Гаптика

Эта кухня повидала многое. Шесть тесных квадратных метров, с которыми бесполезно бороться перестановкой мебели, не принимают гостей, кроме одного, чьи визиты за последний год побили все существующие и придуманные рекорды. — Зацени, — Руслан без особой нежности гладит себя по голове, где раньше красовались кудрявые волосы, которые постоянно приходилось собирать в хвост, а теперь остался лишь тёмный ежик. — Ну что, блять, теперь я меньше похож на пидора? Только... — он несильно сжимает член "лучшего друга", успевая одновременно с этим подзаправиться пивом, — это ничего не меняет, у меня на тебя большие планы. Ты ещё не созрел, чтобы переметнуться на мой фронт? Зуб даю, оно того стоит. Касания Руслана отдаются шершавыми помехами где-то внизу живота, сводят с ума поперечные мышцы, заставляют реагировать, злиться, мельтешат вспышками перед глазами. Макс поднимает плечи, весь вытягивается в сторону, как будто стараясь выскользнуть из-под неконтролируемых рук, но в итоге убирает их самостоятельно, спокойно и уверенно. Его низкий тембр накрывает плотным занавесом мельтешащие у лица уши Руслана, лоснится как свежевыбритая кожа головы под пальцами. — Руки при себе держи, — отточенным на тренировках движением Максим блокирует повторные поползновения к его паху. Ожидаемо и потому вполне нормально: это всего лишь очередной отказ. Куда больше удивления было бы, если бы он, например, задержал чужую руку у себя между ног и сжал её покрепче. Руслану хочется пробовать достать до цели ещё и ещё, пока чаша терпения не переполнится и не выльется на него дракой. Он даже не понимает, чувствует ли что-то на самом деле или просто получает удовольствие от таких издевательств, но одно знает точно: приставать не перестанет ни за что на свете, даже если придётся снова отхватить по лицу. На губе после прошлого раза до сих пор заживает болячка, покрывшаяся постоянно отрывающейся коркой. Что угодно, лишь бы не безразличие, и драка вполне подойдет для затравки к крепкому и спокойному сну. — Засунь руку в мой карман, найдёшь что-то интересное, — Руслан снова присасывается к бутылке, надеясь уже воспользоваться ключами, которые как раз и лежат в кармане, и покататься на машине брата. Максим поднимает свободную от защиты чести и достоинства руку и проезжается по шершавой макушке друга, меняя положение коротких волосков, каждый из которых отзванивает импульсами в нервные окончания. Он помнит это ощущение и знает, что будоражит оно не меньше, чем поглаживание яичек. Руслан невольно втягивает голову в плечи, отклоняется так же, как и Макс, будто его самого лапают, но это всего лишь мурашки разбегаются по позвоночнику, выгибая его в дугу и выталкивая бедра вперед, чтобы в продолжении движения легко уйти из-под прицела чужой ладони. Как у Руслана хватает терпения оставаться на месте, он и сам не знает. — Знаю я, что у тебя там в кармане, проходили уже, — смеётся Максим шутливо толкает затылок Руслана вниз, соскальзывая рукой и вытаскивая из собственного кармана полупустую пачку Данхилла. — Придётся тебе организовать более оригинальную встречу своего стручка и моей грабли. — Что ты называешь граблями? Если собственную руку, то это не очень интересно, подрочить себе я могу и сам, — без намека на обиду в голосе отвечает Руслан, спешно расчесывая затылок короткими ногтями и тем самым собирая все ощущения в одной точке. Полегчало. Макс саркастично поднимает бровь и картинно вытягивает зубами сигарету из пачки, вздёргивая подбородок и сканируя Руслана пронизывающим взглядом из-под светлой чёлки, которая давно уже напрашивается под ножницы. — Каждый может подрочить себе сам. Так что же ты тогда при любом удобном случае меня между ног лапаешь? — он с ухмылкой цедит через сигаретный фильтр слово за словом, замечая, как друг перебивает сенсорную лихорадку более интенсивным действием. Знакомый приём. — У меня руки постоянно мерзнут, я их так грею, — сразу находит ответ Руслан. — И не знаешь ты, что у меня в кармане. Но рассказывать я, конечно же, не буду, — он крайне заинтересованно смотрит на пачку сигарет и приставляет два пальца к губам, снова задевая болячку. Этого жеста должно хватить, чтобы стрельнуть у Макса сигарету, но тот не торопится делиться куревом, будто игнорируя очевидное послание, и лениво подаётся вперёд, по-хозяйски запуская руку в карман чужих джинсов. Руслан, уже понимает, что сигарету он не получит, если только не заберет ее сам. И это кажется неплохим вариантом, пока его руки словно не сковывает. Он заводит их за спину и сцепляет в крепкий замок, уставившись на Макса таким взглядом, будто тот искупался в крови всех его родных и близких людей. Провоцировать самостоятельно он любит, но впускать в личное пространство других — точно нет. Ему вполне удобно живется в этом мире двойных стандартов. Он сжимает челюсти, заставляя желваки напрячься, и всё ждёт, когда же Максим посмотрит на него, пока тот явно "случайно" задевает рукой его член в кармане. Да, кровь сразу отливает вниз, и Руслан будто хочет застыдить в этом друга, мол, смотри, что ты со мной делаешь. — Ага, чувствую я, как тебе неинтересно... Макс бормочет и касается кончиком языка зажатого фильтра всё ещё незажжённой сигареты, маячит ею перед лицом Руслана, лавируя внутри кармана между реакциями на его неаккуратную ладонь и пока ещё неизвестным содержимым. — Без волос ты только больше похож на гопника. Но всё такой же пидор, — с хриплым смехом он тянет широкую самодовольную улыбку из края в край и нащупывает наконец ключи с сигналкой, встречаясь с Русланом глазами. — Ты что, тачку угнал, придурок? Руслан даже не замечает, что всё это время не дышит, пока первый вдох не наполняет легкие спёртым воздухом. — Не угнал, а одолжил, — он отмирает, всё-таки забирая сигарету, слишком соблазнительно зажатую чужим ртом, и несильно бьет Максима в солнечное сплетение, чтобы приятель тоже не дышал хоть пару секунд. Этой паузой не грех воспользоваться самому: Руслан спешно отходит к подоконнику и поправляет член в джинсах, а после наконец-то закуривает. Руслан до этого момента и не подозревал, что так хочет курить, а Макс не отказывает себе в удовольствии упиваться полными горстями отмороженной реакцией своего друга, прекрасно зная, как он реагирует, когда тот играючи забирает его личное пространство в своё безраздельное пользование. Максим стойко принимает справедливый удар и почти не удивлён, когда фильтр сигареты выскальзывает у него изо рта и оказывается по другую сторону у спешно ретирующегося друга. “Честный обмен”. — У брата одолжил. Так что даже не заметит, — уже спокойнее продолжает Руслан, возвращая себе контроль. — Ну, так что, ты в деле? Я выпил немного, покатаемся по району. — Ну да, в семье не воруют, в семье одалживают, — Максим давится цепочкой из слов, восстанавливая дыхание после тычка в грудь, и строит кислую мину. — Дрочиться по району со скоростью черепахи? Сомнительное удовольствие, конечно... Но, если захотим погонять, я могу вывезти нас на трассу. Макс запускает ладонь в задний карман и проверяет водительские в кошельке, после чего достаёт ещё одну сигарету из пачки и вытягивает из рук Руслана зажигалку, которая кажется подозрительно знакомой… Впрочем, даже если она и его, это Максима ничуть не беспокоит, он давно привык, что их вещи переходят от одного к другому в нескончаемом цикле, и уже невозможно определить их первоначального хозяина. Хотя вот эта толстовка, в которую Макс сейчас одет, попала к нему совсем недавно, и не так-то просто избавить её от чужого запаха. Да он не очень-то и старался. — Курим и едем? — он выдыхает дым в сторону и смотрит на Руслана с улыбкой, почти провокационно. — Может, по дороге я даже удостоюсь чести узнать, что же у тебя там за большие планы на меня. Руслан отворачивается к окну и толкает форточку, чтобы не дать дыму сгуститься под потолком и украсть последние свободные вдохи в этой парилке. Максиму лишь бы улыбаться, а у Руслана после каждой такой выходки отходняк, и никто не угадает, растянется он на минуту или загрузит на пару ночей. Он опирается локтями на пыльное окно, не забыв ещё раз затянуться, переминается с ноги на ногу, потягивается, заостряя то одну, то другую лопатку под плотной, но растянутой футболкой. Настроение всё-таки решило взять отгул. Главное — не уйти в рефлексию. Но уже поздно. Пара мыслей о "нормальной" жизни всё равно начинают разогреваться в голове: найти бы какую-нибудь женщину, перекроить себя и перестать наедаться словесными перепалками, словно внимание лучшего друга — великое благо. “Вот же блять”. — Нет, на трассу не поедем. Первый пост, "дыхни в трубку" и всё. А потом брат узнает, что я на его тачке пьяный рассекал по трассе. Вот уж счастье, — Руслан тушит сигарету о бортик банки, предусмотрительно поставленной на подоконник, и кидает внутрь окурок. Макс лениво потягивается, ничего не подозревая о запущенных в голове его друга шестерёнках, которые вовсю кочегарят адский локомотив, готовый со всем содержимым без остановок лихо лететь в пизду. — Ну, так я-то не пил... — он закидывает руки за голову и цепляет переплетённые пальцы за шею, пожимает плечами, разглядывая спину, которая шевелится так, будто из неё сейчас вылупится Чужой. — Говорю же, что свозил бы нас. Да как хочешь, в принципе… Затягиваясь в очередной раз, Максим щурится, начиная улавливать первые тревожные звоночки: в интонациях этого шумахера чуть больше фатализма, чем дохуя, сарказм острее, жесты резче, даже сигарета кончается быстрее. Когда Руслан разворачивается к нему лицом, ещё до того, как тот успевает что-то сказать, до Макса доходит. "Граждане пассажиры, мы прибыли. Это пизда". — Слушай, Макс, а ты мне подрочишь, если я тебе заплачу косарь? — неожиданно спрашивает Руслан и начинает шариться по карманам, пока не находит наличку. Да, он вроде бы сказал, что так неинтересно, но это будто насмешка и отыгрыш за свою растерянность. Да и впускание в свою зону комфорта по разрешению — это всё тот же контроль над ситуацией. Макс медленно отпускает правую руку из замка на шее, смотрит прямо в глаза, сквозь змеящийся дым сигареты в губах, подходит ближе на расстояние вытянутой руки. “Да ладно, неужели возьмет деньги?” Руслан с сомнением вскидывает брови и принимает этот вызов, не отводя взгляд. Если подумать хорошенько, то что он теряет? Друга? Так у них передружба-недоотношения, которые достаточно поделить на ноль, чтобы и так всё исчезло. Руслан не хочет ничего и хочет всё сразу: не спать до рассвета и выспаться, не пить ни капли и быть пьяным, не видеть больше Макса и затащить его в койку. Но даже если он выспится и напьется, то не придется ломать голову, что делать дальше, а если получит Максима, то что делать дальше — чёрт его знает. Коротким движением Максим выдёргивает купюру из пальцев Руслана, намеренно выдерживает паузу, приподнимает подбородок, затягиваясь, затем медленно вынимает изо рта сигарету второй рукой и выдыхает, чтобы наконец произнести: — Нет. Он приподнимает руку, демонстрируя косарь, зажатый между указательным и безымянным, и добавляет: — Это в счёт моральной компенсации за унизительное предложение. Пихает руку с наличкой в карман толстовки и снова затягивается, удерживая косым взглядом собственное спокойствие. Зарождение улыбки засчитывается как первый шаг: Макс так усиленно подсекает, вытягивая абсолютно безнадёжную ситуацию, но понимает, что сорвалось. — Бля, Русь, ты ёбнулся? Ты думаешь, я не вижу, что ты сейчас делаешь? Ну какой, нахуй, "подрочить за косарь"? Какого хера ты вообще всрался-то? Ты же САМ, блять, попросил меня к тебе в карман залезть, что началось-то вдруг? Макс чувствует, как его самого утягивает в какой-то блядский эмоциональный комбайн, и если этот придурок не огреет его бутылкой или не скажет что-то внятное в ответ, ему придётся оставить на воспалённой губе очередную зарубку. — Ты считаешь унизительным подрочить мне за косарь, но не считаешь унизительным предложение залезть в мой карман. Это так странно. И странно то, что я тогда просто предложил найти что-то в кармане, а не трогать мой член. Руслан задумчиво тянет гласные, расчёсывая щеку до красных полос, и наконец-то перестает пялиться на Максима. Будто вообще про него забывает и разговаривает с кем-то посторонним. Это отчасти правда: он разговаривает больше со своим внутренним голосом, как всегда и привык делать. Рассуждение вслух не дает сбиться с мысли и закапывает в размышлениях всё глубже, пока Максим делает всё то же самое, только молча. Он думает, что с Русланом всегда так. Только что ты бегал по зелёной лужайке, беззаботно хохоча, как в дешёвой романтической комедии, а в следующую секунду тебе в руки приземляется собственная нога, оторванная по колено, и вот ты уже стоишь в паутине растяжек, половина из которых ложные, но ты как-то не торопишься проверять. И винить-то по сути некого, следи за собой, будь осторожен, и получишь очередную подачку за пройденный уровень в виде шоколадной медальки. Но это, блять, не точно. У Макса этих медалек уже на три диабета, не случайно они дружат так долго, но вот этот конкретный уровень тупо непроходимый. Просто кто-то не хочет, чтобы его прошли. Поэтому они снова и снова начинают на респе, чтобы найти тысячу и один забавный способ сдохнуть, будто это и есть самоцель. И плевать, что Макс с детства ненавидит недосказанности и долбанного "Сапёра". — Я считаю, что ты сам не знаешь, чего хочешь. Унизительно, что сначала не принимаешь мой отказ и продолжаешь провоцировать, а потом бесишься, что я залез в твой сраный карман не так, как ты хотел, — у Макса всплывает ассоциация с кошкой, которую нужно погладить в одной исключительной точке G, чтобы она не отгрызла тебе ебало. — И если ты хочешь, чтобы играли по твоим правилам, то потрудись их хотя бы обозначить. Зная Руслана, его правило будет звучать авторитарно до скрежета зубов, неравноправно и категорично, как у настоящего контрол-фрика, погрязшего в душевных смутах и проблемах с доверием. "Помилуйте, царь-батюшка". Макс запоздало осознаёт, что курит фильтр и точным движением выстреливает окурком в жестяную банку, украдкой разглядывая выступающие на щеках Руслана расчёсы, которые так и полыхают загадками, как бархатистые персики с рынка заставляют гадать, какие они наощупь или на вкус… "Ему можно, а тебе нельзя". Руслан перестает мучить щеку и роняет руку, чтобы она бесполезным грузом повисла вдоль тела. Чем больше он рыпается, тем сильнее путается в собственных ловушках, и хочется беспокоиться о какой-нибудь мелкой ерунде, лишь бы оставить задачку потруднее на потом. Можно, например, пожалеть собственные волосы. — Тебе бы самому подстричься, — отвлекается Руслан на постороннюю тему и несильно хлопает Максима по щеке, проходя мимо и оставляя его мучить стриженными под ноль ногтями сбитые костяшки мыслей о том, как же стрёмно, тухло, мрачно... больно? доверять тому, кто тебе ни на грамм. Да и самому себе, походу, тоже. — Ну, так подстриги. За косарь, — Макс провожает его поворотом головы. Руслан его скорее налысо обреет, чтобы самому не так было обидно от того, что даже кардинальные меры не приносят покоя. И Максим не знает, что ему сделать, чтобы заменить водой канистры с горючим, которыми Рус, как последний придурок, тушит пожар. “Ну, не дрочить же на самом деле…” И как бы сильно Макс не хотел его со всеми потрохами и закидонами, со всеми страхами и провалами, максимум, что ему светит, это жадное тело, через которое не пробиться внутрь, как глубоко ты его ни трахай. Руслан не даёт вернуть себя к теме денег и прячет язык за зубами, чтобы обойти этот острый угол в разговоре. “Да хрен бы с ним, с этим косарём”. Не то чтобы денег так много, но и на позиции аналитика в крохотной компании он получает достаточно, чтобы платить за съём квартиры, чуть-чуть откладывать на ипотеку и раз в год гонять куда-нибудь на недельку. При этом привычки и предпочтения остаются прежними: тёмный "Козёл", стрельба сигарет и футболки, оставшиеся с выпуска из института. “Ах, да, и ещё старые друзья”. В этой тесной квартирке слишком накалено; отсюда хочет вырваться так же сильно, как из собственных границ и рамок. Руслан молча начинает обуваться, заталкивая шнурки поглубже, лишь бы только их не завязывать. Распрямляясь, он заставляет колени хрустнуть и покачивается, словив небольшое головокружение. — Хочу пройтись. Обувайся.