Вещь. Коричневый цвет вещи. Чей контур стерт. Сумерки. Больше нет ничего. Натюрморт. Смерть придет и найдет тело, чья гладь визит смерти, точно приход женщины, отразит. Это абсурд, вранье: череп, скелет, коса. «Смерть придет, у нее будут твои глаза». Иосиф Бродский «Натюрморт»
Элизабет Паркер боялась ложиться спать. Её сны всегда были темными и пугающими. До краев наполненными болью, смертью и страданиями. Там было столько крови, что ею можно заполнить все улицы её родного Куинса. Просыпаясь по утрам в холодном поту, она могла думать лишь о том, что когда-нибудь в ней захлебнется. Иногда случалось, что их не было совсем. Неделю, месяц, год или всего пару дней — неважно. Она благоволила такие моменты, потому что только тогда кошмары не душили её в своих тисках. Её родственную душу звали Солдатом и никогда — по имени.Джеймс Барнс не видел снов первые восемьдесят лет своей жизни. Сначала ему казалось, что он какой-то бракованный, ведь даже у Стива, его тощего и нескладного Стива, была родственная душа. Тот, захлебываясь в словах и от волнения сбиваясь с мысли, рассказывал ему о некой Пегги Картер. Затем ему показалось это забавным. Ведь если родственной души у него нет, значит никто не помешает ему крутить шашни с каждой готовой на это девицей. Джеймс топил обиду в алкоголе и женских объятиях, мысленно проклиная судьбу. А потом началась война, и ему стало уже не до того. Когда он впервые увидел сон, на дворе шел тысяча девятьсот девяносто восьмой, а сам он находился в заморозке. Его искалеченный за долгие годы плена мозг отказывался понимать, что за малышку видел. Но она была такой до боли в груди родной, такой теплой. И всё время улыбалась ему своей очаровательной беззубой улыбкой. При рождении ей дали имя Элизабет, но родные называли ее Бэт. После криосна всегда следовали миссии, а за ними — обнуление, которое заставляло его забывать абсолютно всё. Но каким-то невообразимым образом он каждый раз помнил внимательный взгляд темных глаз девчонки, имя которой неосознанно шептали губы. Лиззи.
Учёные считают, что дети начинают видеть сны после трёх лет. Элизабет Паркер было шесть, когда она впервые увидела смерть. И та совсем не была похожа на костлявую старуху в черном балахоне с косой на плече. В ее кошмарах смерть выглядела как мужчина, у которого вместо руки — металлический протез и красная звезда на левом плече. Он убивал жестоко и без малейшего сожаления, с каждым разом всё больше пачкая свои руки в крови. Он смотрел на своих умоляющих о пощаде жертв с необычайным холодом во взгляде и этим подтверждал данное ему прозвище. Зимний Солдат Бэт молилась лишь о том, чтобы никогда в жизни не встретить этого человека. Потому что одновременно и боялась, и ненавидела, и любила его. Если можно назвать любовью эмоциональную привязанность к человеку, который за четырнадцать лет успел стать неотъемлемой частью твоей жизни. У судьбы было в крайней степени извращенное чувство юмора, раз она смогла сотворить такое.Находясь в анабиозе, Солдат наблюдал за всеми ключевыми моментами в жизни Лиззи Паркер. Он знал о ней все, множество маленьких мелочей и больших особенностей, но при этом толком не знал ничего. Знал, что ее глаза темные, но сколько бы не старался, не мог разглядеть их цвет. Знал, что она любит читать, но никак не мог узнать название той самой, зачитанной до дыр и разукрашенной множеством закладок, книги. Не знал, с чего началась ее любовь к тем разноцветным кубикам, которые в его сне она называла «Лего», не знал почему она перестала рисовать. Не знал, почему она была так добра к людям, зачем улыбалась тем, кто намеренно раз за разом втыкал нож ей в спину. И почему снилась ему он тоже не понимал. Не понимал и, честно говоря, не хотел понимать.
Иногда Солдат в ее снах кричал, а Бэт, как бы не старалась, никак не могла проснуться. В такие моменты ей было так же больно, как ему. Она металась по кровати и кричала ему в тон, до хрипоты сдирая горло. А по утрам чувствовала себя эмоционально выпотрошенной. Потому что ненавидела, когда Солдату делали больно. Кто бы мог подумать, ведь она ненавидела его каждой клеточкой своей души. Проклинала судьбу, которая связала их души воедино. Но он смотрел так грустно-грустно и будто пытался сказать: «Помоги. Мне самому не выбраться отсюда.» А она могла только беспомощно тянуть к нему руки и шептать, захлебываясь в слезах: «Держись. Я тебя вытащу.» Они оба знали, что не вытащит, но Солдат после этих слов болезненно прикрывал глаза и терпел, сквозь плотно сжатые зубы. — Я найду тебя, Лиззи, — шептал он, пока его насильно погружали в криосон. А она, улыбаясь сквозь слезы, думала: «Надеюсь, что нет.»Когда Элизабет было семнадцать, погиб дядя Бэн. Она была опустошена. И чувствовала вину за те обидные слова, что сказала в пылу ссоры перед его смертью. Когда ей исполнилось восемнадцать, ее укусил радиоактивный паук. И тогда ледяное сердце Солдата впервые дрогнуло. Она практически перестала спать, по ночам предпочитая калечить преступников. Лиззи носила красную толстовку, синие штаны и пару очков, а отстреливалась самодельной паутиной. Он видел, что порой после ночных вылазок ей больно было ходить. Ее регенерация была ускорена, разумеется, но не настолько, чтобы излечиваться мгновенно. Единственным пульсирующим в голове желанием Солдата было самому расправиться с каждым, кто сделал ей больно. И не просто отправить на больничную койку, слегка покалечив. Выпотрошить. Перерезать глотки. Снять кожу по кусочкам, чтобы они верещали от боли. В этом плане его фантазия была неиссякаема.
— Какой ещё к черту Баки? Во снах у Бэт творился самый настоящий кавардак. Солдат неожиданно обрёл имя, но сам, кажется, был не очень этому рад. Баки Она задумчиво перекатывала его имя на языке каждый раз перед сном, и вспоминала растерянное лицо Солдата, когда тот его услышал. Они заочно были знакомы уже четырнадцать лет, а она впервые увидела в его взгляде такой спектр эмоций. И это, наконец, сделало его похожим на человека, а не на бездушную машину. Бэт не была глупой. Солдат узнал свое имя от Стива Роджерса, которого несколькими минутами ранее пытался прикончить. Она была фанаткой Капитана Америки с тех самых пор, как в десять тетя Мэй и дядя Бэн сводили ее в Смитсоновский музей. У Элизабет Паркер с незапамятных времен собрана коллекция фигурок всех Ревущих коммандос. Сержант Джеймс Барнс. Лучший друг Капитана Америки, без вести пропавший почти сто лет назад. Ее родственной душе было больше сотни. А ей — всего двадцать. Судьба — та ещё сука.— Какой ещё к черту Баки? Его мозг будто пропустили через мясорубку. Все мысли, все воспоминания, абсолютно все смешалось в один большой кровавый ком. Бруклин. Баки. Стив. Война. Капитан Америка. Ревущие коммандос. Поезд. Кровь. Гидра. Рука. Зимний Солдат. Смерть. Смерть и кровь встречались особенно часто. Это было практически физически больно, когда воспоминания постепенно возвращались. Воспоминания обо всех убитых им людях. У него в ушах звенело от их криков, а на руках все ещё ощущалась кровь. Липкая, вязкая и горячая. Ему очень хотелось от всего этого отмыться, да только поздно. Он погряз в этом по самую макушку. Баки был испуган и растерян. Он не знал, кому из всех этих многочисленных образов в своей голове должен верить. Они все казались далёкими и чужими. Они все казались ему врагами. Даже тот мужчина, которого он вытащил из воды… Стив, кажется. И только единственный выцепленный из закромов памяти образ казался тем самым, которому можно верить. Он был единственным, о ком Баки знал достаточно для того, чтобы доверять.