Boulevard Of Broken Dreams/Бульвар Разбитых Грёз

— Я и не знал что ты боишься пауков, — усмехнулся Ньют, когда вернулся домой и увидел Тину, — Но я очень рад видеть тебя целой и невредимой. Голдштейн выдавила из себя улыбку, — Ох, Тесей рассказал тебе об этом? — нервно рассмеялась она, — Извини, у меня и правда есть некоторые ограничения в любви к существам. — Всё в порядке, — нежно поцеловал её Скамандер, — Многие терпеть не могут их. Я счастлив быть рядом с кем-нибудь, кому они вообще нравятся. А самая большая радость, что это ты. — Знаешь я тоже очень рада что этот человек — я, — поцеловала его Тина в ответ. Уже не в первый раз у нее возникла мысль о том, чтобы рассказать все Ньюту. Она доверяла и чувствовала себя в безопасности с ним. Он был очень предан ей. Только благодаря Ньюту она смогла пережить эти два месяца эпизодов и кошмаров. Конечно, он бы не стал относиться к ней хуже, зная правду. И все же она не могла заставить себя открыться ему. Что если он пойдет и сделает что — нибудь неосторожное и глупое? И что если то, что произошло с ней, это слишком для него? Она не могла рисковать. Он даже не подозревает насколько сильно она не заслуживает его, но и сама девушка не собиралась раскрывать это. Порпентина должна справится со всем без помощи окружающих. — Тина? — неуверенно спросил Ньют. Он заметил что она глубоко задумалась и подумал что еще один эпизод наступил. — Да, прости, я в порядке, — пробормотала аврор, встряхнув головой, словно пытаясь избавиться от этих мыслей, — Пойдем ужинать. У Ньюта было ощущение что Тина все время хотела рассказать ему больше о том, что мучило ее после Парижа. Как бы он ни хотел чтобы она поделилась с ним всем, что тревожило ее, он знал, что ничего не может поделать, кроме как ждать, пока она не решится на это сама. Тина вернулась в подвал после ужина, а Ньют решил остаться на кухне, дабы попросить у Тесея совет. — Прости что спрашиваю, — начал он, — Но знали ли ты о брате Леты? Я имею в виду реальную историю его смерти, не ту что мы все знали ранее… Может она что-то рассказывала тебе… до того как… — он замолчал уставившись на свои ботинки. Прослезившись, Тесей на мгновение задумался, — Нет, — хрипло прошептал он, — Я не знал правду до того как… до того как вы с Дамблдором не рассказали мне, что произошло в склепе. — Мне жаль, — сочувственно обнял брата Ньют, — Но, ты когда-нибудь подозревал, что она мучается, что-то скрывая? — Ох, всё время, — грустно покачал головой Тесей, — Я знал что она страдает, но так и не понимал до конца почему. Я очень сильно хотел знать, чтобы хоть как-то ей помочь… — на мгновение он остановился чтобы вытереть слёзы и выровнять дыхание, — Ты думаешь что с Тиной происходит что-то похожее. Это было утверждение, а не вопрос. Ньют просто кивнул. — Я не могу сказать что знаю, что надо делать, — похлопал его по спине аврор, — Я имею в виду, что у меня не получилось помочь Лете. Просто… Я думаю, просто продолжай делать то, что ты делаешь. В конце концов она откроется тебе, а даже если и нет, в любом случае быть рядом с ней — самая хорошая идея. — Прости меня пожалуйста за этот разговор, но ты мне действительно помог, — обнял его Ньют. — Кажется я говорил тебе, чтобы ты не извинялся, — взъерошил Тесей волосы младшего брата, также как и в детстве, — Я рад помочь. Ты защищаешь и оберегаешь ее, а я — вас. Никогда не забывай об этом. Когда Ньют вернулся вниз, он обнаружил, что Тина крепко спит на своей кровати, а Найтли бодрствует, стоя на страже. Питомец прыгнул в объятия Скамандера и мурлыкал у него на груди. Это еще раз подтвердило, что Тине есть чем поделиться. Маленький котенок, казалось, знал это. — Я знаю, мой прекрасный сэр, — Ньют ласково почесал за щекой маленького Найтли, — И я рад, что ты считаешь меня достойным. Но пока она не готова рассказать всё, я верю, что ты присмотришь за нашей прекрасной леди. Договорились? Найтли на мгновение прижался к Ньюту, затем запрыгнул на кровать и свернулся калачиком у ног Голдштейн, — Умничка. Хороший мальчик, — погладил его по голове Ньют, — Спите спокойно. Тине приснился кошмар, но он не был необыкновенно жутким, и Ньют смог помочь ей заснуть весьма быстро. Утром она проснулась достаточно отдохнувшей, и день прошел нормально. Всю оставшуюся неделю девушка думала о том, чтобы рассказать все магозоологу, но потом снова отказалась от этой идеи. Постоянное хождение туда-сюда изматывало ее больше, чем беспокойство об Ахиллесе, толкавшее ее повреждать себя. Эта потребность освободиться от бремени вела ее к желанию выпустить собственную кровь. Она не могла перестать делать это, хоть и чувствовала смутное разочарование каждый раз, когда исцеляла себя. Письма и фотографии перестали приходить, и Тина осмелилась надеяться, что, возможно, все закончилось. По крайней мере, была надежда что угрозы Ахиллеса закончились. Но то, что он сделал с ней в Нью-Йорке, никогда не исчезнет, медленно осознавала она. Как оказалось, Ахиллес даже и не думал заканчивать угрозы. Его кровь кипела, когда он в ярости метался по своей комнате, снятой в «Дырявом котле». Гнев стал его привычным спутником с тех пор, как он увидел Тину, целующейся с медноволосым британским волшебником, который, как он теперь знал, был известным писателем и магозоологом Ньютом Скамандером. Ахиллес снова сел за маленький стол в комнате, заканчивая писать письмо. Он сообщал МАКУСЕ, что еще не закончил со своими делами в командировке. У него накопилось достаточно времени и привилегий, чтобы он мог взять еще несколько месяцев, если понадобится. Он сердито оглядел различные журнальные и газетные вырезки из таблоидов, в которых рассказывалось о зарождающейся любви между самым востребованным волшебником Британии и симпатичной американской авроршей, за которой он открыто ухаживал. Ему было невыносимо видеть, как Тина обожающе улыбается, держась за руку с этим мужчиной, невыносимо видеть руки Ньюта Скамандера на том, что должно было быть его, Ахиллеса Толливера. На его кукле. Нет, он не мог и думать о том, чтобы вернуться в Нью-Йорк одному. Он знал, что Тина была потрясена его письмами. Он видел, как она оглядывалась через плечо, когда была на улице, и как Скамандер оберегал ее. Но, похоже, она еще не сломалась. Ему нужно было перейти на следующий уровень. Следующее письмо должно было прийти в дом, который она делила с магозоологом, своим боссом и тем не-магом, который тоже каким-то образом вырвался из рук МАКУСЫ. Он также собирался начать наблюдение за домом, что будет проще, чем за министерством, даже с двумя аврорами в штате. Ахиллес приготовил свежий пергамент и снова обмакнул перо…

***

Ньют с большой надеждой ждал выздоровления Тины, но точно мог сказать что ей что-то мешает. Со дня их свидания её самочувствие улучшилось, и не было ни одного триггера. Кошмары продолжались, но они были привычными, и магозоолог уже знал как с ними справляться, они не были похожи на ту ночь когда она увидела Грин-де-Вальда в подвале. И все же Тина казалась постоянно встревоженной и нервной. Несколько раз Скамандер замечал как она слегка приоткрывала губы, словно хотя что-то сказать, но так и не решившись, встряхивала головой и возвращалась к своим делам. Что — то похожее делал он сам, его взгляд говорил: Я люблю тебя, Тина. но решив что с этим надо повременить, останавливался.

***

— Джейкоб, думаю, мне нужна твоя помощь, — однажды вечером сказал Ньют, отведя Ковальски в сторону, после того как Голдштейн легла спать, — Мне нужно спланировать еще один особенный день для Тины. — Уже готов сделать предложение? — пошутил его друг. Ньют покраснел так сильно, что пекарь не мог его не пожалеть, — Прости, дружище, я не хотел тебя этим смутить. Итак, что за повод? — Я хочу признаться ей в своих чувствах. Что я… Что я… — Что ты ее любишь, — тихо закончил за него Ковальски. Ньют лишь кивнул. — Знаешь, тебе не нужен особый день что сказать это, — сказал пекарь, — Ты можешь признаться ей в любое время. Я уверен ей будет приятно услышать это, особенно после всего того, что случилось… — оба мужчины вздохнули, когда Ковальски прервался. — Знаю, знаю, — пробормотал Ньют, — Просто, я думаю ей нужен еще один хороший день. Тина все еще кажется такой хрупкой, и это была бы отличная возможность поднять ей настроение. — Я понял тебя, приятель, — ответил Ковальски, — Так когда ты хочешь… — Я знаю что до этого еще несколько недель, но день, когда мы встретились… — Шестое декабря, — тоскливо вздохнул Джейкоб, — День когда мы все встретились, — затем он усмехнулся, — Да, это идеально! Я тоже не могу забыть этот день. Конечно, я помогу тебе. Мы сделаем этот день самым лучшим для вас обоих! — крепко обнял он друга. Ноябрь продолжался, принося с собой прохладу и туман, которых следовало ожидать в Лондоне. Джейкоб каждый вечер готовил бесконечные порции какао, и оживленные сказочные посиделки продолжались у жаркого огня. Тина соглашалась с Тесеем, что сказки без магии ужасны, но Ньют настаивал на нейтралитете и защищал любимые сказки друга. Тина по-прежнему не получала новых писем, но ей несколько раз казалось, что она видела Ахиллеса недалеко от площади Шеррингфорд. Каждый раз, когда она поворачивалась, чтобы посмотреть поближе, это оказывался кто-то другой или там вообще никого не было. И все же она не могла избавиться от ощущения, что он рядом и наблюдает за ней. Чувствуя, что снова не может ни с кем поделиться переживаниями, она принялась за старое. Уже несколько недель она резала и лечила себя, а шрамы становились все глубже и заметнее. Иногда по ночам она проводила по ним пальцами, качая головой от собственной глупости и спрашивая себя, о чем она думает. Найтли, хотя и был очень ласков, казалось, боялся ее предплечий, как будто знал, что с ними что-то не так. И все же она продолжала наносить себе порезы во время каждого душа, ради мимолетного облегчения от демонов, которые были ее постоянными спутниками. Она также не испытывала никаких триггеров, когда начала всё это, и поэтому обманывала себя тем, что есть даже некая польза. Однажды утром в конце ноября Джейкоб принес почту. Тесея не было дома, Ньют был в подвале, а Тина читала на диване. — О, Тина, похоже, тебе пришло письмо, — Джейкоб отдал ей конверт. Он уже шел обратно на кухню и не заметил, как Тина сильно вздрогнула, когда письмо упало ей на колени. — Спасибо, Джейкоб, — ответила она и быстро побежала в ванную, сжимая в руках письмо. Она решила, что это самое безопасное место, чтобы разобраться с этим. Голдштейн закрыла за собой дверь и сразу же начала принимать душ. Когда душ включился, и комната наполнилась паром, Тина раскрыла конверт, и ужас охватил ее. Теперь не было никаких сомнений. Она видела его вокруг. Он был там. И он действительно знал, где она живет. Дрожащими руками Тина взяла письмо и прочитала последнюю издевательскую угрозу. Я вижу тебя с ним. Может, я смогу зайти к вам на кофе и показать ему, как это делается на самом деле. Тина снова задумалась, не пора ли сообщить кому-нибудь об этом. В конце концов, за домом, который она делила с тремя другими людьми, следили. Но прямой угрозы никому, кроме нее, не было. Поэтому она снова взяла себя в руки и методично уничтожила письмо, на этот раз сжигая его в душе в течение нескольких минут, а затем позволила воде потушить небольшой огонь, смывая обугленные остатки пергамента в канализацию. Как и всегда в такие моменты, руки-призраки быстро нашли путь вверх и вниз по телу Тины. Поскольку душ уже давно лил воду, она не теряя времени залезла в него и принялась отчаянно их оттирать. Направив свою палочку на себя, Голдштейн сделала порезы немного сильнее и глубже, чем обычно. Она поморщилась, исцеляя себя, — последние порезы заживали довольно плохо. Её руки были покрыты решёткой серебристых шрамов. Теперь поверх них появились злые, красные линии. Но, как всегда случалось в конце этого ритуала, дыхание Тины замедлилось, кровь ушла в канализацию, и постоянный узел в груди ослаб на несколько драгоценных минут. Даже зная, что очень скоро все вернется на круги своя, Голдштейн говорила себе, что этот миг передышки стоит нескольких шрамов.

***

Ньют знал что Тина все ещё глубоко ранена, но не видя ухудшений в её состоянии, решил что она идёт на поправку. Он знал что должен быть терпеливым и поэтому никогда не подталкивал её к разговорам, неприятным для неё. В тяжелые моменты он лишь предлагал ей такие простые жесты как сжатие рук, теплые объятия или нежный поцелуй, которые она обычно с радостью принимала. Проведение времени дома обычно заключалось в уходе за существами. Это был отличный способ провести время вместе, и к тому же существа дарили девушке настоящий комфорт, что давало некоторое облегчение обоим. Тина спустилась вниз, волосы были мокрыми, и от нее приятно пахло после душа. — Ты уверена, что хочешь работать здесь сразу после душа? — притянул Ньют ее в свои объятия, а затем сладко поцеловал. — Я всегда готова поработать здесь, — выдохнула она ему в губы, — Но возможно мне стоит пропустить уборку. Было бы обидно потерять хороший душ. — Я понял тебя, никаких работ с келпи сегодня, — усмехнулся Скамандер когда они отдалились. После быстрого разделения обязанностей на сегодня, они принялись за работу. Пара смеялась, шутила, и, конечно, находила предлоги, чтобы украсть поцелуи во время работы. Иногда они просто смотрели друг на друга с обожанием. Ньют улыбался, наблюдая из-под челки, как Тина кормит лунных тельцов, а Найтли преданно трется о ее лодыжки. Его любовь к ней разгоралась в груди, когда он наблюдал, как она искренне заботится о его любимых существах. Чуть больше чем через неделю он скажет ей об этом. Он улыбнулся еще теплее, думая о плане, который он придумал с помощью Джейкоба. Когда он наблюдал за тем, как изящные линии ее легкой фигуры тянутся к ведру и бросают гранулы корма, кое-что привлекло его внимание. Каждый раз, когда она подбрасывала в воздух очередную порцию, ее рукав откидывался назад, обнажая россыпь сердитых шрамов. Ньют не помнил, чтобы когда-нибудь видел что-то подобное раньше. — Тина, дорогая, что это у тебя на руке? — неуверенно спросил он. Он ожидал, что Тина отмахнется от этого, говоря что ничего страшного в этом нет; в конце концов, он поступил бы так же, если бы девушка заметила у него новую травму. Чего он не ожидал, так это того, что она подскочит, поспешно опустит рукав, а прежде чем пробормотать, что ничего страшного, будет смотреть куда угодно и на что угодно, только не на лицо Ньюта. — Тина? — голос магозоолога стал серьезным, и он начал приближаться к ней, — Тина, пожалуйста, скажи, что это у тебя на руке? — Просто… просто небольшой инцидент, тебе не о чем беспокоиться, — пробормотала Тина, все еще отказываясь смотреть Ньюту в глаза. Найтли теперь шипел на Тину. Даже маленький книззл знал, что его хозяйка обманывает Ньюта. К огромному удивлению последнего, Найтли вдруг прыгнул к нему в объятия и прижался к сердцу магозоолога, продолжая шипеть на Голдштейн. Теперь Скамандер понял, что что-то не так и что Тина пытается скрыть истинную причину своей травмы. Аврор знала, что Ньют понял попытки котенка сказать ему правду. Не имея другого выбора, кроме как рассказать правду о своих шрамах, Тина медленно села на пол и, дрожа, протянула обе руки. Ньют также медленно сел прямо напротив нее. Голдштейн отвернулась и закрыла глаза, по ее лицу текли слезы, но она решительно показывала руки, разрешая Ньюту осмотреть их. Медленно и осторожно Ньют закатал рукава Тины, открывая взору россыпь недавно появившихся свежих красных шрамов, расположенных поверх паутины чуть более старых, серебристых шрамов. Ньют прикусил губу, чтобы не выдать себя громким вздохом. Вместо этого он нежно провел пальцами по шрамам, его сердце разрывалось с каждой секундой все больше и больше, по мере того как его осеняло ужасное осознание. — Ты… ты делала это с собой. — хрипло прошептал он, когда его собственные глаза наполнились слезами. Это было утверждение, а не вопрос. Ему не нужен был Тинин кивок чтобы убедиться. — Почему? — задыхался он от комка в горле, когда слезы начали свободно падать, — Тина, зачем тебе причинять себе боль? Порпентина была слишком подавлена, чтобы ответить. Она позволила Ньюту взять ее на руки. Она плакала на его плечо, а он нежно покачивал, пока его собственные слезы падали на ее волосы. — Пожалуйста, Тина, — шептал он, — Пожалуйста, откройся мне! Позволь мне попытаться решить твою проблему! — Ты… ты не можешь! — вырывалось у нее между рыданиями, — Ничто не может помочь мне! Это никогда не пройдет! — девушка снова зарылась лицом в его плечо. — Я просто хотел… неужели все это вре… — О, я отнимаю слишком много времени? — огрызнулась Тина, внезапно разозлившись, — С тебя хватит? Полагаю, ты прав. Мне следовало быть честной с самого начала, Ньют, — вздохнула она, — Я повреждена до невозможности, разрушена навсегда, я понимаю, если ты не хочешь… — Нет… — прервал ее Ньют, подняв подбородок, чтобы посмотреть ей прямо в глаза, — Я совсем не это имел в виду. Я никуда не ухожу, и ты нужна мне такой, какая ты есть, поврежденной или как бы ты это не называла, я все равно хочу, я… я… Он запнулся на мгновение. Все это было неправильно. Все было не так, как должно было произойти. Он хотел сказать это в счастливый момент, когда они вместе праздновали годовщину дня их знакомства. Не так, как сейчас, когда они оба плачут на полу подвала, и раны Тины, нанесенные ею самой, мучают обоих. Но она была так сильно разбита. Ньют до сих пор не имел ни малейшего представления о причинах этого, помимо событий почти трехмесячной давности, но сейчас это не имело значения. Она была так сильно измучена и изранена изнутри, что больше всего ей сейчас нужна была любовь. Просто любовь. — Я люблю тебя, Тина, — сказал он просто и честно. — Правда? — глаза Тины недоверчиво расширились. — Конечно, — он нежно и многократно поцеловал каждое из ее покрытых шрамами предплечий, позволяя слезам падать на них, — Я люблю тебя и хочу, чтобы тебе стало лучше, потому что мне больно до самой глубины души видеть тебя такой и не иметь возможности ничего с этим сделать. Я люблю тебя, Тина, и просто хочу, чтобы ты была счастлива. Я не буду давить на тебя, заставляя делиться тем, чем ты не хочешь делиться, или просто забыть о том, что произошло в Париже. Просто, пожалуйста, знай, что я люблю тебя. И что ты заслуживаешь того, чтобы быть любимой. Ньют посмотрел прямо в глаза саламандры, в которых было больше воды, чем огня, из-за слез, и крепко поцеловал ее. Она расслабилась в поцелуе и еще больше растаяла в его объятиях. — Я тоже люблю тебя, Ньют, — прошептала она ему в губы, — И прости меня. Мне так жаль, что я заставляю тебя проходить через это. — Не надо, любимая, — настаивал он, — Тебе не за что извиняться. Я с тобой, Тина, я готов сделать все, что потребуется, чтобы помочь тебе поправиться. Голдштейн поцеловала его еще раз. Они ещё долго сидели так, просто тихо плакали, обнимали и целовали друг друга. Тина не была готова сказать больше, и Ньют помнил, что не должен давить. На данный момент было достаточно того, что у них была любовь. Впервые за почти пять месяцев стены крепости, которую Тина возвела вокруг себя, начали сдвигаться. Она все еще беспокоилась о том, что была испорчена и недостойна Ньюта. Но она любила его, и теперь была готова позволить любить ее, и, возможно, это поможет решить многие проблемы.