Часть 4
1 декабря 2021 г. в 21:17
Вергилий покосился на настенные часы; было еще не так поздно, как ему казалось. За окном ревела буря, накрывшая город огромными свинцовыми тучами, отчего создавалось впечатление, что уже далеко за полночь. На улице было зябко и противно, выходить совсем не хотелось, поэтому стук в дверь в такую пору стал неожиданностью. Старшему близнецу даже показалось, что гроза играет с его воображением, и это дождь стучит в окна, но через пару секунд дверь распахнулась и впустила в комнату ледяное завывание ветра.
На пороге стоял незнакомец: высокий мужчина в темном, насквозь промокшем плаще — вода струилась с него на пол, оставляя узкие полосы. Под слоем грязи виднелись довольно дорогие и красивые туфли. Вергилий привык, что в агентство наведываются обеспеченные клиенты, поэтому не особо отреагировал на его появление. Лишь поднял голову, отрываясь от чтения книги; разбираться с клиентами — прерогатива Данте. Пришелец впился взглядом в Вергилия и задал совершенно неожиданный для него вопрос:
— Вы, должно быть, Данте?
Бровь Вергилия удивленно поползла вверх, затем снова устремилась к переносице, вызывая хмурые морщины. Он поправил воротник плаща и отвел взгляд в сторону, всем своим видом показывая, что недоволен.
— Вы ошиблись, — холодно произнес он. — Вам нужен мой брат, он за столом.
Данте усмехнулся, даже не потрудившись убрать ноги со стола. Видимо, для клиента его образ не сходился с образом владельца агентства. Строго одетый и ухоженный Вергилий своей внешностью больше походил на эту роль.
Выражение лица пришедшего заметно изменилось, пройдя цикл от типичного для богачей надменного к растерянному, а затем к полному брезгливости и отвращения. Данте уже давно привык к шрамам на лице Вергилия, к его красному глазу, тускло светящемуся из-под длинных ресниц, ему это не казалось чем-то страшным и некрасивым. А вот для людей с улицы это было необычно, и многие не умели или не хотели скрывать свои эмоции.
От Вергилия это не укрылось. Если предыдущие клиенты Данте не видели в его внешнем виде ничего вызывающего, то этот явно брезговал стоять рядом. Значит, с демонами этот парень никогда не сталкивался. Оставалось загадкой, что же тогда занесло его в агентство.
— Чем могу быть полезен? — поинтересовался Данте и наконец-то соизволил опустить ноги.
Незнакомец оценивающе окинул его взглядом, будто пытался сопоставить увиденную картинку с уже имеющейся в его голове информацией.
— Значит, это вы? И все, что говорят о вас, правда? — хмыкнул он, вытирая со лба то ли пот, то ли капли дождя.
Данте заинтересованно склонил голову набок, ставя локти на стол и кладя подбородок на сцепленные ладони.
— Смотря что вам обо мне известно, — ответил он, стараясь разузнать о цели визита, не задевая тему охоты на демонов. Он внимательно рассматривал потенциального клиента, с головы до грязных ботинок — Вергилий снова будет ворчать, что у них дома помойка. Мужчина почувствовал себя не в своей тарелке, стоило ему заметить развешенные на стене трофеи и коллекцию оружия. Или же всему виной пристальный взгляд брата, который обдавал пришедшего ответными волнами холодного презрения? Что-то подсказывало Данте, что настоящая буря, похуже той, что за окном, еще впереди.
— Я наслышан, что вы беретесь практически за любые задания и ваша боевая подготовка на очень высоком уровне, — так же издалека, как и сам Данте, продолжил диалог клиент, вновь бросая взгляд на коллекцию оружия. — Думаю, мой заказ как раз будет соответствовать вашим навыкам.
Незнакомец подошел ближе и опустил руку на массивный стол — для этого ему пришлось наклониться вперед.
— Мне нужно убрать одного человека.
Данте нахмурился, услышав пусть и небольшую, но очень важную деталь задания. Ему предложили поработать киллером. С такими запросами к нему уже приходили, и каждого он посылал, иногда даже вниз по лестнице с крыльца агентства. Существовали заказы, за которые он бы не взялся ни за какие деньги, и убийство людей входило в эту категорию. Данте мог крошить демонов направо и налево, драться с братом до кровавых рек, подчинять себе души высших, но людей он бы никогда убивать не стал.
— Отказываюсь, — отрезал он, показательно небрежно откидываясь на спинку стула.
Он видел, как на мгновение несостоявшийся клиент опешил от такой категоричности, тут же беря себя в руки. Данте еле слышно хмыкнул: это напомнило ему поведение Вергилия, но скидок этому человеку делать он не собирался.
— Я действительно много заплачу, — продолжил настаивать мужчина, для убедительности поставив на стол чемоданчик, который до этого не выпускал из руки. В ход пошла тяжелая артиллерия, и на Данте теперь смотрели аккуратно сложенные пачки купюр.
— Что в слове «отказываюсь» вам не понятно? — не выдержал Вергилий, все это время молча наблюдавший за происходящим. Этот мужчина перестал ему нравиться с самой первой секунды своего появления, оставив кучу грязных следов на пороге. А после столь неприкрытого отвращения старшему близнецу по привычке хотелось взять Ямато и проткнуть незваного и при этом очень наглого гостя. Но, как и брата, его останавливал один факт: их клиент был человеком, а с людьми, по семейной традиции, они не сражаются.
Незнакомец повернул голову к Вергилию, с испугом и пренебрежением во взгляде рассматривая шрамы на его лице. Удивительно, эти двое похожи, как две капли воды — однако этот, что держится гораздо аристократичнее, обезображен какой-то ужасной болезнью.
— Мой брат дело говорит, — поддержал Данте, отодвигая от себя продемонстрированный чемоданчик. — Я от своих слов не отказываюсь.
Мужчина презрительно скривил губы, отрывая взгляд от Вергилия и возвращая свое внимание к Данте.
— Вашему брату вообще лучше держаться подальше от меня и не вмешиваться в чужой разговор, — заявил мужчина, теперь еще более надменно глядя на самого Данте, посмевшего ему отказать. — Больным не место среди здоровых.
Вергилий ощутил, как сердце стало качать кровь быстрее, доставляя ее к вискам, но еще некоторое время сохранял завидное самообладание. Будь это демон, уже давно валялся бы на полу с отрубленной головой, но бросаться на человека было совсем не в его натуре.
— В таком случае вам лучше уйти и не распространять заразу, — ядовито ответил он, внешне абсолютно спокойный. Только его громкий хлопок книгой оповещал о том, что он уже на взводе. Данте чувствовал, что в повисшем в воздухе напряжении мог бы застрять даже Мятежник.
— Да вы знаете, кто я? — задыхался от возмущения мужчина и захлопнул свой чемоданчик. — Я добьюсь того, чтобы у вашей конторы никогда больше не было заказов.
Данте только фыркнул. Вергилий стиснул зубы, чтобы не изрыгнуть на посетителя весь поток душивших его ругательств — хотя уже было все равно, так как, очевидно, их гость из статуса клиента уже перешел в статус тех, кому в агентство путь заказан. Но Вергилий вдруг понял, что злится не только на мужчину. Перепалка была лишь спусковым крючком для того самого щемящего чувства самоненависти. Он снова вспомнил то, о чем все это время пытался забыть. Этот человек — ублюдок, но проблема кроется гораздо глубже, и уж точно не в нем. Задерживаться в комнате, где сам сеешь напряжение, было глупо. Слышать то, что может ранить его еще сильнее, он тоже не хотел. Поэтому поднялся с дивана и, не преминув наградить гостя ледяным взглядом, отправился на второй этаж. Тот мог кричать что угодно: Вергилий дал четкий сигнал, что незнакомец не представляет из себя никакой ценности, чтоб с ним общаться.
Данте следил за мужчиной только краем глаза — ну что он мог ему, полудемону, сделать? — его внимание было занято братом. Тот явно был задет сильнее, чем сам Данте, ведь этот человек умудрился перейти на личности, и его спасла от смерти только колоссальная выдержка Вергилия. Данте знал, помнил, насколько болезненна была реакция брата на прощальный подарок Мундуса, оставшийся на его лице постоянным напоминанием. Рвануть вслед за своим близнецом ему мешало только лишь чужое, теперь уже нежелательное, присутствие.
О котором он зря не беспокоился. Знакомый звук взведенного курка заставил Данте вернуться от мыслей к реальности. А реальность смотрела на него черным дулом пистолета с навешенным глушителем. Данте должен был предугадать, что после отказа у таких людей принято убирать свидетелей.
— Очень жаль, что у нас не получилось сработаться, — усмехнулся мужчина, нажимая на спусковой крючок.
Единственной, кто когда-то позволил себе продырявить Данте лоб, была Леди, так что получить пулю от этого ублюдка было крайне неприятно. Но более неприятным было то, что его откинуло назад вместе со стулом, повалив на пол. Пришлось вставать и отряхиваться, чтобы увидеть всю гамму удивления и ужаса на лице горе-заказчика. Данте не мог сдержать ухмылки.
— Мне напомнить, где находится дверь? — насмешливо поинтересовался он, наблюдая, как страх перед неизвестным явлением полностью завладевает мужчиной, пробуждая в нем ранее скрытые спринтерские способности.
Вергилий был уже в спальне, когда услышал странный звук. Словно что-то с треском рухнуло на пол. Учитывая расположение мебели в комнате и расстановку сил, рухнуть могло только одно. Стул, на котором сидел Данте. Инстинкты Вергилия сработали сразу же, мгновенно отключая его мозг от размышлений. С Ямато в руке он бросился к лестнице, но услышал, как хлопнула входная дверь. Этот ублюдок успел смыться, так и не получив по заслугам.
Вергилий перевел взгляд на Данте; брат отряхивался, как ни в чем не бывало, а по его носу струилась кровь. Рядом валялся тот самый стул, с которого, видимо, его снесло пулей.
— У него хватило наглости? — хмыкнул Вергилий, пряча за этим вопросом беспокойство.
— Прикинь, этот придурок прострелил мне башку, — пожаловался Данте и вскинул взгляд на брата, замершего на лестнице. — Но все в порядке, меня так просто не убить.
Вергилий отпустил перила и отошел от лестницы, фыркая в ответ на реплику младшего — чтоб не подумал, что он все еще заинтересован. Струйка крови на носу Данте, случайно разделившая его лицо надвое и пустив по потрескавшимся губам сеть из мелких кровавых ниточек, напомнила Вергилию о его собственном лице. Данте будет достаточно смыть кровь водой — а шрамы Вергилия не смоешь ничем. Даже такой ублюдок, как этот, стрелявший в Данте, был прав: он болен. Он был отравлен магией своего врага, позорно клеймен и теперь заслуженно считался уродцем. Не сказав брату ни слова, Вергилий снова направился в спальню.
В отсутствие Данте он действительно творил глупости. Как и сейчас, снова уйдя в себя и решив, что изоляция поможет ему обрести душевное равновесие. Швырнув Ямато на кровать, он уселся рядом и пару минут просто смотрел в окно, высверливая взглядом дырку в стене дома напротив. Вспоминая, что иногда позволял себе жалеть о том, что бессмертен. Казалось, постигшая его кара во сто раз хуже смерти, и лучше бы он сгинул в бою, чем попал в унизительный для воина такого уровня плен. И теперь каждая шавка считает своим священным долгом напомнить ему об этом. Зарычав от злости, Вергилий снова вцепился в свою покрытую шрамами кожу, чувствуя, как ее куски застревают под ногтями. Было больно, но совсем не так, как болела его душа.
Иногда Данте жалел о том, что не мог додуматься до важных вещей сразу: надо было бежать за братом, а не идти отмываться. Первое, что он заметил, когда вошел в комнату — много крови. Она покрывала всю правую сторону лица Вергилия, его руки и капала на пол и постель. Все было красным, так что глаз брата почти не выделялся на его лице. Данте в одно мгновение оказался рядом, больно ударяясь коленями о пол рядом с кроватью.
— Ты что творишь, Верджил? — голосом, полным паники, заговорил он, ловя чужие запястья и отводя их от лица. — Я оставил тебя всего лишь на несколько минут.
Вергилий ничего не видел из-за застившей взгляд крови. Наверное, вместе с тускло горящим красным глазом это выглядело страшно — поэтому в голосе Данте слышалось такое сильное беспокойство. Некоторое время старший близнец вырывался из его хватки, раздраженно и обессиленно рыча; даже если бы он сорвался на плач, этого бы никто не заметил из-за и так стекающих по лицу кровавых капель.
— Оставь меня, — почти взвыл он, но брыкаться перестал. Вместо этого тихо всхлипнул и простонал от боли.
— Хрена с два, — возразил Данте, крепко держа руки брата, чтобы тот не вздумал вырваться и еще как-то себе навредить. — Уже оставил, а ты тут устроил себе свежевание.
Его ладони уже успели испачкаться в крови Вергилия, но Данте как будто не обращал на это внимание. Его взгляд был полностью устремлен на своего близнеца. В этот раз было еще хуже, чем в самый первый, тогда, в ванной. Ему было больно смотреть на такого брата, сломленного собственными страхами и воспоминаниями. Он думал, что с каждым днем становится все лучше, но реальность оказалась не самой приятной. В какой-то момент Данте захотелось найти сегодняшнего посетителя и как следует его покалечить вопреки собственным принципам.
— Зачем ты так? — задал Данте больше риторический вопрос, чем действительно желая получить ответ. Он осторожно отпустил одну руку, подцепляя пальцами упавшие на лоб Вергилия окровавленные пряди и убирая их с лица. — Тебя же никогда не заботило мнение других.
— Ты не понимаешь, — покачал головой Вергилий. — Избавившись от кошмаров и прячась в безопасности, как трусливая крыса, я все равно не чувствую себя свободным. Потому что вот оно — доказательство моей несвободы, вот, на моем лице, — он крепко сдавил ладонь Данте, вжимая ее себе в щеку. — Как я могу жить с таким позором? Я… я не смог одолеть Мундуса, какой наивный глупец… Во что я превратился, Данте? В убогую, лишенную смысла жизни развалину. В демона, который уже вовсе и не демон.
Он остановился перевести дух и слегка сбавить градус своего монолога.
— Может быть, я уже полностью лишен своей силы, даже той, которой обладал по праву рождения. Тот незнакомец прав, я… я теперь словно хромой калека. Больной и немощный. Я не могу летать, не могу драться. И я не могу позволить тебе нянчиться со мной всю оставшуюся жизнь, потому что это сломает меня еще больше.
— Но ты нужен мне, — наконец ответил Данте, когда поток мыслей брата иссяк. Он гладил уже зажившую щеку своего близнеца, все еще покрытую кровью. Он ощущал под пальцами неровные края шрамов на коже и вел по ним подушечками, будто разглаживая. — Это будет эгоистично с моей стороны, но я тебя не отпущу, больше не отпущу, — продолжил Данте, подаваясь вперед, чтобы Вергилий точно услышал и понял. — Мне всегда было наплевать, демон ты или человек. Ты мой брат и всегда им будешь. К тому же, ты уже перестал походить на старого немощного деда, каким был в самом начале. Значит, есть надежда.
Вергилий завороженно смотрел в глаза брату, слушая его ответную исповедь, а затем, ощутив успокаивающие поглаживания, зажмурился и потерся щекой о его ладонь.
— Иногда кажется, что надежды нет. И это не из-за него, — он кивнул в сторону двери, намекая на сегодняшнего посетителя. — Это далеко не первый раз, когда я срываюсь.
Он умолчал о том, что это происходило всякий раз, как Данте отлучался на какое-то время и оставлял его наедине со своими мыслями. Вергилий не хотел думать, что он настолько зависим от своего близнеца, и уж тем более не хотел давать повод Данте так думать.
— Мы с тобой справимся со всем. — младший близнец говорил так искренне, что это не могло не вызвать у Вергилия легкую улыбку. Так странно было видеть перед собой такого Данте, умеющего успокаивать и говорить здравые вещи. В его голове образ того Данте, которого он знал, разгильдяя и балагура, шел вразрез с реальностью, в которую еще пока было сложно поверить.
Все с такой же улыбкой, с примесью горечи и облегчения, Вергилий отвел взгляд.
— Можно попросить тебя об одном одолжении?
Данте чувствовал, как постепенно брат расслаблялся под его ладонями, его взгляд смягчился, а складка между бровями начала постепенно разглаживаться.
— О каком? — поинтересовался он, чуть склоняя голову набок и легко улыбаясь.
Вергилий не удержался: брат так заглядывал ему в глаза, что не посмотреть в них в ответ было невозможно. Он медленно моргнул и прикусил губу, почувствовав на ней солоноватый вкус крови.
— Принеси мокрое полотенце, — спокойным тоном произнес старший близнец, давая понять, что больше уже ничего не сделает. — Хочу смыть это с себя.
— Вот это другой разговор, — усмехнулся Данте, в последний раз проводя пальцами по лицу брата и поднимаясь на ноги.
Вергилий проводил его взглядом, цепляясь им за развевающийся на ходу плащ. Душевная травма сделала его импульсивным, и этот неприятный факт не давал Вергилию покоя. Ему ужасно не нравилось то, что эмоции рвались наружу, и Данте был этому свидетелем. Он взглянул вниз, на свои колени — штаны тоже пропитались капающей кровью. По дурной привычке Вергилий поколупал пятно ногтем и только сейчас заметил, что руки были такими же грязными, а под ногтями застряли кусочки мяса.
Смочить полотенце было минутным делом, но вот отыскать нужное в куче барахла, которое Данте не прибирал столько лет, было сложнее. Он точно знал, что искомое было где-то в ванной, он сам видел. Черная лента, которую оставили Леди или Триш, или же кто-то из девушек, кому посчастливилось оказаться в постели Данте. Естественно, Вергилию об этом знать не обязательно.
Лента нашлась на одной из захламленных полок с полными и пустыми бутылками из-под шампуней, гелей для душа и флаконов с пеной для бритья. Данте сунул ее в карман, а затем уже стащил одно из полотенец, засовывая его под струю воды. Заставлять Вергилия ждать не хотелось — мало ли, что еще могло случиться в его отсутствие. Данте поспешил выйти из ванной, чувствуя, как вода с полотенца капает на пол.
— Что ты так долго? — встретил его с порога вопросом Вергилий. Кровь на его лице уже засохла и неприятно стягивала регенерирующую кожу — единственное оставшееся напоминание о его демоническом прошлом. В глубине души он уже и правда не верил, что силы к нему вернутся. Но если в это верил Данте, он даст этому шанс.
— Искал кое-что, — честно ответил тот, проходя к брату и протягивая ему мокрое полотенце.
Вергилий заинтересованно приподнял бровь — настолько, насколько позволила стянутая запекшейся кровью кожа. Но любопытство могло подождать. Старший близнец мягко промокнул полотенцем глаза, вытирая слипшиеся ресницы, а затем тщательно протер и лицо, тяжело выдыхая через рот. Влага бодрила и заставила отряхнуться, когда процедура была закончена. После чего Вергилий занялся своими руками, тщательно вычищая ногти.
— И что же ты искал? — задал вопрос он, на мгновение отвлекаясь и глядя на брата.
— Я подумал, тебе могло бы пригодиться это, — ответил Данте, засовывая руку в карман и выуживая оттуда ленту. — Она достаточно широкая, так что тебе подойдет.
Вергилий перевел взгляд на ленту, а затем снова на Данте, не понимая, что именно испытывает в этот момент.
— Хочешь, чтоб я выглядел, как пират? — с нотками недовольства произнес он; Вергилий не был бы самим собой, если бы не включил надменность. Таким образом ему всегда было легче скрывать истинные чувства. Он протянул ладонь и коснулся ленты; нежный шелк приятно ласкал подушечки пальцев, и эта нежность все же прорвалась в его голос. — В любом случае это лучше, чем красный фонарь посреди лица.
Данте коротко рассмеялся, понимая, что брат приходит в норму, раз снова начал язвить.
— Для пирата ты слишком аккуратен, — ответил он и перехватил ленту, расправляя ее и чувствуя, как приятно скользит под пальцами гладкий и блестящий шелк. — Давай, братец, я помогу тебе.
Вергилий решил на этот раз не сопротивляться. Он придвинулся ближе, чтобы Данте было удобно совершать свои манипуляции и, убрав упавшие на лоб пряди, послушно закрыл глаза. Данте на пару мгновений завис, разглядывая, как легко трепещут светлые ресницы Вергилия, но успел опомниться раньше, чем тот заметил. Он подался вперед, осторожно прикладывая шелковую полоску к лицу своего близнеца, чтобы та легла поперек его правого глаза. Затем скользнул пальцами по его лицу в волосы, такие же мягкие, как и у него самого, чтобы завязать импровизированную повязку на затылке.
— Вот и все, — тихо сказал он, чуть отстраняясь. — Могу с точностью тебя заверить, что пират из тебя так себе.
Вергилий слабо усмехнулся в ответ.
— Умеешь подбодрить, — с сарказмом произнес он, поддевая ленту пальцами, чтобы поправить ее на лице. Смотреть одним глазом было очень непривычно, хотя это и не было необходимо: он бы надевал ее только на улицу или на встречу с клиентами. Скользнув вдоль нее пальцем, Вергилий понял, что она действительно закрывает не только глаз, но и добрую половину шрамов. Что-то в груди тут же вспыхнуло и распространилось теплом по всему телу. — Спасибо.
Пряди волос упали на его лоб, и Данте потянулся их убрать, прежде чем успел подумать. Пальцы легко скользнули по блестящему шелку, теперь плотно прилегающему к бледной коже. Ресницы Вергилия дрогнули — даже те, что были спрятаны под лентой, по привычке. Старший близнец доверял его прикосновениям и давал это понять, не отстраняясь. В эту секунду он чувствовал, что может позволить себе открыться. Он хотел, чтобы нежность брата помогла ему залечить его раны.
Данте очень хотел, чтобы брат наконец-то вернул свои силы в полном объеме. Он вновь хотел спарринги, хотел увидеть красивую демоническую форму Вергилия, скрестить с ним мечи. А еще он хотел, чтобы брат больше не чувствовал боли. Глупо было думать о таком, но Данте вспомнил, как в детстве мама прогоняла его боль, и тогда это действительно помогало. Он улыбнулся и вновь подался вперед, практически невесомо касаясь губами края ленты, где еще были видны шрамы.
Вергилий рвано вздохнул: легкий поцелуй Данте им ощущался очень явно. Дыхание брата заходило ему под ленту и щекотало кожу, так что старшему близнецу пришлось зажмуриться. Первой мыслью было шарахнуться в сторону и посмотреть на Данте волком, но на смену ей пришла вторая, и почему-то вызвала улыбку.
— Ты прям как мама, — прохрипел Вергилий и прочистил горло: разнервничался. — Я же говорил.
А затем добавил, продолжая иронично улыбаться:
— Серьезно думаешь, что это может помочь?
Реакция Вергилия его удивила, заставляя улыбнуться еще шире.
— Ну, у мамы же получалось, — ответил Данте, осторожно приподнимая край ленты, чтобы вновь прижаться губами к шрамам под гладкой тканью.
Вергилий не удержался и пропустил смешок, чувствуя себя при этом крайне глупо. Но прикосновения губ Данте были приятными, пусть по привычке тело напрягалось, а ресницы вздрагивали. Инстинкты, выработанные годами, теперь обманывали Вергилия. Он ведь знал, что Данте не собирается нападать — но тело не знало. Оно знало только как реагировать на боль.
— Я уже не помню, получалось ли, — прошептал старший близнец, — это было очень давно.
Данте тихо фыркнул от веселья, и легкие пряди волос брата взметнулись от его дыхания.
— Вот и вспомним, — с улыбкой отозвался младший, отодвигая повязку еще дальше и целуя шрамы уже практически у самых ресниц Вергилия.
— Сними ее, — с ноткой раздражения попросил тот, и его дыхание заметно участилось. — Она только мешает.
Он даже не понял, что этим выдал себя. Ему было неважно; важно, чтобы Данте не останавливался. Чтобы он успокаивающе гладил за ухом и касался носом щеки, напоминая Вергилию о том, что это реально.
Брови Данте сами собой удивленно поползли вверх, но это было приятное удивление.
— Ты прав, братец, — ухмыльнулся он, окончательно поднимая повязку и осторожно снимая ее, чтобы точно не дернуть волосы Вергилия. Данте делал этот так аккуратно, что, если бы на лице Вергилия были еще ленты, он бы позволил ему снять их все. Но, к сожалению, лента была одна. Старший близнец не верил, что это был тот Данте, с дикими, порой варварскими, замашками; он чуть было не спросил, почему брат так с ним нежен, но вовремя удержал вопрос на языке.
Пальцы Данте мягко скользнули в серебристые волосы у самой шеи, и Вергилий не смог противиться ответному жесту. Его ладонь тоже скользнула по груди брата, а затем добралась до основания шеи, вклиниваясь между голой кожей и воротником плаща. Он хотел — и как же это нелепо, — чтобы брату было удобнее целовать его шрамы. Данте касался их осторожно, чтобы не поцарапать своими обветренными губами, прижимался к светлой коже, а затем невесомо поцеловал закрытое веко, прячущее красный глаз. Ресницы щекотали губы, но было в этом что-то глубоко интимное, почти сакральное, и Данте только чуть сильнее сжал пальцами волосы своего близнеца, прежде чем снова перейти поцелуями на скулу.
Вергилий не знал, куда ему деваться от всех этих прикосновений; они дразнили струны его души, щекотали нервы. Теперь он дышал через приоткрытый рот, тихо, не мешая Данте. Пальцы старшего близнеца нервно впивались в кожу на загривке, будто пытаясь уцепиться хоть за что-то. Он не заметил, как сам уткнулся носом в щеку брата, а спустя мгновение повернул лицо и почувствовал, как случайно опалил дыханием его губы.
Это фантомное прикосновение вызвало у младшего сына Спарды горячую дрожь, пробравшую все тело. Они оба сейчас балансировали на грани. И Данте решил, что грани не для него, нужно или двигаться вперед, или отступить. Он вдохнул, будто перед прыжком в воду, прикрыл глаза и коснулся губами губ брата.
Тело Вергилия покрылось мурашками, и на секунду он отстранился, буквально на миллиметр, чтобы сделать глубокий вдох.
— Данте, — прошептал он ему в губы. Это не было просьбой остановиться. Скорее, он просто не верил. Не верил, что брат это делает, не верил, что сам это принимает. Вергилий целовался лишь однажды, и это чувство нельзя было сравнить с тем, что он испытывал сейчас. Даже предвкушение поцелуя волновало его так сильно, что с этим не сравнилась бы никакая прелюдия. Просто потому, что это был Данте, и именно его нежности так жаждал Вергилий. Коснувшись своего близнеца кончиком носа, он подался вперед, вновь соединяя их губы. Он боялся углублять поцелуй, поэтому придерживал Данте за волосы, стоило только его губам посильнее раскрыться. Он не чувствовал страсти, хоть внутри и бушевал целый вулкан. Через поцелуй он лишь хотел передать брату все то, что накопилось за эти годы, показать, насколько был одинок и как сильно ему благодарен. Вергилий вообще не привык испытывать страсть. То, что он испытывал в постели с той женщиной, было трудно этим назвать. А с Данте все было еще сложнее.
Хватаясь за тонкую нижнюю губу брата, Вергилий чувствовал, как его тело ломается под силой притяжения, как ему хочется упасть на кровать; что он и сделал, медленно опустив за собой Данте, все еще придерживая его за шею. Тот даже не сразу понял, что они оказались в новом положении. Теперь он практически лежал на Вергилии, нависая сверху и все так же целуя его. И это выглядело еще более интимно, чем раньше.
Не смирившись с тем, что Данте был слишком близко и практически ограничивал его движения, Вергилий перевернулся на бок, скидывая брата на постель рядом с собой. Теперь они были в равных условиях. Лежа на боку, старший близнец ласкал рукой шею Данте и легко касался губами его губ, вздрагивая от характерных для поцелуя звуков.
— Это совсем не то, что ты мог подумать, — выдохнул он, наконец отстраняясь.
От слов своего близнеца Данте готов был фыркнуть — настолько по-детски это звучало.
— Да? — иронично вскинул бровь он, лукаво глядя на брата. — Тогда что же это?
Вергилий вздохнул; а что это было? Он никогда не был силен в определении и проявлении чувств, и его оправдания, должно быть, выглядели жалко. Много ли он знал о любви? Практически ничего — единственным примером служили родители, но это был не самый удачный пример в этой ситуации.
— Ты мой брат. Я же могу целовать брата, или это обязательно должно что-то значить?
Данте только ехидней улыбнулся, видя его замешательство. Он осторожно скользнул рукой в его волосы, легко перебирая пряди и пропуская их между пальцами.
— Не я начал говорить про смысл, — усмехнулся он. — Но конечно же ты можешь.
Вергилий закрыл глаза.
— Я не знал никого и ничего, кроме нашей семьи. После той трагедии, — он запнулся, — я так и не смог найти свое место, куда бы ни шел. Я везде был чужим. Кроме собственного дома. Потом я понял, что только наша семья была для меня по-настоящему важна, всегда. Я носил кулон матери и оружие отца. А еще — память о тебе, — Вергилий снова замолчал, чувствуя, как что-то жжет в груди. — Я хотел сказать… я привязан к тебе так же, как и к ним, и другой любви я не знаю.
Данте тихо вздохнул.
— Мы теперь вместе, мы и есть семья. Ты мой брат, и я тебя люблю, каким бы иногда заносчивым придурком ты ни был, — ответил он, гладя волосы Вергилия и заглядывая ему в глаза, чтобы тот видел его искренность и не думал сомневаться. — Я все эти годы чувствовал вину, что не смог удержать тебя тогда, и теперь шанса все исправить я не упущу. Я не хочу снова тебя потерять.
Вергилий смотрел в глаза Данте и видел, как они поблескивают в свете уличных фонарей. То, что говорил брат, звучало лучше любых колыбельных, что пела мама в детстве; его слова успокаивали лучше только потому, что сейчас они оба были взрослыми и на своем веку повидали много мрачных событий. Взрослыми. Насколько же иронично это звучало в отношении двух братьев, у которых никогда и не было детства.
— Ты не потеряешь, — Вергилий положил ладонь ему на щеку. — Я же сказал, что больше не уйду. Я дал тебе слово.
Он коснулся влажных губ брата большим пальцем и тут же прижал его к остальным. Только теперь он понял, как много упустил: его человеческая часть что-то чувствовала, а он не понимал, что. Было бы гораздо проще выяснять отношения на демоническом уровне, с помощью крови, драки и подчинения, как он и привык. Чувства его только путали.
Но в этот раз Вергилий не успел себя накрутить: Данте снова отвлек его поцелуем. Старший близнец усмехнулся, быстро раскусив, в чем заключалось его намерение, но не отстранился. Он хотел учиться новому и позволял Данте вести его за собой — не буквально, конечно. В реальности сам Вергилий придерживал брата за волосы, чтобы тот не заходил слишком далеко. Но тот и не собирался, это чувствовалось, он просто легко касался губ старшего и получал в ответ такие же легкие касания.
— Как же это слащаво, — прокомментировал Вергилий, отрываясь от губ и прислоняясь лбом ко лбу близнеца.
— Вот умеешь испортить момент, — фыркнул тот, но совершенно беззлобно, больше для того, чтобы подразнить Вергилия. — Привыкай, братец, не все тебе мечом махать.
Вергилий скосил на брата глаза, все еще касаясь его лбом.
— Мечом привычнее и понятнее, — он вздохнул. — Если помнишь, мы всегда выясняли отношения именно так. Драка может сказать о сопернике все.
— Не все, — возразил Данте, в ответ прижимаясь лбом к брату и прикрывая глаза. — Мы знали друг друга, по сути, только восемь лет, и никакая драка это не исправит.
Данте сам не ожидал услышать от себя такие слова, ведь он был из тех, кто первым полезет в драку ради веселья. Но даже он понимал: только сейчас они начали хоть чуточку узнавать друг друга, и то благодаря тому, что их бой на данный момент был бы неравным.
Вергилий скользнул взглядом по каемочке белесых ресниц брата и усмехнулся чему-то своему. Затем снова положил ладонь тому на шею, обнимая пальцами за голову и будто бы ободряюще поглаживая.
— Не знал, что ты такой сентиментальный, — прошептал он, потираясь носом о нос Данте. — Я много чего о тебе не знал, и с удовольствием узнаю еще.
— И кто теперь слащавый? — с легкой ехидцей поинтересовался младший, тоже обнимая своего близнеца за шею, чтобы давать понять, что он не против.
Усмехнувшись, Вергилий покровительственно поцеловал Данте в лоб: ему начинала нравиться роль старшего брата. Раньше он не задумывался о том, что его близнецу, так же, как и ему, очень не хватало родительской фигуры — пусть оба очень старались быстро повзрослеть. Так что теперь каждый мог дать другому то, чего был лишен. Вергилий никогда бы не подумал, что их отношения с Данте достигнут такого уровня близости. Но, наверное, он всегда был неравнодушен к своему близнецу, и то чувство, которое он ошибочно принимал за ненависть, все же было чем-то другим.
— Знаешь, тогда, в башне… я ведь надеялся, что ты присоединишься ко мне, — он улыбнулся, мягко проведя большим пальцем по губам Данте. — Я не хотел драться с тобой. Если бы ты только согласился…
— Я тоже надеялся, когда мы стояли в том потоке на грани миров, — негромко отозвался он, мягко целуя палец Вергилия и слегка прихватывая его губами. — Поймал бы и больше не отпустил.
Вергилий скользил взглядом от ресниц Данте до его губ, будто смотрел в его лицо впервые — но, наверное, /так/ он смотрел действительно впервые. Замечая все, вплоть до мелких морщинок, что уже начали образовываться возле переносицы от часто нахмуренных бровей.
— Надо было поймать, — вздохнул он, чувствуя, как губы Данте щекочут подушечку пальца. Не убирая его, старший близнец вновь поцеловал брата, продолжая гладить уголок его рта. Запах Данте заполонил все пространство вокруг Вергилия, заставляя его хотеть еще и вдыхать глубже. Придерживая брата за шею, второй рукой Вергилий скользнул вниз по его груди — просто кончиками пальцев, едва касаясь, но чувствуя, как Данте тяжело дышит. Он сам дышал так же тяжело, будто ему не хватало воздуха; на самом деле старший близнец захлебывался в ощущениях. Поцелуй стал жадным и уже совсем не семейным — но для Вергилия границы не существовало, он просто выражал эмоции, как мог. Он никогда не целовался так, искренне, не преследуя каких-то целей, и был удивлен, что именно Данте сподвигнет его на такое. Языку во рту стало тесно, поэтому Вергилий вытолкнул его в рот брата, мыча при этом что-то неразборчивое. Данте охотно впустил его в свой рот, обхватывая его губами и мягко посасывая, чтобы потом возобновить поцелуй. Эта близость опьяняла, и они, как голодающие, дорвавшиеся до еды, жадно пили этот поцелуй с губ друг друга. Данте скользил ладонью из волос Вергилия по его шее, гладил напряженные мышцы, натянутые, как канаты. Удерживать свой вес на одном локте становилось совсем неудобно, и Данте не сдержался, ложась на брата и наконец-то чувствуя его всем телом.
Вергилий положил руку на холодную кожу плаща, прижимая Данте еще крепче и в этот момент почувствовал то, чего не чувствовал уже давно. Горячая волна прокатилась вдоль позвоночника, а за ней еще и еще, оседая тяжестью в паху. От неожиданности старший близнец выскользнул из поцелуя, тут же облизнув губы. Он не понял, что произошло, и это казалось диким.
— Данте… — хрипло выдохнул Вергилий, тут же жадно заглатывая порцию воздуха, — Данте, нам нужно… остыть.
Останавливаться не хотелось, но и возбуждение в планы тоже не входило.
Сначала Данте не понял, что это брат разорвал поцелуй. Он так увлекся, что ему казалось, будто кто-то отбирает у него Вергилия, вновь разделяя их. Рык чуть было не вырвался из его горла, но сбивчивый и тихий голос брата вернул его демоническую сущность обратно вглубь сознания, так и не дав ее инстинктам проявить себя. Данте прерывисто вздохнул и зажмурил глаза, прижавшись лбом ко лбу своего близнеца.
— Прости, Верджил, — еле слышно прошептал он, чувствуя запоздалый страх, что это только ему все происходящее казалось естественным.
В голосе Данте слышалась тревога, и Вергилий тут же крепче обнял его за шею. Брат сейчас казался потерянным щенком, и у старшего близнеца сжималось сердце; Данте столько пережил не для того, чтобы снова страдать в объятиях самого дорогого человека.
— Нет, все в порядке. Не нужно извиняться, — он потерся носом о нос брата, пытаясь его успокоить. Вергилий чувствовал его страх и не понимал, чем он был вызван. Чтобы как-то разрядить обстановку, он решил поделиться еще одним откровением, от которого кровь тут же прилила к щекам. — Я еще никогда так не целовался.
Губы Данте словно сами растянулись в улыбке. Не успевшая разрастись тревога отступила, сбрасывая с его души камень, вытесняя нежностью все страхи. Он приоткрыл глаза, глядя сквозь ресницы на Вергилия. Его брат выглядел растрепанным, его губы были красными, блестящие от слюны, а на щеках расцвел еле заметный румянец.
— Младшие братья тоже могут кое-чему научить, — усмехнулся он, гладя кончиками пальцев порозовевшую кожу на скуле Вергилия.
Тот не удержался и с добродушным укором покачал головой. Пусть он всегда делал вид, будто шутки Данте казались ему дурацкими, на самом деле все было не так. Прикосновение чужих пальцев вдруг вызвали в памяти одно болезненное воспоминание; эта картина стояла у него перед глазами даже во снах. Аккуратно взяв левую руку Данте за запястье и стянув перчатку, Вергилий принялся зацеловывать серединку ладони — то место, которое разрезал катаной перед своим падением.
Данте смотрел на брата завороженно, не отрывая глаз и чуть приоткрыв рот. Он видел, как дрожат светлые ресницы Вергилия, густые и длинные, отбрасывая тени на скулы. Мягкие губы его близнеца касались центра ладони, и Данте понимал его чувства — общее сожаление, которое они смогли выразить только сейчас, и сейчас он без перчатки чувствовал себя более обнаженным, чем если бы был без одежды.
Вергилий нехотя выпустил чужую руку; он еще не до конца загладил свою вину. Казалось, он мог с закрытыми глазами определить, куда точно нанес удар, и целовал вдоль невидимого шрама. Он вдруг вспомнил, как несколько дней назад обнаружил разрезанную перчатку в ящике стола, и понял, что, несмотря на регенерировавшую кожу, шрам навеки остался в сердце Данте.
Их тела сотканы из сплошных шрамов, и каждый из них — говорящий. Но они оба верили, что любовь может вылечить даже самые старые и глубокие.