«Как в американских фильмах: громкая вечеринка в….»
— Следующее… «Как пара молодых людей собирается сыграть свадьбу в России? Сообщается, что <…>». — Они поженились? Интересно. Или всё-таки вышли замуж… неважно. Следующее…«Борьба за любовь или плохая шутка: ночью с первого на второе апреля на Манежной площади в Санкт-Петербурге произошла драка с участием несовершеннолетних. И снова виновата «ЭроСеть». <…>Двое неизвестных (личности устанавливаются) подкараулили группу подростков в Ново-Манежном сквере, после, как заявляют пострадавшие, мужчины начали всячески оскорблять их за внешний вид, выхватывать сумки и брать за волосы. Тогда им «пришлось сопротивляться» и отвечать силой на силу. К счастью, практически сразу их заметили сотрудники полиции. <…>По предварительным данным, нападавшие узнали о месте встречи подростков из закрытого telegram-канала, куда из «ЭроСети» слили личные переписки больше двадцати миллионов пользователей. Ведутся следственные действия».
«Пагубное влияние: фанаты «бога любви» спровоцировали драку в центре Санкт-Петербурга.<…>Ведутся следственные действия, устанавливаются личности нападавших».
«Доигрались: в сеть слили переписки пользователей «ЭроСети», поддерживающих ЛГБТ, и их представителей. Создатели популярного приложения для знакомств пока что не сделали никаких публичных заявлений».
«Устроили драку в гей-баре: радикалы вычислили известного блогера по переписке из «ЭроСети» и совершили правосудие в центре Москвы».
«Пиар ход, шутка или неосторожность: что известно о сливе данных пользователей «ЭроСети» на первое апреля?».
— Доигрались, твою ж мать! Костя кинул телефон на соседнее сидение и с силой ударил по «баранке» руля, нажимая на гудок. Потом, выехав прямо на встречную полосу, развернулся, собирая недовольные гудки остальных водителей, и поехал в обратную сторону. На томографию в то утро он так и не попал.***
Эрос с гордым видом ставил подпись под договором о сотрудничестве, пока Юра и его новые деловые партнёры сидели напротив друг друга и многозначительно переглядывались. Уже через месяц, в мае, в Петербурге должна была открыться сеть ресторанов, учредителем которой был сам Эрос. Планировалось масштабное мероприятие на его открытие — и должно было пройти оно не без помощи бога, конечно же. Он не только контролировал кухню, но и выступал главным оформителем зала — он не позволил бы заняться этим никому другому. Компания, открывшая не один успешный ресторан в северной столице и по всей стране, была хорошо известна в высших кругах, имела вес и едва ли ни сотрудничала с государственными лицами. Эроса последнее обстоятельство не смутило — его манил их престиж, деньги, которые крутились там, и популярность. Социальные сети были полны взлётов и падений, а это — вполне себе материальная недвижимость, бизнес, который должен был остаться надолго. Всё было крайне надёжно — после разговора с директорами компании он это понял сразу. — Пожалуйста, пишите мне лично. Мой новый менеджер может растеряться и запоздать, — Эрос пожал руку своему новому коллеге.— Надеюсь, мы с вами ещё скоро встретимся в этом приятном офисе, — кабинет кампании был уставлен цветами и весь пестрил сочетанием нежно-зелёного и молочно-белого оттенков. — Обязательно свяжемся с вами для уточнения деталей. Стоя в стороне, Юра пытался вспомнить, где раньше встречал название этой кампании. Что-то точно было, он однажды уже натыкался на новости, связанные с этими ресторанами. Это была кампания, под крылом которой были десятки ресторанов и кафе. Они практически захватили этот рынок, любой житель или турист в Петербурге хоть раз был в заведении, которое курировали эти люди. А Юра Синякин всё никак не мог вспомнить об инциденте, связанном с одним из их ресторанов. Он даже искал его название в новостях, но там не было ничего, ни строчки не было написано про эту кампанию плохо, будто кто-то нарочно зачистил все упоминания о нём. «Может, в этом нет ничего странного? Просто название знакомое, — успокаивал себя Юра, когда они с Эросом зашли в лифт многоэтажного офисного здания, каких в Петербурге было немного. — Мне всё кажется. Эрос не стал бы связываться с сомнительными личностями». — Последний раз я продал свой ресторан в Греции одному чиновнику, и тот сделал из него гнусную забегаловку, с хот-догами! В этот раз я доведу всё до идеала, — Эрос прижал юношу к себе лицом и положил подбородок ему на макушку. — Это будет легендарно, божественно! — Ты в последнее время постоянно так говоришь. Что ни проект, то «божественный проект», — заметил Синякин. — А как же Европа, которую ты обещал в мае? Откладывается до лета? — Только мы откроемся, так сразу полетим в Париж. Или тебе что-то не нравится? — он успокоил его поцелуем. — Нам нужно будет съездить сегодня забрать костюмы, не забыл? — На самом деле, забыл, — Юра натянуто улыбнулся, а потом зевнул. — У нас теперь всегда будет так много дел каждый день? Мы даже в выходные никуда не сходили, хотя ты обещал. А как же это твоё «свидания каждое воскресенье»? — Я был на объекте, как ты не понимаешь. Устрою я тебе ещё свидание. Неужели тебе вчерашнего не хватило? — рука Эроса скользнула по его бедру. — Ненасытный. Офиса тебе не достаточно, — он поцеловал его, со страстью покусывая губы. — А ты ведь так хотел туда. Просто умолял меня. — Не на всю ночь же. Я по ночам хочу спать. — Ну, ты спишь, — он непричастно пожал плечами, не понимая претензий своего новоявленного мужа. — Я ложусь в час, если не позднее. А в десять у меня тренировка. В течение дня я тоже спать не могу — у нас то съёмки, то встречи, то ещё что-нибудь. Я устаю. А тебе-то спать не надо, — Эрос закатил глаза, провёл по его ягодицам и подтянул к себе, не принимая никаких возражений. — «Не в общественном месте же», — с его губ сорвался нетерпеливый вздох. — Жду тогда возвращения домой, — Эрос поднял руку на его плечо, ласково обнимая. — Кстати, о доме. Мне нужно будет снова ехать к маме, прости. Патроны кончились. А новые у меня там остались. Конечно, что я с ней не в лучших словах расстался в прошлый раз. Неприятно, — он с неэмоциональным видом достал телефон из внутреннего кармана пиджака, подумав, что за последнюю минуту ему одновременно пришло слишком много уведомлений. — Да? А что такое случилось, когда ты уезжал? Почему ты мне сразу не сказал, как вернулся? Прошло ведь уже больше недели, — Эрос в ответ томно закатил глаза, а лифт остановился на середине пути. — Я не обязан отчитываться за каждую мелочь, — Эрос поджал губы, вспоминая, как много всего лишнего сказал он Афродите в прошлые выходные. Он вернулся на Кипр без предупреждения, не ждал теплого приёма и не собирался вести себя так же мило, как прежде. Он хотел сделать всё тихо и даже не пересекаться с матерью, но в своей же комнате его застали врасплох. Присутствие в доме Гармонии возмутило его, он сразу вспылил, напрочь забывая о своём плане остаться незамеченным: она сидела в его комнате, на его кровати, под его кондиционером, и он, проникнув в комнату через окно, первыми же словами накричал на неё. Они вдвоём никогда не ладили, они даже ненавидели друг друга: у каждого было разное отношение к жизни и обществу, и в семейных дискуссиях они всегда были самыми голосистыми. — Что ты вообще себе позволяешь, сука? — не унимался он, тяжело дыша. — О чем ты думала? Захотела стать маминой любимицей? А где ты была десять веков…. — А где ты был сейчас? — Гармония была заметно ниже его, но голос имела такой же громкий и назойливый. — Она чуть не умерла тут! — Да мне как-то всё равно. Почему бы вам не попросить дядю Аида подлить вам вина, чтобы вам стало лучше? Может, когда-нибудь он вас, наконец, отравит. Тогда мир избавится от главных предателей, — он взял её за предплечье, стаскивая с кровати. — А ты зазвездился, ой, не могу! Какой самовлюблённый! Корону сними, — в комнату заглянула встревоженная Афродита и, заметив сына, громко ахнула. — Разберись с ним, — обиженная, Гармония убежала в гостиную, даже не оборачиваясь. Эрос сжал кулаки от злости, дыхание перехватило от возмущения. Он мог бы сейчас извиниться, остыть, в подробностях рассказать про смерть Антероса, про боль, которую эту утрата ему принесла. Потом в порыве обнять Афродиту, свою родную, любимую всем сердцем маму, прижаться к её груди и выплакаться — он ведь так давно не плакал, постоянно сдерживаясь и по всяким пустякам утешая Синякина. И хоть ему до скрежета зубов хотелось решить вопрос мирно, его самолюбие сделать это не позволило. — Я никогда тебе этого не прощу, — Эрос поднял с пола подушки, закидывая их на кровать. — Ты почти два тысячелетия скрывала от меня правду. И пока все были в курсе, пока все смеялись надо мной и моим желанием свергнуть этого лицемера, этого самозванца, этого…. — он взмахнул руками, не находя слов для выражения своих эмоций. — Пока все смеялись надо мной, ты молчала. Я узнал об этом от Антероса. Прямо перед тем, как он умер! Его убил Аид! — Эрос сорвался, его глаза начали слезиться, но он не позволял себе плакать в столь важную минуту. — Послушай, милый, я могу всё объяснить. — Мне не нужны твои оправдания, — он отошёл к тумбочке, зачесал вспотевшую челку назад и резко выдвинул первый ящик.— Оправдывайся перед Аидом за то, что воспитала такого сына. И Аресу привет передавай, — среди своих вещей он стал искать коробочки с пулями, но был слишком взбешён, чтобы сосредоточиться. — Оставь меня, пожалуйста. Мне не о чем с тобой разговаривать, — попытки уравнять дыхание ни к чему не привели, его руки стали дрожать. — Я ведь знала, что ты так к этому отнесёшься. Ты бы всё испортил. — Я? — он умоляюще взглянул на неё. — Ты был не позволил нам такое сотрудничество. Нашёл бы единомышленников, наш пантеон бы разделился на два враждующих лагеря. И никто бы нам уже не помог. Но, смотри, мы ведь живём сейчас. И живём вполне достойно, — Афродита сделала шаг навстречу, но Эрос лишь брезгливо фыркнул и повёл носом. — Лучше бы мы погибли достойно, чем два тысячелетия были бы его марионетками, — богиня виновато опустила взгляд. — Как он вообще согласился с вами работать? Называете себя олимпийцами, великими богами, а на деле… позор всего пантеона. — Не вплетай сюда других. Это я во всём виновата. Это только моя вина, — Эрос недоверчиво нахмурился, но перебивать её не стал. — Это было необходимо, я делала это только ради тебя, милый. Помнишь… тот день, когда пал наш с тобой последний храм? — он поджал губы, чувствуя, как они предательски дрогнули. — Всё тогда и произошло. Стиснув зубы до скрежета, он вспомнил тот злополучный день. — Они разрушили его, — дрожащий голос срывался с алых покусанных губ. — Наше святилище в Афинах, мам. Они разрушили его! Тогда он был далеко от Афин, но всё равно слышал крики разъярённой толпы, выстроившейся вокруг опустевшего языческого храма. Даже преданные жрецы его покинули, поддавшись страху и приняв чужую, единую веру. Он не видел этих людей в лицо, не знал их имён и положения в обществе, но чувствовал их пылающие души — они, совсем недавно ещё полные веры и любви, теперь были наполнены злостью и отвращением. И, как и преданность раньше, эта злость была направлена в его сторону — в сторону его знаменитой семьи, семьи древнегреческих богов, которые стремительно теряли былое величие и забывались в памяти людей. Уткнувшись лицом в подушку, он снова отдался эмоциям и заплакал навзрыд — от обиды, сквозящего чувства одиночества и отрешённости от тех, кто раньше устраивал в его честь праздники, от тех, кто ставил перед учебными заведениями его статуи, и от тех, кто в самые трепетные моменты любви вспоминал о его существовании. И он не знал, что было способно утешить его тоску. — Мы все это чувствуем, Эрос. — И мне от этого только хуже становится! Люди нас предали. Мы им больше не нужны! Его мама, молодая и прекрасная Афродита, отвела взгляд к лазурным водам Средиземного моря. Оно было по-прежнему безмятежное, невозмутимое — ему было всё равно на мирские проблемы и на политику Римской Империи, а Посейдону, могучему морскому богу, оно уже было неподвластно. И всё вокруг было также спокойно и красочно: цвели нежные персики, засыпая фонтаны своими лепестками, купцы из других стран на парусных кораблях прибывали в шумный порт, дети игрались в раскинувшемся в бухте городе, забирались на крыши невысоких домов и представляли себя бравыми солдатами. Природа продолжала жить, больше не подвластная Деметре и нимфам, а люди продолжали устраивать войны, забывая о грозном боге Аресе. И боги увядали. Афродита посмотрела на своего любимого сына, Эроса: он перевернулся на бок и, зажмурившись, попытался восстановить дыхание, но снова тихо заплакал. Это был семнадцатилетний юноша, уже не ребёнок, но ещё и не взрослый. На его загорелой, золотисто-оливковой коже ещё виднелись следы морской соли. Кудрявые каштановые волосы беспорядочно лежали на подушке с вышитыми дорогими нитями узорами. Круглые, детские черты лица сменились впавшими скулами и резкостью, а ясные, глубокие голубые глаза, доставшиеся ему от матери, целый день были наполнены слезами. — Я так быстро вырос, мам, — он поднял на неё тоскливый взгляд и сжал пальцами тонкое покрывало. — За сто лет всё так изменилось, — его губы дрожали. — Мы стали похожи на людей, — он вытянул руку и посмотрел на неё, а потом резко сжал в кулак. — Никакой ауры, никакого божественного влияния! А что будет дальше? Мы не доживём до следующего века. И умрём, как и память о нас. И больше никто не построит нам храм, никто не назовёт наших имён. Мы останемся отголосками прошлого, романтичными мифами, — он резво встал с ложе, поправил золотую брошь на плече и взял колчан со стрелами. — Это больше никому не нужно! — он повысил голос, а потом, окончательно разозлившись, кинул колчан в стену, а стрелы разлетелись по полу, где красовалась мозаика. — Я больше никому не нужен! Я бесполезен! — он снова упал на ложе, откинул голову на подушки и обхватил себя за плечи. Ещё сто лет назад он был двенадцатилетним резвым мальчиком, который унаследовал красоту у своей именитой матери. У него были маленькие крылышки за спиной, игривое выражение лица, он наводил суету в сердцах людей и сам постоянно влипал в какие-то любовные разборки. У него была такая же юная возлюбленная Психея, и никто из взрослых не мог определиться, любили ли они друг друга или ненавидели. «Эти дети…. Чего у них только на уме?» — снисходительно улыбались олимпийцы, смотря на то, как Психея пыталась догнать озорника Эроса, укравшего у неё венок, а потом, нагнав мальчишку, смеялась и нежно целовала его. Теперь же он не мог привыкнуть ни к своему новому телу, ни к испытываемым чувствам, ни к боли, разрывающей его сердце. О Психее он уже давно не слышал, со стрелами больше не игрался, а молочные крылья за спиной исчезли, будто их никогда у него и не было. Он стал высоким и широкоплечим, но не таким, как его воинственные старшие братья Фобос и Деймос, а его черты лица огрубели. Но в глазах по-прежнему таилась детская надежда. — Люди должны образумиться. Глупо поклоняться монотеистическому богу, ты ведь понимаешь? Они ещё вернуться к нам, милый, — Афродита взяла его за руку, но он повернулся к ней спиной и зажмурился. — Теперь, когда исчезли демоны, ангелам стало проще вербовать людей. А мы не можем им противостоять, они ведь так могущественны. Я не понимаю, что случилось…. Почему демоны вдруг затихли? Неужели никто больше не может остановить монотеизм? — он замолчал, пальцами перебирая тонкую розовую ткань одежды. — Это так несправедливо, — его голос вдруг оборвался, и он, зажмурившись, снова лёг лицом в подушку. — Мне больно. Мне так больно, мам. Все разочаровались в нас, и их предательство… — он сжался от очередного приступа колющей, жгучей боли в груди. — Оно невыносимо. Оно отравляет меня. — Скоро это пройдёт, — Афродита стала заботливо гладить его по спине, сидя на подушках возле ложе. — Эта боль пройдёт. — И тогда я умру? — Эрос поднял на неё испуганный взгляд, а дорожки от слёз на его лице заблестели под лучами солнца. — Да, умрёшь, — с усмешкой ответил его отец. — Но пока ты не умер, нужно отомстить этим богохульникам. В комнату, словно вихрь, ворвался Арес в сопровождении трёх своих сыновей: Антероса, Фобоса и Деймоса. Заметив заплаканного брата, Антерос выбежал вперёд и, минуя отца, крепко обнял его. Тот уткнулся лицом в его плечо. Они были до невозможности похожи, были двойняшками, только Антерос был светлее и выглядел постарше, а ещё он больше времени проводил с Аресом, которого Эрос целенаправленно избегал и недолюбливал ещё с начала времён. «Любовь противоположна войне», — сказал он тогда, не зная, что любви противоречило безразличие. — Ты будешь мстить за разрушенные храмы, сопляк, или останешься здесь? Со своей мамочкой и ни на что не годной Гармонией? — Арес осуждающе посмотрел на ранимого сына. — Я не могу причинять людям боль. Что бы они ни делали, я никогда не предам их, — Антерос в знак поддержки держал его за руку. — Люди должны сами повернуться ко мне. Я не могу заставить… — Арес вместе с Фобосом и Деймосом рассмеялись. — Мягкотелый и ни на что не годный. Так и будешь гоняться за людьми в поисках одобрения. Весь в мать. Ты даже за себя постоять не можешь, — Арес хотел было приблизиться к Эросу, дать ему пощечину, но Антерос встал перед ним, закрывая собой. — В нашем дуэте борюсь я. Так было всегда, отец. Так что Эрос останется здесь. Это не его дело. Ему нельзя… — Он просто неженка, просто девчонка, — Арес самонадеянно улыбнулся, и столь же мерзкая улыбка промелькнула и на лицах Фобоса и Деймоса. — Его дело — плакаться в подушку вместе с мамочкой и ждать, когда его утешат, — он взял Антероса за руку и потянул на себя. — Пойдёшь со мной. А они… сами за себя постоять не могут. Всегда так было. Ну и пускай сидят здесь, ждут своей смерти, — с этими словами Арес в сопровождении Фобоса и Деймоса вывел Антероса из комнаты, а на лестнице отдался издевательскому смеху, который подхватили и его вечные спутники. — Не могу поверить, что вы сошлись, — Эрос растянулся на кровати и протянул руки под подушку. — Мам, меня жутко тянет в сон. Удивительное чувство. Но я боюсь, что засну и не проснусь. — Я о тебе позабочусь, — Афродита убрала с его лица кудрявые прядки, провела бархатной ладонью по щеке и, мягко улыбнувшись, поцеловала в макушку. — Отдохни, ради меня, пожалуйста, — она заботливо вытерла с его щек мокрые дорожки. — Поспи немного, — её голос предательски дрогнул, а Эрос, закрыв глаза, попытался расслабиться. — Я постараюсь сделать всё возможное, чтобы с тобой ничего не случилось, — он тихо кивнул, его плечи снова вздрогнули, но черты лица стали спокойнее, а дыхание — чуть плавне. Афродита не стала сидеть и охранять его сон — она знала, что существование Эроса под угрозой. И ей становилось невыносимо больно только от одной мысли, что она потеряет своего любимого сына, верного спутника и ни в чём не повинного бога. Она должна была исправить положение, но не силой — чета воевать была не присуще женщинам. — Я сделала это ради тебя, — голос Афродиты вывел Эроса из воспоминаний. — Я надеюсь, ты простишь меня когда-нибудь. Понимаешь, тогда я взяла твои стрелы и пошла в Рим. Я хотела найти того самого бога, и я нашла его. А потом… я выстрелила в него. — И чьё имя ты произнесла? — Своё, — Эрос приложил ладонь к солнечному сплетению, округляя глаза. — Он влюблён в меня, — она опустилась до шёпота и исподлобья посмотрела на сына. — И он делал это всё ради меня, ради моей семьи. Только из-за любви. Другие пантеоны потом подключились. Но он не хотел, чтобы кто-то знал про его слабость, и, как видишь, знаем об этом теперь только мы втроём, — она подошла к нему и взяла за руку. — Но я-то, я-то делала это ради тебя. Ради тебя, моего сына, твоих братьев, твоей сестры. Вы — мой мир. И чтобы вы не погибли, чтобы с вами ничего не случилось, мне пришлось вот так соврать, — Эрос отстранился от неё. — Скажи это Антеросу, который погиб из-за вашего глупого договора, — он достал из тумбочки увесистый мешочек с пулями и миновал её, едва ни задевая плечом. — Ты ведь не собираешься рассказывать всем об этом? — он остановился в дверях и опустил голову. — Я не собираюсь лезть в ваши любовные дела. Я вообще больше ничего общего с нашей лицемерной семейкой иметь не собираюсь. Можете с ним хоть кольцами обменяться, хоть детей заделать. Ты в моих глазах… никто, — он повернулся к ней и натянуто улыбнулся. — Я меня скоро будет своя семья. Семья, которая мне доверяет и любит. Да, мама, да, у меня скоро свадьба. Жаль только, что никого из пантеона я на неё не приглашу. В тот день, вернувшись в Россию, он дал себе обещание встретиться с богом-с-большой-буквы, высказать всё и выстрелить в него пулями с серебряной гильзой. Он должен был прекратить этот порочный круг, наказать весь пантеон за предательство — и, лишив их главного и единственного источника силы, он навсегда покончил бы с ними. Он остался бы последним древнегреческим богом, возможно, последним языческим богом вообще, если не считать японский пантеон, которому активно поклонялись и в век технологий. Его терпение было на исходе, а грань дозволенного — далеко позади. — Доброе утро, — поздоровалась с ними зашедшая на пятом этаже девушка с папкой бумаг в руках. — Да, утречко, — Эрос натянуто улыбнулся, прижал юношу к себе и с нетерпением взглянул на табло, где красным мелькали номера этажей. Пока они на машине личного водителя ехали до ателье, где несколько дней назад им снимали мерки, Юра устало склонил голову ему на колени, надеясь немного отдохнуть, и закрыл глаза. Эрос же стал листать новости в социальных сетях и, поглаживая его по выцветшим бирюзовым волосам, иногда наклонялся и целовал его в макушку. На улице с каждым днём становилось всё теплее, на дорогах образовывались лужи, а слоёв одежды на них было всё меньше. Впрочем, Юра продолжал при малейшем ветре надевать шапку. Даже в апреле. — Что такое? — встрепенулся Юра, когда Эрос вдруг закашлялся и приложил ладонь к грудной клетке. — Ты сегодня покашливаешь с самого утра. Всё в порядке? — юноша выпрямился и заботливо обхватил его ладонь. — В прошлый раз…. — Да-да, это та же причина. Что и в прошлый раз. «ЭроСеть» слили, — он снова неэмоционально пожал плечами. — Но это не наши заботы. Федеральные каналы обвиняют меня в этом, но люди-то понимают, что я ни в чём не виноват. Некоторые, конечно, не самые сообразительные, винят меня во всех бедах человечества, — он указал на своё горло. — Вот мне и достаётся немного. Но это не серьёзнее, чем изжога. К вечеру уляжется. Не волнуйся обо мне. — Слили «ЭроСеть»? Это как? — А ты не видел новости? Кто-то слил переписки в закрытый канал в телеге. Организовалось несколько стычек, но…. — Эрос провёл ладонью по его щеке, заправляя прядку за ухо. — Не думай об этом. Это совершенно незнакомые нам люди. Я уже выложил пост, где объясняю всю ситуацию и осуждаю всех, кто это сделал. Я всё уладил, отдыхай дальше. — И тебе всё равно на этих людей? Много кто пострадал от этого? — Мне всё равно, потому что меня это никак не касается. Это Костян где-то недоглядел, с безопасностью что-то случилось. Может, это кепка вообще, ну, Ян Шорохов, студент этот. Да, уверен, это он виноват, точно. Он ведь у нас был специалистом по кибербезопасности, — Эрос самодовольно ухмыльнулся. — К нему, наверное, ОМОН на чай сегодня с утра заглянул. Костян-то не должен оставить это без внимания. — Но ведь пострадали люди. Тебе не кажется, что стоит вмешаться? — Юра взялся за телефон и стал искать новости про слив «ЭроСети». — Произошли настоящие нападения. На… таких же, как мы, — его глаза забегали из стороны в сторону от паники. — А если и за нами вот так придут когда-нибудь? На нас ведь один раз уже пытались напасть. А… а сколько ещё людей пострадает из-за этого? — И что вот я должен сейчас сделать, по-твоему? Я уже выразил поддержку и осудил всех, кого надо и не надо. — Люди решили организовать акции в поддержку. Это будет уже завтра. Ты должен осветить это, призвать людей…. — Я не лезу в политику. — Но это не политика. — Меня это не касается, — Эрос выхватил его телефон, делая строгое выражение лица и соответствующий тон. — Это не моё дело, понятно? Мы с тобой сейчас едем в ателье, чтобы примерить костюмы на открытие моего ресторана. И точка. Это единственное, о чём ты сейчас должен думать. — Прости, — Юра опустил голову, чувствуя себя виноватым во всех бедах человечества. — Я снова мешаюсь, — громко вздохнув, Эрос обхватил его подбородок и повернул к себе, смотря на него с неимоверной заботой, даже обеспокоенностью. — Ты мне не мешаешься. Просто у меня много дел, пойми. Я не хочу распыляться на всякую мелочь, вроде этого слива. Кто-то захотел подставить меня — у него не вышло. Пускай пытается лучше, я посмотрю на это. А пока что…. — он пылко поцеловал его, не стесняясь молчаливого водителя. — Нам ничего не грозит. Думай только о том, что нас с тобой ожидает. Я уже начал составлять список гостей. — Ты про… — юноша не смог выговорить это слово, засмущавшись. — Да-да, про свадьбу. Ни в России, ни в Греции, ни в Италии мы с тобой не сможем расписаться, к сожалению, но я собираюсь отправить твои документы кое-куда — сделать тебе гражданство в Испании. Там всё и отпразднуем. Прямо в Барселоне. Божественно, не находишь? — он притянул Юру к себе, заставляя положить голову ему на грудную клетку. — А Япония? Я бы очень хотел отметить где-нибудь там. — У меня нет полномочий в Японии. Да и зачем она тебе? — он потрепал его по волосам. — Мы же были в Корее недавно, то же самое! Та же сакура. — А мы сможем съездить в Токио, типа, на медовый месяц? Это ведь так называется? Или на годовщину нашей встречи. Мы ведь встретились в июне, — Эрос с улыбкой покачал головой. — Солнце, я уже много всего запланировал на эти даты и обо всём позаботился, тебе понравится. Просто доверься мне.