Злодей: Его судьба

      Второе пробуждение выдаётся более спокойным, ведь те видения и кошмары уже не лезут в голову Изуку, сводя с ума. Нет, они есть в его голове, он прекрасно помнит свои мысли, помнит каждый аргумент, который он приводил самому себе в пользу того, что Старатель его ненавидит и хотел убить. И теперь он просто убеждён в том, что Старатель — враг. К сожалению, Изуку не понимает, что ему делать с этим знанием, с теми фактами, что прочно осели у него в разуме. За целых десять минут своего второго бодрствования юный омега уже успел подумать насчёт того, чтобы обратиться с этим к Всемогущему, ведь тот всё же не просто герой, а целый Символ Мира, который имеет не только самую сильную причуду, но и беспрекословный авторитет. Но как быть, если расследование вдруг покажет, что практически все аргументы — просто пшик? Как быть, если окажется, что всё, что знает Изуку — лишь плод фантазии искалеченного разума? Тогда авторитет Всемогущего, самого Изуку, будут подорваны.       «А если сообщить директору Незу? — Изуку практически не шевелится на кровати, краем глаза смотря за спящим на стуле около стены Кацуки. Парень во сне выглядит крайне спокойным и максимально умиротворённым. Омега догадывается, что пережила за время его отсутствия семья Бакуго и очень надеется, что в полиции не прознали про его временное убийство. — Он же очень умный, просчитает все возможные последствия и потом уже начнёт действовать так, чтобы добиться справедливости. Но, с другой стороны, если так подумать, то моё появление в больнице слишком странное. Я просто пропал, а потом оказался тут. А если они узнают, что я связан с Каем? Или с Шигараки? Тогда гений директора может аукнуться мне, Чисаки, Эри, Шигараки, — юноша тихо вздыхает, надеясь не разбудить Кацуки, смотрит на свои руки, в одну из которых воткнута капельница, сжимает кулаки и медленно выдыхает, пытаясь справиться с подступающим гневом от собственного бессилия. — А если Айзава-сенсей? Хотя, о чём это я? Та же ситуация будет, что с директором. И что в итоге? — омега грустно улыбается, полностью расслабляя руки. — Да ничего. Если я расскажу, то мне могут не поверить, либо могут запустить расследование, которое поставит под удар Кая. Рассказать тогда Каччану? Он, скорее всего, поверит мне. Однако, это ничего мне не даст кроме того, что он, возможно, будет защищать меня от Шото.»       Мидория всё же решается осмотреться и после нескольких секунд спешного осмотра вокруг себя, он понимает, что нет одной важной вещи — его телефона. Он будто бы испарился, либо потерялся где-то по пути в больницу. А ведь переписка со Старателем — важное доказательство, которое может подкрепить слова Изуку. Без него, телефона, едва ли возможно хоть как-то подкрепить свои аргументы.       «Может, имеет смысл сходить к оператору связи? — омега сжимает левой рукой край одеяла, чувствуя как беспокойство удушливой волной распространяется по всему телу, открывая путь страху. — Я же ведь даже не переоформил сим-карту с мамы на себя. Это, наверно, бесполезно. Я даже не могу смотреть на мамину фотографию без паники и дрожи. Я не могу забыть её тогда. Я не могу простить себе ту слабость. Я должен был отпихнуть её и принять на себя все те вольты. Я бы выдержал, я бы смог! — Изуку судорожно вздыхает в тщетной попытке перебороть комок в горле. — Какой я герой, если не могу защитить любимых с такой сильной причудой? Какой я герой? — по веснушчатым щекам стекают первые маленькие капли слёз, чтобы с подбородка упасть на белоснежный пододеяльник. — Я даже защитить себя не смог. Я такой глупый, нет, тупой задрот, что не могу разобраться в людях. Если бы я был умнее, то не стал бы сближаться со Старателем, не стал бы любить Шото. Я потерял в этой любви всё, — сдерживать слёзы крайне сложно и Изуку, честно говоря, даже не пытается. — Мне ни за что не догнать Каччана. Ни за что не стать таким сильным, как он. Может, он прав и мне не место среди героев? Я же омега. Но сдаться? А как же мама? Как же её смерть? Как же Эри? Неужели я не смогу спасти её? Я ведь, я ведь дал слово Каю, я ведь пообещал маме. Я не справляюсь. Я…»       Новая волна истеричного отчаяния накатывает на Изуку. Он горько плачет, не в силах сдерживать накопленную боль. Его жизнь идёт под откос, у него есть враг, который может в любой момент снова попытаться его убить, он не защищён, у него просто может и не быть второго шанса. «Может, если бы я любил Кацуки, то жизнь пошла бы другим путём? Может, если бы я не согласился помогать Каю, я жил бы сейчас иначе? Лучше? — Изуку не замечает, что Бакуго, проснувшись от рыданий омеги, смотрит на него несколько растеряно и, может, даже подавлено. — Может, если бы я всё-таки сиганул с крыши, то переродился в куда более лучшего героя? Каччан был прав. Я такой мусор, я такой отброс, что не могу ничего сделать. Мне действительно стоило тогда покончить со всем. Ещё раз броситься вниз, разбиться на смерть, чтобы не существовать. Я всегда считал Кацуки своим Символом Победы. Быть может, смерть и стала бы моей победой? Может, я переродился и стал бы сильнее?»       — Эй! — внезапно Изуку едва ли не до боли стискивает в своих объятиях Кацуки, осторожно прижав голову первого к своему плечу. — Не рыдай. Успокойся, Де… Изуку. Ты жив. Ты с нами. Всё, всё, — крепкие объятия Каччана, его сладковато-перцовый запах, заставляющий глаза слезиться, немного отрезвляют омегу, не перестающего всхлипывать и обнимающего альфу одной рукой. — Чтобы с тобой не случилось, ты не виноват. Всё хорошо. Главное, что ты жив и что ты здесь, — голос Каччана, на удивление, достаточно мягкий, спокойный и успокаивающий. Все те уничтожающие мысли медленно, очень нехотя, отступают из разума Изуку, тщетно пытаясь зацепиться в нём хотя бы ещё на несколько мгновений, заражая своими ядовитыми миазмами и так пострадавшую психику юноши. Сложно в это поверить, но запах Кацуки, его тепло и его такие нужные сейчас слова помогают омеге справиться с лавиной потрясений, что чуть не погребла под собой Изуку. — Всё хорошо. Я здесь.

***

      Никто из одноклассников не встречает его около дома — так попросил Изуку. Он буквально умолял Бакуго, чтобы тот попросил всех, даже Шото, что Кацуки, кстати, немало удивило, не встречать его и дать парню хотя бы пару дней, чтобы оклематься, ведь до отъезда в летний лагерь осталось всего несколько дней. А чтобы не отвлекаться каждые пять минут на сообщения, например, от вечно переживающего за него Киришимы или не менее беспокойной Урараки, омега удалил все приложения, где он общался с одноклассниками, а их номера внёс на автоответчик. Зато Масару и Мицуки Бакуго едва ли не разрыдались, когда мальчик, наконец, оказался дома. Отец и мать обнимали его вдвоём, казалось, не веря, что Изуку вернулся домой. Масару, кажется, даже утёр скупые мужские слёзы, когда увидел живого и целого мальчика. А Мицуки, будучи всегда стальной леди, мелко дрожала, обнимая сына. А Изуку, даже к своему удивлению, молчал, измученно улыбаясь, будто бы все его эмоции, все его слова кончились тогда, в больнице.       И, честно говоря, запершийся в своей комнате Изуку, рад этому, насколько позволяют остатки его эмоций. Иначе истерика, застрявшая где-то внутри него, могла бы стать спусковым крючком для акта самосожжения. Юноша чувствует себя грязным, будто бы его засунули в битумное море Кобоха, вынули и залили эту чёрную, ужасно липкую жидкость в его тело. Он буквально чувствует, как эта мерзость медленно течёт снаружи и внутри него, как заполняет каждую клеточку собой. Омеге хочется содрать с себя эту массу, хочется сжечь свою кожу, пропитавшуюся битумом, сжечь самого себя, ведь до конца избавиться от него Изуку не сможет, даже если пролежит вечность в ванне.       «Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу, — парень стаскивает с настенной сушилки свой любимый чёрный плед в серую крапинку, ложится на кровать и накрывается им с головой, стараясь принять максимально компактную позу под достаточно немаленьким пледом. Он пытается спрятаться под ним от чужих взглядов. Пытается исчезнуть под ним хотя бы на несколько минут, чтобы никто не смотрел на него. Но паранойя, обретшая силу, шепчет омеге на ухо, что за ним следят, что на него обращены взгляды едва ли не всех людей. Ему страшно, безумно страшно выглядывать из-под своего укрытия. — Ненавижу себя. Ненавижу Старателя. Ненавижу Шото. Ненавижу героев. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу, — видения никак не хотят уходить из его головы, они разъедают его душу, оставляя участки некроза, который будет лишь прогрессировать и уничтожать юного героя. — Я должен был умереть. Я должен был остаться там, на пляже. Но зачем Кай спас меня? Лучше бы он сделал меня частью себя. Лучше бы он объединил меня с кем-либо из Восьми Неудержимых. Лучше бы забрал к себе и сделал меня одним из Неудержимых. Я не могу. Я не выдержу этого.»       Не сдавайся. Не смей.       Твоё поражение ничего не решит. Ты должен стать тем, кем ты хочешь.       После всего, что ты пережил, у тебя просто нет права сдаться.       Ты видишь, что герои переступают даже свои принципы. Делай то, что нужно.       Иди к своей цели. Если надо убить — убивай. Если надо всё сжечь дотла — пусть горит.       Чей-то голос говорит это будто бы изнутри. Изуку почти уверен, что это — голос его квирка. Ведь не зря говорят, что причуда в некоторой степени определяет характер своего владельца? Быть может, многие герои не только слышат свои квирки, но могут и мысленно общаться с ними? Однако, Изуку не может общаться со своим квирком. Он лишь слышит его слова. И понимает, что в этом монологе есть определённая правда. Старатель убивал. Всемогущий убивал. Ястреб убивал. Почти у каждого героя есть свой послужной список убийств, если так подумать. Но люди всё равно любят их. Ведь они убивают на благо общества. Так чем плох Изуку? Пятно правильно мыслил, что такую угрозу, как злодей, нужно устранять раз и навсегда. Иначе он будет снова совершать свои деяния. Значит, юный омега имеет полное право на это. Если он хочет спасать и побеждать, то ему придётся переступать через себя, через принципы, которые ему вкладывают в Юэй. Он должен стать тем самым героем с улыбкой на лице. «Я должен спасти всех».

***

      Кацуки Бакуго ошеломлён. Он ничего не понимает. И, наверное, даже не пытается понять, ведь то, что он узнал, кажется ему чем-то сюрреалистичным. Неправильным. Такого просто не может быть. Сон никак не идёт к нему, хотя на часах уже глубоко за полночь. Зато Изуку спит, как убитый. И Кацуки злится на него за это. Дело в том, что на третью ночь после возвращения домой Изуку внезапно потащил брата в свою комнату, запер дверь и сказал, что у него есть очень серьёзный разговор о том, что произошло с ним в ночь его пропажи. И дальше он говорил всё без запинки, чётко и без лишних украшательств, будто бы рассказывал конспект занятия.       Бакуго до сих пор не может дать оценку той информации, что он получил. Но суть её такова: Старатель заманил Изуку на пляж Такоба и попытался убить его с помощью наёмных убийц. Учитывая известный бэкграунд отношений Деку и Старателя, Бакуго не может всё ещё понять его мотивы, ведь, стоит быть честным, их практически нет. «А это значит, что тупой задрот мне что-то недоговаривает. Хотя, возможно, он сам не знает причин, — Кацуки сидит на кровати, скрестив ноги, и смотрит бездумным взглядом на плакат со Всемогущим. — Либо он выдумал эту историю, чтобы обвинить Старателя. Но какой у него мотив? Ради чего ему обвинять Старателя? Деньги? Слава? Нет, бред. Деку это не интересно. Месть? Но за что? Он со Старателем и Шото не ссорился. Ясно дело, что сейчас он ни с кем, кроме семьи, не разговаривает, ведь ещё не пришёл в себя. С другой стороны, то, что он сказал мне сегодня сильно отличается от официальной версии неудавшегося киднепинга. Но, если подумать, новая версия в какой-то мере объясняет его внезапные кошмары, нежелание контактировать с классом и даже с учителями, а также страх в его глазах и тот случай в больнице.»       Бакуго тяжело вздыхает и ложится на кровать, смотря на белый потолок. В том, что сказал ему Деку слишком много «но». Слишком много неопределённостей и сомнений. Но самое отвратительное, что нет доказательств как того, что попытка убийства реально была, так и того, что её не было. Есть только факт, что Изуку был похищен, а потом оказался в больнице в тяжёлом состоянии, но без следов насилия. Бета не понимает, что делать в этой ситуации. Но он прекрасно осознаёт, что летний лагерь будет крайне весёлым из-за Шото, который пока что ничего не понимает и потребует ответов на накопившиеся у него вопросы насчёт Изуку у самого омеги.       «К Топ Джинсу я точно не пойду с рассказом Изуку. Я его ещё толком не знаю и не могу доверять. Айзава-сенсей? Возможно, но пока он сообщит это кому надо, о ситуации узнает Всемогущий и сам Старатель. — Кацуки сжимает челюсть, играя желваками. — Всемогущий? Точно нет. Скажу ему, будет знать вся школа и все герои. Директор Незу? Скорее всего. Он вряд ли разболтает раньше времени эту информацию, но ему потребуется время, чтобы выяснить через свои каналы всё, что надо. И тут я помогу ему. Буду защищать Изуку от семейки Тодороки. Буду всегда, насколько это возможно, рядом с ним. И если надо будет, то взорву ёбла не только Двумордому, но и его ёбанному папаше.»       «Главное — потянуть время».