коробка с выцветшими пластинками. P.S Con amore ♡

      Дождь сегодня, правда, не лил, но двор затягивал желтоватый утренний туман, каплями оседавший на всем, а земля под ногами хранила следы вчерашнего «потопа». Пока Акааши стоял и осматривался, его пробрала дрожь: этот день мало подходил для прогулок. Он держался в стороне ото всех, но такое одиночество было привычным. Он прислонился к столбу веранды, плотнее укутываясь в свой вязаный серый шарф. — Акааши, почему ты стоишь тут? — громкий голос над ухом, и стоит ему обернуться, как он совершенно вплотную встречается с лицом сокурсника. Выражение лица спокойное, но ладонь неприятно покалывает. Кейджи делает шаг, увеличивая пространство. — Ты ведь можешь заболеть. А ну пойдем греться, срочно!       Бокуто никогда не спрашивает, он просто вторгается тем самым первый лучом солнца, когда ты только проснулся, ослепляет и заставляет теряться в пространстве. Кейджи это бесило, потому что он был в совершенно беспомощном положении. — Вас ждут друзья, — коротко бросил Акааши закидывая кончик шарфа за плечо. Кричащие и машущие руками как дикие, полностью игнорирующие замечания преподавателей — можно ли таких вообще отнести к человеческому виду? И почему он с ними вообще дружит.       Ноги от долгого стояния заледенели и когда он шагал, казалось, что земля уйдет из-под ног и он провалится. Он не успел уйти с парковки, как его тут же нагнал Бокуто. Он смело шагал в белых кроссовках по лужам, не пытаясь их обойти. А еще то, как нараспашку было раскрыто его пальто, да еще и расстегнуты верхние пуговицы на рубашке. И этот человек ему говорил о риске простудиться? Смешно и раздражающе. До скрипа в зубах. — Куда пойдем? — беззаботно пряча руки в карман, он буквально подпрыгивает. Откуда в нем столько окрыленности после двух лекций подряд? Нервирует, как западающая клавиша. — Я в общежитие, на счет вас не знаю.       Кейджи удается успешно всматриваться в пустую мокрую дорогу, хотя и чувствует на себе внимательным взгляд. Так откровенно на него пялится только Котаро, совершенно не испытывая неловкости, когда его замечают. Наоборот, он довольно лыбится, так по дурацки, насколько это только возможно. Помятая страница в учебнике. — Брось, пойдем поедим, уже обед. Я ужасно голодный!       Он старался забыть про холод, прощупывающий его снаружи, и про голод, что грыз изнутри. Упоминание об обеде отозвалось урчанием в животе, но Акааши сделал вид, будто ничего не слышал. Нечто теплое обвивается вокруг его руки и тянет в бок, заставляя едва ли не упасть. Быстро переставляя ноги, он старается выпрямится, чтобы не встретится лицом с асфальтом. Его спасает вторая рука, поддерживающая за локоть.       Он чувствует сильную злость и уже собирается выругаться, когда поднимает голову и видится все в великолепии золотистого ореола света. Брови надрываются мостом, нос морщится, а янтарные камни прячутся за покрывалом век. Острые скулы натягиваются в светлой улыбке, открывая вид на два клычка на переднем ряду зубов. Глухим прострелом звучит задорный и, при сложившейся ситуации, неуместный смех. — Отпустите меня! — резкость заставляет потухнуть пожар радости на чужом лице. — Вы постоянно вторгаетесь в мое личное пространство! Мне неприятно, но вас, кажется, это совсем не заботит. Мы ведь даже не друзья, зачем вы постоянно ко мне лезете.       Бокуто-сан вносил дисгармонию в его жизнь, выходя за рамки приличия. На собрании группы, то и дело лезет с вопросами, хотя с его, Акааши, мнением, никто не собирался считаться. Плевать ему на то, поедут они на экскурсию в ботанический сад или нет. Ему противна толпа звонких парней, что постоянно учиняет погром, разбивает вазы или вовсе, исписывает стены обсценными фразами, крича о том, что это новое искусство. И пускай Котаро никогда не участвовал в подобном, его поведение тоже не нравилось Кейджи. Казалось, одногруппник не знал рамок дозволенного, не читался с нормами приличия, так и норовя выкрикнуть на весь корпус имя Кейджи, распластаться на общей парте, занимая все место и продолжать говорить, даже если его не желали слушать. Все замечания копились внутри и вот сейчас решили вылиться в истеричный крик. — Оставьте меня уже.       Выдергивая собственные руки из хватки Бокуто, Акааши встал прямо, поправил бежевое пальто и лямку съехавшего портфеля. Бросил гневность и пошел в неизвестном ему самому направлении. Дыхание сбилось после высказанного, сердце продолжало бешено стучать. За дверью никого нет, прекрати, глупое.       Как это странно, когда сталкиваешься с таким. Тебя трясет, мысль ускользает веревкой в непроглядную тьму, но ты продолжаешь говорить все как на духу. В тот момент его не заботила реакция собеседника на сказанное, но спустя час после возвращения в кампус, он потревожился, хотя и полностью не осознавал этого. Он приучен говорить вежливо, с тактом и учтивостью, но с возрастом, стал отталкиваться все дальше от людей, не имея и крохи желания вести беседу. Его общение сводилось к одиночным диалогам с мертвыми и, в то же время, застывшими во времени.       Разговор с Еврипидом не вяжется. Слова разбегаются, стоит взору перескочить на новую строку. Может переутомился? Глаза тянет камнем, он жмурится, убирая пальцами соринки у края глаз. Греческий драматург возвращается на полку, занимая место между Ханьи Янагихарой и Танной Френч. Необычное соседство, не в стиле верного порядка от старого к новому, но так даже лучше. Ногтем проводя по корочкам книг, он закрывает стеклянную дверцу и отходит к столу. Имбирный чай уже остыл, пополняя коллекцию кружек с недопитым напитком, что толпились на подоконнике.       Он оглядывает вид за окном, и вдруг взгляд спотыкается на белой коробочке, привязанной к решетке на окне. Дергая кривую холодную металлическую ручку он смотрит по сторонам, ожидая подвоха. Никого не наблюдалось вблизи. Тогда он отцепил коробочку, привязанную на шнурок и закрыл окно. Внутри оказались круассаны, совсем теплые. Запах свежей выпечки тут же растекся по комнате, вызывая во рту зуд, призывающий надкусить булочку. На крышке коробки прыгают буквы, заставляя внутреннего перфекциониста отвращено нахмуриться.       "sur le tableau noir du malheur il dessine le visage du bonheur*." Нарисованный в конце символ остается не понятным, но это явно нечто круглое, похожее на цветок.       Ему понятно значение, но не ясен смысл сие жеста. Гадать чьих рук это дело не нужно, тогда возможно это извинения? Но Бокуто известно, в какой комнате живет Акааши? Получается либо выслеживал, либо допытывал коменданта. Весь прилив приятных чувств при виде выпечки испарился. Видимо кое-кто не понимает, что входит в понятие "личные границы".       Коробка с круассанами не летит в мусорку, только потому, что Кейджи научили уважать еду. Сосед по левую стенку неловко принял угощение. Голод никуда не пропал, как и чувство обиды наполовину с грустью.