***
— Юнги-хён, ты в порядке? — дрожа, спросил Чонгук. Страх волной растекся по телу и, казалось, вибрировал на коже. Юнги лежал в школьном туалете и плакал, закрывшись руками. Старшие мальчишки смеялись над ним, но Чонгук всех разогнал. А потом отвел Юнги в музыкальный класс. Там он проспал на коленях Чонгука до самого конца занятий. Ноги так сильно затекли тогда, но Чонгук так боялся разбудить хёна, что сидел неподвижно. — Я плохой, Гуки, не дружи со мной, — сказал Юнги, когда они шли домой после, — я сделаю тебе больно. Чонгук брякнул тогда в ответ «не говори глупостей», и они пошли дальше. Он провел Юнги домой, и хён впервые обнял на прощание. Тогда Чонгук правда не знал, что Юнги не врал.***
Впервые они переспали в январе. Юнги привел к себе, долго играл на синтезаторе, приготовил чай и не мог усидеть на месте, когда они с Чонгуком пытались посмотреть фильм. — Я хочу тебя, — Юнги сказал это так просто, что Чонгук сначала растерялся. Не то, чтобы младший много думал над этим, но ему казалось, что первый секс в пятнадцать — рановато как-то. Но Мину было все равно. Он не дождался ответа; Начал раздевать и целовать грубо и порывисто. Чонгук отдавался в Юнги эхом рваных стонов и на вкус был как малиновая карамелька. Такой прекрасный, такой желанный. Чоновы губы после этой встречи были все обкусанные, но секс с Юнги ему понравился. Он был не сдержан, энергичен, страстен, но при этом очень внимателен и аккуратен. Момент, когда они стояли под струей душа, и Юнги растягивал его нежно и медленно до сих пор румянцем на щеках. Чонгуку тогда казалось, что они будто любовники из какой-то нашумевшей саги. Такие дикие и молодые. Но это был не предел миновой энергии.***
В феврале, когда секс стал регулярным, а Чонгук перестал считать оргазмы и писать о них в дневник, Юнги в очередной раз задержался в музыкальной школе. У Чонгука как раз был урок по вокалу в это время. После него он сразу пошел в класс по фортепиано. Юнги был неподражаем. Чонгук никогда не слышал такой виртуозной игры. И его всегда забавляло, что хён будто забывает где находится и что кто-то окружает. Юнги играл, играл, играл.. Чонгук принес чай, но Юнги случайно подбил его руку, когда тот хотел поставить его на край пианино, и он разлился на клавиши. Мин тогда посмотрел совсем дико и долго кричал на младшего; Порвал нотную тетрадь и схватил Чонгука за ворот свитера, осыпая оскорблениями. Чон зажмурил глаза, но он мог бы поклясться, что еще секунда — и миново сердце напрочь вырвалось бы из груди, так бешено оно колотилось. Чон убежал сразу после того, как Юнги отпустил. Сказал дома, что свитер растянут из-за того, что неудачно попытался его стянуть с себя, но Чонгук не думал, что родители поверили. Он сам себе не верил. И не знал, что происходит с хёном. До момента пока не решился позвонить неделей позднее. Юнги сказал, что уезжает на неделю к родителям, и Чонгук прошептал лишь «береги себя».***
Юнги позвонил сам через две недели. Наверное, Чонгук никогда не забудет хёнов голос тогда. И никогда не сможет описать ту смесь чувств, которая взорвалась в нем, когда он приехал к Юнги часом позднее. Входная дверь миновой квартиры была не заперта, а сам он лежал в ванной, свесив руку. Та лужица крови до сих пор стоит у Чонгука перед глазами. Он перевязал шарфом порезанную руку, а Юнги умолял не везти в больницу. Чонгук так и пробыл с ним до утра. — Прости меня, карамелька, — шептал Юнги тем самым утром, когда Чонгук обнимал его, лежа сзади. — Ты болен? — Да. Именно так Чонгук узнал, что у Юнги биполярное расстройство.***
БАР. Три простых буквы стали камнями на чонгуковых плечах. Оказалось, Юнги резал себя с периодичностью в месяц-два. Порезы были неумелые, неглубокие, но они были. И это всегда пугало до чёртиков. А потом Юнги опять часами пропадал за фортепиано, подолгу целовал чонгуковы запястья и ключицы. Было много секса. Много эйфории. Много смеха. Иногда Чонгук даже забывал о хёновой болезни. А иногда, при особенно резких изменениях, его кидало в дрожь. Все в нем до сих пор замирает при виде этого пустого взгляда.***
Весной Чонгук решил немного отстраниться и устроился на работу. Они не виделись целыми днями. Юнги звонил иногда, но чаще всего отвечать было не как. Тогда Юнги звонить перестал. Они редко пересекались в школе и после уроков вокала. А потом Чонгуку как-то позвонил незнакомый мужчина и сказал, что владелец телефона лежит без сознания возле клуба через улицу. — Чего ты сюда поперся вообще? — чонгуков голос звучал механически, скрипуче. — Эй, ты чего, карамелька, — Юнги улыбался и гладил младшего по плечу. Его губа была разбита, бровь тоже, одежда перепачкана. Чонгук смотрел в дикие черные океаны на разбитом лице хёна и боролся с безумным желанием обнять, ведь тогда он решил ни в коем случае не привязываться. — Все же хорошо, — смеялся Юнги, — в клубе так классно. Душно, правда, немного, но круто невероятно. Музло классное и девчонки отпад. Чонгук занес руку и ударил Юнги по щеке; Кричал что-то о том, что ему недорога жизнь и о том, какой хён эгоист. А Юнги все смеялся. Потом они пошли в парк. От Юнги сильно пахло алкоголем, они сидели на лавке, и Юнги, смеясь, рассказывал свои абсурдные истории, которые Чонгук когда-то считал невероятно забавными. В тот момент, чувствуя, как черная пучина миновых глаз затягивает его сильнее с каждым взглядом, Чонгук понял, что, отстранившись и дав хёну свободу, не сможет ему помочь. С тех пор он систематически бывал у Юнги дома, убирался и старался не оставлять одного надолго.***
— Ты такой хороший, Гуки, — прошептал Юнги Чонгуку в висок после того, как они переспали в машине его тети — Хён, почему тетя не хочет помочь тебе, отвести к психотерапевту? Юнги усмехнулся. — Родные не верят, что это болезнь. Думают, что у меня подростковое желание быть замеченным. — Я всегда буду рядом, — выпалил Чонгук и посильнее вжался в хёново плечо, пряча слезящиеся глаза. Юнги двумя пальцами поднял чонгуков подбородок и поцеловал; совсем нежно, по-детски, в щеку. А Чонгук убрал Юнги с глаз выбившуюся прядь челки и смял его губы в ненастойчивом поцелуе. В тот момент он чувствовал лишь то, что ему очень хорошо от того, что хён рядом.***
Чонгук заставил Юнги пойти к врачу в середине мая. Тогда его родители, наверное, впервые осознали, что у сына проблемы со здоровьем. Они такие глупые. Говорили, что это всего лишь бессмысленные бредни. Пока врач о чем-то беседовал с ними в кабинете, Чонгук держал Юнги за руку, а Мин гладил большим пальцем его костяшки. — Все будет хорошо, ты же знаешь это, правда? — улыбнулся Чонгук, касаясь носом хёнова лба. — Конечно, — прошептал Юнги в ответ. Гипомания, сейчас гипомания. Чонгук научился различать их и после всех медицинских статей, которые он перечитал, ему стало намного легче воспринимать миновы перемены настроения. Юнги прописали препараты лития для стабилизации настроения, и, признаться, они помогали очень хорошо. Чонгук и сейчас вспоминает их лето с улыбкой. Они ездили на выставку бабочек, купались в море, гуляли по главной площади до самого рассвета, целовались и любили друг друга. Юнги научил Чонгука, как доставлять удовольствие, и наибольшим удовольствием для Чонгука было сбитое хёново дыхание, когда он судорожно кусает губы и сжимает руки в кулаки, стонет чоново имя и рычит, когда кончает. С Чонгуком же Юнги всегда был аккуратен, до тех пор, пока младший не стал более опытен и ненасытен. В такие моменты Юнги брал жестко, а Чонгук с неприкрытым кайфом покорно поддавался каждому движению искушенного тела.***
А потом снова началась школа. Они не виделись по несколько дней. Чонгук скучал, сильно. И Юнги скучал, Чонгук знал это. Интермиссия продлилась до второй декады сентября. Пока они не поссорились из-за того, что Юнги перестал принимать лекарства. Чонгук встретил его у музыкальной школы и засмотрелся, Юнги был необычайно красив: ветер трепал его смольные волосы, тонкая ткань джинсовки развевалась в разные стороны, эти кольца на худых пальцах.. — Чонгуки, — Юнги подпрыгнул, опираясь на плечи младшего, обнял крепко-крепко и с воодушевлением начал рассказывать о прошедшем дне. — У тебя мания, Юнги, ты прекратил лечение? — испуганно спросил Чонгук. Звучало скорее как констатация факта, нежели вопрос, и Юнги, растерявшись, с опаской взглянул на донсэна, отступая на шаг. — Чепуха, у меня все отлично, все прекрасно, я чувствую себя хорошо, — отмахнулся Мин на одном дыхании. У Чонгука пропали сомнения — Юнги перестал принимать лекарства. — Тебе нужно выпить таблетки, хён. — Какие таблетки, карамелька? У меня уже все прошло, мне не нужны таблетки. Пошли лучше танцевать? Тут есть отличный клуб неподалеку. Мин покружился, разведя руки в стороны, а Чонгук стоял и бездумно разглядывал его. Какой он красивый.. Наверное, это эгоистично со стороны Чонгука, рассматривать хёна так нагло, но в случае с Юнги сложно остановиться. С ним всегда сложно остановиться. — Они с тобой? — спросил Чонгук, отбросив лишние мысли. Мин вопроса не понял. Или сделал вид, что не понял. Он методично двигался из стороны в сторону в своем странном танце, привлекая внимание. Чонгук подошел ближе, залезая в карманы чужой куртки. — Где таблетки? В рюкзаке? — он шарил по карманам, пока Мин не отпихнул. — Какого черта, Гуки? Я же сказал, мне не нужны таблетки. — Ты совсем свихнулся? Только стало все хорошо.. да что с тобой такое?! Оказалось, они кричали слишком громко, люди начали оборачиваться и переговариваться, но Юнги совсем этого не заметил. — А раньше тебе было со мной плохо? Казалось, Юнги не замечал не только людей, а и что происходит в целом. Слезы беспорядочно лились с его глаз, но он не придавал этому значения. Чонгук лишь позже понял, насколько его голос был громким в тот момент. Ему не стоило кричать на хёна. Юнги развернулся и, не забрав у Чонгука рюкзак, ушел. Тот лишь смотрел вслед, и в его голове проскользнула мысль: «а, может, не стоит догонять? За целый год я не смог помочь. Может, тебе будет лучше без меня?». Чонгук ушел в направлении своего дома, и только, когда чужой рюкзак в его в руках завибрировал, к нему пришло осознание какую глупость он совершил, не побежав за Юнги. — Чонгук, это ты? Юнги с тобой? Его до сих пор нет дома, я не знаю, что думать, — голос тети Юнги будто отрезвил. Чонгук ляпнул, что тот у него, принимает душ и останется ночевать, а сам со всех ног помчался в сторону, куда двинулся хён. Начался дождь. Чонгук искал долго. Его сердце лихорадочно колотилось в груди и казалось, что сейчас и вовсе выпрыгнет, если он пробежит еще хоть пару метров. Он нашел его на мосту около двух ночи. Юнги смотрел вниз на воду, дождь полностью намочил красивые черные волосы, и вообще Юнги весь промок до нитки. — Юнги-хён.. — Чонгук подошел неспеша, со спины, но Юнги совсем не удивился, что донсэн здесь, — я так долго искал тебя. — Это я виноват, что мы поссорились, — Юнги совсем на него не смотрел. Из-за дождя Чонгук не мог понять, плачет старший или нет, поэтому взял его лицо в ладони и прошептал: — Ты ни в чем не виноват, слышишь. — Если я спрыгну… Чонгук не дал ему договорить, он сжал в крепких объятиях и прижал к себе так сильно, как только мог. — …всем будет лучше, — прохрипел Мин, утыкаясь носом в чужую грудь, — тебе тоже так будет лучше. Отпусти меня. — Я не могу, Юнги. Не могу, — лихорадочно шептал Чонгук, согревая замерзшего хёна, как цветок в руках. Мин попытался вырваться; Вышло устало и безжизненно. Чонгук крепко держал его руки, прижатые к своей груди, и знал, что когда наступает фаза депрессии хёновы силы истощаются, поэтому не боялся, что тот сможет вырваться. — Я пытался, — продолжал Чонгук, — пытался отпустить тебя. Но я не могу. Я люблю тебя, Юнги. Чёрт, я так невыносимо сильно люблю тебя... повторял младший, словно мантру, — так сильно... люблю тебя. Юнги смотрел на него из-под прилипшей челки и совсем обмяк в теплых чонгуковых руках. — Я люблю тебя, Юнги. Люблю тебя, — лихорадочно вторил Чонгук. Его голос становился все тише, и когда дождь совсем заглушил его, Юнги коснулся теплых чонгуковых губ несмелым поцелуем и прошептал «мне кажется, я тебя тоже, карамелька» в ответ. Чонгук не знал, сколько они так простояли, обнимая друг друга. Вдруг стало необычайно тепло, Юнги согрелся в чонгуковой любви, и им было не холодно даже тогда, когда дождь с новой силой накрыл их, точно ширмой. Они пришли к Чонгуку домой ближе к трем, когда город напрочь затянул густой туман, а звезды усыпали небо тусклыми бликами. Чон надел на Юнги свою футболку. Он никогда не перестанет умиляться тому, как комично тот выглядит в вещах донсэна. И хоть Юнги и старше на год, чонгуковы футболки все равно ему велики. — Прими их, ради меня, — Чонгук протянул ладонь, и Юнги покорно кинул в рот таблетки, — вот вода. Юнги сделал глоток и заглянул в чонгуковы глаза снизу вверх. Он присел на кровать, и Чонгук сел сзади, пальцами зачесывая назад мокрые хёновы волосы. — Ты не бросишь меня? — прохрипел Юнги. Он вдруг съежился на чонгуковой кровати и снова задрожал. Но Чонгук лишь подсел ближе и провел ладонью по холодной щеке. Улыбнулся. — Никогда.