Монисто

— Кто пишет законы? — спросил мальчик. — Люди, — ответили ему. — Значит, вы и есть люди?

      Двадцать четыре часа десять из которых сотканы из метамфетаминовых нитей; час на суматошные сборы и смертельную потешную игру, ещё пара позволяет прийти в себя и насильно запихивать пресную и холодную пищу в рот. Дальнейшее время — тёплая и липкая карамель, портящая пломбы и оставляющая дырки в зубах.       Размытые воспоминания о взрывоопасных приставаниях к похитителю возвращаются к ней не сразу: необходим контрастный душ и толика хорошо работающих мозгов.       В первый же день Виен перестаёт ориентироваться во времени и пространстве. Квон не заинтересована в других людях и подумывает о том, что было бы неплохо ещё пару дней назад безболезненно подохнуть от передозировки, а не быть смертницей в камере, не зная, когда ей свернут шею. Девушка лежит в согбенном положении на кровати, подрагивая конечностями; отходить после употребления наркотика адски неприятно.       Наступает следующее утро, включается свет, пробуждаются сбитые с толку игроки. Являются красные, как на скотобойню, следуя правилу, что перед убоем стоит откормить животину. Многие вновь голосят и их слюни вылетают; машут руками и бранятся, требуя освобождения. Виен одна из немногих выстраивается в очередь, желая как можно скорее получить бутылку воды и сдобную булку.       «После такого они точно вас не отпустят, идиоты», — для себя хочет казаться бесстрашной и приспособленной, однако Виен — точно такая же идиотка. Ей просто нужно малое утешение.       Квон опускает помутневший взгляд, когда её очередь подходит. Выставляя ладони вперёд в ожидании еды, девушка поднимает голову и случайно замечает неподалёку стоящего Квадрата. Бесцеремонно пялится на него до того момента, пока не приходит полное осознание.       «Это он… или другой?», — благодаря неплохому зрению, Виен обращает внимание на маленькую деталь: чёрный, еле заметный штрих косметики на красном комбинезоне невольно возрождает позабытое.       И после того, как она со своими замаранными тушью пальцами принимает «угощение» и ощущает, что на неё смотрят в ответ, всё складывается воедино. Квон не знает его глаз, не знает лица, но готова поклясться, что взор Квадрата суровый и пронизывающий. Он запоминает её.       Из-за появившейся тревоги девушка моментально выпивает воду, но вскоре, полностью придя в себя, Виен принимается анализировать сложившуюся ситуацию.       «Не убил, не воспользовался, но явно желал и того, и того», — Квон сидит на железных ступеньках с надкусанной булкой в руках. «Они же все мужчины… Сколько тут находятся? Может ли кто-то стоять выше их, и сколько самих похитителей? А если больше сотни и все эти ублюдские постройки сделаны ими? Тогда было бы не так сложно…» — Тебе стоило оставить воду на потом.       Мысли рвутся, подобно папье-маше; Виен отвлекает девушка, которая подсказывает Квон на первой игре. Её лицо крупное с острыми чертами лица, но маленьким носом, слегка надменное и броское. Под правым ухом татуировка — экзотический цветок, — новомодная, однако подобные рисунки Виен считает безвкусными. На кофте номер — десять. — Сама разберусь, — невежественно отвечает она, сжимая пальцами пластик.       Десятая улыбается угрюмо, с оттенком насмешки. Мотив незнакомки непонятен, ведь после их небольшого диалога та лишь пожимает плечами и оставляет Виен в покое. Квон незачем здесь заводить знакомства: они все умрут, словно мухи от отчаяния, что не нашли выход.       Всё же одно насекомое, более продвинутое в собственном развитии, обходит тупик игрового лабиринта. — Мы же можем проголосовать и вернуться домой.       Слова находчивого вихрастого дядечки оказываются ошеломляющими и спасительными, и некоторым сложно поверить в то, что воплощённый кошмар можно закончить. Слишком стремительно — Виен не успевает сделать полноценный вдох — и игра вот-вот подойдёт к концу. Есть ничтожный, но реальный шанс выбраться отсюда. Её чувства неоднозначные и словно недостойные своего проявления, ведь Квон почти знающая, почти готовая пойти по головам и забрать деньги, как в дань уважения подруге, которая была не из смелых. Готовая превратиться в пепел в их крематории.       Тела в зелёно-голубых костюмах содрогаются, выплёскивают невысказанную тоску да вящую досаду; ненависть к себе и другим, и бесстыдно винят абсолютно каждого в этом помещении. Они ищут пресловутой свободы, не признают себя рыхлой тушей и верят в предстоящее спасение. И когда одурение, смешанное с внезапно возникающим просветлением, постепенно пропадает, Виен впервые думает о том, что хочет попасть в свою каморку. Её изначальные намерения и непредсказуемые скачки в поведении — шары для жонглировании — поначалу пальцы хватаются за возможность разбогатеть, далее — за возможность остаться живой.       На одно короткое мгновение, когда похитители демонстрируют всю свою власть и уязвимость игроков в виде огромной копилки с увеличивающимися вонами, девушка догадывается, что, скорее всего, всё идёт по их плану. — Мы дадим время подумать, и голосование пройдёт, как и положено. Никто не будет вас насильно удерживать, — оглашает вердикт Квадрат, и Квон не замечает, как легонько щипает тонкую кожу своего запястья ногтями.       Триста семнадцатая щурит глаза и обращает внимание на реакцию игроков: их излишний пыл утихает, и на смену приходит явная неуверенность. Жалкие людишки, не рождённые с серебряной ложкой во рту; даже слёзы бедняков высыхают при очередном показе денег.       «Нет, после тех смертей они не должны отпускать… Где, мать твою, подвох?»       Люди шепчутся между собой, топчутся на месте, и когда красные возвращаются — знак, что пора голосовать, — Квон трёт лицо пальцами до покраснения и трясёт головой. — Две кнопки: зелёная — продолжить игру, красная — закончить. Подходите по одному.       Квадрат стоит перед толпой, дожидаясь каждого. Виен не спешит голосовать, из-за чего идёт предпоследняя и одновременно наблюдает за тем, как формируются две группы игроков. И когда люди рассасываются, девушка берёт себя в руки и фальшиво твёрдым, едва непоколебимым шагом приближается к командиру.       Она хотела его вчера. Так пошло и истасканно, будто в нулевых, где доминирует вязкое месиво из разврата, беззакония и бестолковости. Где трахаются друг с другом за пакетик белого, где за небрежно брошенное слово можно попасть к сутенёрам и раз за разом умирать в комнате от рук насильников.       «Их же может быть несколько? Мне как-то… не по себе», — она пытается разглядеть его, беззастенчиво обследуя взглядом мужское сухощавое телосложение.       Но это он. Тот, к которому она липла; дотрагивалась и проявляла корыстный, но неподдельный интерес. — Номер триста семнадцать.       Голос Квадрата обезоруживает, принуждая сделать решающий выбор.       Виен нажимает на зелёную кнопку.       Слепому всё равно как смотреть — через открытые или через закрытые двери.       Виен выбрасывают в неглиже в малоизведанном районе Сеула: проголосовавших за прекращение игры оказывается больше. Крутясь на проезжей части и пыхтя, Квон старается развязать верёвки, сковывающие руки, и наконец снять тряпку с глаз. — Предлагаю помочь друг другу, — слышится где-то рядом. — Подползи и нагнись, чтобы я сняла твою повязку.       Квон не вредничает и подчиняется, пододвигаясь к собеседнице и царапая бёдра щебневым асфальтобетоном. В скором времени, когда кроме нижнего белья на телах ничего больше нет, Виен поворачивается и узнаёт напротив стоящую девушку. — Из трёхсот игроков чаще всего вижу тебя, — десятая не сразу понимает сарказм ли это или скрытый упрёк. — Из двухсот, если быть точнее.       Они находятся на пустой улице под мигающим фонарём; окрестности безлюдны и не знакомы. Только сейчас Квон замечает обнажённую округлую грудь десятой, которую девушка не собирается прикрывать. Под ногами валяются мусорные пакеты с их старыми вещами, вокруг — густая темнота. Десятая разрывает один и достаёт оттуда шёлковый пиджак на единственной застёжке и такого же материала короткую юбку. Надевает на угловатое тело полноценный костюм апельсинного цвета, и Квон ненароком воспроизводит образ представительниц корейской индустрии моды; она не похожа на обделённую и смахивает на неплохую актрису — жертву проклятых ролей. Очертания груди виднеются из-под одежды, а через тонкие ленты юбки, перетянутые на талии, заметны кожные складки. Вытаскивает лакированный клатч с костяным узорчатым портсигаром внутри и позже закуривает сигарету. — Поделишься? — натягивая на себя толстовку, нескромно интересуется Виен.       Десятая молча протягивает никотиновое орудие.       Обе вдыхают в лёгкие дым, не смея начать разговор о днях заточения. Что-то склизкое стекает по стенкам горла, не позволяя словам вырваться наружу. — Тебя выбросили без лифчика, — бестактно начинает девушка, переступая с ноги на ногу. — Меня больше волнует то, что люди дохли, — десятая без остановки щёлкает газовой кремневой зажигалкой, всматриваясь в фиолетово-оранжевый огонь. — Выстрел раз, выстрел два.       Её узловатые ноги изувечены синими венами и из-за вечернего холодного ветра покрываются мурашками. Квон же, плутая в сумбурных и невесёлых мыслях, безмолвна. — Поразительно, как тебя может заинтересовать чужое нижнее бельё, а не то, что мы буквально стали жертвами Дикой охоты*. — Что же мне сказать? Набрали отбросов для зрелищного шоу, — моментально отвечает Виен и бросает окурок на асфальт, собираясь посмотреть через телефон своё местоположение.       «Могу ошибаться, но, похоже, мы в Сонбукку. Хоа раньше жила в этом районе.» — Мы в Сонбукку, — видя, как безуспешно Квон пытается разобраться в полуживом устройстве, подтверждает догадки девушки десятая. — Я вот из Кандонгу, и что же теперь делать без средств существования? — У тебя их нет? — Виен такая же безденежная.       Десятая качает головой. — А ты сама откуда будешь? — Из Канбукку, — после ответа Квон девушка вскидывает реденькие брови. — Можем дойти пешком, правда потратим часа три, — тягуче протягивает она.       Виен догадывается, что та намекает на совместное путешествие пешком до её дома. Подобная перспектива никак не радует, несмотря на то, что Квон знает, где находится район незнакомки — на другом берегу через мост — навряд ли сейчас она сможет туда добраться. И автостопом ехать — ещё раз охотно и по-рабски соглашаться поучаствовать в игре смерти. — Надеюсь, ты понимаешь, что впускать к себе мне не хочется, — она фривольно делает шаг назад, будто отказывая в помощи. — Я тебя не знаю.       Девушка лишь иронично улыбается, нарочито выставляя руку вперёд. — Норико, — представляется десятая. — Японка что ли? — Нет.       Они вновь тонут в скверном молчании. Попадают в что ни есть отвратительные условия для знакомства. — Я… Квон Виен.       Как бы девушка ни желала, но Норико идёт за ней — тяжело будет отвязаться. Виен по памяти, дорожным указателям и виртуальной карте в приложении доходит до центра района, а следом плетётся спутница на невысоких каблуках с леопардовым узором. Вскоре, когда дорога изматывает, Норико снимает туфли анкл-стреп и продолжает путь босиком. Её ступни покрываются мелкими ссадинами и уличная пыль прилипает к пяткам. — Неужели мы не обсудим то, что с нами произошло? — в очередной раз затевает продолжить давний диалог она, когда девушки почти добираются до Канбукку. — Ты на удивление… спокойна. — Закончилось — да и ладно, — считает, что совершит ошибку, если примется поддерживать столь скользкую тему.       Норико вмиг останавливается у заправочной станции, из-за чего Виен становится неуютно, находясь здесь дольше, чем следует. — И думаешь, что конец? Что всех игроков спокойно отправили по домам… пить чай и смотреть «Бегущего человека»**?       Она права; всё не так просто, ведь люди массово могут заявить о похищении и убийствах, тем более, когда игроки из Сеула. — Какую кнопку ты нажала, Квон Виен? — спрашивает, предварительно зная ответ: увидела, что одна рыжеволосая трясущаяся девушка предпочла зелёный цвет. — Рискованно выбирать отказ от игры, — она суетливо осматривается по сторонам, замечая огни фар подъезжающих к заправке машин. — Может, те, кто нажал на красную уже мертвы, — понимает Норико. — А мы всего лишь под прицелом. — Пойдём скорее, — поторапливает Виен. — Нам не нужны неприятности.       К часу ночи девушки добираются до жилища Квон. — Из-за долгов тебя призвали в игру? — поднимаясь по загаженным ступенькам, расспрашивает подругу по несчастью Норико. — Очевидно же, что да, — морщит лицо девушка, бренча ключами в руках. — В этом же и смысл, чтобы должники разбогатели. Наверно… — умалчивает о том, что её подставили. — Точно, — она будто витает в облаках. — У тебя же краска «Confume» за пять тысяч вон и жизнь в трущобах.       Неудачная фраза, брошенная Норико, не к месту: они в одинаковом положении, которое некто свыше считает ущербным. Однако внешний вид собеседницы действительно говорит об обратном. — А что тогда ты забыла там? — подавляет нарастающее раздражение; близка к тому, чтобы выгнать нахалку.       Норико поджимает обветренные губы, делая паузу. — Есть законные дети, а есть незаконные. Я же отношусь ко вторым.       Обитает внутри неё что-то смурное, тревожное и в то же время причудливое. — Ой, я совсем забыла, — с некоторой издёвкой молвит девушка, по-ребячески отмахиваясь и тем самым мешая Виен открыть дверь. — Меня же парень сможет забрать.       Глаза Квон гневно расширяются, а накопленная злость готова раздавить, разорвать в клочья спутницу. — Ты, мать твою, издеваешься? То есть он мог нас забрать? — срывается на придушенный вопль. — Мы тащились с другого чёртова района!       Норико всё так же приподнимает уголки тонкогубого рта, наклоняется к Виен, попутно беря ту за дёргающуюся от нескрываемого возмущения руку. — Благодарю за прогулку.