Змеиное шипение

*** — ЗДЕСЬ. НЕ. БУДЕТ. РАБОТАТЬ. ГРЕБАНЫЙ. РЕБЁНОК. ФРАНЦИСК! —Да как ты не понимаешь, что это возможно его последняя надежда на существование?! И... и вообще! НЕ СМЕЙ СКВЕРНОСЛОВИТЬ ПРИ РЕБЁНКЕ! Над головами присутствующих просвистел кинутый со всей силы стул, что в последствие от столкновения со стеной превратившийся в щепки. — НУ И ЧТО?! ДАВАЙ ТЕПЕРЬ ЕГО ЕЩЁ И УСЫНОВИМ?! ОН ЖЕ ТАКОЙ БЕДНЕНЬКИЙ НЕСЧАСТНЕНЬКИЙ! — с противоположного угла зажимающийся англичанин, судорожно пытылся увернутся от летящих в него предметов интерьера, своевременно успевая перекрикивать своего законного мужа, уже совершенно растеряв весь свой первоначальный образ. — А ДАВАЙ! ПОЧЕМУ НЕТ?! Ор продолжался ещё долгое время и ровно столько же по комнате летали куча разных вещей, начиная от, наверно, очень дорогих ваз и заканчивая уже более крупной мебелью вроде банкеток, стульев и даже кресел. Затихший русский, что жался к закрытой двери, сейчас тихо пытался прийти в себя, так как от собеседования он явно не ожидал, что оно перерастёт в семейную потасовку двух равноправных хозяев заведения, в которой, частично, пришлось и самому учавствовать. Да, возможно скандала или чего похожего русский смел ожидать, так как даже официант очень скептически отнесся и к его идее и к его возрасту, в котором русский уже сам начинает сомневаться. Но сейчас, пытаясь слиться с дверью и исчезнуть с поля зрения двух взрослых которые, впрочем, и не особо им заинтересованы, Россия невольно задумался, а не стоило ли немного повременить с поиском заработка? А ведь начиналось всё не так уж и плохо... *** Диалог, стоит сказать, между Россией и Японией не задался, так как старший оказался очень немногословен и краток. Право, тот говорил только по делу и русскому хватило и пары обрывистых фраз, чтоб узнать вполне достаточно для дальнейших плодотворных действий. Черноволосый рассудил, что не вправе решать ни за мальца, ни за начальство, которое, возможно, даже будет рада новому, хоть и маленькому трудяге. Посему официант взял ответственность отлучиться с места работы и проводить странного мальчишку до требуемого места. Пусть там уже решают хозяева. За время пути старший вновь успел очень вкратце поведать только нужную сейчас русскому информацию, одновременно с этим провожая его по петлистым коридорам непостредственно к самому начальству. — ...на данный момент дополнительные вакансии были открыты, по причине резкой заболеваемости основных обслуживающих, потому... Японец, по неизвестной мальчику причине, почти не отрывал от него своего, в неком роде, дикого и внимательного взора, с которым русский предпочёл не встречаться, разглядывая обвешанный картинами коридор. —... заработок зависит от договоренной смены и часов работы, за каждый... Картины были воистину написаны искусными мастерами, знающих своё дело. Даже в полутьме на них чётко был были видны все очертания и завитки, кои часто в них встречались. Чаще всего это были камерные портреты или пейзажи, чья красота поражала воображение. —...финансовым руководством занимается Артур Кёрланд, за художественную — Франциск Бонфуа... Как выяснилось, в этом заведении, название которого Россия так и не узнал, есть два управляющих, а сам бизнес можно назвать семейным, так как ранее упоминаемые люди уже давно состоят в браке, хоть и немного необычном. В чём его необычность, рус узнать не успел, потому как японец, спустя пять минут непринуждённого разговора, по непонятным причинам, замолк. Дальше, как вы понимаете, разговор не пошёл, так и закончившись на коротком экскурсе с очень размытой, для нашего русского, информационной составляющей, так как та очень плохо усваивалась взбудораженным разумом. Право отмечу, что русский всё же порывался несколько раз уточнить, некоторые вопросы, которые, впрочем, так и остались без ответа. Когда эти двое остановились, русского почти что впихнули внутрь громоздких с виду дверей, которые были тут же наглухо захлопнуты. За дверью слышались быстрые удаляющиеся шаги... Подобное обращение насторожило и ещё больше обидело младшего, так как поведение его нового знакомого, по крайней мере на первый взгляд, было слишком непонятным и грубым. (Хотя было ли ему с чем сравнивать?) Благо Россия всё же решил не зацикливаться на странностях японца и, мысленно оставив это дело на потом, решил осмотреться... Первое что он заприметил — богато украшенную обстановку. Высокие потолки, расписанные под одну прекрасную картину, всеми красками величественно переливались на солнце. Резные кресла и диван, обитые на вид дорогой тканью оттенка бордо, а также банкетки, в цвет ультрамарин, расположились почти в середине комнаты, заполняя собою её большую часть. Позолоченные канделябры и подсвечники были понаставлены почти везде, бывало даже составляя целые художественные композиции с рядом лежащими предметами, которые проглядывались лишь под определённым углом. И что самое выразительное — контраст. Действительно МНОГО контраста для столь малого пространства. Большинством находящаяся в тени комната, что скорее всего являлась кабинетом, была почти что незримо поделена надвое, радуя восхищённого наблюдателя свои разнообразием приятных глазу оттенков и обилием форм. Одна, левая сторона, выглядела очень умеренно и тягуче, переливаясь в гармоничной сероватой цветовой палитре от красного к синему, почти не разделяясь чёткостью границ. Но при этом в этой части прослеживался такой порядок и строгость расположения чего-либо, что, где-то на интуитивном уровне, это казалось не настоящим и искуственным, невольно заставляя немного сторонится её. Вторая же часть ломилась от изобилия яркости, вычурности и вырвиглазности. Все оттенки всё того же красного и синего буквально пестрели от обилия собственных вариаций и сочетаний. Вещи казалось больше разбросаны просто так, и лишь хорошо присмотревшись, можно было увидеть в этом просто гигантскую цельную картину размером в половину кабинета. И что самое удивительное, так это то, что границу двух противоположностей определить было отнюдь не так просто, как казалось на первый взгляд. Цвета, узоры и предметы искусным потоком вливались друг в друга, стирая всякие границы. От всей этой роскоши и красоты, что ранее он мог лишь представлять по картинкам и рассказам в книжкам, русский, казалось, потерял дар речи, в изумлении лишь шире раскрывая восторженные глаза и открывающийся в немых восхищениях рот. Боже! Это не шло ни в какое сравнение с тем, где он бывал или жил, нет! Это была ожившая мечта, утопия искусства в которой хотелось потонуть... Увы, подобные мысли были довольно резко прерваны, глухим кашлем, заставив русского смутиться своей забывчивости. Едва ли оторвавшись от рассматривания всего и вся вокруг, он перевёл взгляд на нечёткое тёмное возвышение до которого, почему-то, ранее взгляд всё не доходил. Напротив высокого окна стояло почти такое же высокое кресло, в котором довольно вальяжно, но не переходя границы приличия, расположился светловолосый мужчина средних лет. Во всех смыслах он был несколько серым и слишком сильно сливавшимся со всем его окружением. Единственной его очень выделяющийся чертой были яркие, до одури кислотные зеленые глаза, от которых по спине мальчика прошла холодная дрожь. На мгновение брошенный взгляд почти физически пригвоздил Русь на месте, не давая нормально ни вздохнуть, ни выдохнуть. — Что ты здесь делаешь?— мужчина уже не поднимая взгляда от подписываемых бумаг, что несколькими стопками окружали его со всех сторон, задал вопрос своим неожиданно скрипящим и хриплым голосом. Голос был странным и, казалось, говорил вовсе не человек, а очеловеченная машина, шестерёнки которой забыли смазать. Русский на мгновение замер в неловкости и, переминаясь с ноги на ногу и теребя краешек своих объёмных рукавов. В беззвучном обращении русский уже было открыл рот, но резко передумал. Сомкнул уста и потупил взгляд, так ничего и не сказав. Наверно, правильным было бы ответить на заданный вопрос, вот только губы будто слиплись, совершенно нехотя отрываясь друг от друга. Всё существо русского обуяло смятение, очень походившее на смесь смущения и нежданного страха. Довольно дорогое железное перо, что до этого резво плясало в немного костлявых пальцах, выводя чернильные завитушки на плотном желтоватом листе бумаги, резко замерло, оставив после себя всё больше распользающееся синее пятно. Мужчина раздражённо шикнул и дергано выдрал испорченный лист из общей папки, в одно мгновение сжимая лист маленький шарик с таким громким треском, что русского пробрало непонятной волной дрожи до самых кончиков волос. — Девочка... —неожиданно почти прорычал мужчина, — не испытывай моё терпение. Не отвлекай меня от серьёзной работы и выйди отсюда! —было видно, что он действительно едва сдерживается дабы не перейти на крик. Вся та пафосность, навеянная аристократичность и искусственность, которая ранее вызывала в русском детское смущение перед столь серьёзным и монолитно спокойным взрослым, разбилась об эмоциональность и раздражение оного. И пока старший, немного затихши, занимался своими, возможно, важными бумажками, уже русский в это время был готов задохнуться в переполняющем его возмущении. ...Он? И девчонка?! Да не похож он на них! Ну подумаешь ростом не вышел и волосы давно не стриг! Нельзя же так невежливо относиться к другим! Однако ничего подобного не слетело с бледных губ, лишь несколько разочарованно русский издал тихий вдох-выдох и наконец решился издать хоть какой-то вразумительный звук. — Гхм- гкхм! Добрый день, моё имя Иван и я хотел бы устроиться на одну из ваших вакансий. — Россия не стал тянуть и рубанул с плеча, так как не видел смысла в слишком продолжительном времяпровождении в помещении рядом с обидевшим его (а может и не только его) человеком. Мужчина замер... нет, даже не так... застыл каменной статуей, едва не донося перо до листа бумаги. Его густые брови нахмурились и, казалось, вот вот залезут прямо на прищуренные в недоверчивом скепсисе глаза. Зеленым взглядом он впился в уверенно стоящего ребёнка. Ножки кресла неприятно проскрипели, а по комнате раздались быстрые звонкие шаги. Россия поднял взгляд и внимательнее оглядел такого "невежду взрослого" и для себя сделал какие-то свои выводы. Мужчина был непомерно высок и худ, его костлявое тело жадно охватывал костюм тройка, от чего тот казался лишь ещё более тонким и болезненным. На одном глазу у него висел блестящий монокль, что делало его ещё более похожим на ту карикатуру "английского джентльмена", которую мальчик когда то увидел в выброшенном у леса дешёвом журнале. "Англичанин" несколько раз обошёл мальчика, внимательно и придирчиво оглядывая его. От такого внимания русский покрылся испариной и немного вздрогнул, что впрочем тоже не ускользнуло от взора мужчины. Кажется, тот действительно ловил каждый вздох мальчика, ведь как никогда ранее забытый всем и вся Россия ощущал чужое дыхание и взгляд. Ощущение, будто над тобой кружит хищник только и ждущий подходящего момента... Из-за разницы в росте, с треском не то костюма, не то собственных костей, словно старый иссохший лес, "серый" человек покачнулся и согнулся в наклоне, приближаясь к лицу русского. Дикая, могучая зелень изумруда вприлась в тусклые, словно дешёвые цветные стекляшки, глаза, заставляя обладателя последних немного сжаться и намеренно отводить свой взгляд. С минуту зрительный контакт не желал налаживаться, по крайней мере одним из этих двоих. Однако, по видимому старшему это не понравилось, он в стальном захвате сжал чужой подбородок, уже заставляя посмотреть русского себе в глаза и пропитаться мальчика почти парализующим зелённым ядом.

...

— Даже если это не шутка, то я попрошу тебя уйти, так как ни за какие ковришки я тебя не возьму к себе работать. — человек ,казалось, почти прошипел это в лицо русскому. Как-то небрежно он бросил ещё один беглый взгляд на чужое лицо и, по видимому, увидя нужное ему состояние, отстранился и вновь ожидающе устремил свой леденящий взгляд на Россию. Тот стоял ни живой ни мёртвый от страха, хоть и казалось, что он просто бесчувственно замер. Не сказать, что после этого Россия всё ещё желал устроиться сюда, ещё большие проблемы ему не нужны, а работать в присутсвии подобных неприятных личностей ему не хотелось ещё больше. Однако, видимо отец выбил из него не всё упрямство и дурь. Потому едва прокашлявшись в попытке вернуть голос, он уже хотел было оспорить решение взрослого и открыл рот но... — АРТЮР! Солнышко! Ты не поверишь! — громкий возглас, пронзил застоявшуюся тишину, прерывая всякое желание возникать. Двое единственных до этого момента живых существ в этой комнате одновременно обернулись на вбежавший красочный вырвиглазный вихрь, который русский, несмотря на момент, невольно сравнил с одной из частей комнаты. Россия даже несколько обрадовался такому неожиданному приходу третьего неизвестного участника, а вот "серый", кажется, ещё сильнее побледнел и выцвел, будто стараясь совсем пропасть или растаять в воздухе. — Ну же милый мой муженёк! Обними меня! К удивлению, "вихрем" оказался чересчур гиперактивный блондин, что почти на голову ниже хозяина (а хозяина ли?) кабинета. Одет был тоже с иголочки и сложно было не признать, что всё подобрано со вкусом. Новый незнакомец налетел на "джентльмена" и, повалив его, стиснул в костоломных объятиях, от которых передёрнуло не только саму "жертву". — Ф-франци-иииск!? От-пусти меня-я немедля! — схваченный в объятиях хрипел, дёргался, сипел и даже помоему пытался драться, вот только спустя минуту он в инемождении смирился и затих. Россия стоял в паре метров от этого безобразия и тщетно пытался понять, что ему дальше делать. Ситуация крайне неоднозначная как ни крути и от этого ничуть не легче. Мысленно прикинув, что мужчины взрослые и сами поди разберутся со своими делами, мальчик стал тихонько красться в сторону дверей, хватаясь за надежду всё таки открыть их. Маленькими и тихими настолько, насколько это возможно, шагами русский попятился к своей цели, по ходу пытаясь вспомнить в какую сторону двери открывались. Удачно добравшись до цели, Россия пару раз дёрнул резную ручку. К его тихому ужасу дверь не отворилась, но издала такой пронзительный скрип, что тот просто не мог не привлечь чужое нежелательное внимание не только в комнате, но и этажом ниже. Россия замер, почти переставая дышать. Обарачиваться было страшно и сейчас, как никогда раньше, хотелось исчезнуть или провалиться сквозь землю, желательно прямо прейсподнюю, ведь не нужно было иметь глаз на спине, чтоб прочувствовать ещё более пробирающий взгляд помноженный теперь на два. — Ой! Артюр, ты не говорил что у нас будут гости!...