Невинное коварство

Сестра Изабелл стояла у окна, улыбаясь безоблачному звёздному небу. Девушку всегда восхищали звёзды, ведь они — дом всех одиноких душ на белом свете, искры в глазах богини. Ей всегда было приятно думать, что богиня не чужда человеческих чувств — и грустит, когда на землю опускаются сумерки. Юная монахиня думала о хозяйке этого мира, и губы её сами собой складывались в улыбку. Вспоминались слова из сегодняшней проповеди верховной жрицы: «Незримое выше телесного, дух выше материи, ибо материальный мир — это только тень, тень того, что находится в царстве духа». Вот и сейчас сестре Изабелл казалось, что тело её ничего не значит и ничего не весит — как будто она может просто шагнуть в распахнутое окно и взмыть в воздух… «А разве это не так? — думала она, глядя в небо. — Разве моё тело на самом деле здесь, в этих стенах? Разве может плоть иметь вес в этом мире?» Ещё несколько мгновений она с благоговением смотрела на созвездия, а потом вдруг почувствовала, что рядом кто-то есть. — Твоё тело здесь, и оно прекрасно, моя дорогая, — пророкотал низкий насмешливый голос, и девушка, резко обернувшись, увидела рогатое чудовище, иссиня-чёрное, мускулистое, больше всего напоминающее полуобнажённого мужчину ростом метра два, если не больше. Только с ужасным заострённым хвостом. И огромными рогами. — Мне было бы неприятно, если бы такое чудо исчезло. Но ты волею судьбы связана с этим миром. Смотри и наслаждайся. Рогатый монстр похотливо облизнулся, бесцеремонно указав на свои чёрные, будто уголь, соски. Это было невыносимо. Девушка чуть отступила назад, пока не упёрлась спиной в стену. Неужели это один из демонов тьмы пришёл испытать её, проверить, так ли она верна своей богине?.. — Прочь, чудовище, — вспыхнула сестра Изабелл. — Оставь свои грязные игры. Ты мерзок и отвратителен. Ты — тварь и мерзость, как и все остальные из твоего мерзкого вида… Сделай шаг назад, или я плюну тебе в морду! Я не знаю, кто ты, но знаю, чего от тебя ожидать. Я буду бороться за свою жизнь. Я убью тебя и погибну! Существо захохотало, а затем обратило на девушку ласковый, даже покровительственный взгляд. Он заставил её почувствовать себя младенцем, обиженным на родителей. И чем дольше длился этот взгляд, тем сильнее ей хотелось плакать. — Это только начало, дитя моё, — вкрадчиво произнёс демон. — Знай же, что с каждым днём ты будешь любить меня всё сильнее и сильнее… — Нет, — сестра Изабелл мотнула головой. — Мы, сёстры благочестия, сёстры звёзд, дали клятву, что никогда не будем с мужчинами… — Но ведь я не мужчина. Я чудовище, — демон тьмы развёл когтистые лапы в стороны. — И к тому же жалкое, ничтожное создание. Я не достоин даже того, чтобы смотреть на тебя… Но, если это доставит тебе удовольствие, посмотри на меня сама. Видишь эти клыки? Эти витиеватые рога? Это я. Меня зовут Фастмором. Я твой демон, твоё воображение, твоё наваждение. Но тебе наплевать, не так ли, мой светлый луч? Для тебя я по-прежнему лишь тёмная насмешка, некое мрачное слово, не более того. И он грустно потупил взгляд, опуская рогатую голову. Девушка сглотнула. Ей стало совестно, ведь она была истинно добра, добра настолько, что даже не ожидала, что кто-то может поставить её в тупик подобным образом. — Нет, что ты, — тихо возразила она. — Ты очень мил. И очень красив. Но я не могу… Ты… Ты совсем не такой, как я себе это представляла, когда жрица говорила о демонах тьмы… Я думала, ты нападёшь на меня, но ты… — у неё перехватило дыхание, а на глазах появились слёзы. — Ты даже не пытаешься скрыть того, что ты ужасен. Ты вообще не прячешься. Ты бесстыдно вылез из своей дыры, ты пришёл сюда, и это неприлично, бесчестно… Я уже и не помню, когда мне в последний раз в голову приходили такие мерзкие мысли, — она почувствовала, что слёзы вот-вот хлынут из глаз, и вдруг монстр оказался совсем близко и взял её за подбородок, нежно царапая когтями. — Это только начало, — вновь прошептал он. — Я не позволю тебе бояться… Я буду внимателен и ласков. Я хочу увидеть твою улыбку… Обещаю, милая девочка, ты будешь счастлива. Я знаю, чего ты хочешь, — и демон с усмешкой достал магический страпон. Сестра Изабелл округлила глаза. Этот инструмент, надо признать, был изысканнее, чем она ожидала, и девушка осторожно погладила его, принимая в руки. Взбудораженный этим невинным и в то же время многообещающим зрелищем, демон страстно зарычал и навалил девушку на себя, на скромный приличный ковёр. Не успела она ойкнуть, как перед ней замаячили чёрные соски. Сестре Изабелл показалось, что она умирает, но её тело, наоборот, становилось всё более расслабленным и мягким, а в груди поднимался жар. Слабо понимая, что она делает, монахиня обхватила губами сосок Фастмора, принявшись жадно сосать, а затем второй. О, богиня… Она сделала это не из страха — просто она так хотела. Монстр тихонько зашипел, прикрыл глаза и откинулся назад, позволяя ей сжимать его сосок губами и ласкать языком. Его рога шаркнули по полу. Тогда Изабелл проникла рукой в штаны демона и начала нежно гладить его напряжённый член. Фастмор тихо застонал и заурчал. По лицу сестры прошла тень нежности — с каждой секундой он становился всё лучше. Она взяла его лицо в свои ладони, чтобы ощутить, как жёсткие щёки и лоб демона горят совсем не адским огнём. Несколько секунд она не решалась коснуться губами губ демона, а потом решилась, и, оказалось, они на вкус вовсе не как сера или аммиак, а немного похожи на овсянку, только получше — сладко, сладко. Почти как… Да, как какой-нибудь яблочный нектар, наверное. Значит, его можно любить? Он ведь просит её о любви… Быть может, зло можно победить только так… Облизнувшись, девушка перевернула демона на живот, а точнее, коснулась его бока, и он тут же понял, чего она хочет, подчиняясь, словно всегда был ручным. Монахиня залюбовалась его мускулистой спиной, гладкой головой, острыми ушами, плечами, напряжёнными, но в то же время покорно неподвижными. Вся эта сила и мощь, весь этот жар — её… — Милый Фастмор, — шепнула она, как в бреду, — я сделаю то, чего ты хочешь больше всего на свете. Я покажу тебе мир, которого ты не знаешь. Я покажу тебе твой собственный грех, о котором ты даже не подозревал. И пусть богиня благословит мой язык… Девушка принялась целовать спину демона, до хвоста, гибкого и сильного — она мягко, но уверенно намотала его на кулак. А затем нашла применение языку… Могучее тело содрогнулось, чудовище жалобно зарычало, когда горячий нежный язычок сперва робко коснулся колечка мышц, а затем завертелся, лаская и играя. Свободная от хвоста ладонь сжимала, чуть отводя в сторону, крепкую сочную ягодицу рогатого красавца, и вот он уже безостановочно, яростно и протяжно стонет — как большой усталый зверь, потерявший всякую надежду. Девушка сознавала, что мучает его, но эта мука была сладостна для обоих. И необходима. Прямо как смазка… Да, молодая монахиня помнила, что читала о ней. Стоило лишь подумать про смазку, как чёрный флакон с крышкой в виде алмазного ромба возник словно из ниоткуда в чёрном мерцающем облачке. Сестра Изабелл чуть было не рассмеялась и, щедро увлажнив свои пальцы, продолжила начатое, атакуя вход в ад уже пальцами, а точнее, одним, мягко массируя и проникая глубже, пока не нашла… — О, вот ты где, — заметила девушка. Как бы оно ни выглядело, спутать с чем-либо этот комочек нервов было невозможно, особенно с учётом того, что её соблазнитель совсем бесстыдно и отчаянно выгнул свою здоровенную спину, царапая пол когтями и хрипло постанывая. — Госпожа Изабелл, — прошептал он, и девушка вздрогнула, не зная, как реагировать, ведь госпожой она точно не могла быть, это святотатство… И в то же время это так приятно слышать. И хочется слышать ещё и ещё. Вскоре один палец заменили два. Смазка, которой не пожалела добрая монахиня, стекала по бёдрам демона и имела малиновый цвет и приятный дурманящий запах. Или же это он сам?.. Завозившись с ремешками страпона, Изабелл не могла думать ни о чём, кроме сильной красивой задницы перед ней, столь прекрасной, что перехватывало дыхание, и жаждущей её любви. Войдя в податливое мощное тело, она вскрикнула от восторга, как если бы это был не посторонний предмет, а… её собственный член. Ощущалось не хуже. Неужто какая-то демонская магия?.. Как бы там ни было, останавливаться было нельзя, да и попросту не хотелось, и Изабелл продолжила двигаться, взявшись за шероховатый рог. И так юная невинная душа, получившая то, чего втайне желала, о чём, бывало, стыдливо фантазировала ночами, не зная, как воплотить, обрела наконец единство с телом, признала его значимость. А звёзды… Звёзды всё так же глядели в окно скромной кельи, будучи безмолвными свидетелями того, как демон тьмы со слезами удовольствия в алых глазах отдаётся маленькой хрупкой монахине. Без укора. Как и глаза богини.