Дух леса

Теперь с каждым днём становилось всё холоднее. Почти всё время шёл дождь. Пронизывающий холодный ветер свистел в уши. Льюин опасался, что если так будет продолжаться и дальше, то море у берегов замёрзнет ещё до того, как они прибудут в город, и корабли уйдут на постой до наступления весны, либо улучшения погодных условий. В любом случае это подразумевало под собой поиск жилья, что в таком крупном городе, как Абердин, означало большие финансовые затраты. Этого Льюин хотел избежать. Равнины давно сменились возвышенностями и идти стало гораздо труднее. Всегда бодрый и горделивый Атратус теперь устало плёлся по каменистой дороге, фыркая и мотая головой. Уже глубоким вечером, когда начало слегка моросить, путники заметили прямо на дороге небольшой постоялый двор. Словно забытый всеми сиротка, он нашёл свой приют меж двумя холмами, которые не то охраняли его, не то вытесняли — так близко они находились к постоялому двору. Но судя по тому, в каком плачевном состоянии он находился, было ясно, что трактир приходил в упадок. Через старую дырявую крышу в комнаты попадала вода, а хлев для скотины, так неудачно выстроенный на пригорке, и вовсе был полуразрушен. И всё же в такую погоду провести ночь у тёплого камина было куда лучше, нежели в холодном лесу. Хозяйкой этого убогого места уже не первый десяток была женщина лет пятидесяти по имени Табата. Дородная и коренастая, с до смешного близко поставленными к переносице глазами и стёртыми чуть ли не до самых дёсен зубами она каждый Божий день проводила у кухонного окна, высматривая, не покажется ли какой-нибудь постоялец. Этот вечер не был исключением. Укутавшись в плед из крупной вязки, Табата сидела за столом и медленными глоточками прихлёбывала травяной чай, когда её зоркие, как у орла, глаза завидели в сумерках путника на коне. Лицо её тотчас же приняло лукавое и торжествующее выражение. Она вскочила с места и, покачиваясь на ходу, будто отъевшаяся гусыня, поспешила выйти на крыльцо. — Такая погода! — воскликнула женщина, одной рукой подобрав подол своей юбки, а другой придерживая белый чепец, чтобы его не сорвало ветром. Табата резво добежала до лошади, в седле которой сидел вовсе не один всадник, а двое. Какова же была её радость, когда за спиной мужчины, она разглядела хрупкий женский силуэт. Несмотря на то что мужчина и так закрыл её своим телом от дождя и ветра, девушка всё равно продолжала дрожать и дуть на окоченевшие от холода руки. — Как бы Ваша супруга не заболела, господин, — покачала головой женщина, принимая участие. — Оставайтесь на ночь. У меня и комната свободная есть. Недорого! — Другого выхода нет, — путник спешился и похлопал коня по крупу. — Дай ему лучшего овса. Затем мужчина помог девушке спуститься, после чего взял её на руки и понёс к крыльцу. Проводив новых гостей любопытным взглядом, женщина поспешила вслед за ними. — Гризель! Гризель! — заорала она на весь холл. — Чего надо?! — из кухни вывалилась точно такая же полноватая девица лет восемнадцати. Некрасивая, с мясистым носом и поросячьими глазками она с интересом уставилась на путников. — Приготовь комнату для гостей! Ту самую! С большой кроватью! — велела трактирщица. — И коня накормить не забудь! Я займусь ужином, — во всём что бы ни делала Табата чувствовалась нервная, порывистая сила. С виду добродушная, когда дело касалось прибыли, решительность и властность брали над ней верх. — Да чего ж ты встала, как бараниха?! Пошевеливайся! — Иду, — проворчала Гризель в ответ и начала неохотно подниматься вверх по лестнице. В трактире было очень тускло. Всю комнату освещал всего лишь один камин. Свечи обходились слишком дорого, поэтому позволить их себе женщина не могла, а в масляных лампах большой надобности не было, так как посетители бывали здесь крайне редко. Быть может, когда-то давно этот постоялый двор и застал яркие дни, однако с тех пор как купцы нашли более короткий путь в город, хозяйство быстро пришло в упадок. Теперь эти две женщины управлялись с делами, как могли. Вот только если хозяйка, имеющая богатый жизненный опыт, умела порой прогибаться под обстоятельства, быть льстивой и навязчивой, когда это было необходимо, то Гризель такая участь не радовала. Она была слишком ленива и горда, чтобы вести хозяйство и управлять трактиром. Мужчина опустил молодую девушку в кресло возле камина. Хозяйка, чей рот почти не закрывался, принесла травяной чай и тёплый плед, который постелила ей на колени, после чего ушла на кухню готовить ужин. — Ты согрелась? — спросил Льюин, устремив на Сьюзан долгий взгляд. — Да, — с довольной улыбкой на лице ответила девушка. — Спасибо. Следопыт, который всё это время стоял неподвижно, облокотившись о каминную полку, кивнул в одобрении. Клубы раскалённого пара валились из топки, но его это, похоже, совершенно не беспокоило. — В этом году зима будет суровой, — продолжал говорить мужчина. — У тебя совсем нет тёплых вещей. Дай мне список того, что тебе необходимо, и я куплю это, когда мы будем в городе. Тебе нельзя болеть, — добавил Льюин, словно отвечая на невысказанный протест со стороны Сьюзан. Следопыт отошёл от камина, однако быстро остановился, когда на лестнице вдруг скрипнула половица. Это была Гризель. Не обращавшая до сих пор на себя внимания, она подслушивала разговор гостей. — Ваша комната последняя по коридору, — вяло сказала девушка, притворившись, что ничего не слышала. — Я уже развела огонь, так что скоро должно прогреться. Она жеманно присела в реверансе, при этом неуместно стукнув носком башмака об пол. — Отлично, — сухо произнёс Льюин. Он передал Гризель кружку с чаем, помог Сьюзан подняться, взял её на руки и направился к лестнице. — Пусть ужин подадут туда. Несмотря на то с каким напускным безразличием во взгляде Гризель проводила молодых людей, ничто не ускользнуло от её внимания. Даже за столь короткое время она сумела подметить, что на руке девушки было наипрелестнейшее кольцо тонкой ювелирной работы, а на шее — медальон из чистого золота. Нежданные посетители были при больших деньгах. Задумчиво хмыкнув, Гризель вышла из дома и зашагала в сторону конюшни. Молодые люди тем временем поднялись на второй этаж. Света здесь и вовсе не было, зато сильно пахло сыростью и плесенью. Однако нашим гостям повезло — их комната была самой сухой и более менее опрятной. В центре у стены действительно стояла та самая большая кровать, о которой упомянула трактирщица. Здесь так же были и обеденный стол, и несколько стульев с протёртыми сиденьями, и даже выцветшее кресло у камина, в котором скудно потрескивали сырые дрова — тепло здесь будет нескоро. Ну и, венцом этого роскошества был растерзанный молью некогда красивый ковёр. Льюин опустил Сьюзан на кровать, задев при этом ногой ночной горшок, из которого страшно засмердело. Грубо выругавшись, мужчина отошёл к камину и щедро доложил в него дров. Девушка обвела комнату изучающим взглядом и, завидев в углу маленький стол с посудой для умывания, оживилась. На нём в резной деревянной раме стояло уже давно выцветшее зеркальце. Сьюзан присела возле него и с волнением посмотрела на своё отражение. Ах, как давно она не смотрелась в настоящее зеркало! Как сильно она изменилась! Из полнощёкой и румяной девочки Сьюзан превратилась в худощавую, бледную девушку. Голубые глаза словно выцвели, как и само зеркало, став серыми и холодными. А синеватые, хоть и привлекательной формы губы, совершенно её не красили. Сьюзан разочарованно вздохнула и отвернулась. — Вижу, что то, что показало зеркало, тебе не понравилось, — Льюин не удержался от язвительного комментария. Сьюзан не успела что-либо ответить, так как в комнату бодрой походкой вошла трактирщица. — А вот и ужин! — довольно провозгласила она. Вслед за ней, держа кружки и бутылку эля, вошла её дочь. — Овсяные лепёшки то я и забыла, — с досадой подметила хозяйка, поставив поднос с едой на стол. — Гризель, поди, принеси. — Их нет уже, — безразлично ответила девица. — Что значит нет?! Опять всё слопала?! — гневно прыснула трактирщица и отвесила Гризель подзатыльник. Та злобно цокнула языком и потёрла больное место. — Прошу прощения, — женщина вновь расплылась в улыбке, с неловкостью посмотрев на гостей. — Я приготовлю свежие. — Спасибо, но не стоит утруждаться, — понимающе сказала Сьюзан. — Да и поздно уже. Вы, наверное, тоже устали. — Ах, ну что вы! — отмахнулась женщина. Забота и внимательность молодой гостьи ей явно польстили. — Зовите меня просто Табатой. Если что понадобится, звоните в колокольчик, — она указала на нехитрое приспособление на стене. — Гризель тот час же придёт. Последняя всем своим видом дала понять, что звонить в колокольчик следовало лишь в крайнем случае — чьей-либо смерти. Когда дверь за обеими женщинами закрылась, Сьюзан села за обеденный стол и оглядела похлёбку голодным взглядом. — А Вы разве есть не будете? — удивлённо спросила девушка, когда Льюин отодвинул тарелку в сторону. — Нет, — кратко ответил следопыт и откинулся на спинку стула. — Если подумать, — рассудительно начала Сьюзан, — то я никогда не видела, чтобы Вы ели. Не хотите, чтобы я смотрела? — Если подумать, то для той, кто просился в прислуги, ты слишком много болтаешь, — резко отозвался Льюин. Сьюзан шумно вздохнула, глубоко переводя дух. Они замолчали, словно разговор их иссяк, однако девушка уже научилась различать, когда это была простая тишина, а когда затишье перед бурей. — Ты, наверное, думаешь, что я какой-нибудь монстр, сбежавший из бродячего цирка, потому что меня выставляли напоказ потехи ради, — озлобленно процедил Льюин сквозь зубы. Порывистым движением руки он отодвинулся от стола. Стул под ним страшно скрипнул и мужчина резко поднялся. — Я никогда так не думала! — воскликнула девушка. Она, не отрываясь, смотрела на него с недоумением и досадой. — Мне кажется, что ты не осознаёшь, в каком ты сейчас положении, — в его голосе чувствовалось глубокое, нарастающее раздражение. — До сих пор ты не проявила себя полезной, но уже возомнила о себе невесть что. Знай своё место! — Я всего лишь хотела узнать Вас поближе, — уязвлённо сказала Сьюзан. — Ты знаешь достаточно! — грубо ответил Льюин. — Наша сделка довольно проста — ты раздвигаешь ноги и я тебя трахаю! От услышанного сердце девушки похолодело и до боли сжалось. Сьюзан задрожала, словно её била лихорадка. На глазах навернулись крупные, горячие слёзы обиды и злости, однако она стиснула зубы и шумно вдохнула через нос, не позволяя себе расплакаться перед ним. — Вы чудовище, — наконец, произнесла девушка, наполнив своим уверенным голосом всю комнату. Теперь пришёл черёд Льюина быть уязвлённым. Он был ошеломлён. — Довольно. Хватит. Я устала слушать Ваши желчные остроты и едкие комментарии. Я устала от Вашей грубости и скрытности. Всё это время я так старалась понять Вас, стать ближе к Вам, стать Вашим другом, — с неожиданной пылкостью призналась девушка. — Но Вам всё это не нужно. Вам ничего не нужно, — разочарованно добавила она. — Правда в том, что это не я недостойна кольца. Это Вы меня не достойны. Речь Сьюзан так сильно поразила Льюина, что ему не сразу нашлось, что ответить, и лишь когда девушка сняла кольцо и положила его на стол, Льюин вышел из оцепенения. — Ты отказываешься от моего покровительства? — мужчина проводил её плавный жест изумлённым взглядом. Сьюзан не удостоила его ответом. Льюин встал у окна, бессознательно приняв грациозную позу. Его остекленевшие глаза остановились на одной точке, словно в задумчивости. Из освещённой комнаты ночь казалась ещё непрогляднее, ещё тревожнее, ещё холоднее. Унылый дождь робко, но настойчиво стучал по крыше. Пронизывающий осенний ветер свистел и завывал в стенах. Простояв так несколько минут, мужчина, наконец, заговорил: « Людям ничего не стоит отказаться от своих слов.» В его монотонном голосе проскользнули металлические нотки. Сьюзан вздрогнула и бросила на следопыта украдкий взгляд. Он по прежнему стоял к ней спиной, однако увидев в окне отражение его глаз — насыщенного рыжего цвета — девушка поневоле издала глухой вздох. «Вы легко избавляетесь от неугодных вам вещей», — продолжал Льюин. Он вдруг развернулся и подошёл к Сьюзан, не отрываясь смотря ей прямо в глаза. Девушка от страха втянула шею и всем телом вжалась в стул. — Думаешь, я не заметил? — следопыт наклонился вперёд, вытянул руки и упёрся ими в спинку стула, на котором она сидела. От его вкрадчивого голоса у девушки затряслись поджилки. — Тем утром… в лесу, когда я рассказал тебе про Абердин, ты впервые улыбнулась, — Сьюзан тот час же открыла рот, чтобы оправдаться, но Льюин не дал ей произнести и звука. — У нас с тобой уговор, — нечеловеческим голосом произнёс мужчина. — До сегодняшнего момента я проявлял терпение и был к тебе благосклонен, — продолжал он, — хотя мог бы, как и тот мерзавец, попросту применить силу. Сьюзан задрожала. Воспоминания того дня вновь безжалостно на неё нахлынули. Её затошнило. — Прошу Вас, — прошептала девушка. — Ты знала, на что соглашалась, когда в слезах умоляла меня взять тебя с собой, — мужчина ухватил её за подбородок и притянул к себе. — Рано или поздно тебе придётся… — он не смог договорить, так как Сьюзан резко дёрнулась и закрыла рот рукой. — Как давно у тебя это? — оторопело спросил Льюин. Он взял её за локоть, но девушка молчала. — Я задал тебе вопрос! С каких пор тебя тошнит?! — С того момента, как… — Сьюзан часто задышала. — Неужели забеременела от первого встречного? — прошипел Льюин. От услышанного, глаза девушки расширились в ужасе. — Мерзость, — мужчина брезгливо одёрнул свою руку и сделал шаг назад. — Кому нужна бесчестная девка с чужим отродьем? Какой же я глупец, раз поддался твоим уговорам, — горестно хмыкнул Льюин. — Ты меня опозорила. Он бросил на девушку небрежный взгляд, затем решительной походкой направился к двери. Мужчина так резко открыл её, что Гризель и Табата, подслушивавшие всё это время разговор молодых людей, кубарем повалились на пол. Гризель взвизгнула и тотчас же прикрыла пришибленный глаз рукой. Табата начала неуклюже перекатываться с одного бока на другой, стараясь подняться. — Какого чёрта?! — рявкнул в бешенстве Льюин. — Прошу, помилуйте! — воскликнула Табата, которой, наконец-то, удалось встать на четвереньки. — Проваливайте с глаз моих долой! — процедил сквозь зубы мужчина и пошёл вдоль по коридору. — Ох! Не знаю, чем Вы так смогли разозлить господина, — прокряхтела трактирщица, в перевалочку направляясь к Сьюзан, — но лучше бы Вам пасть перед ним на колени и молить о прощении. Как же он был взбешён! Ох, как взбешён! — Она наставила господину рога. Тут бы любой пришёл в бешенство, — не удержалась от язвительного комментария Гризель, остановившись в центре комнаты. Табата пригрозила дочери кулаком, однако последняя того не заметила, так как всё её внимание пленило драгоценное кольцо, безхозно лежавшее на столе. — Я не беременна, — сквозь слёзы произнесла Сьюзан. Она метнулась на кровать и, спрятав лицо в простынях, горестно разрыдалась. Девушка одёрнула плечо, когда трактирщица слегка его коснулась, желая утешить несчастную. — Прошу, оставьте меня одну. Табата тяжело вздохнула, однако не стала перечить. Подав дочери жест головой, она пошла к выходу, и вскоре дверь за ними тихо закрылась.