За тобой через года иду, не колеблясь. Если ты — провода, я — троллейбус. Ухвачусь за провода руками долгими, буду жить всегда-всегда твоими токами. Роберт Рождественский «За тобой через года иду»
Бэт всю жизнь приходилось доказывать, что она достойна. Достойна быть дружелюбным соседом человеком-пауком. Она каждый раз перетягивала грудь эластичными бинтами, потому что на дворе хоть и шел двадцать первый век, но люди до сих пор были уверены в том, что она — мужчина. Ведь женщины априори слабые и слишком впечатлительные для такой работы. Достойна быть лучшей ученицей в школе. Достойна быть одной из немногих девушек, что учатся в Массачусетском Технологическом Институте. Смешно, они жили в эру технологий, но преподаватели все еще советовали ей сменить специальность на «более женскую». Достойна жить без своей родственной души. «Это дар», — в один голос кричали окружающие. «Это проклятье», — думала она, каждое утро замазывая тональником свои синяки под глазами.Баки нравилось наблюдать за Лиззи издалека. Она была точно такой же как в его снах. Такой до щемящего чувства в груди родной, такой светлой. У него было в крайней степени извращенное представление о красоте, но, кажется, она была красивой. Ему нравилось наблюдать за тем, как она смеется. Искренне так. Запрокинув назад голову и прикрыв глаза. Он ни разу не видел ее серьезной — во взгляде Элизабет всегда плескались смешинки. А еще она была до комичного неловкой. Через раз спотыкалась, опрокидывала на себя подносы с едой и стабильно раз в несколько дней попадала под дождь из-под колес автомобилей, когда те со всего размаху наезжали на лужи. Ее это бесило неимоверно, а он улыбался самыми краешками губ, из тени наблюдая, как она ворчит себе под нос. Даже ведь и не скажешь, что это она по ночам так грациозно повязывает преступников и ловко летает по городу на своей паутине. То ли она так искусно притворялась, маскируясь, то ли на самом деле была той, про кого говорят: «Беда на беде и бедой погоняет».
Элизабет Паркер спала урывками. У нее сейчас были дела поважнее. Но даже так она стала замечать, что стала главной героиней собственных снов. Солдат нашел ее. Осознание этого липким потом струилось спине и перехватывало горло ледяными щупальцами ужаса. Она не была готова к их встрече. Разве вообще можно к такому подготовиться? У него в голове чёрти что, тысячи осколков его прежних личностей. Сколько бы Бэт не старалась, уличить его в слежке никак не могла. Он не зря был лучшим в этом деле. В тот день был выходной, а у нее на носу — сдача курсовой работы по специальности. Она планировала до вечера просидеть в кофейне недалеко от кампуса. Там был хороший интернет, вкусный кофе и симпатичный бариста, который рисовал ей разные милые картинки на пенке капучино. Спустя час кто-то беспардонно занял место напротив за ее столом. Бэт подняла взгляд с экрана, намереваясь высказать наглецу пару ласковых, но слова так и застряли в горле. Она не так представляла их встречу. В ее воображении всегда рисовались страшные, кровавые картины. Иногда в них Солдат просто сворачивал ей шею, и это была самая лёгкая из всех возможных смертей. Чаще всего он сначала хорошенько возил ее по полу, потом разукрашивал лицо с помощью своей бионической руки, а под конец высаживал пулю в лоб. Но сидящий напротив Джеймс Барнс, кажется, не собирался ее убивать. Пока что. Он внимательно ее изучал, а она изучала в ответ, не в силах вымолвить ни слова. Его глаза были похожи на две льдинки. Почему-то во снах ей всегда казалось, что они стального серого света. Это бы очень ему подходило и звучало бы более поэтично. Но сейчас, сидя в такой непосредственной к нему близости, она с уверенностью могла сказать, что цвет глаз Солдата ближе к голубому, чем к серому. Смотрели они все так же холодно, но в их глубине плескалось что-то новое, непривычное для его образа… растерянность, любопытство, узнавание. Баки бросил косой взгляд в сторону, будто удостоверяясь, что за ними никто не следит, и подался вперёд, одновременно с этим натягивая кепку ниже на глаза. Его губы были плотно сжаты, а брови — сведены к переносице. — Здравствуй, Лиззи, — пророкотал он, складывая руки на столе перед собой.Элизабет не выглядела испуганной. Возможно она не успела до конца осознать свое положение. В ее взгляде он увидел… интерес? Да, кажется это был он. Ему сейчас было очень тяжело читать человеческие эмоции. Если это был не страх, разумеется. Он наконец смог увидеть цвет ее глаз. Карие. Такие темные-темные, почти черные, с мелкими вкраплениями янтаря. Невероятно прекрасные. Это открытие так его поразило, что он никак не мог отвести от них взгляда. На ее носу он разглядел скопление мелких веснушек. Таких очаровательных в своей неаккуратности, будто незатейливый художник брызнул ее на лицо оранжевой краской. — Здравствуй… Баки, — она немного запнулась на его имени. Элизабет захлопнула свой ноутбук и тоже подалась вперёд, выкладывая руки на стол. Их ладони почти соприкоснулись. В этом было что-то невероятно волнительное, от чего его сердце сбилось с ритма. Она взволнованно заламывала свои пальцы и, то и дело, бросала взгляды на его левую руку. Бионики сейчас не было видно под слоем одежды; это вызвало бы ненужные вопросы. — Что ты здесь делаешь? Он немного помедлил, прежде чем ответить. — Я тебя помню… Всегда помню.
Будь они в другой ситуации, Бэт бы обязательно рассмеялась, но сейчас ей почему-то больше хотелось расплакаться. Потому что она знала подтекст этих слов. «Сколько бы раз через меня не пропускали сотни вольт электричества, сколько бы раз не кромсали мой мозг до состояния кровавой каши, я всегда тебя помню. Всегда помню и только тебя.» — А ты помнишь… кто ты? Баки открыл рот, будто собираясь что-то сказать, но тут же его закрыл, не находя слов. Он растерянно опустил взгляд вниз, уставившись на собственные сцепленные пальцы. — Нет. Но я хочу вспомнить. — Ты поэтому пришел сюда, да? Думаешь, что я могу помочь тебе вспомнить? — ее голос снизился до шёпота. Бэт пыталась поймать взгляд Баки, но тот упорно его отводил. — Я не уверена, что смогу. Мне почти ничего про тебя не известно. Почему бы тебе не обратиться к Сти… — Нет, — практически прорычал он. — Тебе я доверяю. — А ему? — Нет. — Почему? Он вздохнул как-то обречённо и, наконец, вперился в нее своим ледяным взглядом. — Я видел тебя. Пока спал. Не знаю почему. Точнее… — Баки нахмурил свои широкие брови, крепко над чем-то задумавшись. — Не помню. Бэт несмело улыбнулась, те самым, кажется, заставляя его еще больше растеряться. — Я тоже тебя видела, — наконец сказала она. — Я знаю. — Откуда? — Я тебя чувствовал, — он немного помедлил, подбирая слова. — Ты как будто забирала часть боли. Баки то и дело обводил помещение внимательным взглядом, а иногда непроизвольно напрягался. Она не имела права его в этом винить. Не с той кашей, которая была в его голове. Он походил на зверя, в любой момент готового к нападению. Бэт приходилось лишь догадываться, что он сейчас чувствовал. Она расцепила собственные ладони и одной из них накрыла кулак Баки. Обе его руки были скрыты перчатками, но он все равно ощутимо вздрогнул от прикосновения. Вздрогнул, но не отстранился.У Лиззи руки были холодные-холодные. Он ощутил это даже сквозь ткань перчаток и опустил взгляд вниз. Ее пальцы были длинными и аккуратными, но вдоль и поперек испещренными мелкими царапинами и шрамами. Баки аккуратно высвободил из захвата одну свою руку, чтобы коснуться одного из ее старых рубцов, который по диагонали пересекал средний и безымянный пальцы и немного задевал мизинец. Она получила его в десять, когда сунула руку под нож режущей салат тете Мэй, намереваясь стащить половинку огурца. Кровь тогда была по всей кухне, а Лиззи как резаная орала целый час. Сначала от боли, а потом от страха, потому что дядя Бэн начал пугать ее кровавыми подробностями процесса зашивания. С пальцами-то в итоге было все хорошо — нож не успел войти слишком глубоко. Она нервно рассмеялась, глядя на то, как он мягко поглаживает этот шрам, и залилась нежным румянцем. — Ты всегда говоришь, что это сделал кот, которого ты решила искупать. Почему? — Ну, — она освободила свои руки и быстро спрятала их под стол, будто стыдясь всех этих шрамов. Баки знал историю каждого. Даже тех, про которые не знала тетя Мэй или забыла Лиззи. Для него это казалось таким же важным, как знать ее имя, например. Потому что Элизабет Паркер не была бы собой без всех этих историй. — Это звучит лучше, чем: «А, так это моя родная тетка чуть не оттяпала мне пальцы, за то что я хотела стырить у нее огурец.» Обычный выходной у семьи Паркер, ага. Он фыркнул, не в силах сдержать улыбки. — Не вижу ничего смешного. — Ты — смешная. — Ну спасибо, — она тоже улыбнулась.
Джеймс Барнс был так непохож на Солдата из ее снов. И ей оставалось только удивляться тому, как могли уживаться внутри него две эти противоположности. Для такого даже существовал специальный стилистический термин. Оксюморон. Сопоставление противоречащих друг другу понятий. «Горячий снег», к примеру, или «живой мертвец»… Пожалуй, последние восемьдесят лет Баки только и делал, что был живым мертвецом. Он выживал, а не жил. Хотя это даже выживанием можно назвать с большой натяжкой. Выживание — это борьба за жизнь, а он не делал даже этого. Не боролся. Просто существовал. Оба замолчали, внимательно уставившись друг на друга. Бэт взволнованно заламывала пальцы под столом. Откуда в ней столько сострадания к человеку, что превратил всю ее жизнь в один сплошной непрекращающийся кошмар? Но он смотрел так преданно, взглядом умоляя о помощи. «Я тону, Лиззи. Помоги мне всплыть на поверхность», — кричал он. «Ты утянешь меня за собой на дно», — шептала она. У нее на душе — так гадко. Так бывает, когда поступаешься собственными принципами. А ради чего? Элизабет Паркер была уверена, что знает ответ на этот вопрос. Ради помощи тому, кто в ней нуждался. Ведь именно поэтому она стала Человеком-пауком. Чтобы помогать тем, кто не мог помочь себе сам. — Встретимся через два часа на автобусной станции, — Бэт подняла с пола сумку и стала спешно закидывать в нее свои вещи. — У меня есть одна идейка, но для ее реализации нам нужно попасть в Вашингтон. Надеюсь ты не против того, чтобы пару часов потрястись в душном автобусе. Ну, или не пару, — она нервно хихикнула. — Часов десять примерно. Главное, чтобы автобус попался с розетками, а то мне край как надо доделать курсач. Но когда Бэт подняла взгляд на место напротив, Баки там уже не было. — Будем считать, что это было «да».***
При личном общении Лиззи оказалась крайне любопытным персонажем. Все болтала без умолку, рассказывала ему про какие-то цепи и их частотные характеристики. Он вообще мало что понимал из ее словесного потока, но делал умное лицо и время от времени кивал, точно болванчик, создавая иллюзию заинтересованности. Они были в дороге уже около пяти часов. Автобус был пуст практически на половину, но Баки все равно был очень напряжен и периодически осматривался по сторонам, будто пытаясь отыскать какую-то скрытую угрозу. — Это вот — время цепи, — с умным видом продолжала говорить она, тыкая пальцем в экран ноутбука. — Мы амплитудное значение делим на экспоненту. Но дальше — интереснее. Смотри, если мы возьмем в этот момент времени уберем источник питания, наш график пойдет совершенно по-другому. Из-за того, что цепь интегрирующая, он просто будет стремиться к нулю. Все из-за конденсатора. Разрыв цепи бла-бла-бла, но вот если мы возьмем дифференцирующую… — Почему ты перестала рисовать? — прервал ее Баки. Лиззи перевела на него удивленный взгляд с экрана своего ноутбука. Ее очки сползли на самый кончик носа, поэтому она поспешила их поправить. — Ну, — протянула она, принимаясь заламывать пальцы. В ее взгляде промелькнуло что-то болезненное, что он не до конца понял. — Просто мне перестало это нравится. Люди меняются и их интересы тоже. А у меня они менялись даже слишком часто, ага. Дядя Бэн в детстве говорил мне, что я слишком легкомысленна, а потом в пятнадцать я сама разобрала и собрала его компьютер. Да… о́ру конечно тогда была много, но зато я поняла, чему хочу посветить всю свою оставшуюся жизнь. — Собиранию и разбиранию компьютеров? — непонимающе переспросил он. — Нет, — Лиззи хихикнула и тряхнула головой. — Техническим наукам. С деталями я, правда, еще не определилась, но до окончания университета время еще есть, ага. А там потом магистратура и аспирантура. Может и докторскую потом смогу защитить, посмотрим как дело пойдет. Та-ак, дифференцирующая цепь… Спустя еще пару часов дороги она, судя по всему убаюканная собственной болтовней, уснула. Сначала на окне, подложив под голову куртку. Но затем она так крепко несколько раз приложилась лбом об стекло, когда автобус подпрыгнул на кочках, что быстро перекочевали на соседний ряд. Места свободного было полно, поэтому она спойно разложилась на двух сидениях. А вскоре Баки услышал ее тихое сопение. Что творилось в голове у этой девчонки? Он не знал. Почему она так доверчиво уснула рядом? Он ведь сам не был до конца уверен в том, что ему не взбредет в голову придушить ее во сне. И почему в груди становилось так тепло, когда он смотрел на нее? Ему еще ни разу так отчаянно не хотелось вспомнить.
Бэт помнила свой первый и последний поход в Смитсоновский музей не особо отчетливо. Ей тогда было всего десять, а музеи она, естественно, терпеть не могла. Единственная крепко врезавшаяся в память вещь — Капитан Америка и ее одержимость им на долгие годы. Сначала это было просто желание стать похожей на своего кумира. Такой же сильной, смелой и отважной. А затем, когда стала постарше, — чисто подростковая влюбленность. В мечтах двенадцатилетней Элизабет Стивен Роджерс был жив. Он каждую ночь храбро прогонял Солдата из ее снов и по-взрослому целовал в губы. Когда ей было семнадцать, мир узнал о том, что Капитан Америка жив, но ее мечты давно были забыты. Элизабет Паркер тогда уже знала, что никто не сможет прогнать Солдата из ее кошмаров, потому что он — ее родственная душа. Стоя сейчас перед входом в Смитсоновский музей, она никак не могла перестать заламывать пальцы от волнения. Баки за ее спиной хмуро осматривался, пытаясь удостовериться, что за ними нет слежки. — Готов? — К чему? — он подозрительно покосился на огромный плакат над входом, на котором был изображен Капитан Америка во всем своем обмундировании. — Узнать о своем прошлом. Он передернул плечами и первым зашел внутрь. Утром воскресенья народу было очень много. Затеряться в такой толпе было даже слишком просто. Баки собирался незамеченным проскользнуть мимо контролерши, не обременяя себя покупкой билета, но Бэт вовремя схватила его за рукав куртки и потащила в сторону касс.— Здрасьте, — Элизабет широко улыбнулась кассирше и принялась изучать афишу музея, льготы на его посещение и рекламу каких-то других выставок. Женщина за стеклом терпеливо ждала, стараясь не обращать внимание на хмурого Баки, который пытался испепелить ее взглядом. Идея покупки билета ему, откровенно говоря, не нравилась, но девчонка была правильной до мозга костей, поэтому он потерпит. — Нам один студенческий и один… — Лиззи запнулась и покосилась на него, даже не пытаясь скрывать хитрой ухмылки. — У вас есть входной для пенсионеров? Баки еле сдержал себя от закатывания глаз. Что за детский сад? — Серьезно? — Прямо-таки для о-очень старых людей, ага. — Ну все хватит, — он слабо пихнул Лиззи в сторону, вставая на ее место. — Один студенческий и один взрослый, пожалуйста. — Ты в сороковых был таким же занудой? — спросила Элизабет, когда они наконец попали внутрь.
Она, не переставая широко улыбаться, вела его куда-то. Баки запоминал каждый поворот, каждую развилку и мысленно уже продумал каждый возможный путь для отхода. Это было заложено в него на уровне днк, так что делал он это на автомате. — Я не помню. Лиззи пристыженно замолкла.
Баки перемещался по выставке невидимой тенью. Изучал фотографии, читал вырезки из газет и просматривал историческую съемку. Особенно внимательно он вглядывался в лица своих товарищей из Ревущих коммандос, видимо пытаясь воскресить в памяти их лица. Элизабет посматривала на него время от времени. Баки выглядел растерянным. Он периодически сжимал и разжимал кулаки, хмурился и тяжело вздыхал. Все это давалось ему слишком тяжело. — А где этот… Бруклин? — он внезапно вырос за ее спиной, заставляя Бэт тихо вскрикнуть от неожиданности. Она обернулась. — Это в Нью-Йорке. — Ты тоже жила в Нью-Йорке, — заметил он. — Да. Но в Куинсе. Это соседний район. Кстати, оба располагаются на огромном острове Лонг Айленд. Баки медленно кивнул и отошёл. Бэт перевела взгляд на стенд с фотографиями. Джеймс Барнс из сороковых был другим. Он был совсем мальчишкой с широкой очаровательной улыбкой, коротким ёжиком волос и каким-то невидимым глазу шармом. В его взгляде не было груза вины и отпечатка тяжелого прошлого. Вероятно, живи она в сороковых — давно валялась бы у его ног. Но на дворе шел две тысячи восемнадцатый, а Джеймс Барнс больше не был мальчишкой. Влюбиться в него такого означало подписать себе смертельный приговор. И, кажется, теперь единственный шанс для Элизабет Паркер выжить — продать душу дьяволу.Они вышли с выставки спустя пару часов. В голове у Баки, впервые за последнюю неделю, начало образовываться некое подобие порядка. Он вспомнил свою семью, и от этого стало только хуже. — Знаешь, что делала тетя Мэй, когда мне было грустно? Лиззи шла сбоку от него, балансирую по краю тротуара. Свои руки она раскинула в разные стороны, чтобы удержать равновесие, и одной, время от времени, хваталась за рукав его куртки. Он не ответил. Только бросил скептический взгляд в ее сторону. — Она варила мне горячий шоколад. Обязательно с толстым слоем пенки, потом что пенка — самая вкусная часть, ага. Дядя Бэн всегда ворчал, когда мы с ней устраивались перед телевизором и смотрели очередную сопливую мелодраму. Я вообще-то такие фильмы не очень люблю, но моя тетя отказов не принимает. Ну и вот… — во взгляде Лиззи промелькнула какая-то вселенская тоска. — Ему потом всегда приходилось успокаивать двух ревущих в обнимку женщин, — она в очередной раз вцепилась в его рукав, чтобы удержать равновесие. — Для этого нужно обладать титанической выдержкой, — заметил он. — Ага, — она хихикнула. — Ну, я не о том. Ой!.. Элизабет отвлеклась и сбилась с шага, в результате чего чуть не пропахала носом тротуар. Баки успел поймать ее за шкирку, удерживая на месте, а она бросила на него немного виноватый взгляд.
— Пойдем, — Бэт потянула его в сторону от дороги, уводя в ближайший проулок. Неказистая пекарня совсем затерялась среди жилых домов и ультра современных кафешек с кричащими названиями. Надпись на вывеске местами облезла и выцвела. Да и вообще, весь внешний вид данного заведения внушал огромные такие сомнения. — Ты уверена? — Баки скептическим взглядом обвел витрину. — Нет, — честно призналась она. — Но не попробуешь — не узнаешь, верно? Внутри было тепло, уютно и очень вкусно пахло выпечкой. Места было не очень много, но так даже лучше. Она усадила Баки за один из дальних столов, а сама пошла на кассу. — Память — штука очень интересная, — начала Бэт, пригубляя свой шоколад. — Наш мозг как компьютер. Он может хранит до миллиона гигабайт данных. И мы не забываем ничего из того, что когда-то знали, ага. Воспоминания они… как будто покрываются слоем пыли со временем. И за этим слоем ты просто не можешь их разглядеть. Как если смотреть в грязное окно, понимаешь? Нужно просто его протереть, чтобы выглянуть на улицу. Сходив в музей, ты уже сделал первый шаг… купил моющее средство, если смотреть на нашем примере. — И что мне теперь с ним сделать? — медленно протянул Баки, кажется не до конца улавливая ее мысль. — Правильно воспользоваться. Надо не переборщить со средством и правильно выбрать тряпку, а иначе останутся разводы. Ну, ты понял, — пробормотала она под конец, понимая, что выбрала не самый удачный пример. — Не особо. Он поднес к лицу чашку и, прежде чем отпить, внимательно изучил содержимое. — Вкусно, — заключил Баки с таким серьезным лицом, будто от его слов зависела судьба целого мира. Бэт хихикнула, глядя на оставшуюся над его верхней губой пенку, а потом, поддавшись секундному порыву, наклонилась и стёрла ее большим пальцем. Он резко поймал ее руку, крепко сжимая своей бионической ладонью. Между бровей Баки образовалась глубокая складка, а смотрящие в упор глаза слишком ярко сверкнули сталью. Кажется, он не до конца понимал, что делает, когда медленно притягивал руку ближе к своему лицу. Его губы сомкнулись на фаланге ее большого пальца. Горячий шершавый язык медленно прошелся по подушечке, собирая остатки сладкой пенки. Элизабет выпучила глаза и от смущения стала стремительно покрываться пунцовыми пятнами. Ей стало так тяжело дышать, как будто на грудь водрузили каменную плиту. — Так что ты там говорила про окна? — как ни в чем не бывало спросил Баки, выпуская ее руку из захвата. Он откинулся назад, облокачиваясь на спинку стула. — Что?.. — Бэт свой голос не узнала — он сел на пару тонов, с головой выдававая ее волнение. Она спрятала руки под стол и принялась от волнения заламывать пальцы. — Ну, тряпки там и какие-то моющие средства, — продолжал насмехаться он. Подлец. Кажется что-то он всё-таки вспомнил. Что-то из секретного арсенала Баки сороковых годов, а теперь профессионально опробывал на ней. — Ты настоящая задница, Джеймс Барнс.