Дарить любовь

— Ты серьезно, Вад? — Оля смотрит холодно, взгляда не отводит. — Хочешь меня связать, лишить зрения и слуха? А пососать не завернуть? Вадим не реагирует на резкость, берет ее тонкие и изящные ладони в свои руки: — Хочу. Боишься? Она не отвечает: не говорит ни да, ни нет, и продолжает смотреть. Вадим не знает, что ей хочется в нем увидеть, что найти в его лице, поэтому просто зовет: — Волчик? — Дракончик, — Оля поддразнивает и порывается встать и уйти, но он не позволяет, встает вместе с ней и прижимает ее руки к своей груди, останавливая. — Волчик, ну чего ты? Я разве подводил тебя? Предавал твое доверие? — Давай не будем, — она морщит нос, отчего между бровей залегает складочка. — Это нечестно, что ты пытаешься взять меня именно этим. — Я не хочу делать тебе больно. По крайней мере не когда ты уязвима и не готова к этому. Ее ладони расслабляются, а сама она прячет лицо на его груди. Вадим аккуратно приобнимает ее, прижимая ближе, касаясь ее татуировки под футболкой. Волчик сильная и бесстрашная, он знает, что она может не моргнув глазом убить и покалечить, что сама возьмет его, и он кончит под ней, скуля, как течная сука. И отдаваться она умеет, только неизвестность ее пугает до дрожи, привычка контролировать все вокруг хотя бы взглядом стала неотделимой частью ее, гарантом собственной безопасности. — Оль, — шепчет он, касаясь губами ее волос, — если не готова или не хочешь — только скажи. — Не сегодня, ладно? — просит она, и Вадим думает, что ей просто нужно время, чтобы просчитать варианты, чтобы подготовиться морально и свыкнуться с мыслью, что она откроется ему настолько. Он лишь улыбается, приподнимает пальцами подбородок и аккуратно и нежно целует. — Я готов подождать, Волчик, когда ты захочешь этого сама. Оля скрывает взгляд за ресницами, закусывает губу на мгновение и наконец отвечает на его улыбку своей.

***

— Если что-то не понравится, ты мне говоришь, окей? — серьезно спрашивает Вадим и внимательно смотрит на Олю, поглаживая линию челюсти. — Беретта, — говорит она, передергивая плечами и вскидывая ноги, чтобы проверить натяжение веревок, идущих к манжетам на руках и лодыжках. — Да, хорошо, тише. Ты можешь немного двигаться, я не стал сильно затягивать. Помни, — проговорил он и достал плотную повязку, — я не причиню тебе боли. Волкова кивает, приподнимая голову, чтобы у Вада была возможность скрыть глаза тканью. — Не делал слишком громко, надеюсь, тебе нравится классика, — доставая наушники, хмыкает он, и получает смешок: — Включил бы Энигму — убила бы. — Ну я же не настолько пропащий, Волчик! На ее губах играет улыбка, и она качает головой, но молчит. Вадим аккуратно вставляет капельки наушников, не удерживаясь, проводит кончиками пальцев по шее и вниз до ямки ключиц. Уже хочется заласкать ее, касаться обнаженного тела руками и губами, не́жить и любить. Но пока — рано. Отстраняясь мягко и осторожно, чтобы не напугать резким движением, Вад идет на кухню за пиалой со льдом, берет из пепельницы зажигалку и возвращается в спальню. Оля прекрасна — лежит, расслабленно раскинувшись на постели, даже не пытаясь свести ноги или дернуть руками в попытке прикрыться. Явно она к чему-то пришла в своих размышлениях, раз настолько спокойно воспринимает происходящее. Вадим облизывается, сбрасывая с себя майку и спортивки вместе с бельем. Взбирается на кровать так же осторожно, как и уходил, проводит легко линию между грудей, ведет по торсу и мягко поглаживает лобок, не касаясь губ. От самого первого прикосновения она вздрагивает, но тут же снова берет тело под контроль: уходит напряжение, дыхание становится ровнее. «Упрямая какая», — думает Вад и ухмыляется; склоняясь к груди, начинает дразнить правый сосок кончиком языка, а левый нежно сжимает между пальцами. От этого реакции больше: Оля прогибается, подставляя грудь под ласку, и выдохи ее дрожат. Вадику нравится, но он отстраняется, не касается больше вообще, оставляя без внимания. Она сжимает кулаки и чуть морщится, ей явно уже сейчас хочется большего. Дотянувшись до пиалы со льдом, Вад берет кусочек и позволяет нескольким каплям упасть в ямку пупка; ведет дорожку ледяной воды ниже, заставляя всхлипнуть и подкинуть бедра, возвращается к груди, намеренно раздражая вставшие соски контрастом температур. Поджарый живот подрагивает от частого дыхания, грудная клетка ходит ходуном, а нижняя губа успела чуть покраснеть от терзания зубами. Красиво. Вадим возвращает подтаявший кубик на место и широким жестом размазывает ладонью влагу по коже. Его рука горячая, большая, Оля подается вслед за ней, постанывает, а уж когда Вад опускается ниже, чтобы с силой провести по границе половых губ, срывается в длинный и громкий звук. Он не касается клитора или входа, но уверен, что она уже течет. Это заставляет собственное возбуждение пройтись по венам огнем и осесть комком электричества внизу живота. Ему до детского восторга нравится наблюдать за такой Олей — она открыта в своих эмоциях и реакциях, она просто следует за ним, не пытаясь предположить и просчитать, что будет дальше. Хотя шестеренки в голове явно крутятся, просто потому что она сама по себе такая — будет постоянно пытаться просчитать все на несколько шагов вперед. И они оба знают, что лед — не единственный контраст на сегодня. Но от этого не менее сладко. Вадим дотягивается до зажигалки, достает из тумбы специальную свечу и поджигает фитиль, чтобы немного прогорело. Жар от огня ровный, яркий — ладонь удержать тяжело, поэтому Вадим держит свечу подальше от кожи Оли, лишь позволяя теплу доносится до тела. Огонь Олю не пугает, они оба это знают, она привыкла быть с ним на «ты», поэтому ее мимолетная улыбка заставляет улыбнуться в ответ. Вадим передвигает свечу, ставя ее между разведенных ног. Мягкий свет пламени причудливо отбрасывает тени на внутреннюю поверхность бедер и явно показывает, что Оля действительно мокрая — едва заметные блики все же проскальзывают. Он тушит свечу коротким резким выдохом и аккуратно наклоняет, позволяя первым маслянистым маленьким капелькам упасть на ребра и живот. Оля вскрикивает и сводит лопатки, словно подставляясь под жар и колкое ощущение не-боли. Пока воск не застыл, Вадим переносит руку ниже, капая на живот и лобок, вновь поднимается к груди, чувствуя, как его с каждым новым громким стоном размазывает все сильнее. Белое на смуглом смотрится просто потрясающе, и так хочется добавить отметин на кожу в виде своей спермы, но пока — нельзя. Пока Оля проживает новые ощущения, Вад со всей возможной грацией, на которую только способен, размещает себя между разведенных ног, чтобы коснуться языком клитора. Только кончиком, не отсвечивая больше нигде, соприкасаясь в одной, самой главной сейчас точке. Мышцы бедер напрягаются, Оля на миг задерживает дыхание, чтобы тут же выдохнуть резко и всхлипнуть коротко. Вадим ласкает уверенно, точно зная, как ей нравится и как нужно — немного интенсивной ласки, обвести вокруг, спуститься к влагалищу и сделать несколько глубоких толчков, от которых тут же трель стонов раздастся. — Вад, — зовет она жалобно, тонко, между вдохами, — Вад… Его прошивает дрожь от голоса, от того, насколько она сейчас погружена эмоционально в свое возбуждение и насколько ей нужен сейчас он. Отстранившись, Вадим подушечками пальцев мягко ласкает клитор и, тут же дотянувшись до пиалы, достает кусочек льда. Это жестоко. Это заставит ее кричать. Это нужно им обоим. Прозрачная грань плашмя ложится на лобок, скользит выше, обводя пупок, и, наконец, касается заостренных пиков сосков, заставляя Олю крупно дрожать и кричать-стонать-всхлипывать. Когда он ведет кубик к шее, касается подтаявшим боком искусанных губ, ему кажется, что сейчас пора остановиться. Оля загнанно дышит, дрожит и беспрерывно всхлипывает. Но не останавливает сама. Положив остатки кубика ей в рот, он пережидает некоторое время, снова не касаясь ее, давая и растопить лед, и немного прийти в себя. Собственное возбуждение становится невыносимым, и он несколько раз двигает кулаком по члену, не сдерживая стона. Господи, как же хорошо. Но мало, мало, когда перед ним лежит такая женщина в таком состоянии. Вадим проводит членом между влажных половых губ, пару раз толкается головкой во влагалище, но не входит — нужно немного растянуть пальцами, иначе Оле будет неприятно. Он снова опускается грудью на постель, облизывает пальцы и аккуратно входит, тут же накрывая губами клитор. На языке раскрывается ее вкус, в ушах стоят стоны, а пальцы туго обхватывают мышцы. Какая же она узкая, боже. Ему сносит крышу от одной только мелькнувшей мысли о том, как она будет принимать его, как плотно он будет скользить в ней. — Боже, Вад, пожалуйста, — просит она, и Вад отмечает, как приоткрывается рот в немом стоне. Чертовски красиво. Его девочка. — Пожалуйста… Вад… Он прислушивается к ней, к ее телу, и все говорит ему, что теперь — можно. В последний раз коротко лизнув клитор, Вадим одной рукой упирается в постель рядом с Олей, а второй направляет себя. Головка идет легко, и он начинает мелко и медленно покачиваться, не входя глубоко и много. Сейчас не хочется торопиться, только неспешно и нежно, со всем вниманием и трепетом. Вадим толкается резче, отчего Оля выгибается, закусывает нижнюю губу и все равно стонет. Взгляд от нее такой оторвать невозможно — взмокшая, со следами воска, с красным истерзанным ртом… приходится пережать себя у основания, потому что оргазм в буквальном смысле звенит в яйцах. Но есть еще кое-что, что он хочет сделать перед тем, как кончит. Оставив короткий поцелуй на скуле, Вадим выходит и, снова проявив чудеса эквилибристики и грации, меняет позу. На этот раз он аккуратно укладывается на спину и, уложив на себя Олю, снова входит в нее, толкаясь глубоко и сильно. — Боже, дьявол, Вад! — Оля частит и путается, срывается на стоны. Вадим целует за ухом, сжимает крепко пальцы на талии, насаживая на себя, а ладонью накрывает лобок, чтобы пальцами массировать клитор. Его тут же сжимают крепко, заставляя на миг замереть, остаться в тугом шелковом жаре. Но он продолжает двигаться, чувствуя, что все же долго не продержится — слишком уж горяча и прекрасна женщина в его руках. Вадим постанывает на каждый толчок и переходит в рык, когда Оля тонко поскуливает, а после очередного движения и вскрикивает, и обмякает на нем безвольно. Мягкая, совсем едва заметная пульсация мышц окончательно выносит все остатки самообладания, и Вад кончает, прикусив местечко, где шея переходит в плечо. Голова пустая абсолютно, по телу растекается сладость и расслабленность от того фейерверка эмоций и ощущений, что сегодня он подарил и Оле, и себе. Огонь наслаждения становится лавой, лава переходит в тепло, и от него екает где-то в солнечном сплетении. Вад расстегивает манжеты на запястьях, аккуратно укладывает Олю на постель и снимает манжеты с лодыжек. Резко выдыхает, осторожно стягивает повязку и достает наушники, откладывая на тумбочку. Оля сворачивается клубочком, все еще не открывая глаз, и жмется к нему, дрожа мелкой дрожью. — Волчик? — тихо и мягко зовет Вадим, прижимая к себе. — Волчик? Он бы хотел назвать ее «Оленькой», но не позволяет себе. Ведь не размазня и не нюня же, в самом деле. — Я люблю тебя, — шепчет она куда-то ему в подмышку, сильнее пряча лицо. — Вад. Вадик… — Маленькая моя… — он покрывает мелкими поцелуями ее макушку и обнимает ладонями лицо. Мокрое. — Ты плакала? Все нормально? Оля резко порывисто кивает, тянется поцеловать, но все еще не смотрит. Как будто если она откроет глаза, это разрушит весь ее мир. Вадим покрывает поцелуями щеки, лоб, губы, веки, нос, куда попадет, согревает теплом своего тела и чувствует, как ее отпускает. Она расслабляется, улыбается даже едва-едва и поглядывает осторожно из-под ресниц. — Все хорошо, — все же отвечает спустя время Оля и выводит кончиком пальца замысловатые узоры на его груди. — Мне было хорошо. Он обязательно расспросит обо всем позже, и они поговорят о том, что понравилось, а что нет, но сейчас этого достаточно. Вадим прижимает ее к себе крепче и улыбается, потому что им обоим было хорошо, а остальное все неважно.