Только ты и я

      Тьма. Она повсюду, не утягивает в пучину, а мягко обволакивает, словно завлекает. Наверняка клубится туманом у ног, узнать не получится — стоит опустить взгляд, так ничего, кроме той же темноты, не увидишь, будто и правда постепенно с ней сливаешься, не видя дальше кончика своего носа.       Очень тихо. Слышно только собственное сердце, оно не скачет галопом, напротив, бьётся размеренно, так, что каждый стук проходится волной по всему телу. А больше — ничего. Совсем. Только вот Серёжа расслабляться не спешит, потому что точно знает — это куда страшнее, чем самые жуткие картинки, на которое его сознание способно.       Последнее, что удаётся уловить, так это тихий шелест крыльев где-то на периферии. А в следующую секунду клубы тьмы разрезает собственный истошный крик, стоит чёрным, длинным пальцам — на секунду мелькнула мысль о тонких паучьих лапах — вцепиться в горло, надавить, постепенно вонзая когти в тонкую кожу, полоснуть, словно ножом по бумаге, оставляя отметины, что через мгновение наливались не кровью — чем-то тоже чёрным, вязким, оно стекало вниз жирными горячими каплями и растворялось в тьме.       Крик превращается в задушенный хрип, Серёжа чувствует, как вместе с этими каплями из его тела вытекает жизнь, из последних сил вскидывает руки, накрывая чужую кисть, силится оттолкнуть и замирает, когда ловит на себе взгляд золотистых глаз напротив. Они впиваются в душу не хуже когтей, гипнотизируют, вытягивают последние вздохи.       -…жа… Серёжа… Серёжа! — его зовут откуда-то сбоку, а может, сзади или сверху — Разумовский уже не соображает, лишь продолжает покорно глядеть в два золотых омута, на дне которых, кажется, разливалась кровь.       -Тряпка, — утробный рык прозвучал у самого уха, заставляя зажмуриться и вцепиться в чёрную кисть обеими руками как можно сильнее, насколько позволяет слабеющее тело, сжать зубы, рваные вдохи изменились на свист. Сергей, не помня себя, отрывает руку от своей шеи, грозясь вырвать жилы, и распахивает глаза.       Простыня под ним мокрая от холодного пота, что градом лился по спине. Руки сжаты над тяжело вздымающейся грудью.       -Серёжа? — парень не поворачивает голову, однако боковым зрением видит Юлю.       Она стоит на коленях на кровати, обеспокоенно вглядываясь в его лицо. Сергей всё ещё не смотрит, потому что взгляд его направлен прямо, туда, откуда его вновь прожигают свои чужие очи, зрачок сузился настолько, что стал едва заметной полоской и утопал в золоте. Он никуда не делся.       Взгляда оторвать не может, чувствует, как Юля расцепляет его руки, берёт их в свои, говорит что-то ещё. Пчёлкина замечает, куда смотрит Сергей, лихорадочно соображает, что делать. Включение света не поможет, по словам самого Серёжи, тварь его не боится вовсе.       -Серёжа, — вновь зовёт Юля, отпускает его руки и, недолго думая, ложится прямо на Сергея, аккуратно опускается, затем обхватывает ладонями его лицо, -Серёженька, смотри на меня, пожалуйста, давай, — парень смотрит куда-то сквозь неё, совсем не реагирует, -Здесь только ты и я, посмотри, ну, давай.       Разумовский чувствует тяжесть чужого тела, боится отвести взгляд и посмотреть в лицо напротив, ведь ожидает снова увидеть там золото.       Юля хочет закрыть его, спрятать, защитить от его собственного демона, но нет, всё бесполезно, это чудовище одним взмахом крыла смахнёт девушку, как пушинку, перед этим переломав ей кости.       По щекам текут слёзы, картинка становится смазанной. Слёзы ему утирают, отчего Серёжа неожиданно моргает, а когда взгляд снова фокусируется, то видит перед собой не золотые диски луны, а знакомые глаза. Даже в темноте отличает, что они карие, тёплые и родные.       -Всё хорошо, — Юля придвигается чуть-чуть, покрывает лёгкими поцелуями влажную кожу на щеках, поглаживает большими пальцами, целует горбинку на носу.       Серёжино дыхание выравнивается, он поднимает руки с постели, обнимает девушку, прижимая к себе крепко.       -Всё хорошо, — говорит уже сам, приглушённо, чувствуя, как ему на шею капают чужие слёзы. Ласково отстраняет Юлю, чтобы бережно поцеловать дрожащими губами в лоб.       Так они и засыпают, под размеренное дыхание друг друга, лежат в обнимку до того момента, когда тьму разгоняют, на этот раз, первые солнечные лучи из окна.