Никакого гейства, сугубо деловые отношения)

Парни как всегда были вдвоём в совершенно пустой квартире. Атмосфера наколялась с каждой минутой. Злость - только это испытывал в тот момент Тимофей. На себя, на Никиту, на организаторов концерта, да и на весь мир в принципе. - Ты слышишь меня? У нас остался месяц до мероприятия, а ты не обращаешь на это внимания! - кричал в порыве злости Тима, близко приблизевшись к другу. -Знаю я, ну и что мне делать с этой информацией? Я и так делаю всё, что в моих силах! - не менее грозно отвечал Никита. Двое друзей смотрели друг на друга убийственными взглядами. В мыслях они давно уже задушили, находящегося напротив себя человека. -Этого не хватает, ты мало стараешься.Всё держится на мне. - продолжал свою тираду Тима Никита молча, уже более спокойным взглядом смотрел на приятеля. Эта обстановка очень бесила Тимофея и прибывая ещё злым он притянул за воротник рубашки друга. -Ещё одно слово и я за себя неручаюсь! - он шипел как змея , но Никиту это не пугало. -Ну и что ты мне сделаешь - не без иронии спросил Тесля. Тимофей оглядел развратно-застенчивое лицо, неожиданно усмехнулся . -Так что же именно ты от меня ожидаешь , мой хороший? — спросил он подозрительно ласково, притискивая парня стене и глядя на него с веселым желанием -Смотря, ты можешь — выдохнул резко и неожиданно зло Никита. Тима провел рукой по гладкой щеке, по трогательной нежной шее, чуть прикоснулся к приоткрытым от непонятной злости губам Тесли в ласковом поцелуе и тут же отпрянул. -Не нравится? — Тимофей даже не попытался убрать из голоса насмешливую нежность, машинально перебирая пальцами шелковистые волосы на затылке друга. Никита стиснул зубы, глядя на него затравленным взглядом: — Ну почему же, — нехотя процедил он. — Вполне. Особенно, если ты еще постараешься. -И зачем бы мне это делать? — Тиме несильно, но твердо сжал его шею, привлекая еще ближе к себе. - Ты будешь у меня первым, — юный красавец с отчаянным вызовом посмотрел ему прямо в глаза. — Хочешь меня? -Хочу, — покладисто согласился Тима и, усмехнувшись каким-то своим мыслям, снова провел пальцами по гладкой скуле, разглядывая его лицо вблизи. — Очень хочу - Ну так возьми, — голос у парря вместо призывного и завлекающего стал настолько убитым, словно он раз и навсегда потерял что-то бесконечно дорогое. — Если так хочешь, — едко и обреченно добавил он Но Тимофей, не обращая никакого внимания на его непрерывно меняющиеся эмоции, склонился к нему еще ближе, пристально глядя в озлобленные серые глаза, и одним рывком притиснул парня к стене. -Хочу… Я очень хочу тебя, мое сокровище... — прошептал он, словно не замечая, как при этом обращении мальчишка дернулся, как от удара, и съежился под его рукой. Но Тима лишь сильнее навалился на него и яростно зашептал в самое ухо: — И трахать я тебя буду долго и много, мой нежный… Пока не запросишь пощады, — он уверенно стиснул в охапку пытающегося вырваться юнца Тимофей неожиданно ослабил хватку, и встрепанный, покрасневший Никита обессиленно привалился к стене, резко выдохнув, и засопел так обиженно и знакомо, что Тима лишь усилием воли сдержался, чтобы не рассмеяться. |от лица Никиты| С мучительным стоном я рванулся к нему, обхватил за тонкие плечи и швырнул в стену. Успел заметить только, как широко и удивленно распахнулись его глаза, и провалился в безумие. Его кожа на вкус была как сливки и мед одновременно. Он пах какими-то цветами и дубовой корой. Его губы были неприлично сладкими и желанными до бреда. Я стонал. Я умирал от невозможности происходящего. Он же мужчина. Он не может быть для меня таким... Таким... Желанным. Я дурел от вкуса его кожи. Я сходил с ума от его запаха. И больше не мог себя контролировать. Я знал, что если немедленно не получу его здесь и сейчас, я умру, не сходя с этого места. Я торопливо стягивал с него мантию и запускал руки под рубашку, скользя пальцами по его шелковистой гладкой коже, губами проводил длинные уверенные дорожки по его шее, зубами прикусывал надменные губы, языком вылизывал его всего — скулы, шею, ключицы, плечи, уши, — всё, до чего только мог дотянуться. Сквозь туман в голове я лишь удивлялся, что он не только не вырывается, но, напротив, непрерывно хрипло и громко стонет от наслаждения и подается мне навстречу. Он откинул голову к холодной стене, разметав по засохшей старой штукатурке блестящие светлые пряди, и закрыл глаза, с готовностью подставляясь под мои ласки. Я жадно обхватил его лицо руками и с жалобным стоном впился ему в рот, пропихивая язык куда-то в самую глубину и вжимаясь в него всем телом. Зверь внутри меня неистово хотел эту белобрысую сволочь. Нет, не так. Эту нежную, восхитительную белобрысую сволочь, которая сейчас самозабвенно меня целовала, едва ли не более страстно, чем я его. Нежный Тимофей. Я или сплю, или уже умер. Но мне сейчас было не до душевных метаний. Тима сам потянулся к моим джинсам и запустил руку внутрь. Я задохнулся от желания. -А-ах. Что ж ты делаешь, Мальцев? Сука ты, Тима ... Тимофей... а-а-а... — повторяя его имя, как заклинание, я вжимался в него всем телом, впивался в прекрасную шею, оставляя на ней похабные лиловые пятна, лихорадочно и жадно шарил руками по голому стройному телу, стараясь одновременно заполучить как можно больше. Я готов был кончить только от звуков его имени, его жарких стонов и его ладони в моем паху. Я не мог от него оторваться, я целовал его снова и снова, я вылизывал его жаркий влажный рот, пока он сам не начал судорожно выгибаться и прижиматься ко мне. -Тесля ... Да сделай же что-нибудь уже, ты, сволочь, — прошипел Тимофей , отчаянно вдавливаясь в меня бёдрами. Я спускался голодными жадными поцелуями все ниже и ниже по его телу. Господи, я и не представлял, что он может так стонать. Что он может так хотеть. Меня. От его хриплых стонов у меня в голове мутилось, и я вообще переставал соображать. В полнейшем любовном безумии хотелось лишь одного — сделать так, чтобы он стонал еще сильнее, чтобы хотел меня еще больше. Чтобы то жадное вожделение, которое пеленой стояло в огромных глазах, не уходило оттуда никогда. Я скользнул рукой вниз в долгожданное тепло и обхватил рукой его возбужденный член. Он уже мог только тяжело дышать и смотреть на меня мутными от желания глазами. Я размазал по нежной головке теплую вязкую каплю, услышал его прерывистый вздох и, сминая его губы своим ртом, резко двинул вверх и вниз крепко сжатой в кулак ладонью. Он отчаянно уставился мне в лицо невидящим взглядом и тихо прерывисто задышал мне в рот. Если он хотел свести меня с ума еще больше, он этого добился. Хотя я не представлял себе, что это еще возможно. Я хотел его так отчаянно, что мне было все равно, как это случится. Кто из нас будет сверху. Какая разница? Лишь бы скорее. Кинув свою толстовку на пол, я рывком опрокинул на нее свое белобрысое наваждение. Взлохмаченные светлые волосы, рубашка, сползающая с плеч, припухшие губы, светящаяся в своей белизне кожа — он раскинулся подо мной такой открытый, такой откровенный, такой... мой От страсти перед глазами поплыли красные пятна. Я хотел его каждой клеткой, каждым чертовым атомом своего тела. -Можно? — жалкими остатками разума я вымаливал его согласие, стаскивая с него брюки. -Да. Да. Никита, да! Железный ты, что ли, придурок? — он тихо всхлипнул и снова хрипло зашептал мне в шею вереницу своих “да”, опаляя кожу неровным дыханием и позволяя мне делать с ним все, что я так отчаянно желал. Я наконец-то закружил пальцем возле заветного входа, разглаживая маленькие складки, страшась причинить боль и еле сдерживаясь от мучительных резей у себя в паху. И снова, и снова целовал отзывчивые податливые губы. Я резко выдохнул — в глазах уже роились полчища звезд — и мягко, но настойчиво проник одним пальцем в обжигающе узкий проход, склоняясь над ним и одновременно прикусывая его изящное, чуть эльфийское ухо. -Тесля , ты придурок. Ты меня уже сто раз порвать должен, как же ты терпишь, — быстро шептал Тима, притягивая меня к себе, пока я ласково расслаблял внутри него упругие стенки. — Не мучай себя, идиот, давай уже, начинай. -Я люблю тебя, люблю. Люблю, — глупо шептал я ему, осторожно добавляя второй палец. Как будто это все объясняло. Но у меня не было сил на внятные слова, и он, кажется, понимал все и так. Моя перевозбужденная плоть уже одеревенела от желания, а яйца мучительно и занудно ныли. Но я все еще медлил. Не выдержав, он дернул мои пальцы, жестко схватил мой член рукой и сам направил его внутрь себя. Я почувствовал, как мой стояк уперся в упругое кольцо его входа, голова закружилась, а сердце зашлось от бешеного желания. Пути назад не было. Я надавил всем своим весом, медленно проталкивая головку в его жаркое тепло, стараясь протиснуться как можно глубже, и одновременно зашептал ему на ухо ласковые успокаивающие глупости, сам не понимая, что несу. Он тяжело дышал и, кажется, впервые в жизни не огрызался на мои слова, зачарованно вслушиваясь. Внутри него было так узко и горячо, так невероятно хорошо, что за здравый смысл я цеплялся жалкими осколками разума. Нестерпимо хотелось быстрее, жарче, глубже, но меня сдерживала нетронутая теснота. Так тесно.. При мысли, что вряд ли кто-то входил в него до меня, я чуть не завыл от собственнического отчаяния. Что же я делаю? Но он уже обвил ноги вокруг моей талии, облегчая доступ, встретил мои губы своими, и мои покаянные мысли мгновенно растаяли в греховном тумане. С трудом удерживая себя, я медленными толчками входил в него, следя за отчаянно трогательным выражением его лица. Еще рывок. В напряженных глазах блеснули слезы. Я испугался за него так, что даже нашел в себе силы остановиться -Больно? я... — Не будь придурком, Никит. Нашел время для беседы, — голос у него был решительный, тихий и злой. Он закусил губу, зажмурился и сам резко подался мне навстречу. Да! Один длинный толчок, и я был полностью в нем. Мой. Я замер, стараясь не шевелиться. В уголках его глаз скопились мелкие слезы. Он прерывисто, тяжело дышал, морщился от боли и искал мои губы. Он мой. Наконец-то он принадлежит мне целиком. Это не может быть правдой. При взгляде на распластанное подо мной стройное тело в моей груди закипала грубая животная страсть, а в противовес ей в животе трепыхались невесомые щекотные бабочки. Он осторожно оттолкнул от себя мои бедра, и я снова взглянул в его перечеркнутое болью и желанием красивое лицо. Я почувствовал, как он опять сердито толкнулся мне навстречу, и я, теряя голову, наконец-то осмелел и начал двигаться в нем сам, задавая нужный ритм для нас обоих и все больше изнемогая от страсти. Разумная осторожность сдавалась и уступала место моей невыносимой похоти. Я вбивался в него с какой-то первобытной жадностью, все сильней и сильней. Он был для меня долгожданной родниковой водой, которую я, как измученный жаждой путник, жадно глотал, но никак не мог напиться. Такой прекрасный. Такой беззащитный. Такой бесстыдно раскрывшийся для меня. Мой внутренний зверь бесновался, ревел и нашептывал свое, звериное: “Никуда не отпущу. Не отдам. Прикую на цепь. Поставлю клеймо. Помечу. Будет мой!” В моем мире не осталось ничего, кроме наслаждения и бешеного темпа любовной гонки. Мой. Он мой. Мой. Внезапно близкие серые глаза, нездешние от желания, распахнулись, встретились с моими, и его губы шепнули, словно он мог прочитать мои мысли, а может быть, и правда их читал: — Твой. Этого короткого слова оказалось достаточно, чтобы мир внутри меня взорвался безумными искрами, забился, запульсировал и начал выплескиваться вглубь него вязкими струями. Сквозь пелену оргазма я почувствовал ответную теплую влагу чужого семени на своей коже и без сил рухнул на него, придавливая всем своим весом. Незнаю, сколько прошло времени, прежде чем я пришел в себя и обнаружил, что расслабленно и нежно целую его в губы. И он почему-то так же лениво и ласково мне отвечает. Но у меня просто не было сил думать об этих странностях.