За границей чувств.

*** — Итак, Юргентц, с тебя победа на конкурсе талантов? Каковы твои условия? Она поднимается со стула и проходит к сцене, гордо подняв голову. На ее лице ни капли стеснения, в принципе невозможно уловить каких либо эмоций. — Для организации танца нужно время. За выходные я подготовлю его, найду движения и музыку, если у кого то есть отдельные пожелания, то договариваемся заранее. Стас поднимает руку и учитель строго смотрит на него. — Да? — Где ж мы столько шестов найдем для твоих танцев? — пытался пошутить он обращаясь к Юргентц, но шутка, видимо, не удалась. — Для тебя и твоего друга, парочку, думаю, найдем, не переживай. — отвечает она и тут же Петр начинает смеяться, а затем заходится в кашле. — Да мне то зачем? Ты же ставишь танец. — искренне возмущается Стас. — Повторюсь: личные пожелания рассматриваем отдельно. — Обломала. — хрипит Петр, смотря на Стаса и Ваню. Инна тоже начинает тихо хихикать. Ада хлопает пару раз в ладоши, привлекая внимание и все быстро успокаиваются. — Первая репетиция в понедельник. За явкой всех участников проследит Евгений Степаныч. Такого поворота географ не ожидал. Вздернув густую бровь, он выразительно посмотрел на ученицу, но она даже не удостоила этот взгляд вниманием. *** К моему голосу им не привыкнуть. Одноклассники сидят передо мной и, кажется слишком внимательно слушают каждое мое слово. Пока я расписываю про дни репетиций, у меня в голове созревает великолепный план и, как только звенит звонок, я направляюсь в кабинет директрисы. — Да ты с ума сошла! — восклицает она, всплеснув руками, услышав мое предложение. — Почему же? Прекрасная идея устроить вечер, на который придут другие люди, помимо учеников. Деньги можно отправить на пожертвование… Например в приюты или медицинские центры помощи. — Это школа, а не концертный зал! Мы не волонтеры, а собирать деньги, это вообще немыслимо! — Значит устраивать концерты, тоже не в вашей компетенции! Это образовательное учреждение и дискотека с конкурсом талантов не входит в школьную программу! Директриса немного остывает, растерянно хлопая глазами. — Я не могу пропустить в здание школы посторонних людей… — А для чего охрана? — По правилам не могу! — рычит она, покраснев. — Можно перенести конкурс талантов в ближайший концертный зал, он находится в одном квартале отсюда, а дискотека пройдет в школе. — И охота мотаться будет людям туда-сюда? — Дискотека и конкурс пройдут в разные дни, я помогу все организовать, впереди еще почти месяц, я… — Юргентц. — резко обрывает она мою речь. — У тебя урок. — Но… — Мне нужно подумать над твоим предложением. — устало опустив голову на руки сказала она и кивнула на дверь. — я подумаю. Черт. Уроки проходят достаточно быстро и я первой вылетаю из школы, наспех натянув ботинки и захватив шлем. Как только я сажусь на мотоцикл, буквально слышу перешептывания за своей спиной и чувствую взгляды одноклассников. Через пару секунд мотоцикл срывается с места и я расслабленно выдыхаю. Впереди меня ждет постановка танца, еще один учебный день и пара выходных. Утро субботы хмурое и скучное. Я бы сказала, как вся моя жизнь, будь я сейчас на уроке английского в Париже, но я в Росси, на своей родине, и тут, кажется, дела начинают идти в гору. — Тебе кофе или чай? — интересуется отец, выходя на кухню. Наконец-то он выделил мне один день в своем плотном и загруженном графике. Я радуюсь, но не показываю этого. — Чай, зеленый. — Прекрасно. У тебя сегодня есть занятия? — интересуется он будничным тоном и меня воспоминания переносят обратно нашу маленькую квартирку на цветущей улице, с запахом теплого хлеба и старым приемником. — Да, надо съездить в школу, я кое что забыла там на днях. — «свою совесть» — Я могу тебя… А, у тебя же свой железный конь… Он ставит передо мной кружку с чаем и я вдыхаю аромат напитка, затем беру и отламываю кусок багета, обмакнув его в смородиновое варенье, наслаждаюсь завтраком. Спустя полчаса, я уже выхожу из квартиры и спускаюсь во двор, чтобы вновь сесть за руль мотоцикла, подаренного мне на День Рождения и отремонтированный несколько раз. После той аварии можно было больше не задумываться о том, чтобы снова сесть на байк, но я захотела вернуться к нормальной жизни, которой жила до аварии и в ней должен быть мой мотоцикл, хоть и родители были против. В конце концов отец смирился. Я останавливаюсь у входа. Охранник до сих пор смотрит на меня с долей подозрения, но больше не спрашивает документы, как было в первый день. Я несколько раз вдыхаю и медленно выдыхаю, прежде чем зайти в кабинет директрисы. Стучу. — Да да? — Здравствуйте. Я по поводу… — Юргентц? Снова ты? — Да. Я хотела с вами обсудить… — Сейчас. — прерывает она меня. Затем хватает телефон и набирает номер. Позвав кого-то она странно ухмыляется и смотрит на меня долго и внимательно. — У тебя есть идея? Тогда представь ее нам. От этого зависит ее выполнение. Я позвала нескольких влиятельных людей на нашу встречу. Ты же готова? — она многозначительно приподняла бровь и, глупо улыбаясь, перевела взгляд на дверь. В помещение вошло несколько человек. Мужчина в погонах, девушка и пожилая женщина. Я понятия не имею, кто все эти люди и мои легкие сковал непонятный страх и ощущение тревожности. — Аделаида перешла к нам в начале года. До этого жила и училась во Франции. У нее есть предложения по поводу предстоящего школьного конкурса и последующего концерта, а так же дискотеки. — она хочет, чтобы я проиграла эту игру. Испугалась, сбежала… Слишком много хочет. — Да, у меня есть неплохая, на мой взгляд, идея. — Ну что ж, мы тебя внимательно слушаем. — сказала девушка и уселась в кресло, приготовив блокнот. Женщина молча изучала меня взглядом, а мужчина поглядывал на дверь. — Дело в том, что эти концерты проходят закрыто, то есть на них присутствуют только учащиеся и учителя. Я предлагаю сделать концерт «открытым», то есть выступления самодеятельности будут показываться на сцене хотя бы местного дома культуры. Билеты будут платными. А собранные деньги можно будет отправить на пожертвование. Тем более, наверное, намного удобнее будет провести дискотеку и концерт в разные дни: не так много одежды придется тащить участникам. В кабинете повисла удушающая тишина, затем женщина в бордовом платье и шерстяным платком на плечах громко откашлялась и сказала: — Что ж, должна признать, идея не плохая. Но есть много необозначенных моментов. Откуда взять капитал для аренды зала на вечер? Где гарантия, что деньги вырученные с продажи билетов покроют расходы и что вообще останутся средства на благотворительность? Кто станет покупать билеты на детский концерт? — Но… — запинаюсь я и все внутри скручивается в клубок. — Извини, но это очень серьезное дело, которое тебе не под силу, просто признай это и смирись. Откуда говоришь ты приехала? Из Франции? Ну так вот, это Россия. Не забывай. «Приехала… Нет блин, прилетела!» Я выхожу из помещения громко хлопнув дверью, не став доказывать им, что я в какой то степени права. С главной дома культуры мог договориться мой отец, а праздничный концерт, билет на который стоит копейки, в канун праздника мог поднять людям настроение. Черт побери, нахрена мне все это? Зачем мне чье-то настроение? Наверное, я слишком привыкла думать о других и помогать при случае. В этом мире жить бездушной льдинкой намного легче, чем полыхающим огоньком. Шумно выдыхаю, выпустив пар. Холодный ветер дунул в лицо и я зажмурилась. Все таки я не люблю зиму. Сев на байк, резко срываюсь с места, наверняка оставив позади след от шины. Лечу домой. Пока что погода позволяет мне ездить на мотоцикле. Заезжаю в знакомый двор и останавливаюсь. Папина машина стоит у подъезда. Что он здесь забыл?! Мы планировали провести день вместе, но он не говорил, что заедет за мамой. Какое то нелепое предчувствие заставляет оставить мотоцикл на улице и не завозить в гараж. Я вздыхаю и открываю подъездную дверь. Уже издали слышу своих родителей. По спине пробегает противный холодок, ноги отказываются подниматься наверх, но я иду. Неслышно, еле дыша. — Зачем? Я спрашиваю тебя, зачем? — шипит отец. Он в бешенстве. Чем тише он говорит, тем сильнее клокочет ярость в его груди. — Да потому, что ты скинул ее на меня, спустя 14 лет! Ты просто не даешь мне жить! Вы оба! — Жить? Тебе плохо живется?! — Да что ты можешь знать о плохой жизни? Когда моя же секретутка увела у меня мужа и ребенка, а затем стала моим директором я ничего не сказала, но когда ты скинул на меня девчонку снова, спустя 14 лет, я молчать не буду! Мало того еще одна крыса, настроившая тебя против семьи 16 лет назад, теперь учит мою дочь. Ты специально отдал Аделаиду именно в эту школу? — повышает голос мать и я тихо сползаю по стенке. — Нет, я… — Почему, когда моя жизнь налаживается, появляешься ты со своей Адой и все рушишь? — Это твоя дочь! — взрывается отец. — И твоя тоже! Но почему то она снова стала тебе не нужна! Что, снова обзавелся игрушкой? — Думай, что мелешь, дура! Когда ты оставила ее под моими дверями весной в трехмесячном возрасте, я тебе все простил и дал шанс снова стать матерью. — Я не хочу тебя слушать! — Да ты уж послушай… Я тоже не хочу больше слушать. Я услышала достаточно. Срываюсь с места, открываю с ноги дверь подъезда и вылетаю на улицу, сломя голову. Трясущимися руками натягиваю шлем и завожу мотор. Выжимая газ, лечу по старому проспекту, забыв про безопасность. Я им не нужна. Просто не нужна. Они скидывают меня друг на друга, чтобы я не мешала им по очереди строить свою жизнь. Плевать. Мне все равно, мне надоело… Слезы застилают глаза, но я не обращаю на это внимания. Под шлемом все равно ничего не видно. Перед моим носом резко возникает машина и я торможу, чуть ли не перелетая через руль, когда заднее колесо приподнимается по инерции. Пульс стучит в висках с неимоверной силой, руки потрясывает, по телу пробегает дрожь. — Куда несешься, уродка?! — кричат мне вслед, а я снова набираю скорость, уже внимательно наблюдая за дорогой. Через некоторое время блужданий по городу, я сворачиваю на знакомую дорогу. Вижу уже знакомую остановку и торможу. Если остановка здесь, то через пролет должна быть набережная, а там и кафе. У самых дверей заведения обнаруживаю, что денег у меня нет вовсе. Неудивительно. Вся мелочь осталась в карманах пальто. Застегнув куртку, чтобы окончательно не околеть, я бреду к набережной. Небо потихоньку очищается от свинцовых туч и я вижу синее небо. Такой приятный цвет. Спустя час под ногами хрустит галька, а солнце греет меня своими осенними лучами, я весело жмурюсь. В конце концов оставляю мотоцикл недалеко от скал, потому что дальше он попросту не проедет, и забираюсь на удобный выступ. Дальше даже пешком идти невозможно, решаю отдохнуть. Мысленно, я снова возвращаюсь к родителям. Наверное они еще и не заметили моей пропажи со своими разборками. А дорога ли я им? Черт подери, они друг друга стоят. Оба боятся меня потерять только потому, что им это принесет миллион хлопот и, возможно, придется общаться с полицией. Их пугает ответственность. Я усмехаюсь и швыряю камень в море что есть сил и он пробивает одну из волн. Черт, как это отстойно — быть никому не нужной. Я снова невесело улыбаюсь и чувствую как по моей щеке течет слеза. Она скатывается по щеке против моей воли и я резким движением смахиваю ее. Мир снова расплывается перед глазами, а я пытаюсь подавить эмоции. Яростный ледяной порыв ветра, заставляет меня запрокинуть голову, чтобы ощутить, как холод проник под кожу, прошил до костей. Считается ли это одним из подвидов мазохизма? — Не ожидал тебя здесь увидеть. — слышу я знакомый голос, но не оборачиваюсь. Я не хочу, чтобы он видел мои слезы. Парень подходит и садится рядом, задевая меня плечом, а я смотрю на свои ботинки, желая чтобы непослушные пряди, выкрашенные в синий, закрыли лицо. Руки покраснели от холода, меня потихоньку начинает трясти, хотя тепло от его тела чувствуется через куртку и плавно перетекает ко мне. Я смотрю вдаль, пытаясь разглядеть горизонт — линию, где гладь моря слилась с небом. Обычно, в хорошую погоду это сделать нетрудно, но сейчас, видимо, не самое подходящее время года. — Эй, все нормально? — внезапно задает вопрос он, заглядывая в мое лицо, а я слабо улыбаюсь. — Да… Он смахивает пряди моих волос, загораживающие лицо за мое плечо, на спину, и я даже не пытаюсь сопротивляться. Зачем? Надоело. Мне плевать теперь, что подумают обо мне люди, кто будет надо мной насмехаться и кому это надо. Когда ты обуза для родных людей с самого рождения, когда почти каждая их ссора случается из-за тебя, все остальные проблемы меркнут на фоне. — Теперь, на чистоту, — он кивает, не сводя с меня внимательного взгляда, который, честно признаться, греет мне душу. Возможно рядом со мной сейчас сидит человек, который искренне интересуется моими проблемами и состоянием в целом. В ответ устало машу головой, пытаясь выдавить из себя фальшивое подобие улыбки. Мне надоело притворяться. *** Я вижу, как она мелко дрожит от холода, а руки уже покрылись сухой коркой, как от мороза. Но несмотря на холод и ледяной морской ветер, она не застегивает куртку наглухо, до самого подбородка и не убирает замерзшие руки в карманы. Нет, кожанка расстегнута примерно наполовину, ключицы и шея открыты для пронизывающего ветра. Только при одном взгляде на девушку становится холодно. — Есть хочешь? — единственное, что пришло мне в голову в данную минуту и дальше я молча наблюдаю ее реакцию. Она смотрит на меня пару секунд, на ее обветренном лице проскальзывает улыбка и тут же гаснет. Она пытается снова улыбнуться, начинает смеяться. И, я понимаю, что эти эмоции не вызваны радостью. Они похожи на крик о помощи. Она продолжает смеяться, но в глазах ее грусть. Это смех безысходности, когда человеку надоело плакать, надоело сдерживать эмоции. Возможно его даже можно считать настоящим, искренным. — Хочу… — откликается она. — если бы ты знал мою жизнь, то понимал бы, что набить брюхо — это последнее о чем я могу думать сейчас. — снова смеется она, толкнув меня в плечо. — Боже мой, как же все-таки угарает надо мной судьба. — произносит она простывшим голосом, кладя голову мне на плечо. — черт побери, у нее неплохое чувство юмора… Черного юмора. Я не пытаюсь вникнуть в сказанные ею слова и просто смотрю в бесконечное морское пространство. Без чувств, без мыслей, без эмоций. Девушка затихает и, отстранясь, садится как прежде, только слегка натянув рукава кофты на костяшки, чтобы хоть чуть-чуть стало теплее. — Я теперь понимаю, почему в России так мало улыбчивых. Просто вы во всем, даже в самом хреновом дерьме, пытаетесь найти хорошее, даже видя, что все идет в задницу, вы надеетесь на лучшее. Это сложно. Походу я становлюсь россиянкой. Она вновь скептически усмехается и вдыхает холодный воздух, при этом закрыв глаза. Затем смотрит вниз в черную воду, вцепившись онемевшими от холода пальцами в край уступа на котором мы сидим. Лишь потом оборачивается ко мне. — Что ты там говорил про поесть? *** Он молчал все время, слушая мой монолог и молчит сейчас, пока мы идем к кафе, где я уже однажды сидела, пытаясь согреться безвкусным горячим чаем. В руках я везу мотоцикл. Я бы не сказала, что он очень уж тяжелый, но то, что мы идем дорогой, спускающейся под гору, меня радует. Также, меня мучают вопросы, но я сдерживаю себя первое время. Смотрю на парня, идущего впереди. Он серьезен, в его голове кружатся мысли и я не хочу его отвлекать. Он хмуро оглядывается на меня и я взрываюсь. — Почему ты просто не прошел мимо? Зачем ты куда то меня ведешь? Ты ведь знаешь, что у меня с собой вообще нет денег? Как ты вообще здесь оказался? Он не реагирует и я останавливаюсь хватая его за рукав куртки. Он резко разворачивается и снова хмуро смотрит на меня, вырывая руку. — Я же не спрашиваю почему ты сидишь на другом конце города в такой холод с заплаканным лицом снова? Почему ты мерзнешь, но при этом не одеваешься теплее? Почему ты выключила телефон, сбросив вызов от отца? Почему ты ведешь себя так, будто ты вообще не относишься к оществу в котором находишься? — его слова звучат грубо и я понимаю, что он прав, но мне нечего ответить. Я молча смотрю на свой мотоцикл и у меня возникает желание снова сесть на него и уехать куда подальше, от всех проблем и людей. Я сажусь на байк, надеваю шлем и завожу мотор. Точнее пытаюсь завести. Что то пробурчав, он глохнет и больше не пытается откликнуться на поворот ключа. Я вздыхаю и смотрю на панель, но она не дает мне какой либо информации о состоянии двигателя. — Бензин иногда подливать нужно, чтобы он ездил. — кивая на бак, говорит парень. И тут я осознаю, что он снова прав. Я прокатала весь бензин при этом забыв напрочь про заправку. — Пойдем, у кафе есть стоянка, припаркуешь своего железного зверя там. Потом решим, что делать. — уже спокойнее произносит он и я повинуюсь. Молча волокусь за ним. Уже через пару минут мы сидим за столиком у окна в том самом заведении, где сидела я в прошлый раз. Диванчики в этом кафе расположены так, словно это места в трамвае, друг за другом, и к каждому столику приставлен свой диванчик, а в конце зала висит огромная плазма. Для чего? Возможно сюда приходят смотреть за кружкой пива матчи или спортивные программы после длительного рабочего дня. Возможно… — Выбирай. — парень протягивает мне меню и я не заглядывая в него отвечаю. — Картошку и кофе. Затем он отходит к кассе и разговаривает с баристой, милой светлой женщиной и она, улыбаясь, кивает на стол, за которым сижу я. Вася оборачивается, смотрит в мою сторону и снова что-то отвечает ей, затем отходит. Женщина убегает в кухню. — Это моя тётя. Это ее кафе. И я приезжаю сюда иногда с братом.— поворачиваясь ко мне, поясняет он. — У тебя есть брат? — Двоюродный. Он тоже работает недалеко отсюда, поэтому я часто здесь гуляю. Красивый район, тихий. Я киваю и смотрю в окно, за которым вновь начинается снег. Только недавно небо было совсем чистое, а вот уже снова затянуто снеговыми тучами. Снег мокрый, сыплется вперемешку с дождем, но я не волнуюсь за свой мотоцикл, он стоит под навесом, на служебной стоянке. — Ваш заказ. — произносит женщина, ставя еду на стол, при этом рассматривая меня так, как ребенок рассматривает новую игрушку в магазине. — Спасибо. — отвечаю я, сдержанно улыбнувшись и женщина уходит, на последок взглянув на своего племянника. Он без церемоний начинает уплетать жаренную картошку с мясом и солеными огурцами, а я ем не спеша. Расправившись с картошкой, пью горячий кофе и он обжигает мне горло. Я упрямо игнорирую этот факт, но кружку все-таки ставлю, не пытаясь сделать еще пару огненных глотков. К сожалению, кофе не согревает и я чувствую, как по спине бегут мурашки от перепада температур. — Если ты не против, то можем посидеть здесь до вечера, а потом Антон заберет нас и твой мотоцикл. — Не против. — отвечаю я, смотря ему в глаза. Он не отводит взгляда до тех пор, пока я не отворачиваюсь. Один из официантов включает плазму и что то спрашивает у близсидящих посетителей. Какой то мужчина передает ему деньги и свет в зале приглушают. — Что сейчас будет? — Кино. Очередная драма или боевик, возможно что то лирическое или научное… — усевшись удобнее говорит он, не отрываясь от экрана. — И часто здесь так? — Да практически каждый день. Приходят люди и смотрят фильм. Если заплатить, то включат тот, который хочешь. — Понятно. — вздыхаю я и снова смотрю в окно за которым постепенно начинает темнеть, залпом допиваю подстывший кофе. Колокольчики над дверью звенят и Вася тревожно смотрит в сторону входа. Это меня напрягает и, проследив за его взглядом, я понимаю, что он наблюдает за Инной, вошедшей в кафе. *** — Дай пройти. — шипит Юргентц, вставая с места, в ее руках трезвонит мобильник. Я послушно встаю с места, пропуская девушку, а затем сажусь обратно. На большом экране мелькают настройки, затем начинается фильм. Инна, все еще не заметив меня, стоит у кассы и мило воркует с молодым официантом, а затем усаживается недалеко от моего столика. Она шикарно одета. На ней светлое платье, на ногах высокие каблуки, а шею украшает колье. Официант садится рядом с ней и, что-то говоря, нагло ворует ломтики фруктов из ее тарелки с мороженым, другой рукой приобняв девушку за талию. Наверное, в другой момент я бы чувствовал ревность, но сейчас я ощущаю только отвращение, в частности от того, как Инна позволяет этому парню время от времени, лапать себя и не стесняясь отвечает ему взаимностью. Странно, а ведь совсем недавно она мне нравилась. Прошло минут двадцать с ухода Юргентц, а я только сейчас заметил, что ее куртка лежит на спинке дивана. Не то, чтобы я волнуюсь за нее, но она вышла на улицу считай в одной футболке, и я не видел, чтобы она возвращалась. Оставив ее вещи и свою сумку, я иду к выходу. Ее у входа нет, поэтому я решаю немного пройти дальше, ведь разговаривать по телефону у входа было бы неудобно. За углом должна быть небольшая арка, проход на задний двор и я сворачиваю туда. Мне повезло — я быстро нашел Аду. Девушка сидит на лавке, снова упрямо игнорируя холод. Она смотрит в телефон и, похоже, что-то тщетно пытается в нем найти. — Пойдем, замерзнешь. — произношу я и она вздрагивает. — Иди, я скоро приду. — тихо отвечает она, подняв на меня глаза. — На улице холодно, ты в одной кофте. — Ничего, страшного. — шепчет Ада замерзшими губами и смотрит на меня спокойным взглядом серо-зеленых глаз, экран телефона меркнет. Я понимаю, что она на грани, что это «ничего страшного» скрывает в себе очень многое. Я снимаю с себя парку и накидываю ей на плечи, сажусь рядом. Мне ничего не остается, как снова стать для кого то спасателем, запасным парашютом, страховочным тросом, единственным выходом. Она удивленно смотрит на меня, но ничего не говорит и лишь кутается в мою куртку, которая для нее слишком большая. Я чувствую, как ветер продувает мой свитер, но ничего, эта девушка терпела и я потерплю. — Что случилось? — задаю я вопрос в попытке узнать причину ее странного поведения. Она молчит несколько секунд а затем, отведя взгляд, собирается духом и начинает свой рассказ. — Я не всегда жила во Франции. Меня забрал туда отец, когда мне было 2. В этом году его компания обанкротилась, и поэтому мы снова переехали в Россию. Отец отправил меня в вашу школу, потому что она ближе всех к квартире моей матери, где я сейчас живу. Я прекрасно осознаю, что не нужна ей, а она изо всех сил до сих пор пытается примерить на себя роль материнства. Нет, дело даже не в том, что у меня в Париже остались все близкие друзья, парень и все самое лучшее, дело в том, что я по сути никому здесь не нужна. У отца работа, ему сейчас так и так не до меня, а матери я частично мешаю выстроить заново личную жизнь. Все бы ничего, но учебу в вашей школе мне омрачает только ваша физичка… — Настасья? — Как? — невесело усмехается она, переспрашивая. — черт подери, именно она, эта крыса увела отца из семьи 16 лет назад. Когда моя мать была беременна мной. Она останавливается и вдыхает морозный воздух и, смотря наверх, на падающий снег, сглатывает подступивший к горлу ком. — Честно признаться, я не ожидала увидеть ее снова. До того, как она стала работать в школе, она была главным инженером на производстве, где работал отец, там они и познакомились. Мне если честно, все равно, но с каждым днем все становится только хуже.Каждый день я получаю какую нибудь новость, которая морально убивает меня. Девушка снова замолкает и шумно втягивает носом воздух, выпуская изо рта клуб пара. Я жду, смотря на нее, не тороплю. — Например сегодня я узнала, что мать оставила меня в 3 месяца на пороге дома, где жил отец. Я ей просто была не нужна. Сейчас я разговаривала со своей подругой и она сообщила мне, что встречается с моим парнем, ссылаясь на то, что я все равно уже не вернусь. — она усмехается и смотрит на свои покрасневшие руки. Снова молчит. А я понимаю, что в отличие от нее, у меня в жизни все не так уж и плохо. *** Он внимательно слушает, сидя рядом и практически не дыша. Он пытается поддержать меня? Выслушать меня? Я понимаю, что потом пожалею о том, что откровенничала с ним, но сейчас это не важно. Я немного согреваюсь, сидя в его куртке. Да, было безумием в мороз выбежать в одной кофте, чтобы узнать о том, что человек, с которым я перед сном представляла общее будущее, сейчас пудрит мозги моей подруге. — Черт, я просто устала. — произношу я вслух и пытаюсь не заплакать. — я не умею дружить и нормально общаться с людьми. Меня этому не учили. Зачем мне кто то, если я справляюсь со всеми проблемами сама? Нет, только не сейчас. Я вздыхаю и чувствую, как противно колет в носу и как свет фонаря расплывается перед глазами. Мне уже плевать, что подумает парень, сидящий рядом, плевать что я не накрашена и мои волосы от влаги снова стали завиваться, плевать, что холодный ветер все равно задувает под куртку. Я закрываю лицо руками, не в силах успокоиться. Плачу от того, что устала. От того, что слишком много пошло прахом в последние дни. Меня слишком сильно подкосил переезд, а нежелание слушать меня окружающих еще сильнее ударило по моему самолюбию. Вася молчит, видимо находясь под впечатлением и в принципе не понимая, что делать в такой ситуации. Он осторожно притягивает меня к себе, обхватив рукой за плечи и становится теплее. Я не сопротивляюсь. Нет смысла. Этот жест позволяет мне на миг почувствовать себя нужной, но лишь на миг и вышибает часть воздуха из моих легких. Слишком часто я ищу в чем то смысл. Пора бы стать проще. — Разве… У тебя никогда не было друзей? — по детски просто спрашивает он, дыша мне в волосы. — Я училась в гимназии, где все решают деньги. Общалась с детьми папиных партнеров, просто потому, что отец работает с их родителями и чтобы он не потерял клиентов. Хотя у меня была подруга… До сегодняшнего дня. — И в тот вечер… — Да, когда мы с тобой встретились, я шла с папиным партнёром, который положил на меня глаз. Он был мне противен, но отец все равно попросил его проводить меня до дома, так как сам задерживался на работе и не мог меня отвезти. — Красиво ты его тогда отшила. Я усмехаюсь. Вспомнив про то, что наши вещи остались в кафе, встаю с лавки. — Пойдем, а то пропустим фильм. Он устало поднимается и идет за мной. Когда мы заходим в помещение, никто не смотрит в нашу сторону, будто нас вообще не существует, все поглощены просмотром фильма. На большом экране мелькают знакомые кадры и я узнаю этот фильм. Не помню, когда последний раз я пересматривала «Титаник», но сейчас этот фильм как нельзя хорошо вписывается в обстановку и в целом в данный момент моей жизни. Возможно, судьба пытается дать мне знак, что не все так плохо, что возможно я выйду из всей этой сложившейся ситуации невредимой, как Роза, но с расшатаной нервной системой. Мы садимся за столик, где и сидели. Моя куртка лежит нетронутая и я порываюсь отдать парку Васе, но он жестом останавливает меня. — Не надо. Потом вернешь.