Время бы сломало

Кастиэль сидел в центре радуги и наслаждался преломлением света через своё тело. Тело будто распадалось и вновь собиралось за какие-то миллисекунды. Радуга была такой осязаемой, то твердая, то вовсе бесплотная, и как в ней вообще можно было усидеть? Возможно, эта мысль и пролетала в одурманенной голове Каса, но он ее даже не замечал. Он был внутри радуги, свет так и лился со всех сторон и он качался как какая-то водоросль под действием морских течений. Кас посмотрел вниз и увидел только какие-то пятна, которые качались вместе с ним, смешиваясь друг с другом и меняя свои цвета. Это завораживало. Наверное, его должно было уже тошнить от столь пестрых окрасок, но ему было хорошо. Кас был полностью расслаблен. Боль пробралась в его «сладкий сон» неожиданно и резко. Всё вокруг приобрело багровые оттенки. Радуга вокруг него покрылась трещинами, из которых засочилось что-то липкое и мерзкое. С ясного неба пошел кровавый дождь, превращая сказочный мир вокруг Кастиэля в алое месиво. Жидкость тут же впиталась в его одежду. Кас в один миг покрылся красно-черным месивом. Он прилипал ко всему, чего дотрагивался. Эта жидкость будто въедалась в его кожу, заставляя тело гореть. Ему хотелось содрать с себя кожу, сжечь все, что впитало в себя кроваво-черное, пахнущее так, что в глазах резало. Кастиэля оглушил пронзительный крик. Кажется, он звучал отовсюду — снизу, сверху, по бокам. Будто каждая капля алого дождя, падая с неба, издавала этот раздирающий крик. Он оглушал, так, что в ушах начинало звенеть, но Кас все равно слышал голос каждой капли. Постепенно к нему возвращалось ощущение телесности — поясницу и низ живота тянуло, скручивало спазмами, внутренности будто вырывали. Непонимание происходящего, подступающий страх пережали горло, дышать стало почти невозможно. Перед глазами все еще было красное месиво, а легкие горели от малого количества кислорода. Он пытался очнуться, чтобы сделать хоть что-нибудь, но не выходило. Он задыхался. Под телом было что-то твёрдое… Радуга ли? Или деревянный сырой пол? Не важно… Он заскрёб по поверхности ногтями, будто пытаясь вылезти из этой пропасти, полной боли и крови. Хотелось расцарапать горло и грудь, чтобы вздохнуть еще хоть немного чистого воздуха. Но у кусочка радуги нет лёгких. Радуги и вовсе уже нет. Каждая секунда казалась часом, что тянулся ужасно долго. Ощущение своего тела приходило так же медленно. Руки, живот, спина, плечо… Голова вовсе казалась тяжелой и неприподъёмной. Небольшие глотки́ воздуха ощущались в гло́тке. Лёгкие будто не хотели расширяться и принимать поступающий кислород. Боль растекалась по всему телу, низ спазмировало и тянуло, плечо ныло, пальцы на руках саднило. Изо всех сил он вдохнул и закашлялся, ощущая, как горит горло. Крик, который оглушал Каса в его бреду, превратился в кашель. До немного протрезвевшего от дурноты сознания начало доходить, что эти звуки издавал сам Кастиэль. С новым спазмом Кас почувствовал свои ноги. Мокрые ноги. Мокрая спина, плечо. Он лежал весь в огромной луже, которая невыносимо воняла протухшей кровью и ещё чем-то мерзким. От запаха и без того слезящиеся и полуприкрытые глаза резало сильнее. По щекам потекли слезы, не то от боли, не то от запаха, а может от всего сразу. Было так мерзко, так противно, мокро и холодно. Так больно. Хотелось сбежать от запаха, от всепоглощающего красного, которого было слишком много. Хотелось вновь быть той радугой, что пропускала через себя солнечные лучи. На плече, на том, что было сухое, вдруг появилось тепло, почти обжигая холодную кожу даже сквозь рубашку. Голова болтнулась в воздухе и устроилась в таком же тепле, что находилось на его плече. Сквозь мутную пелену Кас увидел склонившегося над ним Дина. Был лишь мутный силуэт, но Кастиэль давно выучил все черты на этом лице, и даже в самом глубоком бреду он бы нашел зеленые глаза. Дин был белый как полотно. Кас видел, как шевелятся его губы, кажется, Винчестер что-то говорил… Или шептал. Нет, Дин кричал. Он аккуратно придерживал голову Каса, смотрел на бледное лицо, мокрое от стекающих слез. Дин старался не смотреть ниже, особенно на ноги. Штаны Каса были все пропитаны кровью, лужа растекалась под ним, пачкая и рубашку. — Кас, держись. Скоро все будет, потерпи, мой хороший… — эти слова Дин шептал, чуть ли не прижавшись к уху Каса. Тот слышал его голос как сквозь толщу воды. Ноющая боль в пояснице усилилась, как и спазмы внизу живота. Глаза Каса распахнулись, взгляд впился в лицо Дина, которое стало еще белее от страха. Кас не кричал, лишь скулил и елозил по кровавому полу. Низ живота распирало, как и родовые пути внутри, что сформировывались во время беременности. Сильный спазм, растяжение внутренних стенок и боль прошла. Кас тут же обмяк в руках Дина, сорвано дыша и уставившись мутными глазами вникуда. Дин придерживал его, но даже не знал, как помочь. Он не мог выйти на улицу и наорать на тормозивших медиков, блять, он не мог оставить Каса, когда того так выворачивало. Скулеж Каса слился с оглушающим криком Дина, который орал в сторону двери, когда услышал приближающиеся шаги. В домик Каса никто не заходил. Среди людей в лагере было негласное правило — Кастиэля не трогать. Пальцем показывать, зыркать, но не трогать. Дин ревностно оберегал павшего, хоть и надеялся скрыть это от лагеря. Но уши и глаза найдутся везде. Кроме обвинений и колкостей в сторону Каса ничего все эти годы не летело. Дин присекал все попытки сразу на корню. У него были доверенные лица, что докладывали ему о каждом дуновении и шепоте в лагере. Как оказалось, Кас был довольно обсуждаемой темой. Но теперь этот запрет разрушился. Медики вошли в дом Каса. Дин неосознанно вцепился в плечо Кастиэля, не желая оставлять его ни на миг. Отойти в сторону его заставил крепкий парень, что на днях вызвался работать санитаром при лагерном медпункте. Медики окружили Каса, так, что Винчестер почти его не видел. Полное медицинское образование имелось всего у троих людей, остальные же — просто дополнительные руки. Один из них достал ножницы и разрезал рубашку и штанины Каса. Дин почти ничего не видел, но и с его места было видно, что тело на полу было сплошь в крови, особенно внутренняя часть бедер. Паззлы в его голове сложились в одну полноценную картинку. Зашуршали пакеты, что принесли с собой медики. Дин заметил, как в один из них положили что-то недоразвитое, скрюченное и окровавленное, из центра которого велась длинная веревка, которая крепилась к синевато-черной херне. Дин полным идиотом не был, чтобы не понять, что случилось с Касом. Того переложили на носилки и укрыли чистой простыней по самую шею, на белом покрывале проступили кровавые пятна. Кас силился смотреть на Дина, чтобы не терять сознание. Холодно. Один из медиков дал команду парням взять носилки. Процессия медленно вышла из домика, аккуратно обходя углы. Кас всё пытался приподнять голову, но та вновь закружилась и безвольно упала на изголовье носилок. Невыносимая вонь осталась где-то позади, боль утихала, как и дыхание Каса — оно стало частым и поверхностным. Дин провожал взглядом уносящие Каса носилки, спохватился лишь в последний момент, выхватив из толпы девушку — Шевил, медсестра по образованию. — Это… Блять, что это? — По всем признакам это выкидыш. Плод вышел полностью из…утробы, — Шевил выглядела потрясенной. Она все смотрела за спину Дина, там, где все еще была лужа крови, смешанная с человеческими отходами. Дин взял медсестру под локоть и вывел на крыльцо. — Дин, я не знаю как такое возможно. Мужчины не могут забеременеть. Но плод был наполовину сформирован. Думаю, неделя восемнадцатая. Мы осмотрим его и поможем всем, чем сможем. Дин видел, как Шевил с каждой секундой менялась в лице. Из потрясенной девушки превратилась в медсестру, которая готова лечить нового пациента. Дин же свою маску терял и даже не пытался вернуть ее. Его губы дрожали, он растерянно смотрел то на Шевил, то в ту сторону, где виднелись стены медпункта. — Тебе надо отдохнуть. Иди к себе. Санитары уберутся в доме. Шевил мягко улыбнулась. — Я пойду к нему. Я не оставлю его. Девушка спорить не стала. Теперь уже сама взяла Дина под руку и повела к медпункту. В дверях они столкнулись в санитаркой, что держала пакет с той самой окровавленной простыней. Дин проводил ее взглядом, заметив, что та идет отстирывать кровь с ткани. — Всё будет хорошо, Дин, — приговаривала Шевил. Она усадила его на стул рядом с больничной кроватью, отгороженной занавесом. — Сиди, его скоро принесут. Шевил вышла, а Дин остался статуей сидеть на стуле, уставившись в одну точку. В пальцах он теребил край простыни, что была застелена кровать. Время будто превратилось в резину, все тянулось и тянулось. Дин вздрагивал от каждого шага, раздающегося в стенах медпункта. Из такого состояния его вывел приход санитаров, что несли носилки, на которых лежал Кас. Парни аккуратно переложили павшего на постель. Кивком поприветствовали лидера, но тот даже не заметил этого. Он придвинул стул ближе к койке. Шаги за спиной стихли и Дин позволил себе шумно выдохнуть. Кас был без сознания. Винчестер не знал, приходил ли в себя Кас, или так и отрубился еще на носилках, или ему вкололи лекарства… Дин обязательно расспросит ответственного о состоянии Каса, но позже. Дин уставился на Кастиэля, подмечая, теперь тот был вымыт и пах мылом, а не отходами и кровью с примесью травки. Дин просунул руку под одеяло, что укрывало Каса, и взял того за холодные кончики пальцев. Никакой реакции не последовало. Дин дернул уголком губ, опуская голову и закрывая глаза. — Прости, Кас… Блять, прости меня.