Since i don't have you

Джон смотрит на Альт. В душе у скрипача наконец пусто. Он всё понимает. И принимает. «Ты опять погнался за белым кроликом, а убежал в собственную нору, Джонни. Ты хотел, чтобы Альт послужил, тебе, как Волшебная лампа Аладдину.» Волшебство — починить инструмент. Но сам Альт не Волшебник, не лампа, и сколько не три его смычком — заветное желание Джона он не исполнит. Леннон начинает постепенно задыхаться. Не из-за сердца. Оно работает, даже лучше, чем теперь может: отчаянно старается вести его по жизни дальше. Джон задыхается от отчаяния. Ему начинает сниться Пол. Это приятные сны. Но из сна не вытащить горсть золотых монет; не наесться сладостей, если приснится Кондитерская лавка. «Если здесь я сделал для него всё, что мог, возможно, я могу сделать что-то для него там?» — думает Леннон. Никаких гарантий у музыканта нет, но есть надежда. Её вполне хватит. Леннон вспоминает слова тётушки: с твоим поганым характером, кончишь свою жизнь на обочине. «Именно так, только похуже». На холодной сырой и грязной обочине, за безымянным поворотом, примостившись бомжом к груде мусора. Джон крепко обхватывает нож, пропарывая одним рывком кожу. Руки бессильно обвисают, разбрызгивая тёмные капли. Джон косится на раны: они похожи на следы от узлов, выдранных из марионетки верёвочек. Боль и холод ползут по рукам вверх. В лёгкие Джона через марионеточные дыры долетает, наконец, свежий ветерок. Леннон откидывает голову назад и смотрит с прищуром вверх. «Если в той реальности нет Пола, может быть, там есть покой?» — засыпая, размышляет Леннон. Он чувствует руку на своём плече. Эпстайн легонько толкает его. Шоумен будит своего музыканта. Леннон открывает глаза. Он смотрит на Брайана взглядом человека, только что вернувшегося из десятилетней комы: для него они пролетели в один миг, и он ничего не узнаёт. Леннон оглядывается: он в пижаме, в своей спальне. И постепенно он понимает, что это был сон. Всего-то сон. Пока что сон…