Короли драмы

      Конец января был морозным, и Эрос с Юрой редко гуляли по Петербургу. Но они не бездельничали: они искали тепло рядом друг с другом; им доставляло удовольствие снимать свою повседневность или смешные видео; иногда они гуляли в торговых центрах, собирая взгляды других покупателей, осуждающие и радостные, безразличные и снисходительные, и с каждым днём к Эросу всё чаще подходили с просьбой сфотографироваться. В такие моменты Юра отсиживался в стороне или исполнял роль фотографа: он сам предлагал помочь, не желая попадать в кадр.       Ночами Эрос начал пропадать вместе с Сашей, но подросток видел в ней лишь безобидную, но смышлёную девчушку, а не соперницу, а потому не ревновал. Грустил, просыпаясь ночью один, долго не мог заснуть, гадая, где в столь поздний час был его бог, но не ревновал — он слишком доверял Эросу, был слишком наивным, чтобы это чувство хоть как-то коснулось его.       И с Сашей он времени зря не терял: она каждую встречу рассказывала ему о новых фишках в социальных сетях, находила рекламодателей, сводила с важными людьми. За месяц он оброс просто незаменимыми связями: у него в команде теперь был профессиональный монтажёр и ещё один менеджер, а в команду «ЭроСети» она привела одного программиста из Токио, специалиста PR и квалифицированного бухгалтера. И с приходом Саши в жизнь Эроса Виктория, его бывший менеджер, совсем отдалилась от него, окончательно переходя в компанию «ЭроСети». Впрочем, зарплата и условия устраивали её настолько, что она эту «разлуку» даже никак не прокомментировала. А Эрос, и так её работу не ценивший, и рад был от неё вот так избавиться.       Эрос взлетел слишком быстро, он даже не осознавал до конца свою медийность, но уже месяц у него был стабильный рост доходов и подписчиков. И интерес к нему не угасал, лишь рос, особенно после того, как он рассказал о своём парне. И Юру Синякина, которого все знали как корейского мальчика с простым именем Юки Ким, популярность тоже не миновала. Всем хотелось увидеть того, кто украл сердце столь обаятельного и красивого молодого человека как Эрос. Да и за парой, открыто показывающей нетрадиционные отношения в России, наблюдать было вдвойне интересно. И правоохранительным органам тоже.       В отличие от Эроса, в социальные сети Юра не выкладывал много, хотя аудиторию уже имел достаточную. И он совсем не понимал, что же миллион человек нашло в нём, что же их в нём заинтересовало. Ему самому ведь никогда не доставляло удовольствие следить за чужими жизнями, у него не было кумиров среди реальных людей.       Первое время он не считал себя достойным этого внимания: вокруг же было столько талантливых, столько необычных, столько стоящих людей — а Синякин был обычным подростком с милой внешностью, которому посчастливилось стать парнем Эроса и разделить его популярность. Без Эроса он — никто.       Но постепенно, маленькими шажками приходя к осознанию своей популярности, он стал открываться публике. И сильнее всего на него повлиял инцидент, произошедший в минувшие выходные, когда они с Эросом решили сходить на каток в Мега Парке. Тогда был вечер, и лёд был полон людей.       — Признаться честно, я не привык к снегу и зиме. Горнолыжные курорты в Скандинавии это не российские зимы. Я никогда так долго не задерживался в столь холодном климате. Понимаешь? Я не привык…       — Глупое оправдание для того, кто не умеет кататься на коньках, — Юра посмеялся и надел поверх тонких носков тёплые, с глупыми рисунками.       — А ты плавать не умел, когда приехал ко мне на Кипр.       — Ну, плавать ты меня так и не научил, а вот я тебя на лёд поставлю, — он стал энергично завязывать шнурки на коньках, в то время как Эрос делал это с неохотой.       — Мне нравится, когда ты командуешь. Сразу становишься таким серьёзным…. Это мило, — он потрепал его по волосам и принялся шнуровать свои коньки.       — Я ведь ещё даже не начал.       Они сделали в тот вечер немереное количество фотографий, много смеялись и постоянно друг за друга держались: Юра всё время пытался помочь Эросу поехать вперёд, подталкивал его, но тот упрямился и отвечал, что ему комфортнее стоять в стороне и просто наблюдать за ним, беззаботно катающимся под снегопадом в милой шапке с помпоном и в синем шарфе.       — Мне не нравится быть новичком, — он остановился посреди катка, едва держа равновесие. — Это унизительно.       — Ну, тогда оставайся здесь, а я пойду.       Улыбаясь, Юра откровенно блефовал и, чуть отъехав от него, собирался всего лишь ненадолго отпустить его руку, а потом обязательно вернуться. Однако Эрос, по-настоящему испугавшись, притянул его к себе и, заключив в крепкие объятия со спины, едва не потерял равновесие. Синякин в ту секунду вздрогнул — он явно не ожидал такой реакции, и в ответ мягко обхватил его ладони варежками, чувствуя тёплое дыхание над ухом. И стал его единственной опорой.       — Ты вывел меня на середину катка, а теперь уходишь. Это эгоистично, тебе так не кажется? Не оставляй меня. Я один без синяков со льда не сойду, — Юра повернулся к нему, игнорируя проезжающих мимо детей и взрослых, и радостно улыбнулся. — Ты мне нужен.       И только они вышли со льда, решив сделать перерыв и перекусить знаменитыми тефтельками и макаронами из «Меги», согреться, как оказались под прицелом камер десятков телефонов. Увлекшись катанием и мирным, даже умиротворённым времяпровождением друг с другом, они не заметили ни группу подростков, следящих за ними, ни двух пятнадцатилетних девочек, которые постоянно прокатывались мимо них, пытаясь подслушать их разговор. Но им это никак не удавалось, так как каждый раз, приближаясь к влюблённым молодым людям, они истерически смеялись и покрывались румянцем.       По возвращению домой Эрос обнаружил сотню их совместных фотографий: вот они сидят на лавочках, и он натягивает шапку подростку на лоб; вот обнимает его, пытаясь удержаться на льду, вот несёт поднос с едой, а вот со снисхождением вздыхает, пока его партия рассматривает новую плюшевую игрушку. Они запечатлели Эроса и с сигаретой у входа, и с пакетами, стоящего у уборных, и с телефоном, вызывающего им с Юрой такси. За ним буквально следили на каждом углу. И это ему неимоверно нравилось.       Конечно, не все их любили. И однажды им даже пришлось прибегнуть к помощи полиции. И поголовно все СМИ гудели о том нападении в самом центре Петербурга. А началось всё с обыкновенного, но плотно слепленного снежка, попавшего Юре прямо по голове. Они тогда шли поперек усыпанной снегом Дворцовой площади, был вечер буднего дня. В центре сияла высокая конусообразная ёлка, рядом с ней фотографировались приезжие, задержавшиеся в Петербурге и после новогодних каникул. Они болтали о чём-то незначительном — если вспомнить, то о запахе метро, — и держались за руки. И снежок, заставивший шапку Юры спуститься ему на лоб, резко прервал их беседу.       Но грубыми нецензурными словами в их сторону дело не закончилось — один из мужчин, последователей ныне запрещённого в России «Мужского государства», схватил Эроса за шарф, ввязывая в драку. Конечно, он не был таким же умелым борцом, как все его братья, но смог постоять за себя и не дать Юру в обиду. Но он не смог бы долго противостоять грубияну, поэтому обрадовался, когда прохожие разняли их, а Юра, спохватившись, подозвал патруль полицейских.       Все свидетели подтверждали, что драку начал один из тех крупных мужчин, но сами они отнекивались от всех своих действий, не способные взять на себя ответственность, одновременно с этим говоря, что они «делали благое дело, помогали обществу, пытались извести хворь». Тогда всех пятерых забрали в участок: безобидной парочке сильно потрепали нервы, а новость о избиении всполошила общественность. Но как только полицейский на допросе узнал истинную причину, из-за которой драка и началась, он лишь пожал плечами и выписал несущественный штраф за беспорядки. Обоим. Эросу платить пришлось тоже.       Этот факт не смог остаться без внимания активистов — начались рассуждения о том, что стоило ввести более строгое наказание за дискриминацию из-за ориентации, а одна известная девушка-депутат, вырвавшаяся в большую политику из либеральных слоев, даже предложила ввести несколько законопроектов. А «Мужское государство» попало под суд — его обвинили в экстремистской деятельности.       Да уж, Эрос смог навести в России немало шума.       — Тебе точно не больно? — Юра провёл ладонью по его торсу, с особой осторожностью дотрагиваясь до места, где у него краснел синяк.       — Мне просто неприятно, — Эрос завёл руки под подушки и закрыл глаза. — Уже к завтрашнему вечеру всё пройдёт, не переживай. Но какого… хрена они выписали мне штраф? Это копейки, но так обидно, — его возмущению на лице не было предела. — Я бы впутал в это Антероса, но не хочу, чтобы он прочувствовал все прелести вашей противной зимы. Я и сам могу разобраться, — Юра прильнул к его лицу, обхватил щеки и поцеловал, как будто пытаясь успокоить.       — Всё равно тех, кто тебя любит, больше, — он лёг рядом с ним, но одну ногу, согнутую в колене, оставил перекинутой через его пах. — Давай поговорим о чём-то приятном? Может, сходим утром куда-нибудь?       — До утра вот этот красавчик всё ещё будет с нами, — Эрос показал на фиолетово-красный синяк на щеке, оставшийся после удара кулаком прямо в челюсть. — А нас с тобой будут фотографировать, если ты не забыл… Они мне ещё и губу разбили, вот же суки, — он дотронулся до верхней губы и сморщился. — Нет, в таком виде я точно никуда не пойду. И ничего снимать тоже не буду. Это какое-то унижение. Пускай фанатки немного поволнуются за меня, — Юра усмехнулся, поглаживая его плечо и иногда спускаясь пальцами до ключиц.       — Кстати, ты не знаешь, почему нас так любят девчонки-натуралки? — он вдруг принял сидячее положение, а Эрос чуть приподнял голову с подушек. — Это же странно.       — Ничего странного. Ну, поставь себя на их место. Тебе ведь тоже нравятся парни. Вот смотри, за кем тебе будет приятнее наблюдать: за парнями или за девушкой и парнем? Или за девушками? — они как-то многозначительно переглянулись, выдержали паузу, и Эрос нарочно кашлянул и отвёл взгляд, пропуская улыбку. — Да, прозвучало так, словно я спрашиваю про твой любимый жанр порно…. Но всё-таки, поставь себя на их место. Приятнее смотреть на пару из двух людей, которые тебе симпатичны, чем на ту, где твой типаж только один. Или вообще нет твоего типажа. Понимаешь? — Юра с некоторой неловкостью кивнул. — Поэтому, собственно, тебе и нравится яой.       — Что? — он весь покрылся розовым румянцем и поджал губы, а Эрос весь засиял, не переставая улыбаться. — О чём ты? Да как?!       — Чертов анимешник! — смеясь и растягивая каждое слово, он схватил подушку и кинул ею в Синякина. — Я всё знаю. Я всё видел, — он подался вперёд. — Не оставляй телефон без присмотра, а то я тебе твоего «Парня-ракушку» проспойлерю когда-нибудь.       — Подожди, ты тоже читал?       — Нет, и не собираюсь, — Эрос погладил его по пояснице, как бы успокаивая. — Но всё нормально. Просто я должен был как-то тебе показать, что ты свои увлечения от меня не скроешь. Читай в своё удовольствие, мне рассказывай, если что. Это просто умилительное зрелище, знаешь, наблюдать за тобой: ты улыбаешься весь, сидишь за завтраком и что-то листаешь в телефоне, я весь занятой, собираюсь на встречу; а потом ты как резко закроешь рот ладонью, как засмеёшься, как уронишь ложку! — Юра тоже засмеялся, закрывая лицо руками. — И оправдываешься потом какими-то тик-токами. А я из ванной и сразу к тебе. А ты убираешь телефон и губы поджал! — не унимаясь, подросток уткнулся лицом в его грудную клетку, и у него даже мышцы живота заболели от смеха. — Ну, это лучше, чем, если бы ты с такой же частотой смотрел порно. На меня бы времени не осталось, — Юра поднял на него растерянный взгляд, а обольстительная улыбка бога только сильнее смущала.       — Я такое не смотрю и… Честно.       — Правильно, а зачем такое смотреть, когда рядом есть бог любви? — Эрос поднялся с подушек и нежно поцеловал его. — Я ведь люблю тебя.       И не только Синякин, но и все в социальных сетях были уверены, что Эрос любил его и что его любили в ответ. Юра почти каждое утро, когда они куда-то собирались вместе, выкладывал фотографии из лифта — нередко в смешных позах — вместе с Эросом. Они одевались достаточно стильно, но не вызывающе, а фотки делали эстетичные. Юра снимал и самого Эроса, когда они ходили по магазинам. Но он сам — за исключением тройки видео на «YouTube» — никогда не разговаривал на камеру и не комментировал ничего. Это же было настоящим общением с аудиторией, с реальными людьми — а из него при разговоре с незнакомцами можно было выдавить только смущённый румянец.       Ему не хотелось открываться настолько и показывать, что же было за его миловидной оболочкой на самом деле, — он по-детски боялся, что над его внутренним миром начнут смеяться. Но всё же несколько забавных пятнадцатиминутных видео они с Эросом засняли, и в сумме получили практически два миллиона просмотров за неделю. И счетчик не переставал обновляться.       Но, в отличие от канала на «YouTube», его профиль в «Tik-Tok» был более узнаваем и популярен и к концу января насчитывал больше четырнадцати миллионов подписчиков, хоть и видео там было всего около полусотни. Они не успели отпраздновать первый миллион, как количество фанатов увеличилось втрое, — и так далее. О них много писали в СМИ, а федеральным каналам совсем не нравилось то, что два молодых человека могли иногда целоваться на камеру. Правда, пока что никакие органы власти не принял против них никаких мер. Некоторым не нравилось, например, что какие-то обычные парни обходили по просмотрам, лайкам и подписчикам более талантливых деятелей на платформе, но было глупо отрицать, что человеческой натуре было до невозможности интересны сплетни и чужая личная жизнь.       И Юра с Эросом даже не думали о том, что популярность могла навредить им. А тот случай с дракой на Дворцовой площади в итоге только помог им привлечь внимание к проблеме ЛГБТ-сообщества в России.       Они оба были опьянены той жизнью, в которую попали, хоть и не сразу к ней привыкли. Кто бы мог подумать, что ещё год назад Юра в это время сидел бы в гимназии, ломал голову над биномом Ньютона, а Эрос, безызвестный, помогал бы детям в детских домах в окрестностях Рима, а летом устраивал бы пышные свадьбы. А теперь они, грезя о счастливом будущем, встречали рассветы и провожали закаты, и вся их жизнь была наполнена теплом.       В тот день им ни о чне стоило переживать, всё складывалось по-обычному. У них были запланированы съёмки рекламы «ВкусВилл» на вечер, а утром Юру ждал тренер. Эрос любил провожать его до самого зала, желать удачи, а потом, взяв кофе на миндальном молоке в ближайшей кофейне, идти к себе в офис на встречу с Сашей. Да, у него появился свой собственный офис, и Юра, словно помешанный на чем-то, каждый день просился туда.       И Эрос бы организовал ему эту долгожданную экскурсию по своему рабочему месту, если бы у него с самого утра не разболелась голова. Впервые за неделю, вечером накануне он выпил снотворное и заснул вместе с Юрой. Но ещё до рассвета открыл глаза из-за пульсирующего стука в висках. Даже ему это показалось подозрительным.       Несмотря на боль, Эрос сделал своему сожителю лёгкий завтрак — это была его прямая обязанность, — но потом снова завалился в постель. За несколько часов он так и не смог понять источник боли: она вроде была, но иногда совсем угасала; она вроде была связана с верующими в него людьми, но Эрос почти не слышал их, только какой-то шум и странный, подозрительный шёпот. И эта взявшаяся из ниоткуда боль нарастала с каждой минутой.       — Я так ни какой сценарий прочитать не смогу, — Эрос закрылся подушкой, не находя себе места.       — Тебе точно не помогут таблетки? — уже одетый и позавтракавший, Юра сел рядом с ним и погладил по предплечью. — Может, тебе вызвать врача? Вдруг, что-то серьёзное? — у него был такой встревоженный голос, будто Эрос был на грани смерти. — С тобой такое уже случалось раньше?       — В последние несколько веков — впервые. Может, это последствия снотворного или… типа того. Боги ведь не должны спать. А я вчера выпил большую дозу — иначе не помогает вообще, — лениво выдал Эрос, не поднимая головы с подушки. — Но тебя уже ждёт тренер, наверное, я сам тут справлюсь, — он перевернулся набок, болезненно щурясь и чувствуя, как каждое его слово отдавалось болью, что перешла с висков на макушку.       — Никуда я не пойду. Я очень за тебя переживаю, я прямо… боюсь, — Юра приложил руку к его лбу, провёл большим пальцем по щеке и улыбнулся, когда получил от него мягкий внезапный поцелуй. — Ты точно сам справишься? Это не что-то серьёзное? Только будь на связи, пожалуйста.       — Постараюсь. Если что, молитвы я тоже слышу.       — Что?       — Я же бог, солнце. Не буду отвечать на звонки — молись. Это я всегда услышу, — Юра опешил, а вот Эросу не терпелось остаться в тишине. — Иди уже на тренировку. Я, может, ещё немного поваляюсь. Не хочется отменять съёмки. Саше попозже напишу, она всё уладит, если вдруг не получится приехать.       — Я постараюсь побыстрее вернуться, обещаю, — они снова мягко поцеловались.       — Ты ещё даже не ушёл, — и Эрос сквозь боль широко улыбнулся.       Юре было страшно оставлять любимого одного, но он слишком доверял его словам — раз Эрос сказал, что справится сам, значит, по-другому быть не могло, и мешать ему не стоило. Но всю тренировку он думал только о его самочувствии и искал причины этой внезапной головной боли. И только на обратном пути, сидя в полупустом вагоне метро на синей ветке, он решил абстрагироваться от навязчивых мыслей и, подключив беспроводные наушники, открыл «Tik-Tok». Эта социальная сеть заставляла забыть его обо всём и вырывала из реальности. И иногда это было просто необходимо.       Сначала он проверил те тик-токи, которые скинул ему Эрос, а потом, пару минут полистав рекомендации, стал просматривать ролики, в которых отменили его профиль. И первый же в том списке заставил его выпрямиться и испуганно приложить ладонь ко рту — сердце болезненно забилось, первые секунды не давая вздохнуть, он откинулся назад, весь дрожа. Окинул полный вагон метро испуганным взглядом и снова уткнулся в телефон.       Это было не просто видео, а одно из набирающих популярность видео-расследований, гнусных разоблачений, которые с самого утра стремительно собирали просмотры и лайки. А комментарии под такими тик-токами считывались десятками тысяч.       «Вот вы романтизируете их отношения, но на деле всё не так радужно. Ха-ха, радужно, ну, вы поняли» — первая фраза из того видео, а на фоне сделанная исподтишка фотография Эроса и подростка, где они, целуясь, сидят в «Галерее» на фудкорте.       «Я учился с ним в одном классе, в гимназии в Дзержинске. Его настоящее имя — Юра Синякин. И первого сентября нам сообщили, что летом он совершил самоубийство. У него даже могила есть. Правда, туда не пускают сейчас», — на фоне мелькнуло упомянутое кладбище и фотография учебного заведения, которое оставило в памяти Синякина только неприятные воспоминания.       «А теперь, спустя полгода, я вижу его живым и с каким-то богатеньким взрослым парнем в обнимку, — показали их совместную фотографию в лифте, а рядом — общий кадр их десятого «Б» класса в гимназии, где выделено лицо Юры. — Похожи, да? Юки Ким — не ты ли это?»       «У нас сейчас вся гимназия об этом говорит! Весь город в шоке. Семья Синякина подключилась, подробности, правда, не уточняются. Но посмотрите новости нашего города и убедитесь в этом сами, там все пруфы», — и в видео показана ускоренная запись экрана, где автор листал новости Нижегородской области. А там, кроме мелькающих заголовков о «воскресшем» мальчике, «которого похитили и увезли в Санкт-Петербург», ничего другого и не было.       Юра, едва не плача, перешёл по хэштегу, ужаснулся цифрам просмотров и стал смотреть следующие тик-токи. И они укололи его в самое сердце, выбивая слезу.       «Вы замечали, что Юки, который Юра, на всех фотографиях какой-то отрешённый и нелюдимый? — на фоне мелькали изображения с ним. — Когда он вообще улыбался? Мне кажется, Эрос нам что-то недоговаривает. Он ещё даже не дал комментарий насчёт того расследования. Типа, его там просто по полочкам разложили», — а в описании видео автор делится своими опасениями, мол, подростка украли по-настоящему и ему нужна помощь.       Он прокрутил эти и другие похожие видео по несколько раз, останавливал их, присматривался — он не мог поверить, что у них была настолько взрывная статистика и что уже миллионы людей знали настоящую личность Юры. И его обижал, ранил тот факт, что некоторые ролики выпускали гимназисты, которые как никто другой знал, как ему было плохо в родном городе.       Прошлое догнало его — убежать не удалось.       «Смотрите, а тут у него пластыри на запястьях».       «Эрос его бил? Что это за синяки? И губа разбита, только посмотрите!»       «Как я знаю, несовершеннолетним алкоголь в нашей стране нельзя. Объясните это Эросу, пожалуйста».       «Да он же его извращает, Юрка же ещё ребёнок!»       Не чувствуя слёз, скатывающихся по щекам и впитывающихся в синенький шарф, он закрыл «Tik-Tok», перешёл в браузер и там без труда нашёл статьи, цитирующие некое «расследование» их регионального канала. И всем уже было понятно, что тот симпатичный парень Юки, сожитель ныне популярного Эроса, на самом деле перекрашенный семнадцатилетний подросток, который минувшим летом «совершил самоубийство из отцовского пистолета».       «Этим делом уже заинтересовались правоохранительные органы, дело передано в Петербург, а наши журналисты взяли интервью у семьи украденного мальчика», — говорилось в статье с указанием на специальный тематический выпуск на «YouTube», что уже попал на несколько федеральных каналов. О происшествии узнали все.       Тяжело дыша, подросток нажал на ссылку несколько раз и обхватил телефон двумя руками, чтобы не выронить его случайно в порыве паники. То ли вагон шатало, то ли его самого — словно от этих новостей вскружилась голова.       В том десятиминутном ролике от их городского телеканала в удобных СМИ подробностях рассказывалось о прошлом Юры, и только часть рассказанного было правдой. Его мать говорила, мол, она никогда не верила, что её сын «мог совершить такой грех» — мол, он всегда был «послушным и добрым мальчиком, ходил в церковь по воскресеньям», а тут просто «попал под влияние какого-то извращенца из Европы». Его хотели вернуть, а в его побеге обвиняли одного лишь Эроса — это он, этот «гомосексуалист» из Европы, развратил послушного мальчика и увёз из родного гнезда. И никто не хотел углубляться в подробности — никто, даже сам Эрос, не знал, почему же Юра согласился сбежать на самом деле. И СМИ не стремились в этом разбираться, ведь они уже нашли «врага народа».       Мать Синякиных всегда была резка в выражениях, особенно, если обсуждались столь трепетные, запретные темы. В такие моменты она становилась истинной верующей, хотя сама нарушала заповеди каждый день и даже не замечала этого. И, слушая её слова, нещадно уничтожающие репутацию Эроса, Юре было вдвойне неприятно и обидно.       А ведь он мечтал когда-нибудь признаться матери во всём, лет так через пять, привести домой своего будущего мужа, познакомить их, рассказать об успехах в жизни. Он мечтал, что когда-нибудь мама примет его. Но она даже не была уверена в его ориентации и считала «нормальным» — настолько они были далеки друг от друга.       Софии на видео не было, но мать пару раз упоминала её: «Если бы не моя старшая дочь, я бы и не узнала об этом. Это она всё рассказала. Сказала, что этот Эрос поначалу был очень мил, а потом она начала подозревать его.<…>Теперь же мы намерены вернуть Юрочку в родной дом и спасти его душу. Он снова будет жить нормальной жизнью. Он хороший мальчик, он не заслуживает такого. Да благослови его Господь!».       История получила внимание публики моментально. Расследование было выпущено двадцать девятого января, а уже через два дня о нём узнала чуть ли не вся страна. СМИ всегда с особой охотой брались за дела с несовершеннолетними, ровесники Юры и другая молодежь были в замешательстве и требовали от своих кумиров хоть каких-то объяснений — опровержения или подтверждения для начала, а более взрослое поколение открыто осуждало Эроса и всё, что он делал. И полиция была на их стороне.       Он едва не пропустил свою станцию и выбежал из вагона в последний момент. Столкнулся на ставшей уже родной светлой станции с неприятным незнакомцем и, тихо извинившись, поспешил на улицу. И ему казалось, будто все вокруг на него смотрели. Хотя никому не было дела до опаздывающего куда-то подростка в белой шапке с помпоном, развивающемся на ветру синем шарфе и со спортивной сумкой в руках.       Юра не знал, чего боялся больше: потерять Эроса или вернуться в гиблую для него среду. И тогда, спеша домой, он даже не задумывался о том, что ответственность за расследование полностью лежала на плечах его любимой сестры, Софии. Мозг просто не воспринял её упоминание в интервью — он отказывался верить в это. Она ведь всю жизнь ему помогала — неужели это был первый раз, когда она предала его? Такого не могло быть.       Юра в спешке забежал в арку, прямо к ним во двор, и оцепенел: у их подъезда стояло несколько полицейских машин, их яркие красно-синие мигалки окрашивали блестящий снег вокруг в неоновые оттенки, соседи удивлённо проходили мимо, а двое крупных полицейских, с надменными улыбками болтая между собой, сажали Эроса в машину.       Если бы он увидел подростка тогда, то приказал бы ему бежать оттуда со всех ног, попросить помощи у команды, у Саши, затаиться и дождаться его. Но бог выглядел неважно, даже болезненно, был в той же домашней одежде. У него не было сил сопротивляться и язвительно отвечать даже на колкие шутки в свою сторону. Сев в машину на заднее сидение, он откинул голову назад и закрыл глаза — головная боль выматывала его, и теперь он отчетливо знал её причину.       Но никакие таблетки не помогли бы ему избавиться от разочарования людей, что раньше в него преданно верили.       — Подождите! — крикнул Юра и, едва не поскользнувшись на дороге, побежал к подъезду. — Подождите, вы неправильно всё поняли!       — А вот и мальчишка, бедняга, — с некоторым снисхождением сказал один из полицейских, стоящих под козырьком подъезда, и вышел ему навстречу.       — Отпустите его, прошу, — дрожащим голосом начал подросток и уже хотел подбежать к машине, он буквально рванул к ней, но мужчина ловко поймал его за рукав куртки и притянул к себе, позволяя автомобилю беспрепятственно выехать со двора.       — Успокойся, скоро… — сдерживал его полицейский.       — Он ни в чём не виноват!       — Ты в безопасности…       — Отпустите его! — но на этом его крики закончились.       Он пытался вырваться из грубой хватки сотрудника полиции, но всё, что ему оставалось, это слезящимися глазами смотреть на то, как машина с Эросом на заднем сидении отдалялась от него. И Синякин чётко рассмотрел его профиль в то мгновение: стиснув зубы, бог щурился от боли и мотал головой из стороны в сторону, пытался привести дыхание в порядок, злился, но лишь беспомощно закрывал глаза. И когда он опустил голову, растрепанные кудри спрятали его от самодовольного взгляда водителя и его коллеги, наблюдавшими за ним через зеркало заднего вида. План по преступлениям у них выполнялся — можно было праздновать.       — Зачем вы это делаете? — спортивная сумка упала с плеча, Юра совсем перестал сопротивляться, и, почувствовав это, полицейский осторожно опустил его. — Он же ничего плохого не сделал, — подросток сел на корточки и, обхватив себя за плечи, уткнулся румяным лицом в мягкий тёплый шарф. — Вы ничего не знаете.       Его пальцы с силой сжали светлую куртку, голос дрогнул, а полицейские по-настоящему растерялись от такой реакции — он ведь казался чрезвычайно чувствительным подростком и в силу своего возраста мог вспылить, устроить драму. Они были готовы бежать за ним до самой набережной, были готовы грубо толкнуть в машину и сказать, что это было для его блага. Сковать наручниками, вырубить на время — всё ради его же спасения. Морально были начеку: он мог завалить их непрекращающимися возмущёнными криками, мольбам отпустить, матом, горькими слезами. Но ничего этого не последовало — мальчик и вправду был совсем безобидным. Да и сам Эрос из-за плохого самочувствия сдался без сопротивления, попросив только быть аккуратнее с Юрой, — но в их глазах он признал свою вину.       — Эй, Синякин, тебя в отделении уже ждёт сестра, — Юра поднял на подошедшего к нему полицейского испуганный взгляд и снова уткнулся носом в шарф. — С тобой всё будет хорошо, — чувствовалось, что тот мужчина по-настоящему, искренне считал его жертвой и боялся сделать ему хуже. — Не плачь только.       — Да он не маленький парнишка вроде, — усмехнулся его коллега.       — А если бы такое с тобой в его возрасте случилось?       — Я бы не позволил! Я бойким пацанчиком был. А ты на него посмотри — ребёнок же ещё. Бедняга!       — Да уж, это точно. Чего он только не натерпелся…       Но Юра уже не слушал их препирания. Он думал лишь о том, что ему следовало ожидать такого исхода с самого начала, а надеяться на счастливое будущее в этой стране было по-детски наивно.       Ему ведь родители всегда говорили, что ничего хорошего для него просто так не делалось и что за любую данность нужно было дорого платить, как и за роскошную жизнь. Тем более, за роскошную жизнь. Ему следовало отказаться от этой соблазнительной идеи сбежать от родителей и вернуться к одиннадцатому классу, к экзаменам, поступлению и к репетитору по химии. Его чувства в этом мире ничего не решали — было глупо вот так грезить о бесконечном счастье вблизи любимого человека.       И действительно — что он такого сделал, чтобы заслужить столь приятную беззаботную жизнь? Предал родителей? Отрекся от веры? Жил под чужим именем? Он только и делал, что грешил все эти полгода. Ещё и Эроса втянул в разборки с российской правоохранительной системой, подставим его.       «Лучше бы мы вообще не встречались, — подумал он, бездумно смотря в окно на скоростной проспект. — Это я во всём виноват. И о чём я только думал?».       Придерживая за плечо, его молча завели в полицейский участок и провели мимо поста охраны. Всем было жаль его, и это читалось в направленных в его сторону сочувствующих взглядах. У Юры создавалось ощущение, будто все считали, что его все эти месяцы держали в нечеловеческих условиях, не кормили, заставляли работать и делать разные грязные вещи. Хотя на деле он ещё никогда так много не смеялся, как с Эросом, никогда ещё он не просыпался со столь жадным желанием жить и никогда раньше он так вкусно не питался. Он был окружён не грубостью, злостью и криками, а заботой, любовью и поддержкой. Он даже не мечтал о таком — это было выше его мечтаний.       Но никто вокруг этого не понимал: все обвиняли Эроса в насилии, в жестокости, в безнравственности, и даже Юра уже поверил, что у него просто не было права на счастье. Ему запрещалось быть любимым в этой стране — потому что все вокруг так жили, а ему нельзя было отличаться. «Если бы мне нравились девушки, ничего бы этого не произошло.»       Но ему хотелось — до смерти хотелось лежать в тёплых объятиях своего парня, пить горячий шоколад с взбитыми сливками и при ненавязчивом свете гирлянд смотреть какое-нибудь аниме на ноутбуке. А потом оторваться от экрана и получить порывистый поцелуй, а потом вместе принять ванну на ночь, а потом….       — А я не могу… — когда его завели в невзрачную комнату для допроса, он вдруг подал голос. — Мне нельзя поговорить с ним? — у него в груди заныло от тоски, он даже имя его употреблять боялся, будто они были в разлуке долгие месяцы, а не считанные часы. — Или я его больше… не увижу? — его голос звучал слабо, будто у него совсем не осталось сил держать себя в руках. — Никогда?       — С ним сейчас говорит адвокат. А к тебе сейчас придёт твоя сестрёнка. Ты по ней, наверное, соскучился, — тот высокий молодой полицейский посадил его на стул, придерживая на плечи.       — А потом что? — Юра смотрел куда-то вперёд, думая о чём-то своём. — Что потом будет со мной? — Ваше дело будет рассматриваться в суде вашей области, — полицейский захотел убрать руки от подростка, но без поддержки он буквально завалился в сторону. — Ты какой-то совсем бледный, парень. А с мороза вроде, — мужчина наклонился к нему и попытался поймать его взгляд, подозрительно нахмурившись. — Тебя скоро повезут в детскую больницу, нужно будет сделать освидетельствование…— он не закончил, присматриваясь к нему. — Всё нормально? — Юра испуганно посмотрел на него и покачал головой.       — Я не знаю, — по его телу пробежали мурашки, он вздрогнул и вдруг почувствовал сильный, лихорадочный жар. — Ты не болеешь? Ты сегодня ел что-нибудь? Тебе давали какие-то медикаменты? Наркотики? Таблетки? Алкоголь? — полицейский дотянулся до двери и громко постучался — нужно было срочно вызвать врача, оказать мальчишке первую помощь. — У тебя что-нибудь болит? — он продолжил его придерживать, а в коридоре засуетились.       — Нет, ничего не болит, кажется, — его голос был совсем тихим. — Тебя не кормили? Тебе дать воды? — он дотронулся до его лба. — Ты весь горишь. Ты не простудился?       — Я не знаю, говорю же. Мне просто как-то… плохо, — и Юра потерял равновесие, медленно зажмурился и стал падать в сторону, теряя сознание.       В том же здании, но этажом выше, в схожей по цветовой гамме и настроению комнатке для допроса сидел Эрос. Он пытался сохранить самообладание, но неясность в судьбе Синякина раздражала и злила его. Юра же был его мальчиком — с ним собирались сделать эти чужие ему люди?       Собственная же судьба была понятна и его совершенно не волновала: сколько бы его ни продержали в местах лишения свободы, сколько бы приговоров не озвучила судья, насколько бы скудны условия ни были бы, он всё равно выбрался бы. У него были неплохие связи в Европе, его знали некоторые славянские боги.       Боги не подчинялись ни полиции, ни конституции, ни лозунгу партии — это просто не имело на них никакого давления. Его даже убить в тюремной камере не могли, даже если бы очень этого захотели. Пока, конечно, люди оставались верны ему. Пока его главный верующий оставался верен ему.       — Наконец-то, будьте добры объяснить мне, почему меня здесь держат, — когда дверь скрипнула, Эрос закрыл глаза и громко выдохнул. — При задержании мне ничего не разъяснили. И хочу напомнить, что до приговора суда я являюсь невиновным, — он тщетно пытался сосредоточиться.       — Приятно, когда люди знают свои права, — к нему напротив сел низкий полный мужчина в очках, а на его лице промелькнула безобидная улыбка. — Я твой адвокат.       — Вот как, — приятно удивился бог.       — Вообще, я работаю у вас в компании. Меня сюда прислал Константин.       — Так это ты. Да, он мне говорил, что решил нанять адвоката. Удивительно, что ты нам понадобился так скоро, — Эрос откинулся на спинку стула, и цепочка от его наручников громко звякнула. — Так, что же я натворил на этот раз? — адвокат вытащил из кожаного чемоданчика папку с документами. — Выглядит внушительно, — он стиснул зубы, пытаясь унять боль. — За час, пока я сидел тут, тебя нагрузили, конечно, работой…       — Ты знаешь что-нибудь о расследовании?       — Понятия не имею. А я должен знать?       — Оно вышло два дня назад, — адвокат нарочно кашлянул, поправил очки и продолжил. — Хронология. София Синякина, сестра Юры, принесла в полицейский участок заявление. И некоторые доказательства того, что он, Юра Синякин, оказывается жив. Она не упустила возможности рассказать об этом и нескольким новостным каналам. Они сделали целый сюжет про это дело. И новость о том, что ты, «как и подобает греческому богу, украл своего возлюбленного», разлетелась по всему информационному пространству, — он сделал паузу, перебирая документы. — Ты улыбаешься, потому что считаешь это очень символичным?       — Не то слово.       — Все тоже так думают.       — Но меня больше напрягает, почему мой дорогой менеджер вовремя не сказала мне об этом, — он недовольно поджал губы, вспоминая Сашу, положил скованные наручниками кисти на стол и подался вперёд. — И в чём же меня обвиняют?       — Много в чём, к сожалению. В подделывании документов, хранении огнестрельного оружия без лицензии, пропаганде ЛГБТ среди несовершеннолетних, похищении несовершеннолетнего, вовлечение несо….       — Можно без упоминания «несовершеннолетнего» дальше? Я и так понял, что у вас очень трепетно относятся к детям, — Эрос усмехнулся, однако адвокату было совсем не до смеха, и он, тактично покашляв, продолжил:       — Вовлечение несовершеннолетнего в систематическое употребление алкогольной и спиртосодержащей продукции. Также будет проводиться судебно-медицинская экспертиза, чтобы подтвердить или опровергнуть сексуальные связи с….       — Несовершеннолетним, я понял, — он недовольно стиснул зубы. — Ну, я соглашаюсь со всем, кроме пропаганды, — и его лицо вдруг озарила улыбка, хоть его и терзала головная боль.       — Тебе грозит от пяти до двадцати лет лишения свободы. Со всеми отягощающими обстоятельствами… может и больше, — в глазах бога промелькнула лёгкая растерянность. — И суд настроен серьёзно, — Эрос накрыл лицо ладонями, собираясь с мыслями. — Подобных дел в истории ещё не было, но я постараюсь облегчить наказание. Не знаю, на что согласится суд. Но избавить тебя от приговора полностью не сможет никто.       — Да я прямо настоящий преступник, — он горделиво улыбнулся.       — Прошу отнестись к этому делу со всей серьёзностью. Скоро тебя перевезут в Нижний Новгород. Дело рассматривается в Нижегородском областном суде. Там же будут допрашивать Юру. Мне, как адвокату обвиняемого, нельзя общаться со стороной, выдвигающей обвинение, но я постараюсь связаться с ним. Он ведь, как я понимаю из рассказов Виктории, принял самостоятельное решение сбежать из дома? Нам будут очень важны его показания.       — Юра точно не будет наговаривать на меня.       — Суд может извратить его слова, даже если он будет всем сердцем защищать тебя, — Эрос не стал отвечать и задумался, и напряжённую паузу в комнате разрушила вбежавшая туда Саша.       — Кто это? — встрепенулся адвокат, чуть не роняя очки, а Саша щелкнула пальцами, и стрелки на часах застыли.       — Я не сильно опоздала?       — Ты опоздала с тем, чтобы сообщить мне, что меня, оказывается, объявили преступником! Как ты могла пропустить такую новость? — Саша опешила от таких обвинений в свою сторону. — У меня была бы возможность сделать опровержение. И вывезти Юрку в другую страну. Где вот он сейчас? Что с ним? Он придёт домой, а меня нет. И мне ведь, как его «похитителю», точно нельзя с ним говорить. Ты хоть представляешь, как это всё для него тяжёло? Он же… может сделать с собой что-нибудь! — то ли из-за напряжения и криков, то ли из-за вспыхнувших чувств его губы дрогнули. — Он ведь такой мальчишка чувствительный. До него пальцем легонько дотронешься — синяк. И с душой то же самое! Я не хочу потерять его!       — Но я могу освободить тебя. Прямо сейчас. И Юру тоже. Вы можете сбежать, — Эрос протяжно выдохнул и покачал головой. — Почему?       — И что потом? Что мы будем делать потом? Что мне делать тогда? Умереть в безызвестности? Прикрыть лавочку? Я захватил целую страну, обо мне твердят из каждого угла. Правда, у меня жутко раскалывается голова. И я теперь для людей — преступник. Кто-то, конечно, до сих пор в меня верит, но моя репутация стремится к нулю.       — И почему я не могу тебе помочь? — не унималась Саша. — Ты же можешь сбежать.       — Я никуда отсюда не уйду. Если убегу, то проиграю, сдамся. А я не намерен сдаваться сейчас, достигнув таких вершин. Да и полиция не успокоиться теперь — уж слишком я яркая личность, — он горделиво вскинул подбородок. — Мне не нужна твоя помощь, — Саша недовольно топнула ножкой и, ускользнув в коридор, восстановила течение времени.       — Кто это был? Что произошло? — адвокат осмотрелся, поправляя очки на носу. — Ты о чём? Мы, вроде, про мои преступления разговаривали, — он поджал губы и опустил голову. — Я уверен, что в этом задействованы также и пернатые. Ангелы.       — Также? Ангелы? О чём ты? Заявление в полицию принесла София и её мать, — Эрос махнул на него и фыркнул, откидываясь назад.       — У неё бы не получилось сделать это всё самостоятельно. Понимаешь, у богов всё… схвачено. Если мы договорились с Вием о похоронах Юры и о том, что никто из органов его не станет искать, значит, так оно и будет. Пока, правда, не вмешается более влиятельное звено, понимаешь, друг мой? Договоры между богами — штука нерушимая. И, видимо, это пернатые помогли Софе нашей вывести правду на поверхность. Просто подложили кому-то папочку с моим именем.       — Ты сейчас серьёзно?       — Да, а здесь только что была богиня социальных сетей и остановила время, — адвокат похлопал ресницами, понимая, что и вправду краем глаза заметил какую-то совсем ещё юную девочку. — У неё были чёрные волосы, белая юбка и клетчатые колготки. Она? — мужчина сглотнул. — Так что поверь мне на слово.       — Хорошо, ты говоришь про «более влиятельное звено». Но это же сугубо семейное дело.       — А полиция у вас могла поверить в подделку документов о смерти и липовые похороны? Они бы не стали копать так глубоко. Да и Питер — это не их зона ответственности. Понимаешь? Это совершенно иной уровень, друг мой, — он облокотился на стол, до невозможности уверенно смотря на адвоката. — Я стал неугоден самому богу. Тому самому, который сидит на небесах и управляет Раем и Адом, — произнеся это вслух, Эрос ничуть не расстроился и лишь обрадовался. — Если сверху указ не дадут, никто и шевелиться не станет с такими посредственными делами. Я же говорю: договор с богом смерти — самый надежный договор. А в этих ребятах я уверен. А Софа… — он выдержал некоторую паузу, пытаясь осторожнее подобрать слова. — Мне кажется, она просто попала под их влияние. Ангелы рано или поздно всё равно сделали бы что-то такое. Потому что я забрал у них одну чистенькую, сладенькую душу.       — Это всё-таки юриспруденция, а не фэнтези, — поправил его адвокат.       — Если ты в меня не веришь, то в нашей компании тебе делать нечего, — не унимался Эрос. — Я в первую очередь бог. И если ты работаешь на меня, ты обязан в меня верить. Да, по документам шеф у тебя Костян, но без меня бы ничего этого не было.       — Я, между прочим, пытаюсь спасти тебя, — адвокат выровнял папку с документами. — Как бы то ни было… ты намекаешь, что ты стал неугоден верхушки власти?       — Какая ещё власть? Им плевать на людей. Я говорю про бога. Бога-с-большой-буквы. Или ты не веришь, что он мог мной заинтересоваться? Ты не представляешь, как он не любит конкурентов. У него ведь почти весь мир под контролем. Он жадный до каждой смертной душеньки! Все люди, которые верят в какого-то единого, всемогущего бога, может, даже не придерживаются определённо религии, — это его люди. А это уже больше половины человечества. Это… пять миллиардов, если я не ошибаюсь, — на скидку прикинул Эрос.       — У нас, вроде, светская страна. По конституции. Ангелы в такое не стали бы лезть, тебе так не кажется? Даже если они существуют. Или они любят политику? — адвокат пытался глубже понять своего клиента, но чем больше он говорил, тем непонятнее для него становился.       — Когда ангелы вмешиваются в работу правоохранительных органов, а вместо парков строят храмы, страна теряет звание светской. Может, у вас в конституции и написано по-другому, это не важно. На деле вами управляют небеса, они толкают весь механизм. Это не зависит от того, кто глава государства. Пернатые всё равно найдут лазейку и завладеют обществом. И, думаешь, это только у вас так? Вот у вас все так не любят США, а на деле у них верующих больше, чем у вас. У них больше половины населения принадлежит церкви, больше шестидесяти процентов! Соответственно, доля ангельского вмешательства, так сказать, больше. Хотя по закону в Штатах тоже нет государственной религии. Но у богов свои законы.       — Но обвиняют тебя по вполне человеческим статьям, — сосредоточенный голос адвоката прервал его. — Спустись с небес ненадолго.       — Да-да, понял, — словно непослушный подросток, Эрос недовольно фыркнул и отвёл взгляд. — А что с приложением? — он подпер щёку ладонью и снова болезненно зажмурился. — Люди во мне так разочаровываются…. — то ли наигранный, то ли искренний всхлип. — Прямо в режиме реального времени. Если бы ты только это чувствовал… ты бы не вынес такой боли, — он сделал страдальческий вид.       — Пока что партнеры ждут решения суда. Но негодование публики растёт.       — Ну да, никто же не думал, что я окажусь преступником! — он захотел энергично взмахнуть руками, но наручники ему помешали. — Вот, конечно, скверная ситуация. Нужно вытаскивать мою репутацию со дна, — он в очередной раз задумался, вспоминая о Синякине. — Юра уже давал какой-то официальный комментарий? Его тоже схватили? — он сочувствующе свёл брови и поджал губы. — Он этого не заслуживает… Мы не можем проиграть в этой идеологической войне. Я не могу проиграть, понимаете? Мне нужно оставаться в глазах фанатов богом, а не преступником. И только Юра сможет убедить всех, что я ему ничего плохого не сделал. Потому что мои слова… будут звучать как глупые оправдания, — он попытался найти в его глазах поддержку. — Где он сейчас? Что с ним?       — Его собираются вернуть в Дзержинск, — спустя некоторую паузу выдал адвокат, а Эрос с силой сжал кулаки. — И полиция вряд ли поверит его словам. Особенно, если он скажет о своей ориентации.       — Да у него всё на лице написано, — вздохнул Эрос и накрыл глаза ладонью, массируя веки. — Надеюсь, он хотя бы сообразит объяснить врачам, что у него не синяки, а… следы любви. А то новость о том, что я его якобы бил, убьёт меня. Во имя моё, да кто в такое поверит?       — К сожалению, такой вот у нас… самый гуманный суд в мире, — адвокат наигранно усмехнулся.       — Да забудь уже о полиции. Главное, чтобы Юре поверили люди. Его слова — единственный шанс на спасение моей репутации. Во имя моё, только бы он ничего с собой не сделал.