краски из одной палитры

— Бля, неужели я реально, — говорит Антон, не отрывая глаз от телефона, и Арсений отвлекается от зеркала и недостаточно идеального отражения своей челки в нем, — неужели я реально на тебя так смотрю? Они остались вдвоем в гримерке, и даже Матвиенко, обычно подкидывающий Арса до своей квартиры или вокзала, сегодня смылся пораньше, заболтав все уши каким-то очередным свиданием — «да там девчонка просто куколка, Арс!» — «иди уже… в жопу, блядь, давай.» Иногда друзья Арсения были довольно мерзкими. Он им это прощал, стараясь не задумываться, говорит ли это что-то о нем самом. — Как «так»? — на всякий случай переспрашивает Арс. Антон замолкает на несколько секунд и вместо ответа шумно вздыхает, немного колеблясь, прежде чем кивнуть на экран своего телефона. — Ну… вот так. Типа… Арсений, слегка заинтригованный, хоть и имеющий некоторые догадки, еще раз проводит пальцами по темной челке и, перебираясь через разваленное посреди гримерки кресло-мешок, подходит к дивану, на котором вразвалку сидит Антон, вытянув свои длиннющие ноги на половину помещения. — …типа как будто… блин. Как будто ты очень классный, и я даже… свечусь, что ли, немного от этого. Арс через подлокотник дивана и плечо Антона смотрит в его телефон, чтобы с неким удивлением обнаружить там мелькание фанатского эдита. Картинка слегка обработана, чтобы цвета выглядели эстетичнее и не было проблем с авторскими правами, и — вероятно под музыку в наушниках Антона — нарезаны какие-то популярные среди шипперов моменты. На многих они смотрят друг на друга, что не так страшно, как красная комната. Антон специально ради него отматывает к секунде, которая, наверное, смутила его в наибольшей степени — что-то замедленное из одного из выпусков «Громкого вопроса». У Арсения вертится слишком много вопросов и шуток в голове. — А я что, не классный? — идет он с очевидного. Антон фыркает, тепло усмехается и кидает на Попова взгляд снизу вверх — точно такой же, как на видео. — Да… бля, Арс, ну ты же понял, о чем я. Арсений улыбается, неловко поправляет ладонями одежду, потому что руки резко кажутся лишними в его организме, перешагивает через вытянутые шастуновские ноги и садится рядом с ним на диван. — Ну, если так выглядит, значит, так и смотришь, — логично предполагает он. — Пиздец, — выдает Шаст и немного смеется. Они замолкают на какое-то время, но напряжение в воздухе не появляется. Антон продолжает смотреть в телефон, где продолжает мелькать все то же видео. Арс мог бы тоже достать телефон из кармана, но он, положив локоть на спинку дивана, крутит часы на руке и смотрит в никуда, слегка задумавшись. В животе странными приливами ощущается что-то теплое, но он давно привык к этому чувству. — Тебе прислали опять, что ли? — кивает на него Арс. Антон ставит видео на паузу и достает один наушник. — Да нет, — честно отвечает он. — Сам искал. — Искал? — Арсений поднимает брови. Шаст кивает. — Ну да. Ютуб же, а не Инста. — А почему не Инстаграм, кстати, правда? — Качество лучше. — А. — Арсений смотрит на его телефон и поправляет единственное кольцо на руке. — И зачем ты тогда искал? — Он немного усмехается, чтобы это не звучало, как допрос. Антон трет бровь пальцами. — Да я что-то задумался об этом, не знаю. Просто… Ну мы дико популярны, Арс. Если даже Клава что-то там читала, это все в каких-то невозможных масштабах разошлось. — Так во всем Клава виновата? — смеется Арс. — А кто еще, блядь? — ржет Антон в ответ. — Ну а если серьезно… Он опускает подбородок, ненадолго задумываясь, потом блокирует экран телефона, вытаскивает второй наушник, отправляя их обратно в коробочку, и поворачивается на Арса корпусом. — Мы же с тобой никогда это все нормально не обсуждали, в итоге. Всю эту тему. — То-что-нельзя-называть, блядь. — Артон и все это. — Он назвал. — А что там обсуждать-то? — Арсений слегка напрягается, поэтому в вопросе слышится неуместный вызов. — Вот видишь, ты даже сейчас в распорку встаешь! — тут же ловит это Шастун. — Никуда я не встаю, — из принципа спорит Арс и подключает немного актерского возмущения. — Сижу на диване рядом с тобой. Это у тебя претензии какие-то. Антон мягко толкает его в плечо, усмехается и отводит взгляд, все еще о чем-то думая. Арсений думает о том, что они вот так неосознанно тянутся коснуться друг друга чаще, чем у него это случается с кем-то еще, и это тоже нарезают в подобных видео. — Ну ты… Арс. Блядь. Арс, я о том, что это странно, что мы не говорили об этом. Почему они начали придумывать себе это и писать о нас, фантазии все эти, идеи, видео, тиктоки, фанфики, хуянфики, что у них там еще, блядь… Их какое-то бесконечное количество там уже, я только погуглил и мне вывалилось — пиздец… Но мы как-то сразу вот решили, типа, ой, все, неадекватные псы-блядь-нахуй-пизданутые-неадекваты и пошли они на хуй, и все, их больше нет для нас! И это немного странно, Арс. Потому что ничего такого же в этом нет — если там действительно ничего нет. — Потерял тебя тут, Антох, — Арс качает головой, чувствуя, что его тон сам собой стал на несколько градусов прохладнее. — Арс… — Шаст смотрит на него самую малость укоризненно. — Нет, ну а что ты хочешь тут от меня услышать? Что все дело в каком-то особенном твоем взгляде на меня? Поэтому их уже там дохуя в тысячах? Ну я так не думаю, Шаст. Антон закусывает внутри губы, сжимая в тонкую полоску, потом быстро пробегает по ним кончиком языка. — А ты как смотришь на меня сам, Арс? Или как ты смотрел — не знаю. — Как я на тебя смотрю? Они оба подвисают и пялятся друг на друга — смешно становится примерно в одно и то же время. — Не знаю, Арс, — Антон поправляет рукой кудрявую челку и смотрит куда-то на свои дорогущие пафосно-уродливые кроссовки, — не знаю. Его глаза мягкие и зеленые, и от смеха (вызванного шутками Арса, поведением Арса, существованием Арса) в них зажигаются теплые золотистые искры, освещающие все вокруг своим свечением и согревающие внутренности самого Арсения. — Для тебя правда ничего никогда не было? — все-таки спрашивает Антон неизбежное, не успевая выключить теплые искры. Все теплое и летучее в животе Арсения от этого вопроса испуганно холодеет, сжимается и по законам физики под воздействием гравитации неизбежно падает куда-то на дно желудка. Он все еще слаб, потому что Антон профессионально выключает рациональную часть его мозга еще с далёкого две тысячи пятнадцатого. — Что я должен тебе ответить? Антон замолкает и выражение его лица перестает читаться. Он перебирает пальцами кольца и снова кусает нижнюю губу. — Я боюсь… боюсь, это уже немного похоже на ответ, Арс. Арсений отворачивается от него и поудобнее откидывается на спинку дивана, запрокидывая голову и решая рассмотреть белый натяжной потолок. — Просто… Ты неожиданно хочешь обсудить определенные вещи, Антох, но я не уверен, что ты потом сам будешь рад жить с последствиями вот таких подобных обсуждений и знаний. — Он делает паузу. — Сколько таких видео ты посмотрел? — Не знаю. — Антон жмет плечом. — Пару. Несколько. Арс кидает на него нечитаемый взгляд, в котором знающим глазом можно заметить тень иронии. — Довольно много. Арс переводит глаза обратно на потолок. — Если их смотреть много, — говорит он, — действительно много, оно иногда и правда начинает выглядеть, как будто… Как будто там что-то есть. Поэтому я не смотрю. — Но при этом знаешь? Арсений задирает голову еще чуть выше. — Мне не особенно нужны для этого видео, — бормочет он. Антон странно выдыхает. — Но я вообще сейчас не об этом. Я о том, что ты сейчас насмотрелся на нас под романтичную музыку и всякие невозможные фильтры, и сейчас ты это видишь так, как будто и не ты проживал эти моменты, а это просто… какая-то чужая красивая история. — Так ты считаешь нас красивыми? — фыркает Шастун. — Ну, особенно себя, — выебывается (врет) Арсений и смеется. Антон лыбится и кивает, привычно подыгрывая. — То есть, в жизни ничего такого не происходит? — странно-наводяще спрашивает он. Арсений смотрит на него. — А ты как думаешь? — Если ты продолжишь отвечать на мои вопросы вопросами, мы далеко не уйдем, — Антон качает головой. — Что я думаю? Что что-то там было, Арс. Было или есть — не знаю. В смысле, ну, нас обоих напугала конечно эта хуйня с шипперством, да и, ну, я бы не назвал это тогда какими-то «гейскими» чувствами. Но я уже тогда видел, что… Иногда ты смотришь на меня… Дольше, что ли? Дольше, чем обычно получается. Нет, не просто дольше, — противоречит он сам себе, — а как-то по-другому. Как будто, — он задумывается и в итоге снова ржет, — как будто так и просишься, чтобы на тебя наложили красивый фильтр и романтичную музыку. Арсений усмехается, но не совсем весело — он все еще напряжен и расслабиться уже не получается. — Да? Антон улыбается ему и теребит кольца. — Прикол в том, что у меня такой же взгляд, видимо. Об этом я не думал тогда. Арс чуть меняет позу, поворачиваясь обратно к нему; любопытство выходит на первый план, затмевая привычное желание спрятаться в скорлупу и сосущее чувство в желудке. — А о чем ты тогда думал? — Я? — Антон смотрит на него круглыми глазами и чуть хмурится. — Бля, ну… что я в ахуе от тебя, наверное, — отвечает он и смеется. — Нет, правда, я первое время вообще не понимал, что ты за человек, да и сейчас не особо. — Не такой уж я и сложный. — Ты? Ты сложный до пизды, Арс, даже вот не притворяйся мне, — он машет рукой у уха. — Ты это что-то с другой планеты, я уже сто раз говорил и еще сто скажу. И я тогда был… поначалу особенно, я не мог от тебя глаз оторвать, потому что для меня это было как увидеть — не знаю — северное сияние посреди Москвы. Вряд ли же если такое в небе повиснет ты будешь такой, «о, прикол, северное сияние, ну да похуй. Привет, Поз, как, кстати, дела? О, Серёга-а-а!» — он трясет руками, отыгрывая импровизированную сценку. Арсений смеется с него и думает, что Антон сравнил его с северным сиянием посреди черного московского неба; сейчас их никто не снимает, поэтому пересмотреть это все чужими глазами он уже не сможет, но ему очень нелогично и нерационально кажется, что сейчас он как раз немного светится — и глазами, и чем-то еще изнутри. Антон все еще делает его иногда ужасно слабым. — А сейчас тогда что? — улыбается он. — Сейчас? — Антон смотрит на него странно. — А вот… хуй тебе, а не сейчас. Твоя очередь. Ты перевел на меня стрелку, я тебе все выложил. Что там у тебя в голове было? Арсений меркнет. Он пытается дифференцировать в голове путаные мысли, чтобы выбрать, какую часть правды он может сказать сегодня, но Антон уже выбил почву у него из-под ног своими важными разговорами на всегда замалчиваемые темы — у него не получается ничего, и хочется нелепо отшутиться и поскорее убежать. Пауза затягивается из-за него, и Арс уже уверен, что Антон сейчас неизбежно снова на него психанет, мол — хули ты опять такой скрытный, Арс? Заебал, нет сил, ни на что не можешь ответить. Антон почему-то не психует, а вздыхает и придвигается по дивану чуть ближе; теперь их бедра и плечи соприкасаются сквозь слои одежды, но это ощущается слишком привычным, чтобы можно было сфокусировать на этом внимание. Арс прикрывает глаза на долю секунды. Ему тепло и холодно в одно и то же время. — Я бы спросил тебя в лоб, — говорит Антон, — или навел как-то, хотя бы, но я вроде как слышал… читал, что это неэтично и что это должно быть только твоим выбором. Я не хочу давить на твое личное пространство, Арс. Просто… Ну ты же никогда никого туда сам не пустишь. — Ты сейчас о чем? — негромко уточняет Арсений. Он сам не сразу осознает, что этим дает негласное согласие на любые наводящие личные вопросы. — Я о том, что ты… — Антон вздыхает, опускает глаза и качает головой. — Просто ты же знаешь, как тебя понять невозможно обычно — ты так шутишь иногда, как будто говоришь о чем-то всерьез, и смешно только если ну прям знать, о чем ты говоришь, а ты как будто иногда увлекаешься и забываешь, что нас нет в твоей голове, Арс, мы не понимаем, ты правду говоришь или опять как-то там искривляешь реальность, чтобы поржать. — Так, ну. — Арсений принимает его взгляд на свой подход к выдаваемой информации. Антон смотрит на него очень зелеными глазами. — Просто… Иногда мне кажется, что намекаешь, что… на что-то… о себе, но потом я думаю, что мы все и так про тебя часто стебемся, и непонятно, это действительно намек или ты просто поддерживаешь старую шутку. Или все давно уже известно, а я просто самый тупой и вообще тормоз. Я не знаю, Арс, но мы уже столько лет знакомы, и мы друзья, я надеюсь, и я хотел бы, чтобы ты мог мне доверять хоть немного. А так я даже не знаю, прикол ли это, или ты действительно… — Не гетеросексуален? — помогает ему Арс. Антон как будто слегка оседает, как смятое дрожжевое тесто. — Угу, — мычит он. Арс улыбается краешком губ, но не глазами, и отводит взгляд на стену на какие-то мгновения, а потом набирает в легкие воздух и снова поправляет волосы ладонью. — Что я могу сказать, Антох? — он качает головой. — Это… не только приколы, — он старается пошутить и слегка усмехается, облегченно видя ответную улыбку Антона. — Я не могу сказать, что я прям гей, но… у меня был определенный опыт — если тебе настолько это интересно. — Бля, Арс, — Антон весь расплывается куда-то, — я рад, что ты сказал мне это. Не в смысле, вау, как круто, что ты из этих, охуеть — нет, просто рад, что ты честно сказал. Ты же честно сказал? — на секунду пугается он. Арсений с улыбкой фыркает и кивает. — Блядь, ну круто, че, — кивает Антон, похлопывая его по плечу и сжимая руку. — Мужик, — добавляет он и сыплется. Арс смеется с него. — Иди на хуй, — говорит он, улыбаясь и все еще не совсем ощущая себя в своей тарелке. — Это же по твоей части, оказывается? — Блядь, Шастун! Мне и от Серого этого вот так хватило в свое время, — Арс проводит большим пальцем по горлу. — Вы еще спрашиваете, хули я ничего вам не рассказываю. — Так Серый знает? — почему-то удивляется Антон, но сам себя осаживает. — А ну вообще да, естественно. Вот он еще, конечно, психовал сегодня. Теперь ясно. — Да он просто так психовал, — говорит Арс. — Его в целом это все заебало. — Ну… тоже правда. Антон смотрит куда-то в окно, а потом снова на Арса, только теперь немного иначе — это что-то, чего Арсений боялся. Он вздыхает. — Сейчас пытаешься спросить, чем все это все-таки было для меня? — спрашивает Арсений, слегка заебанный их расплывчатыми формулировками. Ему хочется много вещей — хочется выпить кофе, потому что это желание сидит в нем постоянно, и немного хочется покурить, хочется выйти на улицу, вдохнуть нормальный воздух и идти быстрее людей вокруг, пока не придется бежать, хочется сесть чуть ближе к Антону, положить на него голову, закрыть глаза и не думать вообще ни о чем откровенном и сложном. — Пытаюсь. — Просто, — Арс вздыхает и устало решает все ему выдать, если ему так уж хочется. — Ты должен понимать, что это сложно — осознавать о себе такие вещи, когда тебе уже за тридцать и у тебя ребенок. Это даже страшно, я бы сказал. (Антон пытается что-то понимающе промычать.) — И я не буду врать, ты немного участвовал в этом осознании, и это тоже мне не нравилось. Вот совсем. Сейчас-то уже похуй, привык, принял, но блядь, как же я пытался убедить себя, что мне просто дружить с тобой хочется, что у меня кризис среднего возраста, и меня тянет в компанию к молодым, что просто у тебя поведение на сцене совсем уникальное по сравнению с моим опытом… — Я уникальный? — искренне удивляется Антон. — Ну а кто еще, Шаст? — Арсений не сдерживает улыбку. — Ты держишь себя так естественно, как у меня после семи лет в театре не получилось бы, от тебя все зрители сразу вон в каком восторге были. — Да это возраст. — Антон хмурится, неубежденный. — И сейчас все еще возраст? — фыркает Арсений с недоверчивой улыбкой — они знакомы восемь лет, и все это время Антон думал, что он популярен из чистой случайности? — Тебе сколько лет уже, дядь? Достань воробушка, блядь, — он сыплется. Антон вслед за ним. Он качает головой и трет лицо рукой. — Нет, ну сейчас это уже пиар просто грамотный. — Антон, — Арс касается его руки. — Поверь мне, ладно? Я ненавижу это признавать, но твоя популярность среди нас абсолютно заслужена. Быть… органичнее, чем у тебя, ни у кого из нас не выйдет, и эмоциями так пробивать зал мы тоже все не умеем. У Поза может быть сколько угодно идеальных текстовых шуток, но, если ты зал — и нас — меня — не зарядишь — у нас ничего не выйдет. Антон кажется совсем обескураженным. — Арс? — Добро пожаловать на бесплатную консультацию по поднятию самооценки с Арсением Поповым, — отшучивается Арс. — С вас тысяча долларов за первый сеанс. — Ты же сказал бесплатную? — ржет Антон. Арс кивает, быстро достраивая «да, и» в голове. — Возьмите купон на курсы откровенного пиздежа-и-не-краснения, они вам… еще пригодятся. Антон с его выражения лица сыплется совсем — высыпается, сказал бы Арсений — про себя он бы так не сказал, но, может быть «просыпается» (особенно в восемь утра) подойдет лучше? — и утыкается лбом в плечо Арса, качая головой. — Пиздун ты, конечно, — говорит Антон. Арсений с ним как-то про себя соглашается. Ему приятно ощущать тепло антоновского тела на своем. Антон медленно возвращается в исходную позицию, явно снова пытаясь найти утраченную нить разговора. Арс чувствует себя так, будто тот распутывает старый клубок, найденный в вещах Попова, а сам Арс так боится того, что окажется в середине, что постоянно отбирает и запутывает нитку обратно. Вот только Антон упертый, как баран у ворот, зараза — цепляет и тянет. — Значит… — неловко говорит Шаст, — прости, Арс, но это значит, ты все-таки… действительно что-то… чувствовал… ко мне? Арсений снова молчит какое-то время. — Я не знаю, что я тогда чувствовал, — говорит он в конце концов. — Мне кажется, ты послужил каким-то… катализатором для меня — что я так зациклился на всем этом, на нашей сработанности — на тебе — тогда, что когда все дошло до… Ну, шипперов и прочего, я испугался куда сильнее тебя. Мне казалось, что они знают обо мне что-то, что я сам еще о себе не совсем знал. И не хотел знать. — Да, — задумчиво соглашается Антон, — тогда вся эта тема вообще сложной была. Шутить-то шутили, но бля, никуда вот это наше национальное «ой фу блядь, ой, а чей-то они, че они делают-то, мужики же, ой, блядь»… — он картинно сипит, видимо изображая национальную гомофобию, — никуда оно не делось. Сейчас оно как-то проще все. Типа есть и есть, знаешь. Не хорошо и не плохо. Естественно, наверное? — Да так оно и есть, в целом, — Арсений пожимает плечом. — Но все равно оно до сих пор не так просто. Знаешь, — он усмехается, — я спал с женщинами, и спал с… мужчинами, но оно настолько по-разному ощущается, что… Я до сих пор не знаю, не придумалось ли все это мне? Может, я просто вот в шоубиз попал и завертелось, знаешь? — «Завертелось»? — ржет с него Антон. — И кто же тебя там вертел? — Шастун! — Арс бьет его ладонью по руке. Шаст все еще ржет и пытается уйти от справедливого наказания. — Прости, — фыркает он, — прости, ладно, продолжай. — Я о том, что иногда мне кажется, что мне никогда женщины и не нравились, я просто… подстраивался под нормы, под ожидания. А потом думаю, что все это хуйня, просто новые обстоятельства, шоу-бизнес, телевидение, запутался, показалось, что оно во мне есть, хотя ничего и не было. Но на самом деле, мне с мужиками-то куда комфортнее, да и нравятся они мне, в общем и целом, больше, если честно… Но вдруг это просто, вот я ща прозвучу как сексист, но просто вдруг мужчины в целом красивее и интереснее? Может, это древние греки были правы, а не у меня проблемы? — Мужчины красивее? — переспрашивает Антон и слегка морщится. — Ну не знаю, они все уроды, как по мне. — Кхм. — Кроме тебя, конечно, — смеется Шаст и снова мотает головой. — Нет, Арс, ну правда, ты хуйню какую-то говоришь — если смотреть в среднем, женщины красивее хотя бы потому, что им приходится быть? Не знаю. Вообще красота субъективна же до пизды, так что это в твоей голове все, наверное. Арс задумчиво молчит и пожимает плечом. — Может и так. В любом случае, я бы не назвал себя геем. Я вообще никак не хочу себя… определять. — Да я понял тебя, — кивает Антон. — Я не прошу же. Арсению хочется быть в порядке, потому что все абсолютно нормально, но он почему-то не в порядке. Он вздыхает. — И что для тебя это все в итоге? — спрашивает Антон в конце концов. Наверное, ему хочется проговорить это до конца и поставить точку. Арсений все еще плавает в море из тысячи разных правд. — Сейчас твоя очередь, — говорит он. — Про «сейчас» я первый спросил. В глазах Антона читается «Арсе-е-ений» — что-то про одновременное принятие, подтрунивание, осуждение и тепло. Он качает головой из стороны в сторону и вздыхает. — Сейчас? — говорит он. — Да хуй знает, как оно все вырулило сейчас. Как будто стало похуй, но непонятно когда. Не похуй на тебя, ты на Землю все еще не приземлился, просто… похуй по жизни. Вот начали они нас шипперить, почти на пустом месте, но, наверное, не совсем — со стороны вся вот эта наша драма наверное и правда может нихуево ебануть, и… и мы испугались всего этого, говорить об этом вообще как будто было невозможно, типа, я не знаю, оно станет реальным, если это обсудить. — Стало же, — вставляет Арсений. — Ну да, — соглашается Антон. — Может быть… Но не суть. И, короче, мы сразу не могли это проговорить нормально, потому что шугались друг друга по углам, ух, какие мы натуральные, а потом чем дальше, тем страннее казалось это поднимать, и вот мы сидим в две тысячи, сука, двадцать первом году, и выясняем, откуда, блядь, тут ноги растут. И получается… Что оно как будто уже все нормально, Арс. Как будто все устаканилось как-то само, пусть даже ему было не на чем… устаканиваться, и теперь что есть, то и есть. Было же очень весело, не сказать, что мы мучились, но как будто… поздно… что-то менять уже. И популярность не ебашит уже какой-то неожиданностью, проекты вон вылупляются один за другим, и почти все выстреливают, и все хорошо так идет, прям по накатанной… — Страшно проебать, да? — улыбается Арс, прекрасно его понимая. — Ну да. Да это логично все, что непонятно и страшно, и что даже мне уже даже не двадцать с чем-то… Блядь. — Да я понимаю, о чем ты говоришь, — подхватывает его нить Арс, решая, что проще будет держаться за нее. — Я согласен, если в общем. Оно легло, наверное, как и должно было в итоге лечь, с нашими… недосказанностями или без них. Я не очень вижу другие варианты развития событий… Другие удачные, как минимум. Антон кивает, смотрит куда-то в пол и встряхивается, снова расплываясь в улыбке. — В любом случае — слушай, я рад, что мы все это обсудили. А то жил и как будто не понимал, что именно я живу. Теперь как-то закрылась куча… гештальтов? Это так называется? — Угу, — подтверждает Арс. — Это круто, что мы можем хотя бы сейчас спокойно поговорить об этом. Что, типа, да, вот так все было, и оно было, и это ОК. Извини, я формулирую через жопу сейчас, но мне довольно важно это, и мне действительно важно, что ты перестал так от меня закрываться. Мы же друзья, да? — уточняет он не совсем уверенно. — Конечно. Антон тоже кивает. — В любом случае, поздравляю с одним из каминг-аутов, братан, — лыбится он. — Если это можно так называть. — Ну нам только обняться осталось, — иронично говорит Арсений, чтобы избавиться от неловкости, но Антон подвисает на полсекунды и действительно его обнимает. От Антона всегда пахнет одеколоном, которым его гримеры брызгают на съемки, чуть-чуть чувствуются сигареты, и еще — что-то уже личное, более неуловимое и не поддающееся описанию; что-то, вызывающее в голове картинки больших тяжелых толстовок из плотной ткани, футбольного мяча, зеленого чая, солнечного тепла в майский полдень. Арсений совсем немного опускает лицо, вдыхая запах между плечом и шеей Антона. Это не делает его малолетней девчонкой. Просто он действительно сегодня этого заслужил. Шаст отстраняется, возможно, тоже ощущая все еще висящую над ними тень неловкости. Он поднимается с дивана на ноги, отряхивая штаны и оглядываясь по сторонам в поисках рюкзака. — Мемно вышло у нас сегодня, конечно, — замечает он, и его глаза мечут смешливые искры. — Буквально, как только что вот за столом вспоминали. «Да она не может любить меня!» — вспоминает он, искажая голос, и ржет сам с себя. — «Да я люблю тебя!» — подыгрывает ему Арсений и тоже смеется. Это же смешно — второй раз за день кричать почти в лицо о том, что рядом с Шастуном нет-нет да всплывает в его непонятной и инопланетной голове. Антон, кажется, не замечает внутренней паники Арсения: он снимает блокировку телефона, морщится, когда ему обратно выскакивает фан-видео и поспешно его сворачивает, и что-то проверяет в диалогах. Арс тоже поднимается на ноги и осматривается. — Тебе во сколько на вокзал, кстати? — уточняет Антон. Арсений даже немного теряется от смены темы. — Эээ, там в двадцать один с чем-то. — Он лезет за телефоном, чтобы посмотреть точное время в билете. — Я просто подброшу тогда тебя, я же на машине — ну мы и договаривались — просто у тебя же все равно еще… — он считает в голове, — часа полтора там будет. Арс улыбается. — Ничего, если что, я посижу на вокзале, кофе попью, все ОК. — Ага, — Антон кивает и берет куртку с вешалки у выхода. — Ну пойдем тогда? Арсений еще раз смотрит по сторонам и выдыхает, как-то совсем запутавшись в чувствах и мыслях — даже вопрос о том, что им надо дойти до машины, чтобы его довезли до вокзала, кажется слишком сложным; он предугадывает молчание в салоне и постоянное подкручивание колесика громкости музыки с радио. — Ты пока иди, заводись, я еще ща проверю, не забыл ли чего, и прямо за тобой. Арсению хочется провести хотя бы несколько секунд наедине с шумом в своей голове. Антон смотрит на него с легким беспокойством, кивает и выходит из комнаты. Арс запускает пальцы левой руки в тысячу раз приглаженные до идеальности волосы, думая о том, какой же он, правда, редкостный долбоеб. Скорее всего, он же мог отшутиться, как делал всегда. Что сегодня, блядь, пошло не так? Он возвращается к зеркалу, чтобы вернуть волосы обратно в удобоваримое состояние. Дверь приоткрывается, и Шастун заходит обратно с совершенно новым, почти незнакомым выражением на лице, задерживаясь в проеме и протирая плечом косяк. (Арс не успевает спросить, мол, что, Шаст, что-то забыл? — тот идет первым.) — Я все еще на лондонском времени, — говорит он непонятно. Фраза звучит, как цитата откуда-то, но Арсений не распознает отсылку. Антон фыркает, улыбается, коротко глядя куда-то вниз, дергает лямку рюкзака на плече — а потом смотрит на Арсения прямо своими яркими теплыми искрами. — Прости, но я просто вышел, и у меня в голове возникла эта картинка — глупая, но ты же помнишь, что я только что посмотрел примерно миллион шипперских видео про нас? Я почему-то очень ярко представил, как я очень стремительно возвращаюсь сюда, шагаю вперед и засасываю тебя. Арсений облегченно вздыхает. — Ну и? — И? — свечение лица Антона усиливается, когда он чуть поднимает брови. — Иди сюда.