或許全部 - ВОЗМОЖНО ВСЕ

      Когда сяо Аи попросила у него разговора с глазу на глаз, Минцзюэ почти сразу же понял, о чем будет идти речь.       Говорят, что чужие дети растут быстрее своих. Но верно еще и то, что чужих детей видишь не постоянно, и Минцзюэ видел сяо Аи лишь тогда, когда она появлялась в Буцзинши с родителями и младшими детьми Цзян. Со стороны ему было прекрасно видно, что у этой вишневоглазой крохи общих черт с Вэнь Цин намного меньше, чем даже с Цюнлинем. К сяоди все уже давно привыкли, не замечали, что с возрастом он становится, наверное, похожим на своего отца. А целитель Вэнь Шиян, если не врали трофейные архивы, после войны переданные ему Цзинь Цзысюанем, был похож на Владыку Вэнь.       Цзян Аи же эту похожесть унаследовала в гораздо большей степени, что, впрочем, было и понятно. И если девочка после долгого отсутствия дома внезапно начала тревожиться (каким бы толстокожим Минцзюэ ни был, а у него было своих четверо детей, уж различить тревогу он мог легко!), то за причиной далеко ходить было не нужно. Она так внимательно смотрела ему в глаза, словно искала там что-то…       Да понятно что. То же, что, наверное, увидела в глазах матери.       Минцзюэ, конечно же, согласился. Сказал, что пришлет за ней кого-нибудь, как только будет свободен. И постарался с этим вопросом не затягивать: зачем мучить ребенка, который совершенно не виноват в том, что уродился в родную кровь?              Время он выкроил уже на второй день пребывания Аи в Буцзинши, вызвал ее через одну из служанок жены, чтоб не привлекать внимания. Приготовил все давно уже рассортированные документы. И сел ждать, перелистывая дневник собственного деда, в свое время ставший для него, как удар сабельным обухом по затылку. Но то для него, знавшего Вэнь Жоханя лично — и уже только в худшее его время. Малышка Аи же о нём, должно быть, и слышала редко — и смириться с тем, насколько действительность отличается от того, что представляли себе люди, у неё должно получиться легче.       В дверь постучали; Аи проскользнула в кабинет тихо, словно капля воды — Минцзюэ улыбнулся сравнению: кровь-кровью, но и воспитание с весов сбрасывать не стоит! — и почтительно поклонилась. Подняла голову, заметила его улыбку — и бросилась на шею, как когда была совсем мелкая. Минцзюэ обнял пигалицу в ответ — хотя Аи и рост, похоже, унаследовала от деда, но для него все, кто не Не, были мелковаты.       — Дядя Цзюэ, я так соскучилась!       — Соскучилась по любимой лошадке? Только встретились — тут же на шею взобраться попыталась!       Аи возмущённо взвизгнула. Но оспорить не смогла: Чифэн-цзунь, герой войны, глава ордена Не был любимой лошадкой для всех детей, которые вообще подпускались достаточно близко, чтобы забраться ему на шею. Просто потому, что у него были самые широкие — а значит и самые удобные — плечи, наибольшая грузоподъёмность — каждое плечо было отдельным «седлом», и самый обширный вид из «сёдел». На его плечах перекатались, пожалуй, все — даже Вэй Ян, пока был еще мелким шилозадым Ицяньцыбусином, а не наследником Вэй.       — Дядя Цзюэ, я уже взрослая!       Минцзюэ фыркнул: как же, взрослая, шпильку уже вкололи, жениху золото вдеть разрешили, скоро и взамуж отдадут. Согласился:       — Взрослая. Алая Роза Цзян, прекраснейший цветок среди бледных лотосов Юньмэна.       Аи слегка поугасла — значит, он не ошибся с причиной.       — Дядя Цзюэ… Я… Я хотела спросить тебя…       Он вздохнул и не стал ее мучить:       — О том, что ты похожа на Вэнь Жоханя, сяо Аи? Верно, похожа.       Аи опустила голову. Минцзюэ погладил ее роскошный, пушистый хвост, успокаивая: ничего не изменилось, она — всё та же Цзян Аи, а любой, кто посчитает иначе — слепой дурак. Подвинул к ней бумаги:       — Прочти, сяо Аи. Надеюсь, все поймешь сама. Большую часть описаний техник, да и прочего, что не успели разграбить, забрали к себе Чуньцю Вэй. Это и понятно, их право. Но кое-что было решено отдать на хранение нам, в Цинхэ Не — как тем, кто вряд ли станет использовать эти знания. Да и некоторое отношение к клану Не эта история имеет.       Аи бережно приняла бумаги. Глубоко вздохнула, набираясь смелости — и начала читать. Минцзюэ не мешал ей. Он специально разложил всё так, чтобы сверху оказался дневник деда, а за ним — собранные воедино и осторожно подшитые обгорелые листы из Безночного.       Вэнь Жоханя можно было считать кем угодно: безумцем, тираном, убийцей. Правда заключалась в том, что когда-то он был просто человеком, у которого были и сердечные привязанности, и друзья, и обычные человеческие интересы. Просто это было давно. Сейчас в Цзянху осталось очень мало тех, кто помнил его таким. Тех, кто знал его действительно молодым, а не его застывшую во времени, словно залитый бальзамом труп, оболочку, наполненную тьмой.       Вэнь Жохань когда-то дружил (Минцзюэ старательно отгонял мысли о том, что это могло быть и нечто большее, чем дружба) с Не Шаньцзянем, дедом Минцзюэ, о котором сам Минцзюэ знал лишь из родовых хроник и таблички в Храме предков. Молодой, исполненный горячности, начинающий артефактор поклялся, что отыщет способ избавить своего друга (и все-таки… друга ли?) от наследственной болезни всех Не. И искал — долго и упорно, даже внутренние интриги Вэнь, в результате которых третий сын стал Наследником, а потом и Главой, не смогли заставить его отказаться от этих поисков.       Но он не успел. Не сдержал свою клятву. Не Шаньцзянь погиб, едва успев подержать на руках своего сына. И хотя в его смерти стоило винить не столько искажение ци, сколько тяжелую схватку с демонической тварью, именно отравление ее ядовитой кровью ускорило течение болезни. Вэнь Жохань в горе и ярости отправился туда, откуда пришла тварь. А обратно вернулся уже не собой.       Минцзюэ было интересно: а если бы он знал об этом раньше, как бы он поступил во время войны, встретив Вэй Усяня — тогда уже ставшего Ди-цзуньши? И как бы пошла история, если бы он, зная, что делает луаньцзанская тьма с разумом и душой совершенствующегося, милосердно убил юного темного заклинателя?       Впрочем, нет. Лучше было не задумываться о таком, иначе даже его продирало льдом по хребтине. Сейчас все было так, как было — и было хорошо.       Фэни стекались в кэ, кэ — в сяоши. Минцзюэ сменил свечи в фонарях, зажег еще парочку. Зимний день на севере короток.       Наконец Аи отложила последнюю бумагу, тихая и серьёзная.       — Спасибо, дядя Цзюэ. Мне... Мне важно было это узнать. Скажи, а мама… Мама эти записи видела?       Минцзюэ покачал головой.       — Нет. Она не спрашивала — я не предлагал. Но если попросит — конечно, я покажу.       Аи сердечно поблагодарила его и ушла — всё же не дело в первый же учебный день нарушать комендантский час, сколько бы раз она ни была любимой племянницей главы, и Минцзюэ собрал бумаги обратно в защищенный печатями приватности короб.       Он не сказал ей, что был ещё один свиток — родовой свиток Клана Вэнь, куда вносился каждый рождённый младенец из потомков Вэнь Мао — и в котором отчётливо для внимательного взгляда было вымарано последнее имя. К Минцзюэ свиток попал уже таким, подправленным. Архивы Солнечного дворца, как, собственно, и весь дворец вообще, зачищали люди Цзинь Цзысюаня, он же и передал все эти документы в Буцзинши. Минцзюэ иногда — под настроение — позволял себе погордиться тем, что принял решение побрататься со своими пятью соратниками. Саньди Цзысюань оправдывал его доверие уже много лет подряд.       А вот уди и люди стоило немного настучать по головам за чрезмерную скрытность.       Хмыкнув, он придвинул к себе письменный прибор, растер тушь и достал две полоски «птичьего шелка» — бумаги для писем, что отправлялись почтовыми птицами.       «Есть разговор. Важно и срочно. Жду завтра».       Письма спустя пару кэ отправились с почтовыми соколами в Фэнхуан Во и Ляньхуа-У.       

***

      Названные братья прибыли чуть не с самого утра — видимо, перепугались срочностью, Минцзюэ редко посылал такие сообщения. Тем более перепугались, наверное, потому, что сейчас в Буцзинши были сяо Аи и Вэй Чансинь с Вэй Цин. Как бы Вэй Усянь ни утверждал, что ко всем своим воспитанникам и адептам относится одинаково, но были, были и у него любимчики. И эти двое к ним как раз и относились. Понять, почему уди носится с Вэй Чансинем, как с золоченым яичком, Минцзюэ мог — парнишка в самом деле был очень одаренным, трудолюбивым и вполне мог однажды стать льдом, что породит вода. Что такого особенного было в Вэй Цин, он пока еще не разгадал, однако знал, что абы кого Вэй Усянь своей яннюй не признал бы.       Ну а Цзян Ваньинь со старшей дочерью носился не меньше, чем Вэй Усянь со своими. Не зря же рядом с нею постоянно был этот… М-да, настоящий Тень — даже имя сложно запомнить, не говоря уж о том, чтобы заметить. Цзян… Цяо, Цяо, а вот как дальше? Минцзюэ помнил, что имя у парнишки Цзян было очень говорящим, только не при первом знакомстве с ним.       Махнув рукой на попытку вспомнить, Минцзюэ жестом пригласил побратимов сесть. Слуги принесли чайный прибор и закуски, он отослал всех и запечатал кабинет артефактом с тем самым заклятьем, которое однажды показывал им в беседке в Юньшэне Вэй Усянь. Научить создавать его тех, в ком не было цзюнь-ци, он так и не нашел способа, зато сумел вложить заклятье в артефакт. Их, насколько знал Минцзюэ, на всю Цзянху было ровным счетом шесть, как и Компасов Тени. И больше будет вряд ли.       Ваньинь нервно поглядывал то на него, то на закуски, но всё же взял себя в руки и принял пиалу. Усянь держался спокойнее — видимо, по его лицу понял, что несмотря на срочность ничего смертельного не приключилось. Минцзюэ позволил себе насладиться и чаем, и тревожными лицами напротив, а после приступил к делу.       — Меня здесь считают дурнем, неспособным отличить черное от белого? .       Ваньиню чай пошел не в то горло. Усянь хлопнул его по спине, укоризненно взглянул на Минцзюэ:       — Дагэ, за дурака тебя никто не держит — мы для этого слишком умны. Но умный весь век — глупый один миг, и сейчас этот миг наступил. Поясни, что тебя так возмутило?       — Я промолчал, когда вы с А-Цин решили спрятать голову горного снегиря, выставив хвост болотного чирка. И вроде бы все правильно сделали, в Цзянху уже, считай, нет тех, кто бы помнил, как тот снегирь в юности выглядел. Но время-то идет, скоро никто не поверит в то, что в драконьем гнезде из яйца вылупился драконеныш, просто похожий на феникса. Вы бы ещё подписали: «Здесь нет ни одного Вэнь» — тогда бы вам точно поверили!       Ваньинь напрягся и обиженно насупился одновременно. Усянь лишь мягко рассмеялся:       — Ах, сяо Аи… Дети так быстро растут. Да, здесь мы сглупили, но никто не мог предположить, глядя на кроху в три чи ростом, что она вырастет в такую красавицу.       — Этот бутон распустился в прекрасный цветок, тут не поспоришь. — Минцзюэ хмыкнул. — Только вы ведь понимаете, что долго скрывать всё не выйдет? Глаза есть не только у меня. Цзян Аи скоро станет супругой наследника и госпожой ордена, она обязана будет вместе с супругом посещать другие ордена и сама принимать гостей, не говоря уже о ночных охотах, на которые она вскоре будет готова выйти… Если вы, конечно, не собираетесь на всю жизнь запереть её в Чуньцю, в женских покоях, ввиду слабости здоровья. — Последняя фраза вышла особенно ядовитой.       — Ни в коем случае, — тонко улыбнулся Вэй Усянь, и яду в этой улыбке было ничуть не меньше.       «Правдивую» историю заточения матери своего мужа он, видимо, знал прекрасно, как и истину, которая под ней таилась. Сам Минцзюэ ее узнал уже после войны и очищения Облачных Глубин — Сичэню нужно было хоть как-то выплеснуть эту грязь из души, и Минцзюэ «подставил бадью», после вынужденный отпаивать эрди лучшим цинхийским байцзю и следить, чтоб пьяный в ленточку побратим ничего не утворил.       — Но персик, дарующий бессмертие, проще всего спрятать в обычном персиковом саду. Скажи, дагэ, Тяньянь тебе никого не напоминает?       Минцзюэ наморщил лоб. Вэй Тяньянь был похож на Вэй Усяня — такого, каким тот был до войны, по крайней мере глазами — когда не злился и они не превращались из туманных озер в чернущие смоляные провалы… Его на миг пробрало ознобом: именно такие, черные, были у того, чью голову он самолично снял с плеч у опорного пункта Хэцзянь. Глаза Вэнь Сюя отливали багрянцем лишь во время боя. И ростом… Ростом Вэй Тяньянь тоже давно превзошел своего старшего брата и даже Цзян Минфэна, скоро впрямь сравняется с покойным Бешеным Сюем, чтоб ему в Диюе было не холодно и не скучно.       — В клане Вэй не так уж и мало тех, кто так или иначе несет в себе наследие Вэнь, — легко пожал плечами Вэй Усянь.       — Скажи лучше, Цзюэ-гэ, — встрял Ваньинь, — откуда тебе известно, что сяо Аи — Вэнь?       Минцзюэ и Усянь одновременно хлопнули себя по лбам открытыми ладонями. Цзян Ваньинь насупился еще сильнее:       — Да что не так-то?       — А-Чэн… Ах, что это я. Ты ведь и вправду более-менее близко видел Владыку Вэнь лишь единожды, на соревнованиях, так?       — Так.       — А я — видел. И кроме того, будучи в плену в Безночном, видел, у кого из главной ветви Вэнь пузо на нос лезло! — Минцзюэ не стал дожидаться, пока Усянь пояснит — влез сам. — И это уж точно была не твоя Цзучишоу!       Ваньинь едва заметно покраснел — видимо, стыдился того, что сам сразу не сообразил. Потом румянец прошёл, лицо его приобрело задумчивый вид:       — Я ведь и вправду никогда не видел Вэнь Жоханя достаточно близко. Неужели Аи и вправду настолько?..       — Они практически на одно лицо, диди. С учетом того, что Аи изящнее, как юная дева, и фигура у нее женская. Но ты ведь знаешь, как сяо Аи любит одеваться? — усмехнулся Усянь.       Тут фырканье у Ваньиня и Минцзюэ получилось совместным: чего тут знать! Так, как она вчера пришла к Минцзюэ: в форме адепта, которая все женские выпуклости-впадинки и прочие изгибы ровняет на мужской манер, только по лицу и причёске и можно было определить, что перед тобой дева. И ходит она так всегда — в платье Минцзюэ свою племянницу видел только по очень большим праздникам. А если учитывать, что она обычно и женскими причёсками пренебрегает, завязывая себе хвост на макушке, совсем как её любимый бофу в юности, так со спины или издали от изящного юноши и не отличить.       — Цзюэ-гэ. — Вэй Усянь согнал улыбку с лица. — Ты ведь понимаешь, что Цзян Аи не должна узнать о том, что не родная по крови? Да что это я, ты понимаешь, иначе сяо Аи уже бы явилась домой или в Фэнхуан Во…       — От меня — не узнает. И саньди тоже ничего ей не скажет, уверен.       Оба побратима вскинули на него вопросительные взгляды.       — Архив Солнечного дворца брал Сюань-ди, — напомнил им Минцзюэ. — Родовой свиток Вэнь хранился сперва у него, сейчас он лежит у меня в сокровищнице. Последнее имя там подчищено.       — Иная правда убивает сильнее яда. Пусть истлеет там, где она сейчас, не выйдя на свет, — подытожил их встречу Вэй Усянь.       Конечно, он был прав.