Квай-Гон Джинн попадает в Гарри Поттера

…Квай-Гон привстал на локтях, и сжал между пальцев траву: тёмную и неожиданно острую. Квай подтянул колени и сел. За спиной, — он облокотился, и по позвоночнику пробежали мурашки от холода, — оказался высокое, древнее дерево: вся кора с него слезла, оставив один только гладкий, оголённый белый ствол. Было похоже на клык крайт-дракона, пробивающий гниющую плоть… «Явно не газон», — подумал Квай-Гон. Скорее поляна. Неестественно круглой формы — идеальный круг. Квай-Гон поднял голову, и постарался дышать чуть тише: на той стороне, ровно напротив— как острия часовых стрел в полдвенадцатого, — ровно напротив него самого лежал большой чёрный пёс. Он был ранен. Пёс тяжело дышал и, не поднимая тяжёлой головы, тихо косился на него. Листва тихо шипела, ветер прокрадывался по траве, словно пробегая по ней стайкой змей — таких зелёных, что было не видно в траве, и вовсе невидимых. Квай-Гон поднялся, и сделал несколько шагов к псу. Пёс заворчал, словно заворочал в груди старый, давно не заводимый двигатель — что-то хлюпнуло, и пёс закашлялся: пара багровых, оставляющий ярко-красный цвет по краям, капель скользнуло по листьям. Пёс, на мгновение приподнявший голову, снова уронил её и поморщился. Квай-Гон, уже не боясь подошёл к нему и опустился рядом. Пёс заворчал сильнее. — Эй, ну чего ты, не ругайся на меня, — беззлобно успокоил его Квай. — У тебя кровь, видишь, — он быстро повёл рукой по окровавленному боку, и поднёс окрасившуюся в красный ладонь к морде дёрнувшегося пса. Тот не без усилия поднял голову (отчаянно вцепившись выпущенными когтями в траву) и, помедлив секунду, задумчиво лизнул ладонь.  — Ага, металлом отдаёт, — улыбнулся Квай-Гон, и негромко, доверительно добавил: — Я-то уж знаю. Пёс покосился на него и, кажется, нахмурился. Снова подул ветер: не холодный, но и не несущий жару. Пёс, покорный сломленное дерево, опустил голову, и тихо фыркнул, смотря прямо перед собой; «Делай, что хочешь», — словно говорил он. — Я сейчас посмотрю тебя, хорошо? — обратился к нему на полном серьёзе Квай-Гон. — Только не кусай меня. Пёс ничего не ответил. Квай-Гон аккуратно приподнял его переднюю лапу, отведя её вверх и вбок: как раскрывают крыло убитой птице. На полгруди и до локтя с внутренней стороны лапы: шерсть слиплась, и местами стала жёсткой от засыхающей крови. Рану нельзя было увидеть. — Так. — сосредоточенно проговорил Квай, ни к кому не обращаясь: скорее инструктируя сам себя. — Кровь засохла — там раны нет. Там где кровь свежая… — он, поглощённый, коснулся было место предполагаемой раны — но пёс взвизгнул и дёрнулся, царапнув его колени задними лапами. И тут же затих. Даже не посмотрел — словно усовестившись. — Не царапайся, — Квай-Гон придержал его задние лапы одной рукой; другой он сорвал пучок травы, не боясь порезаться, и попытался провести по окровавленной шерсти. — Держи лапу, ну. — серьёзно скомандовал он, и пёс, покосившись, поднял на весу раненную лапу. Квай-Гон поднялся на ноги, и обросил себя взглядом. «Штаны, — подумал он, — слишком длинные. Если я оторву низ штанины — ничего не случится». Он наклонился и рванул на себя тот лоскут, который обычно подворачивают. Это он повторил и со второй штаниной. Так в руках у него оказалось два лоскута. Одним он сразу, опустившись обратно рядом с псом, протёр ему рану. — Только лапа ранена, смотри. — заметил он. Пёс внимательно (или покорно) слушал. — Да и кто тебя так? Не твой брат, это точно… У тебя пасть смотри какая, — Квай хмыкнул, и снова обратился к ране, внимательно изучая её, чуть меняя наклон головы. — Тут как будто… змея, что ли? Но следы слишком рваные. Тебя укусила змея, получается, а ты ещё сорвал? — спросил он с таким видом, словно ожидал ответа. Пёс поднял голову и теперь внимательно смотрел на него. Прошла минута молчания. Но никто не чувствовал себя неловко: Квай-Гон ждал, пока пёс ответит, а пёс ждал, пока Квай-Гон сделает что-нибудь — или не скажет, что он может идти. — Ладно. «Змееборец». Или какая гадость у вас тут водится. Кусает честных собак, а? — Квай улыбнулся, а пёс непонимающе (или удивлённо) моргнул. Квай-Гон поднял второй лоскут, сложил его вдвое и приложил к лапе с раненой стороны. Потом достал из кармана скотч, захваченный из дома, и перемотал его таким образом, что склеил клейкую сторону между собой, «опоясав» собачью лапу по плечу и закрепив тканевую прикладку — этакий пластырь, только не зацепленный намертво на собачью шерсть. Сейчас кровь остановится, пёс, как и всякое животное, сцарапает его, но рана тогда уже покроется защитной «плёнкой» сукровицы. Впрочем… Было бы неплохо найти хозяина пса. Тот не выглядел уж слишком диким: не лохмат, не грязен, вшей нет. Да, гуляет самовольно. Но это бывает нередко: Квай-Гон слышал, как хозяева отпускают своих охотничьих псов в собственные огороженные угодья; пару раз в месяц пускают туда новых грызунов и копытных — и наблюдают с динамичных камер, как гоняют их псы. Тех, кто гоняет «неправильно» или «плохо» — … Квай-Гон мотнул головой. Он не хотел думать про это. Другое дело, что в таких местах всегда есть определённые точки у края изгороди — где псов кормят и пересчитывают живые люди. Пёс должен знать это место. А люди — Квай-Гон скажет им, что пёс ранен, и они уже нормально вылечат его. А самого Квай-Гона выведут к дому… Где бы это не было. Он не мог объяснить себе, как попал сюда — но люди, живущие здесь, должны дать этому объяснение. Это их мир, и здесь это, наверное, нормально. «Наверное, искривления в пространстве, — подумал Квай-Гон, — Миниатюрные чёрные дыры. Странно, конечно, что меня не разобрало на атомы…» Но об этом позже. Он наклонился, чтобы поднять на руки пса (всё ещё считая себя двухметрового росту), но пёс вывернулся и вскочил на три лапы. Неловко качнулся и, не дав себя поймать, отпрыгнул на трёх в сторону чащи. — Эй, — окликнул его Квай-Гон, — куда ты так быстро? Он сделал несколько шагов к псу. Пёс снова отпрыгнул на трёх и обернулся на него. Квай-Гон снова попытался подойти — но пёс снова отпрыгнул. Так продолжалось порядочно времени. — Нет, куда ты меня ведёшь, собака? — беззлобно, но и не без недоверчивости бросил псу вслед Квай-Гон, останавливаясь. Пёс не понимающе обернулся, и кратко заскулил. «Эй, тут совсем немного, едём», — словно говорил он. Квай-Гон выпрямился и помедлил. — Слушай, если ты ведёшь меня к таким, как ты, и вы собираетесь съесть меня, — Квай сделал пауза, скрещивая руки на груди. Пёс не издал ни звука, все также смотря на него в обороте. — Если вы… Он хотел сказать что-то про то, что если они собираются съесть его, то … но вовремя вспомнил, что пёс вряд ли понимает его. — Пошли, ситх с тобой. Пёс словно вскинул брови, чему-то удивившись, но Квай уже шел вперёд. Пёс что-то фыркнул и побежал вперёд. Вскоре показался дом. Среди мрачных, темных деревьев — совсем не похожих на те, что были на той странной поляне, — он выглядел ещё более мрачно и пугающе. Ветер в этой части леса был сильнее, и ни на секунду не прекращался — он дул с неизменным, пугающем своей монотонностью постоянством. И, наверное, именно от ветра казалось, как-будто в в темном домике кто-то выл. — Как будто… — Квай хмыкнул, — «Скулящая хижина». Пёс не ответил даже жестом, а лишь молча скользнул в приотворенную дверь — и затих. Квай-Гон остановился. По его ощущениям ещё не должно было потемнеть — они были в ходу лишь час, большее — два, а когда он попал сюда — было, судя по разговорам и поведению тех двух местных, кого он успел увидеть, раннее утро. Конечно, он мало знал ещё о времяустройстве и человеко-часе той планеты на которую его занесло, и всё же… Деревья, стоящие так плотно друг к другу, что ему до этого часто приходилось протискиваться сквозь самую широкую из щелей так, что локти ободрались, и даже на щеках, кажется, появилась целая дюжина ярко-красных, однако не кровоточащих царапин. И освещение в лесу совсем не поменялось — всё тот же серый, бесцветный полумрак царил там, где пространство не было заполнено стволами или переплетениями веток. Лес прямо не был предназначен для того, чтобы по нему ходили. — Прямо запретный лес какой-то, — пробормотал Квай-Гон и осторожно зашёл вслед за псом. Внутри хижины было пусто и пыльно, и как-то… Истерзанно? Как будто-то какой-то зверь в припадке бешенства метался и крушил всё, до чего могли дотянуться его лапы. А вполне себе длинные лапы его дотягивались даже до потолка. Квай-Гон отвернулся, и постарался не думать об этом — и том, где сейчас скрывается этот зверь. Половина комнаты была перегорожена чем-то вроде медицинской завесы, а сбоку от неё виднелся старый, погасший камин. Квай хотел было зайти и заглянуть за завесу, в поисках пса или его хозяина, но чей-то голос остановил его: — Привет, Гарри. Квай-Гон остановился и замер. Голос был хрип и даже болезнен, но в нем слышалась усмешка — может, и добрая, за неимением других. Голос доносился из-за занавески. — Простите, — начал было Квай, но голос прервал его: — Не ходи сюда. Я… — хриплый, сухой, рвущий горло кашель. — Я хотел поблагодарить тебя, Гарри. За пса. Да, спасибо, что привёл его. Вечно он убегает, ха-ха!.. Кха! Кха! Кха… Когда кашель наконец стих, Квай-Гон почувствовал, как у него самого невольно начало першить в горле. Он неловко откашлился. — Гарри, да, Гарри. Гарри Поттер, — с каким-то странным наслаждением и даже гордостью произнес голос. — Откуда вы знаете меня? — спросил Квай-Гон, решив не спрашивать про вариант, что обладатель голоса и раненного пса ошибся. — А, это… — снова кашель. «Да он совсем болен», — печально подумал Квай-Гон. — Знаешь, Гарри… Я так многое тебе хочу рассказать. Послышался скрип. Кто-то привстал на локтях на старой, заржавелой кровати, — из тех, что представляют собой подвешенную между изголовьем и поножьем железную проволоку, сплетённую в мелкую сетку. Такие ужасно скрипят и сильно прогибаются. И с них неудобно вскакивать в случае чего… Квай мотнул головой. — Кто вы? — Я? Моё имя тебе ничего не скажет, — с хрипловатый грустью заметил голос и прибавил: — Гарри, мой мальчик… Гарри… — Даже если ваше имя мне ничего не скажет — назовите его, — настойчиво потребовал Квай-Гон. — Ого, — голос удивлённо усмехнулся, — а ты пошёл в Джеймса. Молодец, парень… Я Блэк. Имя такое. Тебе это вряд ли что-то скажет, — заключил он, но в голосе слышались нотки надежды. «Может, тебе что-то всё же рассказывали обо мне», — словно добавлял он. Наступило недолгое молчание. — Я ничего не слышал о вас. Но обязательно спрошу у дяди Вернона и… — «Тёти Петуньи» — подсказал собственный голос, — и Тёти Петуньи, когда вернусь. — Ах, эти маглы! — воскликнул голос, и даже, на удивление, не закашлялся — а наоборот, быстро, взволнованно спросил: — Ты так и живёшь с ними? Они обижают тебя? — Я… Думаю, мог бы рассказать вам это в следующий раз, — уклончиво заметил Квай-Гон. — Конечно-конечно! — перебил его голос. — Я тебя понимаю. Тебе надо возвращаться… Секундная пауза. — Возьми немного, пригоршню, порошка там, в мешочке рядом с камином. Не наступи, аккуратно, он лежит на полу! Кха, кха, кха… — «Блэк» снова закашлялся. Квай-Гон взял пригоршню и обернулся, но обладатель голоса, чуткий к его движениям, словно пёс, снова заговорил — прежде любых его вопросов: — Встань в камин и скажи, только чётко и ясно: «Тисовая улица, четыре». Слышишь?  Просто скажи свой адрес. Вернее… — Квай-Гон услышал, как тот шепотом пробормотал «…вернее адрес этих их Дурслей». — Готов? — Да, конечно, — ответил Квай-Гон и спокойно вошёл в камин. «Странная планет, но здесь это у них, похоже, обычное дело. Что ж, Датомирские ведьмы тоже используют магию…» — подумал он. Естественно, никаких вопросов у него это не вызывало — только естественный, исследовательский интерес. — Мне говорить адрес? — из вежливости уточнил он. — Да, — отозвались из-за ширмы. — Только вытяни руки вдоль тела и лучше закрой глаза. И брось порошок под ноги. И, Гарри! Голос сделал паузу, и Квай-Гон понял, что интонация обязывает на неё отозваться. — Да? — Тисовая улица, четыре. Очень чётко. Ты меня понял? — Да. — Тогда давай. И ничего не бойся, слышишь, Гарри? Если эти Дурслеи станут тебя обижать, пришлёшь мне сову. — Хорошо, — ответил Квай-Гон, чувствуя желание поскорее попробовать новый способ перемещения. Если, конечно, этот «Блэк» не пытается его убить… Квай подумал об этом слишком поздно, и когда «этот Блэк» сказал: — Тисовая улица, четыре! — он машинально повторил за ним — и разжал кулак с порошком. — Тисовая улица, четыре! — чётко произнёс он. Порошок с тихим шорохом упал на пол. И к самому верху взметнулся зелёный всполох…