За границей чувств.

*** Первый снег великолепно красив. Я смотрю в окно на школьный двор, площадка которого покрывается легким слоем белого пуха, который спустя время тает и вспоминаю Парижскую зиму. Конечно я безумно скучаю по городу, где прожила большую часть жизни, но тут, кажется, тоже неплохо. Я начинаю привыкать. — Ты собираешься убираться? — раздраженно спрашивает Стас, стуча по полу шваброй. — А ты? — не поворачиваясь, задаю вопрос я. Из-за драки в актовом зале на прошлой неделе, нас вдвоем заставили убираться в классе после уроков ежедневно. И так до самых каникул. Если условия не будут соблюдены, то видео драки перейдет в руки директора. — Я убрал свою часть, теперь твоя очередь! Черта с два, я обреченно вздыхаю. Затем устало сползаю с подоконника и беру деревянную швабру. Пока выжимаю тряпку, Стас внимательно наблюдает за мной, сидя на парте и от нечего делать болтая ногами. Его внимание меня напрягает, уж очень откровенно он пялится на меня! Выпрямившись, я чувствую, как что то касается моей спины. Резко развернувшись, выставляю швабру, словно шпагу, вперед, отразив шуточный удар. — Тише принцесса. Мы не в средневековье, чтобы драться на мечах. — лыбится он, убирая свою швабру. — Я тебе не принцесса! — снова делая выпад, зло отвечаю я и парень испуганно отскакивает. Отжав тряпку, начинаю мыть пол, при этом смахивая мешающие волосы с лица. По старому линолеуму тянутся разводы и это меня раздражает, я неистово стираю остатки средства. Промыв тряпку и полив цветы я жду, когда высохнут полы. Время идет и парень лениво потягивается. — Вобщем, как бы все. Пойдем? Я не отвечаю. Просто беру рюкзак и спешу к выходу. Внезапно, путь к свободе мне отрезает Ваня, появившийся из неоткуда. Он заходит в класс, оттесняя меня обратно. — Федорченко, какого черта?! — возмущаюсь я, пытаясь пройти, но тут в дверях появляется еще один парень из компашки Стаса и я понимаю, что все было задумано. Наверное мне хотят отомстить. На удивление, никакого страха я не испытываю, только раздражение. Страх остался за пределами России, где то на улочках Парижа, в темных переулках. Отпихнув Ивана, я иду к двери, но тут же Стас хватает меня за предплечье. — Куда? — Тебя колышет? — вырываю свою руку из его цепких пальцев, попытка не удалась, он держит крепко. Меня окружают, дело пахнет жареным. Стас ехидно щерится, обнажая белые зубы, а черные без того узковатые глаза превращаются в щелки. — Значит так, да? — Я думаю, что таких как ты, надо истреблять. Мешаешь жить хорошим людям. — нервно шипит Иван. Второй парень стоит молча, изредка кидая взгляд на дверь. Если Иван в абсолютном подчинении Стаса, то этот парень явно еще не до конца потерял рассудок. — Давай, нападай. — смеется пижон, трусливо оглядываясь. Я молчу, но пытаюсь не упускать из вида ни единого движения. Понимаю, что сам Стас не ударит первым. — Что здесь происходит? — я оборачиваюсь на дверь, и вижу своего соседа. Он стоит на пороге и растерянно смотрит на меня. Я узнаю этот взгляд. Взгляд человека, который появился не вовремя. Я очень рада его видеть. — Слушай, да сегодня прям нам везет, проучим сразу обоих. Стас дергается с места, и я делаю подсечку. Он  с грохотом падает на пол, при этом матеря трехэтажными выражениями весь свет. Вижу, как Иван двинулся в сторону Васи, а еще один парень парень приближается ко мне. Не дав ему схватить себя, отбегаю в сторону и беру швабру и замахиваюсь. Он испуганно отпрыгивает, но не надолго. Парень тщетно пытается отнять у меня импровизированное оружие, но прежде чем ему это удается, я трижды ударяю его в плечо. Наш поединок продолжается недолго, ему все же удалось схватить меня и повалить, но собрав все силы, я вырываюсь и бью наотмашь. Он падает. Хватая черенок от швабры, иду на подмогу своему союзнику, но тут же падаю, утянув за собой противника. — Шухер, Стас, валим! — слышу голос Ивана, который быстро поднялся на ноги в отличие от меня. — Да иду уже. — А с ними что? — Закроем. Валим, пока не очухался! Я вскакиваю и бегу к двери, но она захлопывается прямо перед моим носом. Я слышу как проворачивается в замке ключ и со злостью ударяю ногой в дубовую дверь, которая при этом даже не дрогнула. Черт! — Суки! — шипит парень, сидя на полу и утирая кровь с рассеченой брови. — Мрази. *** Спрашиваю себя: на какой черт я полез разбираться? Нет, это конечно благородно, помочь девчонке в трудной ситуации, но я не рвался за славой. Голова гудит и я чувствую как что то теплое течет по моей щеке. Кровь. Стас хорошо приложил меня стулом на последок. Передо мной стоит Ада. Мне казалось, что ей удалось сбежать. Но видимо нет, не я один оказался заключенным в классе. Удивительно, но из этой драки она вышла невредимая. — В шкафу был бинт и перекись. Не трогай рану! Я сейчас принесу. Девушка подрывается к шкафу и действительно находит там набор первой помощи, ставит его передо мной и судорожно роется в своей сумке. — На зеркало. — Зачем? — не понял я. — Ну не на угад же ты будешь рану обрабатывать? — злится она и протягивает мне складное зеркало. — или ты думал, что это сделаю я? Честно говоря я так и думал. Также бывает во всяких фильмах? Она выжидающе смотрит на меня и я ловлю ее взгляд. Ладно, сам так сам. — Нет. Так справлюсь. Она отходит к окну и мечтательно смотрит на небо, откуда сыпятся снежинки. Не долго думая, открывает окно и, зажмурившись, вдыхает свежий морозный воздух. Я видел, как она отбивалась шваброй от Петра и как грациозно перехватывала деревянную неуклюжую швабру, словно настоящую шпагу. — Неплохо дерешься. — Спасибо, я знаю. — отвечает она и отходит от окна. Сев недалеко от меня, прямо на пол, она закатывает штанину джинс до колена и разматывает слабо затянутый эластичный бинт. Затем снимает тяжелый ботинок и осматривает лодыжку. На светлой коже виднеется несколько кровавых мозолей и ранок, а от голени до колена ногу пересекает длинный белый шрам. Осмотрев мозоли и наклеив пластырь на самую больную, она снова бинтует ногу. — Чего? — замечая мой взгляд спрашивает она, остановившись. — Такое ощущение, что ты по стеклу ходишь каждый вечер и по утрам вместо зарядки. — подбирая слова отвечаю я, кивая на раны. — Это от сапог. Они жутко неудобные. Я ходила в них всего два раза, но мозоли не сошли до сих пор. Она не уточняет, зачем надевала эту обувь и я не спрашиваю. Возможно дело в том человеке, с которым я видел ее в нашу первую встречу. — А шрам? — Упала с мотоцикла. Несчастный случай. Я больше не задаю вопросов и продолжаю обрабатывать рассеченную бровь, смотрясь в маленькое антикварное зеркальце. Кровь уже перестала сочиться из раны, а сама рана не глубокая, поэтому обойдется без зашивания. Юргентц забинтовывает ногу и встает, взяв в руки швабру, вертит ее, задумчиво смотря в окно. Понаблюдав за ней немного, мне приходит в голову неожиданная мысль проверить свои догадки по поводу занятий спортом этой особы. Беру вторую швабру и приближаюсь к ней, пытаясь проделать это без лишнего шума. Она резко разворачивается и ударяет по палке ногой, меня отбрасывает в сторону, но я удерживаю равновесие и не падаю. В ее глазах читается недопонимание. Я ухмыляюсь и наношу слабый удар, который она успешно отбивает и спустя несколько секунд мы уже носимся по кабинету, сражась на, как бы это ни было смешно, швабрах. — Зачем ты поддаешься? — обиженно спрашивает она, нанося удар за ударом, я с трудом успеваю их парировать, но она уже вошла во вкус. — давай нормально! — «… Как пожелаете, … если я буду фехтовать с великим князем, … то вы уколете меня десять раз, а я от силы 2 раза. Но… если вы, … ваше высочество, … разрешите мне фехтовать с вами, как с любым смертным, то… вероятнее всего, я уколю вас десять раз, а вы меня… только два.» — цитирую я отрывок одной из своих любимых книг, делая между фразами непростительные паузы, отбиваясь от Юргентц, — Александр Дюма. «Учитель фехтования» Ее глаза округляются, в них блестит азарт и она усмехается, ее коса растрепалась и почти распустилась, рукава свитера закатаны до локтя, на щеках горит румянец а губы сухие от прерывистого дыхания. — Удивлена? — Что в России есть читающая молодежь? —  я вижу, как девушка снова ехидно улыбается и не успеваю отбить очередное нападение. Конец палки упирается мне в грудь, а отскочить мне некуда — я прижимаюсь спиной к стене, я в тупике, я убит, я повержен. — Ловко. — усмехаюсь, отводя от себя ее импровизированное оружие и пытаясь отдышаться. — 3 года занятий фехтованием с лучшими тренерами Франции не прошли даром. — поясняет она и отходит. — Я клянусь, в следующий раз я докажу тебе, что не так уж и хороши были твои учителя! — «Не давайте же никаких клятв, чтобы не нарушить их.» — тихо произносит она и я узнаю эти слова. — Ты читала? — Интересно, будет ли хвастаством, если я скажу, что читала это произведение в оригинале? Девушка садится на подоконник с ногами и смотрит в окно. Снег еще не перестал идти, но на улице становится темнее. — Надо выбираться. — Я сейчас позвоню брату, он нас вытащит. — вспоминаю я про телефон и набираю знакомый номер. — черт, связи нет. — У меня телефон разряжен. — как бы невзначай сказала она и я тяжело вздыхаю. Все таки Юргентц хоть и высокомерная, замкнутая и не от мира всего, но с ней можно повеселиться. Кричать смысла нет, сейчас в школе находится разве что охранник, и то в другом крыле здания, он точно не услышит наших воплей. Остается только ждать появления связи. Наступает длительная звенящая тишина, которая прерывается звуком проворачивания ключа в замке. Раз, еще раз, тишина. Кто то плавно давит на ручку и дверь открывается. На пороге стоит Инна. — Черт подери, единственный раз в жизни я так рада тебя видеть! — с сарказмом произносит Ада, спрыгивая с подоконника и хватая с пола свой рюкзак. — долго же тебя носило. — Свобода попугаям! — серьёзно произношу я, смотря на ошарашенную Инну. — благодарю за спасение из плена. Девушка стоит в дверях и хлопает накрашенными ресницами. Она приходит в себя достаточно быстро, спустя несколько секунд. — Кто вас закрыл? — Твой друг. Стасик. — За что? Горностаев, что с тобой? — она крутится вокруг меня, осматривая неаккуратно заклееную пластырем бровь и ссадины на руках. — Все в порядке. Мне пора. А ты зачем сюда пришла? — Вас спасать! — язвит она и садится за учительский стол. — К репетитору по английскому пришла. Собираюсь на переводчика после школы поступать. — Понятно. Ладно, до завтра. Я выхожу из класса за Юргентц и не могу оторвать взгляда от ее фигуры. Она словно сошла с картин французских художников, ее плавные движения, уверенная мягкая походка, гордая осанка не могут не привлекать внимания. Надев пальто и ботинки, она выходит из здания не застегнув его и замирает на порожке. Я тоже останавливаюсь не желая нарушить этого умиротворения и молча наблюдаю за девушкой и падающим снегом. Сегодня поистине прекрасный день. Мягкий белый снег, крупными хлопьями тихо падает и покрывает собой землю, нежно касается ее вытянутой руки и тает на теплой ладони. Раз за разом вдыхаю морозный воздух, выпуская теплый пар из своих легких,  тоже запрокидываю голову к небу, снежинки попадают в глаза, зажмуриваюсь. Она делает осторожный робкий шаг, приминая ботинком тонкий слой белого покрова и оборачивается на миг. Всю дорогу я иду молча, изредка поднимая взгляд на темное небо с которого сыпется снег, ветер при этом полностью отсутствует. Достав сигарету, я закуриваю и продолжаю наблюдать за девушкой. Она уже уверенно идет, смело оставляя следы на белом ковре первого снега. Только когда мы прошли весь парк, она обернулась, словно вспомнив про меня и тогда мой мозг посетила мысль о том, что я иду за ней словно ее тень, ее телохранитель. Вот снова она сбавляет скорость шага смотря как первый снег беззвучно падает в свете фонаря, останавливается. Я тоже решаю замедлить скорость шага. Она задумчиво смотрит на источник рыжего света, широко распахнув глаза и засунув покрасневшие от холода руки в карманы пальто. Должен признать, она чертовски мила в эту минуту. В волосах запутались снежинки, на румянце щек появились холодные следы от крупинок снега, из приоткрытых бархатных губ тянется пар, расстаявшие капельки дрожат на длинных ресницах. Ей холодно, но пальто расстегнуто, а рукава обнажают тонкие запястья, наверняка тоже холодные. Все таки между образом жизни жителей разных стран есть колоссальные различия. Только зайдя в класс уже можно определить, кто здесь чужачка. Все таки в образе молодой француженки, даже в России и если та наполовину русская, остается доля Парижской романтики, загадочности и нежности. Не спеша мы доходим до подъезда. Она останавливается перед дверью, читая объявление, а я автоматически останавливаюсь рядом. «Отдаем щенков, помесь овчарки с лайкой в хорошие руки, бесплатно!!! Прививки сделаны…» — Твою ж мать! Перестань! — она выхватывает у меня сигарету и не туша, ломает ее и бросает в урну. — надоел! Я молчу, а она смотрит на меня серьезным взглядом. До настоящего момента я никогда не задумывался о том, что могу кому то причинять дискомфорт своей привычкой. Прочитав объявление до конца и оторвав номер, она зашла в подъезд и, как всегда, проигнорировав лифт, пошла пешком. Не сказав на прощание даже «пока», хлопнула дверью. *** Всю дорогу до дома я практически не замечала парня, который следовал за мной буквально по пятам. Но как только вспомнила про его существование, начала чувствовать себя так, словно нахожусь у него под прицелом, на мушке, спиной ощущая его пристальный взгляд. Остановившись у подъезда вместе со мной, он долго изучал объявление, а потом выпустил целый клуб вонючего сизого дыма. Это было последней каплей. Под его удивленный взгляд, я вырываю сигарету у него из пальцев и ломаю ее, чтобы больше не чувствовать этого мерзкого запаха и не видеть дыма. Он молчит, отвернувшись, ждет, когда зайду в подъезд. Возможно это было глупо с моей стороны и стоило его только попросить, но в тот момент я об этом не думала. Мне нужна собака. Друг, компаньон, чтобы не было так одиноко. Я забегаю на этаж и открываю дверь, представляя, как будет ругаться мать, услышав очередную идею из моих уст. Я теряюсь. — Поздновато сегодня. Тебя провожали? — налетает мать, едва я переступаю порог. Я не знаю что ответить, ведь не часто она встречает меня в таком настроении. — Нет. — Как же? А тот мальчик? Одноклассник твой? — продолжает она. — Не важно. Что на обед сегодня? — стараясь перевести тему спрашиваю я. Я вижу, как она напряжена, возможно мне предстоит серьезный разговор. — Сварю пельмени, если ты не против. — Без проблем. Я прохожу в ванную, а мать все это время стоит за моей спиной. Определенно она хочет что то мне сказать. Я делаю вид, что не замечаю ее поведения. — Вобщем тут такое дело… — мнется она, я прохожу в кухню. — Какое дело? — эта игра в угадайку меня начинает бесить. — сейчас. Она возвращается с чем то мохнатым в руках. — Я тут подумала… Тебя надо себя отвлечь и тебе нужен друг… В общем это Заграй, ему всего два месяца… Она опускает что то мохнатое и движущееся на пол и я вижу щенка. Из скопа тех, про кого писали объявление на дверях подъезда. Черный, с рыжим подпалом на бровях и лапах и абсолютно белым пушистым хвостом он напоминает толстого крысеныша, он шустро подбегает ко мне, неуклюже перебирая лапами. Я беру его на руки и глажу, а он поднимает на меня глаза разного цвета. Один серый, второй — рыжий, уши его тоже разные — одно ухо почти выпрямилось, а второе все еще висит. Я чувствую как изнутри меня наполняет тепло, кажется, глыба льда в моей душе начинает таять. — Спасибо. — шепчу я, гладя пушистый комок, а мать улыбается. Впервые за все время моего пребывания здесь. Возможно не все еще потеряно и мы, даже спустя годы, найдём общий язык. *** Снег идет до глубокой ночи, я снова стою у окна на лестничной клетке. Впервые чувствую себя одиноко, стоя здесь, изредка кидаю взгляд на дверь своей новой одноклассницы, но тишина не прерывается звуком открывания замка и я временно забываю про нее, а мои мысли устремляются куда то далеко отсюда, на другой конец города, где живут родители. Они переехали, когда отец сменил место работы, а я отказался менять школу и остался с бабушкой, но все равно часто навещаю родителей. Так же часто мать приезжает к бабушке, при этом начиная ставить свои условия и читать нравоучения нам обоим. Я усмехаюсь своим же мыслям. Пищит домофон подъездной двери и я вздрагиваю от резкого звука. Слышу тяжелые шаги и вижу силуэт мужчины. Я узнаю его, это отец Юргентц. Он проходит мимо, даже не здороваясь и в принципе, не замечая меня. —  Я к Аде. У меня для нее новости. — тихо говорит он, когда дверь квартиры открывается. — Она уже спит. Что за новости? — я слышу голос ее матери, при этом представляя, как она хмурится, увидев на пороге бывшего мужа снова. — Я привез ее мотоцикл. Он стоит в гараже, за домом. Теперь это ее гараж. Я выкупил его еще на прошлой неделе. — Марк, зачем? Зачем ты пудришь ей мозги этой техникой? Она девочка! — повышая голос, ругается ее мать. — Я знаю. И что? — невозмутимо продолжает мужчина. — Это Россия! Ты не помнишь что случилось с ней в Париже?! Да ее буквально чудом вытащили с того света! Собирали по частям! — Но собрали же. Она восстановилась за полгода полностью… — Не позволю! — Это ее выбор. — отрезает он и разворачивается. — Не вздумай! — шипит вслед бывшая жена и хлопает дверью. Я усмехаюсь. Раньше такие страсти я видел лишь в кино. Пройдя несколько ступенек вниз, он сел, снял очки и потер виски, зажмурившись. Странно было видеть такого человека, невозмутимого, всегда собранного и в отглаженных вещах, сидящего на грязной подъездной лестнице за полночь. Он не вписывался в эту атмосферу так же как его черный мерседес, стоящий в нашем дворе. — Сигареты не найдется? — внезапно спрашивает он, вставая со ступеньки и спускаясь ко мне. Я достаю пачку из кармана и полностью отдаю ему. — И не жалко? — смотря на пачку спрашивает он. — Я бросил. —  А я снова закурил. — усмехается мужчина и достает из кармана зажигалку, точно такую же как у Аделаиды. — спустя 17 лет. — Почему? — не подумавши задаю вопрос и тут же встречаюсь с выразительным взглядом то ли серых, то ли зеленых глаз мужчины, точно таких же, как у его дочери. Они чертовски похожи. — Из-за дочери. Бросил и снова закурил. Я снова усмехаюсь. Трудно понять, но Аделаида имеет влияние. Можно ли предположить, что девушка хороша, если сама того не осознавая, заставляет как минимум двух людей мужского пола, одного из них начать курить в один момент и второго, в одно мгновение, заставить изменить привычке? Утро. Сижу на краю кровати, пытаясь проснуться. С трудом поднимаюсь и бреду на кухню. Смотрю в окно, облокотившись на подоконник. Хмурое небо, отсутствие снега, двор пуст. Спустя пару секунд из подъезда выбегает девчонка. Аделаида. В такую рань?! Но не похоже, чтобы она собиралась идти в школу. На удивление, я покидаю квартиру на десять минут раньше положенного. Спускаясь по лестнице, я слышу, как открывается наверху входная дверь и кто то быстро бежит по лестнице. — Вернись немедленно! — кричит Раиса на весь подьезд, но дочь не намерена возвращаться. Быстро перебирая ногами, она преодолевает несколько этажей и сталкивается со мной в дверях. — Чтобы тебя черт побрал! Какого…? — она выразительно смотрит на меня, лежа на асфальте у самых дверей. — И тебе доброе утро. — помогаю ей встать, протянув руку. Она угрюмо смотрит на меня и крепко ухватившись за мою руку своей холодной ладонью, встает. — Утро добрым не бывает. — Смотря для кого. — отвечаю я. Сегодня она одета в черные плотные джинсы, обтягивающие стройные ноги и мотоциклетную экипировку состоящую из кожаной куртки, ботинок и перчаток. Волосы ее были распущены и черно-синим каскадом рассыпались по спине до самой поясницы, напоминая морские волны. На плече висит школьный рюкзак. Она сворачивает за дом, а я плетусь в школу думая о том, что кому то сильно повезло. Если мотоцикл меня не особо интересует, то до машины мне еще копить и копить. Первый урок — история. Скукота. Большая половина класса буквально засыпает, а вторая половина еще даже не дошла до школы. В их числе и Ада. Какое то неведомое чувство подсказывает мне, что она все же явится в школу. И да, действительно, на третьем уроке, когда наш класс в практически полном составе обсуждает будущее выступление в актовом зале, дверь резко отворяется и на пороге появляется Юргентц. Ее волосы вновь слегка растрепаны, на щеках горит румянец, а глаза блестят. Куртку она не сняла, но сменила ботинки на кроссовки. Скользнув хмурым взглядом по лицам одноклассников, она на миг остановилась на учителе, а затем вовсе отвела взгляд, словно она не знает здесь никого и видит в первый раз. — Здрасте. — здоровается с учителем и садится на последний ряд. Учится Ада прекрасно, и если бы не ее поведение, то, наверное, она бы стала всеобщей любимицей, но за месяц учения здесь, она до сих пор ни с кем не начала общаться. Кроме меня? Зато у нее прекрасно вышло завоевать авторитет среди старшеклассников. Она не обделена завистливыми взглядами и поклонниками, которые изредка находят в себе смелость подкатить к ней с дешовой фразой. Она игнорирует всех. Обиженная на весь свет, не обращая внимания на законы школьной формы и в принципе на школьные порядки, она словно бросила вызов всей стране, где оказалась практически случайно. — Юргентц, должен заметить, что в твоей блестящей рекомендации, с прошлого места обучения, было написано про твои таланты. Она поднимает на географа тяжелый взгляд, не убирая телефона из рук. Я буквально слышу, как в ней закипает гнев, а в груди клокочет ярость. — Поэтому я обязан сделать так, чтобы ты выступила на новогоднем концерте. Она до сих пор молчит, не отводя серьезного взгляда. Учитель ожидал реакции, но явно не ее отсутствия. — Что скажешь? — теряя уверенность, наконец спросил он. Весь класс умолк в ожидании ее ответа. — Ничего. Я не буду выступать. — коротко отвечает она, всем своим видом показывая, что разговор окончен. — Это еще почему? Ты очень талантливый человек, в прошлой школе ты выступала на каждом благотворительном концерте и… я хочу, чтобы ты организовала танец. — Я не буду выступать. Я пришла сюда, чтобы учиться а не страдать фигней. В том то и дело, что там были концерты, устроенные для сбора денежных средств, чтобы помочь кому то, а не за просто так. Резко отвечает она и снова смотрит в телефон, забыв про существование учителя. Ее высказывание оказывает мгновенное влияние на него. Он замолкает и больше не задает ей вопросов. Затем, он тоже берет в руки телефон и что то печатает, изредка встревоженно смотря на Аду, пока ученики обсуждают план танца, который было решено поставить для конкурса талантов. — Шантаж это крайне непрофессионально с вашей стороны. — внезапно произносит она и все снова замолкают. Инна даже привстает с места, чтобы разобраться в произошедшем. — Да. Но видео драки по хорошему должно было быть в руках деректора сразу же после инцидента. — невозмутимо отвечает учитель. — я предложил, твое дело выбрать: или выступать с классом, при этом ты ставишь танец, и им как раз не хватает одного участника, или пройдем к директору. — Я не буду выступать. — За драку поставят на учёт, возможно все дойдет даже до заведенной на тебя характеристики и вплоть до перехода в вечернюю школу… А там… Про золотую медаль можно будет забыть. — говорит он, но девушка продолжает буравить его ненавистным взглядом, обдумывая что то. Класс умолк в ожидании ее решения. — Ладно. Одно выступление, не больше и мы забудем тот маленький конфликт. — Хорошо. — Где гарантии, что на меня не заведут характеристику после выступления? — Сразу после, видео будет удалено также, как и его копии. — Пусть его удалят сейчас. — тоном не требующим возражения приказала она. Тишина наполнила зал. — Федорченко, стирай видеозапись. — говорит географ и Иван вздрагивает. — С какой стати?! — Дважды не повторяю, а то будет замечание по поводу видеосьемки на уроке от директора. За несколько минут, все копии и оригинал видео были стерты и учитель лично отследил это. Я усмехнулся — Федорченко все равно найдет выход вернуть потеряные кадры, но зачем они ему? — Отлично, Иван. Ну так что, Юргентц, за тобой победа на конкурсе талантов?