Гаптика

Дачное сообщество не боится ни бога, ни чёрта, а потому подъездные ворота не запирает, ведь есть новомодные камеры, направленные на главную дорогу, и кое-как освещённые проулки. Руслан легко находит сплошной высокий забор, скрывающий их будущее пристанище на ближайшие пару дней. Его родители живут здесь почти всё время, исключая поездки куда-нибудь или ночёвки то у одного, то у другого брата, а небольшая пенсия и сдача квартиры в городе покрывает все небольшие потребности. Но никаких бассейнов на улице, коттеджей или американских газонов: всё куда проще, зато чистенько. Участок на шесть соток, уютный дом, яблони в маленьком саду и куча цветов, высаженных с любовью, — что ещё нужно для счастья. — Всё, разгружаемся. Перекури пока, сейчас всё проверю, — Руслан хлопает себя по щекам после поездки и, подбадривающе улыбнувшись Максиму, выходит, припарковав машину во дворе. Ночной воздух дрожью пробирается за ворот с позывными сверчков, и Макс ёжится, чиркая зажигалкой под носом и на автомате провожая Руслана взглядом. Он видит его в полуденный зной под цветущими яблонями, разлёт тёмных кудрей спорит с порывами ветра, юные черты лица, припечённые каникульным солнцем, ловят золотую подвижность лучей сквозь листву и так красиво изменяются от улыбки, что у Макса, стоящего с сигаретой в зубах у капота бэхи, в груди всё сжимается с силой, отдающей куда-то в правую лопатку. Насквозь. Они приезжали сюда много раз. Помогали с огородом, мелким ремонтом, "дружбили" дрова, таская за ручки советской пилы с такой силой, что сбивали друг друга с ног, прыгали с тарзанок на озере и беззаботно жевали дары плодородной земли прямо с грядки, коротая знойные часы в прохладе теневых луж. Но сегодня Макс тут впервые. Он знал этот дом и участок, все мощённые дорожки и дверцы, но если бы всё это умело говорить, то хором бы сказало, что не знает Максима, который сюда приехал. У того, знакомого Максима, движения были шире, глаза больше, трава зеленее и вообще всё проще. Не было такой маниакальной жадности до деталей, взглядов исподтишка, у того Максима не щемило в груди при взгляде на лучшего друга, как у трепетной старшеклассницы при прочтении любовной записки. И сегодняшний Макс очень рад странному осознанию, что эти стены, заборчики и вёдра никому не смогут об этом рассказать. Сосновый запах — самый-самый любимый, и Руслан, сначала делает пару кружков вокруг дома, то исчезая в темноте, то появляясь под единственным фонарём у их дачи, прежде чем отпереть входную дверь и зайти. Маленький обзор внутри добавляет больше света, льющегося из окон, проверка газа тоже проходит на "ура", и только сейчас Руслан начинает ощущать усталость. — Макс, если ты думаешь, что я буду у тебя сигареты выпрашивать, то ты ошибаешься. Зацени, — он присаживается на ступеньки веранды и гордо показывает пачку "Винстона", а потом и сладко затягивается, прикурив с первого раза. — Ну вот, а я так надеялся... — Максим играет притворно плохо, капризно выворачивая интонации, чтобы скрыть, что он на самом деле расстроен. — Может, хоть зубную пасту у меня повыпрашиваешь? Или трусы, на худой конец? — он шутливо пихает ногу Руслана, поднимаясь по ступеням, и складирует их пакеты и сумки за порогом. — Трусы повыпрашиваю, это есть в моём программном листе, — услужливо соглашается Руслан, поджимая ноги, чтобы больше не попасть под раздачу. Ноги ему ещё пригодятся, чтобы набрать разбег перед прыжком в воду, ведь дно уже изучено, и можно не бояться нырять прямо с берега. Руслану не хочется вставать. От фонаря не так много света, хотя он и стоит перед домом, так что Большая Медведица всё равно подмигивает самой яркой звездой. Если и вставать, то только для того, чтобы отойти за дом и открыть для себя яркий небосвод и маленькое скопление звёзд, от которого рождается второе дыхание. Руслан не знает, почему так сильно тянет к Стожарам, но именно эти плеяды говорят о чём-то важном. О чём-то, что он уже успел забыть или что успел себе напридумывать, приняв за утерянное воспоминание. Двух ходок от машины хватает. Можно было бы управиться и одной, но повыёбываться Макс ещё успеет. Он закрывает бмв и отдаёт Руслану ключи, садясь рядом. — Хорошо тут. Только жрать всё ещё хочется, — он недовольно морщится, делая затяжку, и попутно оглядывает их владения на эти выходные. Руслан зевает и двигается, освобождая место для Максима. Тот, видимо, окончательно остыл, но Руслан не рискует вновь касаться чужой головы, хотя так и хочется пожалеть друга после жалобы о голоде. — Сейчас замучу тебе что-нибудь. Мне есть вообще не хочется, если честно, но оставить тебя голодным... Мне мать этого не простит. Скажет, что я хуёвый хозяин, — Руслан зевает, поднимаясь на ноги, и тянется за пепельницей, которая стоит на бортике веранды. — Только не мусори тут. Руслан сторонится, прибивается волнами к противоположному борту крыльца, и Макс не может не заметить в нём перемены. Снова перестроил что-то в своих сценариях, вплетая в стройную картину своих представлений новые правки, подумав за себя, за Макса, за королеву английскую, написал новые законы и тут же их принял. Молчание друга весь остаток дороги мельтешило значением, которое Макс всё никак не мог поймать за вертлявый хвост. Это он слишком резко среагировал, слишком буйно, слишком серьёзно выдал свою тираду, которая слишком была похожа на отказ от того, что, скорее всего, ему и не предлагали вовсе. Только Макс не просил его больше не трогать. Он чувствует пробегающий по шее холодок, и не от того, что Руслан рядом поднимается со ступенек и колышет свежесть ночного воздуха. Это чувствуется как дистанция. Как чопорное приветствие за полуденным чаем. Как чинное соблюдение суверенных границ, давно стёртых до основания. Максу хочется встряхнуть Руслана, держать его ближе, напоить до отказа уксусной водой, приговаривая: "Вернись, вернись", — и поглаживать по спине, пока он будет выблёвывать всю эту дурь, которой накачал себя по самые гланды. — Да я сам замучу, не парься... — но Руслан его не слышит, скрываясь за углом аккуратного домика. Макс берёт в руки пепельницу, тщательно тушит окурок и ухмыляется тому, как его друг боготворит порядок на этой небольшой территории. Даже зевая через каждое слово, он соблюдает чистоту, почти стерильность, как хирург в операционной, заботясь о том, чтобы всё было на своих местах, под присмотром, аккуратно до идеальности. "Контролируемо". Но выглядит это так трогательно, что Макс не может себе позволить этим пренебречь и выставляет настройку по умолчанию, принимая за правило следить за собой и не оставлять следов. И следить за Русланом. Но это не по настройке, а просто из интереса, куда он там так целеустремлённо подевался. За домом словно портал в другой мир: Руслан, зайдя на эту территорию, чтобы проверить маленькие грядки, замирает и смотрит на небо. Так темно и волшебно, просто идеально для тайных поцелуев, и легкий смешок сам по себе рвётся наружу. Максим заворачивает за угол и тут же делает два шага назад, скрываясь в тени дома, чтобы случайно не нарушить умиротворяющую картину: стоя среди цветущих растений, названия которых Макс вряд ли когда-нибудь слышал, Руслан подставил лицо под небесное полотно, которое, как добродушный дедушка для посетившего внука, услужливо показывало ему старые диафильмы с космическим свечением, дошедшим до них сквозь миллиарды световых лет. Максиму хочется подойти и сомкнуться висками, чтобы смотреть в одном направлении, тыча пальцами в пространство над головой и шутить что-нибудь про Илона Маска. Пока он шпионит за Русланом из своего укрытия, в памяти сама собой всплывает песенка, которую в детстве пела мама: "Он всё звезды изучает, ночью дома не бывает, вот за это я его люблю", — и Максим ерошит волосы, возвращаясь к крыльцу. Флоксы отравляют воздух медовым запахом, особенно сильно раскрывая весь свой потенциал именно после заката, и Руслан хочет позвать Максима, чтобы разделить этот момент, но негласный договор со внутренним эгоистом настойчиво тычет в пункт, гласящий о том, что тайные желания использовать запрещено. "Вот же порядочная тварь". Он приседает к грядке, проверяя её влажность, и вслепую нащупывает колючие огурцы. Как раз его очередь следить за домом на этих выходных, но и соседи свой гражданский долг выполнили, не забыв всё полить. — Макс, помоги всё разобрать. Достань только важное, на всякую мелочь забей, — громко просит Руслан, набирая несколько огурцов для перекуса. Максим зарывается в пакеты с головой по просьбе друга, играя в древнюю детскую игру "съедобное/несъедобное", группирует все вещи по кучкам и кладёт туда, где их будет удобно найти, в конце запихивая почти пустую сумку под обеденный стол от глаз подальше. Когда он раскладывает в ванной их немногочисленные принадлежности, то слышит шипение масла, тонкий запах еды, и моментально исходит слюной, думая только о том, как долго будет остывать сосиска, прежде чем её можно будет безболезненно зажевать. — Ма-акс? Максим! — зовёт Руслан, накрывая простой стол и на всякий случай включая чайник. — У меня два вопроса. Первый — ты чаем перебьёшься? Или достать что покрепче? И второй — нормально, если я тебе в общей комнате расстелю? Или, если парит, что она проходная, могу в нашей с Андрюхой всё подготовить. Раньше они всегда спали именно в комнате братьев, выпихивая Андрея в зал, и аргумент для этого был простой: Максим друг Руслана, так что и спать они должны вместе, но не ютиться же на одном диване. А сейчас вариантов море — аж целых два — только комнату родителей он не предлагает и хрустит огурцом, оперевшись спиной на кухонный гарнитур. — Не, я пас. Выпить было бы неплохо, но мы же спать пойдём, — он отзывается приподнимая голову и запуская звуковых голубей поверху, чтобы лучше долетели. — Стели в нашей... в вашей с Андрюхой, — Макс исправляется на ходу и моментально забывает, что он хотел ещё добавить. Спать совершенно не хочется, и уж лучше пялиться в потолок под руслановский храп в ставшей почти родной комнате, чем остаться наедине с разъедающим до костей чувством, что он выброшен на обочину. Выполнив партийное задание, Максим приходит к Руслану и тянет с тарелки половинку огурца, покрытую свежей испариной от соли. — Господи, за это можно убить любого и умереть самому... — Макс говорит с хрустящим огурцом во рту, при этом стараясь довольно улыбнуться. — И лучше тебе не вставать между мной и этими красотками, — он кивает на готовые сардельки, разбухшие от жарки по кусочкам. Потерявший всякую чувствительность от температуры лавы язык — это вполне справедливая плата за долгожданную еду, думает Максим, когда, наконец, дорывается до нехитрого позднего ужина. Да-да-да, очень плохо наедаться на ночь, поэтому он съест только большую часть, потому что иначе шансов уснуть вообще не будет. Руслан продолжает стоять у гарнитура и задумчиво растирает подбородок. В принципе, можно соблюсти старую традицию и действительно переночевать вместе, ведь расход по разным комнатам как раз и будет означать, что ситуация изменилась, а подчёркивать это ему очень не хотелось бы. "Да, всё логично". — Спасибо, Русь, ты спас меня от голодной смерти, — Макс дожёвывает то, что уже откровенно не оставляет его в состоянии "лёгкого насыщения", и расслабленно откидывается на стуле. — И себя. Потому что вой моего желудка не дал бы тебе уснуть. Кстати, там всё ещё две кровати? — он невинно смотрит на друга, на автомате придумывая гетеросексуальное оправдание своему вопросу, который по факту таким не является. — Чё сказал? — ощетинивается Руслан, когда до него доходит вопрос Максима. То есть друг всерьёз предложил остаться в одной комнате, допуская, что постели может быть не две? Или просто дразнит Руслана? Нашёл пидора на поводочке и играется, как с преданным животным, а как дать что-то взамен, так сразу натуральность просыпается. И пялится ещё так невинно, будто он не специально, но Руслан этому не верит. — Прибери за собой. Чай сам нальёшь, — бросает он, уже взлетая по лестнице и перескакивая через одну ступень. Ох, как же Макс любит запах ебучего напалма по утрам. И по вечерам. И вообще в любой непонятный момент, ведь если ничего не можешь сделать с ситуацией остаётся её только принять или свалить к чертям. А ведь очень хочется. Руслан реагирует так, как будто и не было никогда в их жизни годовалого периода взаимных подъёбов и неоднозначных касаний. Теперь нельзя не только трогать, но и говорить. Руслан скрывается на втором этаже: смотреть тоже нельзя. Можно только выполнять указания. "Спасибо, уважаемый майор Пейн". Чтобы не ссориться, Руслану необходимо найти себе дело, и для этого не нужно прикладывать миллион усилий: ещё постели не готовы. Родители спланировали дом честно, так что второй этаж просто поделили пополам, отдав часть братьям. В их комнате будто ничего не изменилось: те же кровати, тот же запах дерева, тот же шкаф со спрятанным зеркалом на дверце. Личные вещи тоже на месте, хотя большей частью никто больше не воспользуется. Старая одежда просто не налезает, книжки изучены вдоль и поперёк, а игрушки запылились. Руслан ищет постельные комплекты и чересчур сильно встряхивает пододеяльник, ещё раз вспомнив вопрос Максима. Вот зачем так подъёбывать, если Руслан вообще не давал никаких предпосылок к этому, а, наоборот, старался ухаживать и быть сдержанным? "Даже обидно". И он проговаривает это себе под нос, рассерженно взбивая подушки. — Надо было его нахуй послать и выпереть в зал, — отчитывает себя Руслан, перерывая шкаф и проверяя наличие хоть какой-нибудь нормальной одежды. Он забрал почти всё, как только начал снимать квартиру. Конечно, сжигать мосты он любит. Если не брать во внимание детские майки, можно померить футболки и даже какие-то старые треники, но точно не сегодня. Руслан замечает пару трусов, зависает и закрывает шкаф, оставшись с пустыми руками. Ступеньки чуть скрипят, когда он бегло спускается вниз и начинает всё осматривать. Ещё одно показушное дело, но теперь ему действительно кое-что любопытно, а именно — принцип, по которому Максим раскладывал вещи. Руслан усердно старается не злиться, но обида вкупе с накатившей усталостью делает из Максима если не врага, то точно соперника, который делает пакости. Руслан знает, что в этом вопросе Макс точно хотел помочь, но благими намерениями выложена дорога в Ад, так что теперь бедный-бедный Рус горит в синем пламени гнева. — Ну блять, как тут что найти?! Максим! — не выдерживает он, не обнаружив в ванной зубных щёток, а на диване в зале — одежды. Макс хмурится, отмывая тарелки и сковородки, аккуратно укладывая остатки еды в холодильник. По звуку приближающихся шагов он отчётливо слышит, как же сильно Руслан взвинчен. От друга чуть ли не пар валит, он похож на быка, сбежавшего с корриды, и в метаниях из комнаты в ванную и обратно его глаза ищут только то, во что можно было бы хорошенько разбежаться, но явно не то, что ему нужно, и тем более находится под самым носом. Призванный возмущением друга, Максим поднимает подбородок в вопросительном жесте и подпирает плечом дверной проём. Руслан резко останавливается посреди зала и плавным движением руки подгоняет воздух ко рту для более глубокого глотка. "Три, два, один", — счётчик чутка поломался, убрав все остальные цифры, но и этого небольшого отсчёта достаточно, чтобы не рвать глотку в оре. — Родное сердце, подскажи, пожалуйста, где я могу взять одежду и всё мыльно-рыльное? — тянет Руслан, искренне постаравшись улыбнуться, только выходит так, словно его по затылку лопатой переебали. — Знаешь, так хотелось бы помыться и завалиться спать. И я буду несказанно счастлив, если ты поможешь мне решить этот вопрос. Но, зная твою тягу подкалывать меня, разобью вопрос по частям: твоя помощь требуется в выдаче одежды и всяких мелочей, в душе мне сопровождающий не нужен. Макс спокойно и, возможно, слишком размеренно подходит к Руслану, с видом матери, которая пришла на зов ребёнка, неспособного найти то, чего искренне не видит. "А если найду?" Как по волшебству, под руками Макса оказывается сменная одежда и полотенца, уложенные на одну из вещевых полок рядом с диваном, где обычно всегда хранились всякие дачные расходники, типа футболок или старых рубашек. "Нужно всего лишь разуть глаза и посмотреть чуть левее, блять". Глубокий вдох. — Если этот рейдж я заслужил своими подколами, которые почему-то внезапно стали исключительно моей тягой, — Макс спокойно перекладывает вещи в руки Руслана, делая ударение на слове "внезапно" с таким видом, как будто Руслан в край оборзел, и неотрывно смотря ему в глаза, — то не смею больше докучать. Макс делает изящный поклон, после которого разворачивается и выходит обратно на кухню, бросая через плечо: — Если ты будешь способен сотворить моторное чудо и открыть шкафчик в ванной комнате, ты охуеешь, отвечаю, — Макс замолкает и сжимает челюсти, когда открывает холодильник, доставая из него пивную бутылку, которую примерно тысячу лет назад принес в его квартиру Руслан. Больше всего Макс не выносил несправедливых наездов. Особенно от Руслана, потому что от него они автоматически становились вдвойне несправедливыми. Потому что ради него Макс автоматически становился вдвойне исполнительным. Железная крышка пролетает далеко по столу, но Максим чтит свою новую религию и прицельно швыряет её в мусорное ведро со звуком ружейного выстрела. Костяшки белеют, когда ладонь сжимает горло бутылки с такой силой, как будто хочет выдавить из неё джина, и дать себе возможность загадать одно единственное желание: "Поставить Руслану мозги на место. Ну, может быть, и два желания…" Макс делает из горлышка пару больших глотков и достаёт телефон, чтобы хоть как-то разбавить горелый запах своих в очередной раз оторванных конечностей на минном поле имени Руслана. А тому всё-таки жаль, что в арсенале не хватает всех оставшихся цифр, потому что считать до десяти под биение сердца крайне полезно. Он ставит на то, что это вряд ли помогло бы на все сто, но точно остудило бы на пару градусов. Они не успели ещё и ночь-то вместе провести, а уже готовы убить друг друга. Самое отвратительное, если придётся спешно разъезжаться, когда дело дойдёт до серьёзной драки, и почему-то "если" к драке не применяется. Она точно случится, особенно после алкоголя, ведь тогда не станет сдерживающих механизмов, которые именно сейчас позволяют Руслану не огрызаться в ответ на все издёвки. На шутливый поклон он только закатывает глаза и смыкает губы, ведь месть — блюдо холодное, его не стоит сразу подавать к столу. Будет трудно объяснить Максиму, почему так сильно Руслана задела эта неуёмная тяга поехидничать, но разбивка на два фронта утомляет: если он обижается, то это очень удивительно, а если Максим, то надо успокоить его и прислушаться, как можно помочь. Взгляд застилает пелена злости вперемешку со страхом и смущением на дне. Может, Максим просто экстремал, и ему нравится ходить по лезвию? Нравится кружить вокруг огня и подставлять раскрытые ладони, а в тот раз в машине он просто не успел их отдёрнуть и нехило так обжёгся? Играется, дразнит, но Руслан отчасти сам в этом виноват, потому что когда-то начал позволять себе больше. Только он-то, блять, не думал, что всё это превратится в дёрганье за ниточки. Руслан как-то не вовремя вспоминает про ключи от бмв в кармане и вешает их в коридоре, попутно разглядывая, какое же великое занятие нашёл для себя Максим. Похоже, что в телефоне у него что-то крайне интересное, и горючая ревность делает новые вдохи тугими и болезненными. — Я передумал спать, ложись без меня. Уже взрослый мальчик, свою кровать найти смогу. Очевидно, это будет не та, на которой ты спишь, не боись, — Максим басит, не поднимая на Руслана головы, тот и так его прекрасно слышит. На язык так и просится шутка в стиле "да я и не думал спать с тобой", но Руслан готовит представление получше. — Ладно. Мне плевать.