился с ней пару часов, не разгибаясь и толком не дыша. Награда за его труды была сомнительная – полуголый Блэк. Хотя, какой-нибудь пятикурснице с Хаффлпаффа этого было бы более чем достаточно. Осмотр, Мордред побери, осмотр! Итак, что ещё?.. Много чего. Слишком много для одного человека. Жуткие, фиолетово-зелёные синяки на рёбрах. Полосы содранной кожи на шее и запястьях, похожие на следы от кандалов. Воспалённые красные рубцы на спине, примерно двадцать штук. Северус знал, от чего они. Флагеллум, он же четвёртое непростительное. И клеймо. Яркий, чёткий вензель «Б» на солнечном сплетении. Он до боли закусил губу. Паззл собрался. ...Тусклые отблески зелёного пламени пляшут по стенам гостиной. Регулус сидит в кресле совсем не аристократично – с ногами, подтянув колени к груди. Он раскачивается из стороны в сторону, как сумасшедший. - У нас было три домовика: Финд, Скалли и Критчер, - его голос такой же сухой и мёртвый, как взгляд, устремлённый в стену напротив, - Теперь остался только Критчер. Финд случайно разбил вазу. Он тут же её восстановил, но maman всё равно отрубила ему голову. Весь ковёр был в крови. Финд понравился леди Вестфолд. Она захотела его выкупить. Maman терпеть её не могла, но отказать было бы mauvais ton, поэтому maman устроила так, чтобы Финд умер. Она приказала ему взять проклятую шкатулку. Его разорвало на мелкие кусочки. Я это видел. И леди Вестфолд тоже. Критчер ещё держится, но скоро он станет совсем старым, и его тоже убьют… Регулус на секунду замолкает, и воровато озирается. Ему это не к лицу. - Она может убить кого угодно. Знаешь… Знаешь, почему Сириуса не было в школе в начале семестра? Он спустился к ужину в маггловской одежде. За это его на две недели заперли в темнице. Ему не давали никакой еды. Он чуть не умер от холода. Она спускалась к нему каждый вечер… И он кричал. Однажды… - его лицо искажает странная усмешка, - Однажды, помяни моё слово, она убьёт его. А потом меня. Она нас всех убьёт… Блэк всё-таки нарвался. Северус почувствовал, что ещё немного и он просто свихнётся. Ему нужна была передышка. На негнущихся ногах он отошёл от дивана и прислонился к стене. Она была холодной, а лицо Северуса горело, будто он стоял слишком близко к огню. По углам гостиной роились тени. Где-то там была и тень Тоби, с кухонным ножом в руке. Она никак не желала убраться из этого дома. Тупая боль обручем сдавливала его голову. Саднили обкусанные пальцы, ныло запястье, желудок болезненно сжимался от одного только взгляда в сторону Блэка. Северус пообещал себе больше никогда и никому не помогать. От этого слишком много проблем, и никакой пользы.

***

На кухне нашёлся полупустой флакон одеколона и старые портновские ножницы. Конечно, это было мало похоже на набор для высококвалифицированной первой помощи, но Северусу выбирать не приходилось. Он сидел в гостиной, на полу рядом с диваном, и протирал ножницы одеколоном. В нём был какой-то процент спирта, значит, это могло сойти за обеззараживание. Швы придётся вспороть. Если нанести мазь так, то раны закроются вместе с нитками внутри. Ничего хорошего. Это были просто нитки. Их нужно было просто разрезать. Всё было чертовски просто. Он явно переоценил свои силы, когда решил, что сможет сделать это сам. За окном начинали сгущаться сумерки. Северус с трудом встал, наклонился над Блэком, и чуть не упал – ноги подкосились – но в последний момент схватился за спинку дивана. Левой, мать её, рукой. Запястье прострелило такой болью, что у него на глазах выступили слёзы, но он не вскрикнул, не издал ни единого звука. Только бы Блэк не проснулся. Ножницы были тупыми, нитки – заскорузлыми от крови. Блэк дышал неглубоко и хрипло, и изредка дёргался всем телом, будто его било током. Мордред побери, ему же больно! Северус чувствовал себя так, будто может умереть прямо сейчас. Он ждал этого, почти что с радостью воображая себе конец всех этих ёбаных мучений, но ничего не происходило. Поэтому он продолжал резать чёртовы нитки и вытаскивать их из ран. В тёмных впадинах разрезов поблёскивала кровь. Он отложил окровавленные ножницы, и осел на пол. Сердце билось где-то в горле, глаза щипало от слёз. Не время расслабляться. Он дрожащими пальцами открутил крышку баночки с мазью и принялся обрабатывать раны. Это было несложно. Просто не чувствовать обжигающего жара воспалённой кожи. Не чувствовать. Края ран медленно потянулись друг к другу, клеймо побледнело, воспаление спало. За считанные секунды от ран и рубцов остались всего лишь шрамы. Но всего лишь ли? Северус понимал, что, на самом деле, выглядит это всё очень плохо, и, более того, теперь это всегда будет выглядеть так. Шрамы от тёмных заклятий невозможно свести. Шрамы, которые на идеальной коже Блэка выглядели особенно ярко и неестественно. Северус без сил опустился на пол. Перед глазами у него отчего-то всё плыло. Он положил голову на подлокотник и уставился в потолок. А потом пришла тьма, и произнесла голосом Вик: - До чего же поганый денёк, а?