Глава первая.
Проданная в рабство.
Эта провинциальная деревенька насчитывала население не более тысячи человек. Многие были знакомы лично посредством приезжающих сюда часто продуктовых ярмарок. Каждый набирал полную корзину спелого винограда, яблок и груш. Ни один итальянский ужин также не обходился без кусочка сыра и отборного красного вина. Такова их натура и традиция. Очередная ярмарка открылась на прежнем месте недалеко от недавно построенной церкви с высоким узким куполом чёрного цвета и переливающимся на солнце кристаллами. Ходящие туда молиться или в церковный хор итальянки не раз заглядывались на знатных столичных торговцев. Те в свою очередь рассматривали их в качестве будущих рабынь или любовниц. Странным было то, что каждый извлекал свою выгоду, совершая абсолютно омерзительные вещи. Однако в последнее время это стало почти традицией: у каждого богатого мужчины имелась любовница на стороне, а то и не одна. И нет, это не считалось дурным тоном! «О темпора, о морес!» – перевернулись в грабу латины с крылатой фразой «о времена, о нравы». И никто тебя карать за любовницу не будет. В этом то и была проблема… Выйдя на свежий воздух, у неё непривычно закружилась голова. Это все чудесный легкий ветерок, шепчущий о наступающем лете. Игривое майское солнце грело её обнаженные плечи и пекло пшеничные волосы. Подставляет милое личико к небу и улыбается. На ней легкий хлопковый сарафан и старые чёрные сандали с белыми гольфами. Обычная ученица церковно приходской школы. Она ходила сюда, чтобы не видеть бедность в тесных обшарпанных стенах родного дома. Ходила, чтобы не плакать, видя уставшего отца, который, разрывая себя на части, трудился круглыми сутками. Ходила сюда и ради симпатичного преподавателя. Который, к сожалению, был женат и имел троих детей – копий себя. Он, конечно же, не дурак и давно знал о ее чувствах. Но в силу своей преданности семьи, не мог закрутить с молоденькой красавицей роман. — Виктория! — Услышала она за спиной тяжёлый мужской голос. Поворачивает голову, сталкиваясь со злым, недовольным голосом старшего преподавателя. — Ты, кажется, что-то забыла, нет? — Нет, вам показалось. — Ничуть не смутилась она, разглядывая свои белые трусики, который брюнет сжимал в большой ладони пока не побелели костяшки. — Я вызываю отца! Она показала ему средний пальчик и убежала со двора школы. Оказавшись за калиткой, заметила в толпе соседей затылок отца. Крикнув ему, ускорила шаг и быстро догнала его в первом ряду ярмарки. Он как раз приценивался к красным блестящим яблокам, расположенным аккуратной кучкой на деревянной подложке. Цена была слишком высока для их семьи, но он знал, как его девочка любит красные яблоки, а потому и желал отдать купцу последние деньги. Виктория рассматривала стоящего за прилавком высокого статного мужчину лет сорока и крутила на пальчике белокурый локон. Ей не стоило никакого труда состроить симпатичные голубые глазки, крадя при этом желанные яблочки. Под ее влиянием мужчины словно впадали в гипноз, не желая замечать ничего вокруг. Но её добродушный и до безумия честный отец в этот раз не позволил ей этого сделать, а потому и оттолкнул её в сторону, когда пальчики уже лежали на заветном фрукте. — Давай ты не будешь снова заниматься воровством? — Деликатно попросил он, вручая ей лёгкую плетеную корзинку. — Какое воровство, папа? Простая ловкость рук и никакого мошенничества. Я экономлю нам деньги, потому что вижу с каким трудом они тебе даются. — Мне не жалко никаких на тебя денег. Но давай договоримся, что это был последний раз? — Не могу тебе обещать, папочка. — Виктория схватила яблоко и аппетитно откусила большой кусок. Сладкий сок стекал с ее пухлых губ, привлекая к себе все мужское внимание. — Так, отправляйся домой. Учи ноты, я не хочу снова краснеть за тебя в школе! — Иду, папочка, иду. Взяв ещё одно яблоко, кладёт его в корзину и идёт через весь торговый ряд домой, строя дядечкам глазки. По дороге встречает бродячего пса и кормит это остатками фрукта. Тот с удовольствием съел все, облизавшись несколько раз и внимательно выслушав ее рассказ о тяжёлых буднях девочки-подростка. Оставляет калитку приоткрытой и заходит в прохладный дом. Сбрасывает туфли, платье и бегает по своей комнате, наслаждаясь воздухом, проходящем сквозь её стройное тело. С приходом отца надевает домашнюю одежду и выходит на кухню. Его сильные большие руки дрожали от тяжести корзин и казённой работы за копейки. Ей ужасно было жаль его, но ничего она поделать с этим не могла, лишь беря на себя всю домашнюю работу. Помимо неё, у отца ещё двое детей. Младшая сестра жила вместе с ними, а старший сын не хотел знаться с отцом и жил в другой семье. Однако он все равно помогал ему в силу своего характера. Хоть Виктория и пыталась его несколько раз переубедить в излишней посторонней помощи, тот не унимался, приняв на свои плечи новый груз в виде работы в ближайшем маленьком городке. У отца блондинки странная натура. Она ещё нигде не встречала более честного, доброго и порядочного мужчину, чем он. Потому он и был единственным мужчиной во всей ее жизни, а больше ей никто и не был нужен. Только она успела рассмотреть покупки отца, как за спиной послышался мужской голос. Сначала она подумала, что тот злой преподаватель все же решил навестить их дом, но быстро отмела этот вариант, поскольку голос был другим. Разворачивается на пятках и видит того самого купца с рынка, торгующего такими вкусными яблоками. В отличии от местных мужчин этот был высоким и стройным с аккуратной ухоженной стрижкой и красивым лицом. — Яблоки понравились? — Скалился он, все ещё стоя на пороге дома. — Они очень сладкие. — Сам выращиваю. Разрешите представиться, Адриано. — Он сделал реверанс и шагнул в комнату. Виктория переглянулась с отцом, но тот лишь виновато опустил лицо, смывая с рук мыло вместе с грязью. Ей не понравился этот гость. Была в нем какая-то надменность и власть, даже несмотря на тактичность, грамотную речь и воспитанность. — И что же вам нужно, Адриано? Боитесь, что я взяла яблоки без разрешения или оплаты? Могу это исправить. — Виктория! — Пригрозил отец. — Не стоит, Фаусто. — Ещё пара уверенных, лаконичных шагов, и он стоит в паре сантиметров от напряжённой и рассерженной Виктории. — Цель моего визита состоит в том, что я забираю вас. Отныне и навсегда вы принадлежите мне и только мне. — Что? — Почти вскрикнула девушка, натыкаясь бедром на стол. — Папа, что он несёт? Выгони его. Сейчас же. Я требую! Но Фаусто не сделал ровным счётом ничего, все также стоя у раковины с опущенным виноватым лицом. В голове блондинки назревала версия, но она старалась отмести ее на последний план. Но эта страшная вязкая тишина так и твердила ей об обратном – она поняла все именно так. Её продали в рабство. Продал самый близкий человек. Единственный, кто был неравнодушен к ней и любил сильнее жизни… продал её. Совершил самое страшное предательство. От этого колючего осознания её глаза наполнялись слезами, а на душе вырастала тяжелая каменная стена из недоверия и ненависти отныне ко всему мужскому полу на свете. Адриано рассматривал её тело как новую возможность, не стесняясь уже ничего. Вся его воспитанность, такт и прочее растворились в брошенном на стол мешке с деньгами. Они громко загремели, сталкиваясь с деревянной поверхностью. И сумма там наверняка приличная, раз мешочек так тяжело упал. — Как ты можешь, папа?! — Я забочусь о тебе. — Он поднял свои красивые глаза, которые также как и глаза дочери, наполнены тяжелой пеленой слез. — Ты переедешь с ним в город. В Рим! Это же твоя мечта. Там будет достойное образование, достойное жилье и одежда, которую ты захочешь. Адриано даст тебе все, что ты пожелаешь. Даст то, чего я не смог и не смогу никогда. Девочка моя, ты не должна здесь оставаться. Я же знаю как ты мечтала о Риме вместе с мамой, о богатстве и подружках. Там у тебя будет все. Так будет лучше. — Срывая голос на шёпот, клялся отец, чуть ли не падая перед обиженной блондинкой на колени. Она, не выдержав разрывающей её боли, подбежала к нему и крепко схватилась за плечи. — Ты продаёшь меня в рабство, папа! О каком благополучии и заботе ты говоришь? Я счастлива здесь! С тобой, с Моникой, с дворовым псом, с этой чертовой школой! Я счастлива именно здесь. Я хочу быть здесь, а не в каком-то Риме во власти чужого незнакомого мужика. Папа, ты правда готов продать меня? Ты правда выбираешь вместо меня деньги? — Хватит этой драмы. Фаусто, ты обещал, что никаких истерик не будет. — Строго приказывал брюнет, хватая Викторию за предплечье. — Нет! Нет! Нет! Я никуда не уйду из своего дома. Забирай свои грязные деньги и тухлые яблоки! Я проклинаю тебя, так и знай. Урод! Убирайся из нашего дома. Папа, папа, папочка! Сделай что-нибудь! — Кричала Виктория, сидя перед отцом на коленях. Обстановка накалилась до предела. В воздухе смешались отчаянные крики девушки и недовольный лепет Адриано. Омрачали ее и отчаянные вздохи отца Виктории и его бездействие. Он не мог смотреть на это, но и поделать ничего с этим тоже не мог. Ситуация совсем вышла из-под контроля, когда рабовладелец схватил девушку на руки и прижав к груди, быстрыми шагами спешил выйти из бедного и старого дома. На все сопротивления голубоглазой он не реагировал, крепко сжав её запястья сильными руками. Виктория била его, не жалея сил и продолжая обливаться слезами с бешеными криками помощи у отца. Но он даже не показал своего лица в окне, когда девушку все-таки усадили в огромную карету с резными окошками и ручками. Она грозилась выбить окно ногой и сбежать, но на это Адриано лишь громко рассмеялся, не обращая на неё никакого внимания. Виктория закрыла руками глаза, понимая насколько же она беспомощна и бесправна в этом мире. Ей не верилось в то, что ее так зверски могли вырвать из родного дома и волочь непонятно куда. Она отказывалась верить и отцу. Он не мог её вот так вот просто продать, отдать в рабство чужому мужчине. Он не был на это способен. Девушка почувствовала родную горячую ладонь с мозолями на своей грязной, изодранной в кровь о колючий порог дома (из-за торчащих гвоздей) щиколотке. Спрятав руки, рассматривает красное и печальное лицо отца. Он что-то шепчет ей, вдавливая в маленькую мокрую ладонь тот самый мешок с деньгами. Виктория много раз кивает, сжимая ладонью пальцы отца и снова впадает в истерику. Когда же дверь снова кровожадно закрыли, почти отдавив мужчине руку, она оказалась отрезанной от собственного дома. Больше ей не удастся увидеть родные добрые глаза отца, больше она не услышит звонкий смех младшей сестры и не услышит до боли знакомого голоса любимого преподавателя, о котором мечтает перед сном каждую ночь. Блондинка отправлялась на карете с бешеными конями в ад, в самую его преисподнюю. Где с нагнетающим видом и тяжелой плеткой стоит её хозяин, позволяющий себе любые крайности. Виктория уже давно не маленькая девочка и все понимала. Понимала зачем сюда приезжали такие, как Адриано. Ради поиска рабыни для утоления своих грязных мужских фантазий. Все это настолько утомило ее, что голубоглазая сама не заметила как уснула.***
Итан настолько был вовлечён, что после прочтения первой главы заметил, что время давно перевалило за полночь, и внизу стало тихо. Должно быть, ребята уже давно спали. Оставляет книгу на полке и спускается вниз, на кухню, чтобы попить воды. Но кухня не пустовала, освещая бледной лампочкой стол, над которым склонившись, сидел Дамиано и что-то тщетно записывал. Вычёркивал, вырывал листы и снова записывал. На диване в гостиной склонив головы на плечи друг другу спали Вик и Томас. У обоих так смешно во снах дергались ноги, что Итан почти смеялся вслух. Тихо накрывает их пледом и заходит на кухню. Ему было непонятно как сейчас к нему относился Дамиано после их ссоры. Он знал, что его друг слишком вспыльчивый, однако есть очень много и других факторов, способных либо ухудшить ситуацию, либо же наоборот направить в другое русло, после чего он добрый и невинный как раньше. — Не спится? — Спросил брюнет, оставляя карандаш в переплёте тетради. Зажигает сигарету и предлагает барабанщику. Тот соглашается и садится напротив. — Книгу читал, вышел немного отдохнуть и выпить воды. Я думал, вы давно спите. Что ты пишешь? — Песни переписываю. — Смотрит в гостиную на диван, где сладко спала его любимая. — А то видите ли нашей принцессе они не понравились. — Ты поосторожней. Мне кажется, что она даже во сне слышит все, что о ней говорят. А потом утром тебе это припомнит. — Да нет, мы уже поговорили на этот счёт. — Тихо хихикал он, стряхивая пепел. — Вообще, я хотел бы извиниться и сказать тебе спасибо. Ты действительно был прав. А я не подумав, начал оскорблять тебя и нести полную чушь. Прости меня, Итан. Ты был прав, мы ни черта не делаем. Вик и Томас уже вставили мне «пару ласковых». — Да ладно, все бывает. Это далеко не первая наша ссора. В чём-то и ты был прав, в чём-то и я. В любом случае, это случилось. Давай оставим это в прошлом и просто будем дальше работать? — Я за. Спасибо тебе за пинок под зад. Я часто в нем нуждаюсь. — Обращайся. Всегда рад пнуть. Ну что? Давай вместе что ли писать? — Окей, босс.