Неприметная серая машина пересекла границу Калифорнии.
Руки Тогда-Ещё-Алекса дрожали, когда в его голове всплывали воспоминания о событиях этого дня. Парень зажмурился, словно пытаясь сжечь в голове любые упоминания отца и его людей, и на то были свои причины. Пару часов назад Алекс и его мать чуть не погибли, убегая от людей Натана.
— Успокойся, — голос матери звучал устало, но жёстко. Ей хватило только одного взгляда на сына, чтобы понять, что что-то не так. — Волнение нам с тобой никак не поможет, наоборот, это наш злейший… — договорить женщина не смогла, так как внезапно отключилась, а машина резко понеслась вбок. Алекс еле успел поймать руль и выровняться.
— Мам? — осторожно позвал мальчик, не останавливая машину. Он знал, что когда мать очнётся, она обязательно его отругает, а возможно, даже побьёт за столь глупую ошибку, поэтому продолжал упрямо ехать вперёд. — Мам, просыпайся, — сказал он чуть громче.
Тут женщина пришла в себя и забрала у Алекса руль. На немой вопрос в глазах сына она ответила просто:
— Я в порядке.
— Мы оба знаем, что это не так, тебе надо в больницу, — сказал Алекс, хотя уже знал ответ матери на это предложение.
— Исключено, — женщина свернула к побережью и остановила их машину буквально в нескольких метрах от воды, после чего повернулась к нему. — А теперь замолкни и дай мне сказать. Сейчас я задам тебе один вопрос. Какие обещания ты мне дал?
Этого вопроса Алекс совсем не ожидал, поэтому на секунду замер, прежде чем понять, что от него хочет мать.
— Я обещал тебе, что никогда не буду останавливаться, а тем более оглядываться. Что ни за что никому не доверюсь, что буду менять внешность, имена и места как можно чаще, — подросток сглотнул. — Что буду кем угодно, но не собой.
— Ты всё-таки усвоил мои уроки, — женщина ухмыльнулась, но её улыбка тут же померкла, а с губ сорвался стон боли.
Мэри Хэтворд сбросила все маски и судорожно ухватилась за руку сына, словно за последнюю надежду. До Алекса же, наконец, дошло, что происходит. Ему хотелось схватить женщину и отвезти её в больницу, несмотря на любые последствия, но он понимал, что уже поздно.
— Мам, ну как же так? — тихо прошептал Алекс, не замечая, как одинокая слеза ползёт по его щеке.
Женщина посмотрела на сына с болью в глазах, словно извиняясь, что оставляет его одного в этом жестоком мире, после чего глубоко вдохнула и на выдохе прошептала:
—
Не переставай бежать, Абрам.
Это были последние слова Мэри Хэтворд. Абрам, а именно так Мэри всегда обращалась к сыну, полностью игнорируя имя, данное ему отцом, почувствовал, как хватка матери на его руке ослабела, а потом и вовсе исчезла. Он протянул руку к глазам Мэри, закрывая их навсегда.
— Прощай, мама, — прошептал подросток.
Возможно, любой другой человек его возраста в подобной ситуации впал бы в истерику, не обращая внимания на внешние факторы, но Абрам и правда усвоил уроки своей матери. Он знал, что ему нужно продолжать двигаться. А для этого ему нужна была машина, в которой в данный момент лежало бездыханное тело его матери, и от него нужно было избавиться. Абрам попытался вытащить Мэри из машины, но треск, с которым присохшая кровь отрывалась от виниловой обивки сиденья, заставил его бросить эту идею.
Парень взял в руки потертую дорожную сумку и вылез на волю, обессилено опускаясь на песок прямо рядом с автомобилем, что стал непрошеной гробницей для Мэри Хэтворд. Руки сами потянулись к сумке, доставая оттуда старую пачку сигарет и зажигалку, которые Абрам прятал от матери. Хотя, скорее всего, женщина знала, что её сын курит, но никогда не заговаривала с ним об этом, видимо, решив, что это не является заслуживающей внимания проблемой. Наверное, в нормальной семье Абрама бы отругали, но у него никогда не было нормальной семьи, поэтому вредная привычка осталась без внимания. Вдыхая едкий сигаретный дым, парень наблюдал за тем, как горит огонь зажигалки. Он заметил, как блики пламени скачут по поверхности машины, и наконец-то понял, что ему делать.
Абрам должен был сжечь её.
На этот раз пламя было куда больше, чем у зажигалки. Абрам смотрел, как огонь медленно пожирает машину, и молчал. Вынимая останки матери из догорающих обломков, он всё ещё молчал. Закапывая обуглившиеся кости Мэри в трёх километрах от её последней остановки, он не мог заставить себя сказать ей что-то на прощание.
Но когда Абрам обнаружил себя на трассе, ведущей в сторону Сан-Франциско, до него начало доходить, что случилось. Когда приступы рвоты закончились, парень обессилено рухнул на землю, совершенно не заботясь о том, что мимо него проезжают машины с людьми, которых может напрячь мальчик, неподвижно лежащий рядом с дорогой. В тот момент сознание парня заполняли горе и боль, а по щекам лились слёзы. Абрам лишился последнего родного человека, и он отказывался в это верить. Мозг отчаянно цеплялся за слово «последнего», словно пытаясь найти лазейку, доказывающую, что это не так. Конечно, у него ещё был отец, но это был последний человек, которого подросток мог бы назвать родным. Мысли снова вернулись к матери, и тут Абрам вспомнил.
Он вспомнил о клане Хэтворд, к которому принадлежала мать до того, как вышла за отца Абрама. В его папке спрятан номер дяди Стюарта, который всегда уважительно относился к племяннику. Абрам почувствовал, что дрожит, осознавая, что если позвонит Стюарту, ему придётся проводить время с людьми, которые занимались тем же, что и отец, от которого он бежал. Но тут он вспомнил, что дядя сказал ему, когда Абрам с Мэри «гостили» у него несколько лет назад:
— Нил, — дядя намеренно использовал любимое прозвище мальчика. Они придумали его, когда Стюарт понял, что ребёнок не любит, когда его зовут по первому имени, поэтому решил сократить его так, чтобы полученное прозвище никак не напоминало мальчику об отце. — Я знаю, что ты видишь во мне угрозу; я вижу, как ты дёргаешься, когда я появляюсь рядом, и расслабляешься, только когда осознаёшь, что перед тобой именно я, а не кто-то другой. Я даже догадываюсь, кого ты видишь перед собой вместо меня, и я понимаю причину, по которой ты не хочешь оставаться у нас, но я попрошу тебя об одном. Где бы ты не оказался, как бы тебя не звали, помни, что у тебя есть союзники, верность которых почти незыблема. Понял? — улыбнувшись кивающему мальчику, Стюарт продолжил. — Молодец. А теперь беги к Мэри, она хотела с тобой о чём-то поговорить.
Воспоминания заставили Нила подняться. Теперь у него была цель: найти телефон и позвонить Стюарту. Свои телефоны он выбросил, ошибочно думая, что ему будет некому звонить. Ноги сами несли его вперёд, в то время как разум был где-то далеко. Нил не знал, сколько он шёл, но когда вдалеке показался значок заправки, сердце от волнения забилось чуть чаще. Тут до него дошло, что на нём всё ещё та одежда, в которой он был при последнем вздохе матери.
Осмотрев себя, он заметил пятна крови на коже и одежде. Тяжело вздохнув, Нил осмотрелся по сторонам в поисках чего-то, за чем можно было переодеться. Найдя достаточно широкое дерево, Нил быстро сменил одежду, убрав грязную глубоко в сумку, после чего смыл пятна крови с видных участков тела остатками воды, которую они с матерью купили ещё до обнаружения их людьми отца. Критически осмотрев себя и убедившись в том, что выглядит вменяемо, Нил набросил на себя маску спокойного равнодушия и направился к заправке.
За прилавком сидела немолодая женщина. Нил улыбнулся ей и подошёл к стене, сделав вид, что выбирает чипсы, хотя на самом деле он изучал карту, показывающую несколько городов, по-видимому, находящихся рядом с заправкой, что была отмечена на карте небольшой красной точкой. Прикинув, что до ближайшего города идти не больше семи километров, Нил быстро придумал себе легенду.
Он подошёл к прилавку и заговорил:
— Эм, здравствуйте. Меня зовут Алекс, и я живу в городке неподалёку, — он сглотнул, придавая голосу неловкости. — Вечером я немного повздорил с родителями и решил прогуляться, да вот случайно забрёл далековато. Я хотел им позвонить, но мой мобильник сел, поэтому не могли бы вы одолжить мне ваш телефон. Если хотите, я могу вам заплатить, — он умоляюще посмотрел на женщину, словно она была его последней надеждой. Хотя это было почти правдой. Нил был уверен, что если сейчас у него не получится дозвониться до дяди, то на вторую попытку он уже не решится.
Женщина мягко улыбнулась ему:
— Эх, молодёжь. Сначала дров наломаете, а потом, — она махнула рукой. — Ладно уж, держи, — женщина протянула ему телефон. — Денег не надо. Главное, с родителями помирись.
— Спасибо, — благодарная улыбка Нила была искренней, но она быстро померкла, когда он понял, что ему не удастся нормально поговорить с дядей, если эта женщина будет стоять рядом.
— Вы не против, если я поговорю с ними на улице? Просто тема весьма личная, — заметив недоверие на лице женщины, Нил достал из кармана бумажник, молча предлагая его в качестве залога. — Я обещаю, что верну ваш телефон в целости и сохранности.
— Убери свой кошелёк и иди мириться с родителями, парень, — женщина грозно посмотрела на Нила, но в глазах сквозило понимание.
Не став больше искушать судьбу, Нил вышел на улицу. Папка, хранившая номер дяди, лежала в сумке, которую Нил наспех спрятал рядом с заправкой, решив, что та будет выглядеть слишком подозрительно. К счастью, Нил в ней не нуждался. Когда-то мать вбила в него заветные цифры, поэтому сейчас он смог быстро набрать их на клавиатуре. Он уже собирался позвонить, но тут память услужливо подсунула ему последние слова матери:
«Не переставай бежать, Абрам.»
Руки задрожали, а мысли понеслись с невероятной скоростью. Нил уже хотел бросить эту затею, попрощаться с женщиной и сбежать, как вдруг его сознание пронзила одна простая мысль.
Ему некуда бежать.
Своим побегом они с матерью просто оттягивали неизбежное, потому что когда отец выйдет из тюрьмы, он не остановится ни перед чем, пока не убьёт их. Тогда в чём смысл всего этого? Возможно, если он сейчас свяжется со Стюартом, у него появится шанс на жизнь без бега; на жизнь без тени отца, маячащей перед глазами.
Он устал бежать. Пришло время остановиться.
Послышались гудки, которые, по ощущениям Нила, длились вечность, но вскоре с той стороны провода раздался голос:
— Слушаю?
Знакомый голос дяди помог Нилу немного успокоиться, но ему всё равно потребовалось немного времени, прежде чем заговорить.
— Каркнул ворон, — сторонний слушатель бы на это подумал, что Нил бредит, но не Стюарт, потому что именно Стюарт предложил использовать строчку из стиха Эдгара Аллана По в качестве опознавательного знака, что оба собеседника — те, за кого себя выдают.
— Nevermore, — выдохнул Стюарт. Он замолчал на долгие секунды, и Нил был уверен, что дядя собирается бросить трубку, когда тот продолжил. — Нил? Что случилось?
