«Убивать добротой — это наш секрет» Эндрю Найдерман
"Адвокат Дьявола"
В чем заключается очарование зла? Отец любил говорить, что в красивых голосах; в ангельском пении; в больших стеклянных глазах. Это было иначе, чем пишут в книжках, ведь там оно чёрное, холодное, пугающее. Отец всегда добавлял это «очарование» к любым своим рассуждениям о зле. Мол, разве захочет человек попасть в очевидную ловушку, разве что-то неприятное способно привлечь его? Выходит и добро может выглядеть иначе? Может ли оно выглядеть, как остывшее тело на асфальте в укромном уголке парка? Как брызги грязи и крови? Как что-то, что разрывает яремную вену? Хороший человек сможет наслаждаться ужасом в глазах жертвы? Стоя недалеко от клумбы, само воплощение добродетели удовлетворяется видом чужой смерти. *** Веселый, вечно пьяный и молодой Сеул, временами прохладный и чёрствый город. Не слишком радушно принимает, но до хруста сжимает в объятьях. Джошуа ничего так не любит, как горячий песок родного штата. Теперь его ждёт в лучшем случае несколько промёрзлых месяцев в чужой стране. Ему пришлось покинуть пламенеющие берега Лос-Анджелеса, ради возможности замёрзнуть. Ледяной ветер резкими порывами проходит по пестрым улицам ночного Сеула, а Джошуа бродит в одной водолазке. Люди в куртках и шапках проходят мимо, то и дело бросая осуждающие взгляды. Целое множество разных вывесок и баннеров окружают со всех сторон, приглашают согреться, обещают самую вкусную выпечку и низкий процент по кредиту. Сливаются в калейдоскоп огоньков, от которых стреляет в висок. У Джошуа от дискомфорта начинается слипаться правый глаз, и он скорее сворачивает в продуктовый на углу. Стеклянная дверь открывается, шумя замершими петлями, и цепляет серебристые колокольчики. Джошуа осматривается в поисках подходящего отдела и, шаркая кедами, идёт в нужном направлении. Колокольчики звенят снова, кто-то ещё заходит в магазин. Но Джошуа не отвлекается, разглядывая цветные упаковки с лапшой. Сделав свой выбор, Джошуа облизывает верхнюю губу и тянется за товаром на полке. Он чувствует смутно знакомый запах соли и оглядывается. Ничего. Недолго думая он решает, что лучше взять сразу несколько пачек куриной лапши. Затем парень спешит к стойке со сладким, даже тянется за чупа-чупсом в розовом фантике, но вовремя одергивает себя и идёт на кассу. Не заслужил. — В парке? Серьёзно?! Стоящие в очереди женщины преклонных лет, что-то живо обсуждают. Джошуа старается игнорировать их, но всё равно слышит: — Да, вчера нашли, совсем ещё ребёнок! Кассир неторопливо пробивает покупки, а Джошуа мысленно представляет, как со всем ожесточением, яростью пишет в книгу жалоб «нерасторопный идиот». Быстро расплачиваясь, он спешит к выходу, но по пути сталкивается с человеком. Этого ещё не хватало. Резкий запах соли бьёт Джошуа в нос. Он извиняется, отшатывается от незнакомца и бежит на выход, зажав ноздри. ***Штат Калифорния.
Лос-Анджелес.
Три дня и шесть с половиной часов до посадки на рейс Лос-Анджелес, США - Сеул, Республика Корея.
Полдень.
Влажная чёрная грязь медленно затягивает блестящие лаковые туфли. Они тихо скрипят из-за поджимающихся внутри пальцев в плотных клетчатых носках. Зудящий запах роз, лилий и, кажется, фиалок. Небо похоже на старый потолок с мерзкими жёлтыми разводами и белыми трещинами. Воздух жжёт в горле и оседает в лёгких паршивым осознанием собственного существования. Под веками снова собирается соль и гнев. Кожа под глазами шипит из-за частых прикосновений обветренных рук к лицу. Красивое глянцевое дерево с теплым красным отливом. Шикарный вычурный гроб в громадной глубокой яме. Скулеж и громкий разрывающий внутренности плач. Только человек умеет так мерзко выть от боли. Зудящее желание выковырять из-под ногтей грязь и плоть — остатки безумия со вчерашнего вечера. На заднем дворе собственного дома царапая руки и лицо в попытки перестать зарываться длинными пальцами в землю. Последние две верхние пуговицы на чёрной рубашке душат невыносимо сильно. Настолько, что Джошуа кажется, легче вырвать себе горло. Блестящее дерево закидывают мокрой землёй, что липнет к металлическим краям лопат. В какой-то момент Джошуа мерещится, как грязь осыпается на доброе спящее лицо друга. Если бы от этого лица хоть что-нибудь осталось. Видеть и слышать сквозь гладкую крышку гроба — это проклятье. Мираж, призванный напоминать, что Джошуа ещё жив. Он пытается проглотить комок из опустошения с облегчением, что застрял в горле. Парень разворачивается, натыкаясь на взгляд матери друга. Покойника за спиной. Джошуа ждёт, что она накричит на него. Скажет, что он оставил её любимого сына умирать. Или может опять заплачет, но она просто смотрит на юношу без выражения, как на пустое место и уходит. *** Уставший Джошуа вваливается к себе в квартиру, плечом открывая мерзкую грязно-голубую дверь. Он сразу валится на матрас в углу и кидает пакет куда-то в сторону. Сегодня Джошуа будет спать, как убитый. Наутро, перед тем как открыть глаза и до конца прийти в сознание, он уже ощущает тяжесть в груди и сто одну мысль на висках. Он поджимает пальцы на ногах и ближе к груди притягивает коленки. Укрываясь тонким одеялом, в деталях представляет, как чистит зубы и обувается. Как запрограммированный повторяет алгоритм каждого дня с момента переезда. Джошуа посещает языковую школу по будням, по выходным открывает окна и сидит дома, читая книжки. Которые за неимением полок, складывает друг на друга, рядом со спальным местом. Какие-то из них на английском, какие-то на испанском, а какие-то он приобрёл тут, чтобы практиковать корейский. В те редкие моменты, когда он выходил бесцельно блуждать по городу, чьё-то незримое присутствие мерещилось в редких тенях Сеула. Он привык к этому, думал, так ощущалось чувство вины. А больная голова лишь усугубляла его незавидное положение, нагоняя тоску. Однако желание выползти из кровати все-таки брало верх, и он снова совершал ошибку, он снова выходил из дома. *** Качаются сосны. Трещат стволы. Тёплый воздух бьёт в грудь и ласкает лицо. Труп юноши в кустах молодого шиповника. Ну, или его остатки, кусочками раскиданные вокруг, оставленные на зелёном покрывале июня. Джошуа помнит горячую кровь на коже, холодную землю под пальцами. Тёплый воздух в волосах, и последний коктейль со льдом, который он выпил в тот день. — Я его не видел. — Вы уверены, мистер Хон? Свидетели говорят он ушёл с вами. — Можно попросить вас выключить кондиционер? *** В пятницу из чемодана достаётся тёплая потасканная толстовка, а на голову натягивается шапка, из-под которой во все стороны торчат отросшие вихри. Джошуа приглаживает их пальцами, но они, непослушные, с утра вновь встают. Он напевает весёлую ритмичную мелодию, а в голове у него заевшая «I can’t sleep until I feel your touch». Снова и снова. И так до самых дверей языковой школы. Он снимает наушники, поправляет рюкзак, облизывает зубы, приготовившись улыбаться. Так улыбаться, чтобы щеки трескались, от того насколько он искренен и счастлив. Ни одна живая душа не посмеет усомниться. Администраторша активно машет ему при встрече, студент из Китая несколько раз благодарит за мелкую помощь, а преподаватель Ким воодушевлённо хлопает его по плечу после занятий и спрашивает: — Ты слышал 34+35? Она отлично подходит для силовых! Джошуа думает, все дело в улыбке, остальные считают, это большие стеклянные глаза. Они зеркало души, так же? Но в итоге в них видно, только отражение других людей, от Джошуа там только неестественно яркие огоньки. Ближе к вечеру на скамейку к нему подсаживается местный волонтёр Хансоль, в основном занимающийся помощью иностранным студентам. За неё Джошуа ни разу к нему не обращался. Они вообще познакомились случайно, столкнувшись в коридоре. Парень он был светлый и на корейца похож отчасти. Из-за чего Джошуа предполагает, что жизнь его в школьные годы была не сахар. Хон даже немного сочувствует. — Как жизнь? — Бодро начинает Хансоль застывая в статичной позе, с ровной спиной и руками на коленках, даже ступни его параллельны друг другу. — Отлично, — дабы соблюсти приличия, Джошуа откладывает буклет из рук и обращает все свое внимание на собеседника. — Учусь потихонечку. — Сложно привыкнуть? — Хансоль знает, что сложно. — Относительно. Но Джошуа не привыкает, Джошуа адаптируется. Спустя некоторое время вежливого перекидывания репликами, Хансоль наконец подводит к истинной причине по которой затеял этот разговор. — И куда ты сейчас? — Домой, наверное. — Не хочешь со мной, — тоном, который намекал, что он так просто не отстанет, продолжает Хансоль. — Я с друзьями иду есть барбекю, давай с нами! Тебе все равно никуда не надо. Так ведь? — Не-а, неудобно мне. Ты там с друзьями, я буду лишний. — Да они только рады будут! Сынчоль-хен так вообще, он у нас любит «чем больше, тем лучше». Я уверен ты ему понравишься. Понравиться Джошуа не хотелось, вообще идти никуда не хотелось. Однако Хансолю всё-таки удаётся уговорить его, и он тащит их в оживленный ресторан, так удачно оказавшийся рядом. Внутри, как и снаружи шумно, а вокруг витают разнообразные ароматы, что заставляет Джошуа облизаться. Хансоль подводит его к весёлому столу и громко представляет: — Это Джису-хён из языковой школы, — говорит Хансоль, кивая головой в сторону парня. У него наверное и мысли бы невозникло, что человека рядом с ним могут звать иначе. — будьте добры не опозорить меня перед ним. Мне там ещё работать. — Обещаем! — произносит один из парней, складывает руки в характерном жесте и привстаёт, чтобы поклониться. — Я Чхве Сынчоль! Рад знакомству! Джошуа кивает,чуть кланяясь в ответ, и мило улыбается, без особого интереса глядя на компанию. Однако этого кажется, никто не заметил, и друзья Хансоля начали поочерёдно представляться. Старшим оказался тут этот самый приветливый Сынчоль. Он широко улыбается, демонстрируя десна, и размахивает сильными руками. Рядом с ним крепкий парень поменьше, что назвался Джихуном. И оба они выглядели так, словно сбежали из ситкома про команду мечты. Треники, безусловно, новые, но растянутые во все стороны, гигантские футболки и чуть засаленные волосы. За столом сидел ещё один человек, он увлечённо переворачивал мясо на шипящем фритюре. Нехотя, этот парень всё же поднимает глаза на Джошуа. И замирает, словно не находя причин тому тут находиться. Однако помедлив, представляется: — Джонхан. Хансоль сажает Джошуа рядом с Сынчолем, и сам садится с другой стороны. В помещении слегка душновато, и руки сами тянутся расстегнуть худи. Компания оживленно беседует о чём-то будничном, и аккуратно старается разговорить новенького. Сынчоль расспрашивает того о жизни,как будто ведёт собеседование на место, что и так достанется по блату. Единственный честно увлечённый едой тут Джихун, и он только слушает. — Так ты из города грехов? — пытается вспомнить Сынчоль, чем известна ему далёкая Америка. — Не-а, — Джошуа издаёт смешок — город грехов – это Лас-Вегас, а я из Лос-Анджелеса. — О, Голливуд! — саркастично восклицает Джонхан, не отрывая глаз от тарелки. — Город ангелов, — вставляет Вернон словно чувствует что-то особенное, когда говорит это. — А ты был в Нью-Йорке? — честно интересуется Джихун, подавая Сынчолю кусочек стейка. — Бывал пару раз. И пока вечные дембеля вспоминают годы службы, как заметил Джошуа, не самые приятные, однако укрепившие их связь. Самого его преследовало знакомое, и ужасно некомфортное чувство. Сидящий напротив Джонхан, то и дело кидал настороженные взгляды на их нового знакомого. Однако замечает это только сам предмет наблюдения, и не остаётся в долгу. Джошуа слизывает соус с уголка рта, и приходит к выводу, что Джонхан редко инициирует общение с другими людьми. Судя по всему предпочитая наблюдать и слушать, нежели расспрашивать или рассказывать. За все время он произнёс только пару предложений, однако и в беседе заинтересованным не выглядел. Что-то нездоровое можно разглядеть в том, как он смотрит, двигается или редко, но говорит. Но внешность у него определённо увлекательная, даже слишком: большие усталые глаза, изящный изгиб губ, что придавал бледному рту аристократический вид и светлая кожа в россыпи мелких родинок. Самую очевидную Джонхан носит на щеке, ту, которой гордится, — на шее. Джошуа даже слегка напрягается, и запивает это чувство колой со льдом. Неожиданно у стола появляется ещё один человек, и громко обращается к компании: — Мои дорогие, я наконец-то свободен, как ветер в поле! Джошуа поднимает на него глаза, и натыкается на чёрные линзы солнцезащитных очков. Множество круглых огоньков на потолке скоплением отражается на глянцевых стёклышках. Золотая оправа блестит, но улыбка этого парня сверкает ещё ярче. Они оба молчат чуть больше чем нужно. — О, у нас пополнение? — незнакомец ужасно низко поклонился в знак приветствия. — Квон Сунен, надеюсь подружимся! — Хон Джису, — Джошуа привстаёт и тянется пожать чужую руку. — Джису-ши, предупреждаю аккуратнее с ним, — весело говорит Сынчоль. — Он у нас со странностями, тараканы есть у всех, но у этих богатых детей они самые отбитые. — Сынчоль-хён, ну что же ты так! — смеётся Сунен. Из занимательного Джошуа узнает только то, что Сынчоль полицейский, а Джихун его коллега патологоанатом, что переквалифицировался в судмедэксперта. И они время от времени любят дружно обмыть душу соджу. Мужчины достаточно откровенно жалуются на жизнь и свежее масштабное дело. Джошуа слушает их вяло, даже равнодушно — что он не знает о разбойных нападения, маньяках-серийниках, и убийствах с особой жестокостью? Правда сказать, ему сейчас вообще безразлична общественная жизнь, и тот факт, что кто-то убивает людей в Сеуле практически каждый день, совершенно не портит ему аппетит. Даже наоборот, хочется съесть больше, пока есть кому подать к столу. — Чёт жмурики эти зачастили, — Джихун запихивает в рот тушёные овощи. — Не поймите неправильно, я не бессердечный, но когда их столько — это уже не люди, а работа на конвейере на заводе под Гуанчжоу. — Да, у нас все на ушах стоят, от масштабов катастрофы, — басит Сынчоль агрессивно тыкая воздух пальцем в сторону ближайшего телевизора в помещении. — А эти мрази в галстучках по телевизору, каждый день нас полоскают. — Можешь передать вон тот соус? — между делом Джонхан обращается к Джошуа, небрежно указывая палочками на одну из тарелок. — Ты кстати не боишься? Хансоль сказал, что ты живёшь очень далеко от центра, да и район опасный, практически самый эпицентр нападений. — Чего? — удивленно спрашивает Джошуа, но через секунду догадывается, о чем речь и передаёт тарелку. — Если ты имеешь в виду, стать новым жмуриком Джихуна, то нет. Я, честно говоря, об этом впервые слышу. Сбежавший до этого в туалет Хансоль возвращается, а Джошуа пытается вспомнить, в какой момент тот успел назвать его адрес. Он и не заметил, когда в помещении стало намного жарче. Уходить не хотелось, но разумнее было бы вежливо попрощаться, и вернуться домой. Где его ждут обиженные долгим перерывом Эдгар По, Фрэнсис Скотт Фицджеральд и Сунь-Цзы. — Серьёзно? — Хоши недоверчиво глядит из-под бровей. — Сколько ты тут уже живёшь? И вот ни разу не слышал? — Месяц, наверное… — Так вся эта история началась несколько недель назад, мы ещё день рождения Джонхана праздновали тогда, — Хоши выглядит так словно пытался припомнить какие-то детали с того дня, но слышит недовольный кашель Джонхана. — Ты что вообще новости не смотришь? — Нет. Они, как правило, портят настроение. — Это уж точно! — соглашается офицер Чхве и кидает одобрительный кивок в сторону Джошуа. — Но будь осторожнее, не хотелось бы, чтобы Джихун ковырялся в тебе. Компания мрачно посмеивается, а искренне смешно только Джошуа, однако он сдерживает себя и желание захохотать — за него это делает Сунен: — Не волнуйся, я уверен Джихун-ши будет с тобой нежен, — сквозь смех произносит Квон. — Однако сомневаюсь, что ты придёшься по вкусу маньяку. У тебя слишком кислое лицо, чтобы кто-то захотел тебя съесть. Слышится одобрительный смешок, кажется, это был Джонхан. Он в прочем выглядел не сильно довольным, скорее словно обнаружил в воскресное утро, что кто-то нассал ему в тапки. У него явно были другие планы. — Съесть? — Джошуа хмурится, поскольку ему кажется, что он не так понял. Все за столом молчат о чем-то своём или быть может об одном и том же, но говорит только Сунен: — Ну да, говорят, этот маньяк съедает своих жертв, — он смакует каждое слово. — А самое ужасное, что он делает это заживо. В помещении громко играет музыка, гремит посуда и звучат множество голосов. Но даже в такой шумной обстановке, кто-то оглядывается на них. — Что с тобой не так, хён? — вклинивается Хансоль и переводит тему. — Лучше расскажи, как закончил с проектом? — О, отлично! Комиссия была в восторге от моей презентации! — Вот уж не сомневаюсь, — перекладывая водоросли в тарелку с рисом, Джихун хмыкает и закатывает глаза. Ещё раз удивляясь отсутствию всяких комплексов у друга. Хансоль подмечает его выражение лица и говорит, что Джихун похож на аксолотля, на что тот лишь пожимает плечами. Кажется, он не наелся, и закажет ещё что-нибудь. Как у ребёнка, у Сынчоля загорелись глаза, он закидывает руку на неловко дернувшегося Джошуа, и спрашивает: — А на кого я похож? — тыкая пальцем в грудь, Сынчоль сильнее сжимает Джошуа, не замечая, как на секунду у того дёргается глаз и он чуть не роняет палочки. С другой стороны стола на это обращает внимание Джонхан, во взгляде его читалось — неврастеник. Хон уставился на него без выражения. Это же он мог сказать и про Джонхана. — Медведь? — почесав подбородок и щурясь, восклицает Хоши. Он же смеётся с того, как Сынчоль резко хмурит брови и поджимает губы имитируя грозного зверя. — Кто любит воровать чужое? — спрашивает Джонхан убирая прядки со лба, — Енот, — он кладёт под себя ногу усаживаясь поудобнее. — думаю тебе подойдёт. — На льва? — предполагает Джихун, словно он не уверен в своих ассоциациях. — Я лев! — радостно восклицает старший. — И по знаку зодиака, кстати, тоже! — Затем Сынчоль вертится на месте — А енот звучит не круто, Джонхан. — он неодобрительно продолжил. — Один раз я у тебя взял что-то, даже уже забыл, что именно. Джонхан пожимает плечами, мол, а какая разница? — А на кого похож Джису-хён? — Хансоль указывает на парня рядом большим пальцем и продолжает живать рис. Ему хотелось чаще задействовать своего гостя. — Змея, — небрежно говорит Джонхан, глядя на Джошуа. — Олень! — выкрикивает Сынчоль, отпуская Джошуа из объятий, и торопится разлить пиво по стаканам. — Вау, хен! Это очень благородное животное, — соглашаясь, кивает Хансоль и принимает выпивку из рук друга. Джонхан медленно отхлебывает пиво, пока оглядывает всех, весело им улыбаясь. Но как только его взгляд упирается на пену в кружке, он сразу расслабляется и мрачнеет. Они все изрядно пьяны и вряд ли способны заметить его раздражение. — Кролик, — облизывая губы, бормочет Джошуа, и чуть сводит брови. — Джонхан, — он на вкус пробует звуки чужого имени. — похож на кролика. Джонхан поднимает на него глаза, а Джошуа сравнивает ощущение от этого взгляда с первым в жизни глотком виски с колой. Такой неожиданно приятный карий блеск, и ещё там определённо есть лёд. — Неплохо, — Хансоль комично опускает уголки губ и кивает. — А вот Сунен точно тигр. — Полностью согласен! — Сунен рычит, и скалится. — Ра-р. *** Джошуа облокачивается на стену, и долгое время смотрит на стул в углу. Низкий, больше напоминающий кресло, со старой обивкой и деревянными ножками. Оставленный тут предыдущими хозяевами, и стоящий теперь на почётном месте, как в доме его матери. С обзором на всю комнату и мрачным видом расходящихся швов. Джошуа никогда на него не садится, ничего не складывает, не вешает и не двигает. Только смотрит. Джошуа криво усмехается, поскольку это место не кажется ему достаточно пустым. Постараться свести все контакты в ноль заманчивая мысль, но твоё всегда тебя найдёт. Когда они расходились, начался дождь, думает Джошуа. Он прокручивает в голове их встречу. Пытаясь себя успокоить, он хочет быть уверен, что не сказал и не сделал ничего лишнего. Снова и снова Джошуа вспоминает момент прощания, он закусывает верхнюю губу и протяжно мычит. Вот Хоши уговаривает Чоля подвезти его однажды на служебной машине. Вот его новые товарищи смеются, обнимаются, жмут друг другу руки. И наконец, как вишенка на тортике, рядом с самим Джошуа неожиданно возникает Джонхан. Спрашивает дрожащим от алкоголя голосом «можно твой телефон, вызвать такси?» У него красные щёки, большие стеклянные глаза, и лёгкая куртка. И Джошуа помнит, как ответил «да, конечно». Как замершими пальцами тот мазнул по его ладони, и выдохнул лёгкое «спасибо». Ничего такого не случилось. Однако он чувствует, как горят его руки. И все-таки в том заведение было слишком жарко. — На улице отличная погода, — Джошуа задумчиво прикасается длинными пальцами к губам, и кидает взгляд на стул. — свежий воздух — Он подходит к окну, чтобы раскрыть его настежь. Промерзлый воздух сразу же заползает в помещение, ощущается на коже мурашками и щекочет босые ступни. Сначала Джошуа чувствует, как стягивает голову у виска и выше. Затем этот узел болью расходится по лбу к затылку, а дальше даже зубы и скулы ноют. Свет начинает раздражать глаза, а звуки с улицы коробят изнутри. Он стремиться скорее оказаться под одеялом и накрыть голову подушкой. Вот она цена свободы. *** В следующий раз, когда Джошуа встречает своих новых знакомых, это происходит у дверей языковой школы. Они, кажется, ждут Хансоля, но как позже замечает Джошуа — неполным составом. О чем-то грузный Ли Джихун беседовал с покачивающимся на месте Джонханом, что убрал руки в карманы. Его Джошуа узнает сразу, несмотря на то, что подходил к ним со спины. Он выходит из-за деревьев и машин, показываясь им и спокойно приветствуя мужчин. Джихун замечающий его первым сразу добродушно улыбается, всё его тело чуть расслабляется, а голос звучит бодро: — Доброе утро. — Доброе, — на этих словах Джошуа ловит на себе взгляд Джонхана, и натянуто улыбается. — Рад вас видеть. — О, мы тоже, — неожиданно резво начинает Джонхан. По тому, как бегают его глаза, можно было предположить, что он пытается понять, откуда тот взялся. — Что-то ты пропал? Джошуа чувствует подвох. — Дома сидел. — Ну, в связи с последними новостями это неплохая идея, — невесело улыбается Джихун. Джошуа на секунду сводит брови, а позже выражение лица сменяется на смесь искренней заинтересованности и удивления. — Опять не в курсе? — вздыхает Джихун. — Тут недавно молодого парня убили, учился недалеко в старшей школе, семью его жалко очень, такое горе. Там даже хоронить нечего. — Потухшим взглядом он смотрел себе под ноги, потом и вовсе скривился, вспоминая, как собирал это человеческий пазл для опознания. — Страшное зрелище. Весь запал покидает тело Джошуа, ветер задувает за шиворот, а настроение сползает с лица. Зелёные листья уже давно желтые, небо чересчур яркое. Джонхан тактично отмалчивался, не желая быть тем, кто прервёт эту импровизированную минуту молчания по убитому незнакомцу. Он старался не слишком откровенно разглядывая чужие мешки под глазами, но Джошуа все равно не заметил бы этого глядя куда-то в сторону. — Мне жаль. — Ты правда не знал про него? — Нет. Но мог бы. Занятие начнётся через несколько минут, и Джошуа кивает на прощание и, не сказав ни слова больше, сбегает внутрь. Наверное, это выглядело невежливо, думает он. Коридор кажется ему как никогда длинным, а двери тяжёлыми. *** Кожа на руках начала приобретать нездоровый серый оттенок, и человек в чёрной бейсболке торопливо натягивает перчатки. Он предполагал, что этим все кончится, поэтому купил их заранее. Чёрные.Такие носят водители в фильмах, они же продаются на фирменных заправках. Точно на таких заправках, как та, на которой сейчас семнадцатилетняя школьница, ждёт кого-то, кто даже не собирается появляться. Наверное, расстроена, быть может, от обиды разобьёт что-нибудь, когда вернётся домой. И скорее всего это будет её гордость. Она уходит. Бредёт тёмным закоулком, чтобы без лишних свидетелей достать из кармашка школьной формы пачку сигарет. Девушка видела все те посты в твиттере о маньяке. Отчего же она не боится? Наверное, думает, что её это не коснётся, обойдёт стороной, все люди так думают. Однако она резко вздрагивает, когда слышит уверенные шаги за спиной. Может, надеется,что встреча ещё в силе, хотя знает, что это маловероятно. Страх заползает под блузку, своими влажными ладонями, при виде чужой тени. Незнакомой, несуразной из-за мусора и труб вокруг. Она не может разглядеть человека. Что чувствует девушка, в тот момент, когда вместо уродливого алкаша, маньяка или вора, к ней обращается симпатичный, нет, не так, очень симпатичный парень, и мило шмыгает носом? Облегчение. — Прошу прощения, я потерялся. Что-то в нём заставляет её поверить, возможно, небольшие паузы с которыми он проговаривает слова. Что-то расслабиться, наверное, то, как он неловко морщится. Словно понимает, что напугал её до чёртиков, и ему за это очень-очень стыдно, но так важно обратиться за помощью именно к ней. — Да, конечно! — она старается незаметно выкинуть сигарету. — Чем я могу вам помочь? — Не могли бы вы показать дорогу до ближайшей станции метро? Я забыл телефон дома, и теперь не могу вернуться. Он улыбается одними губами, ещё шире, а она упускает мысль, о том, как человек в двадцать первом веке мог забыть телефон, он же, как незаменимая часть тела. Ну, правда же, настолько же важен, как аппендицит, наверное. — Я покажу дорогу! — ей кажется, что его глаза светятся в темноте, но это всего лишь блики. Она думает это судьба, когда он обнажает ряд ровных, как плиты на мемориальных кладбищах зубов. Она довольно подмечает, что им по пути. Он знает. Что она плохая. А он хороший. Она неловко улыбается. Он даже не старался. Он никогда не старался, само выходит. Что-то ведёт его руки, переставлять ноги, внушает как. Она смеётся. Он молчит. Когда она поймёт, будет поздно. — Знаешь, у меня завтра день рождения! — Правда? Он знает. — Да, и в качестве подарка, — она отворачивается в сторону, просто не может посмотреть на него, словно боясь ослепнуть. — Назовёшь мне свое имя? Это твоя последняя просьба, думается ему. Мило, а он очень любит милые вещи, настолько, что даже хотел бы сказать правду. Вокруг не души, чтобы осудить его за ложь. Ее не в счёт. Гордый как сын перед отцом, он вскидывает голову к небу. Девушка мнется рядом в ожидании, и охает, когда опустившиеся на неё глаза, до этого такие ярко карие, помутнели. — Джошуа.