Истинные

      До свадьбы оставалось пару недель, когда уже довольно устоявшуюся жизнь в замке нарушило неприятное событие — Рауль застал своего мужа целующимся с молодым виконтом из свиты короля. Как таковой измены не было, но граф впал в ярость. В тихую ярость… что было еще хуже.       Взяв за шкирку своего мужа, он оттащил его уже не в свои покои, а в подвал, где и посадил, почти голого Даниэля под замок, на хлеб и воду. Сам же потребовал у короля самого строго наказания — публичной порки на площади столицы и развода.       Последнее, особенно трудно далось графу, отказаться от своего истинного омеги — трудно, но такого позора Рауль вынести не мог.       Король Георг в просьбе опозоренного супруга не отказал.       Даниэля содержали в подвале, до отъезда двора в столицу, сразу после свадьбы, которую отменять, естественно, не стали. По особому приказу короля, к узнику могла приходить только охрана, приносившая еду один раз в день, и муж, если ему так захочется, но Раулю не хотелось. Хотя последнее было не совсем так, точнее совсем не так. Графу хотелось видеть мужа, хотелось быть с ним, хотелось наказать… и простить.       Первый порыв ярости прошел, и Рауль уже жалел о своей просьбе к королю, но отказаться от нее уже не мог! Хотя о произошедшем знали совсем немногие, король запретил говорить об этом, до суда над неверным супругом и вынесения приговора.       Гостям и свите сообщили, что молодой супруг графа уехал в столицу, за подарком к свадьбе. Несостоявшегося же любовника отлучили от двора, придумав какой никакой благовидный повод и он срочно покинул замок.       Даниэль сидел в холодном подвале в одних тонких домашних штанах, ему было холодно и страшно. Даже холод не так пугал, как осознание того, что он «доигрался»! Его муж был не из тех, с кем можно было играть в такие игры, но Даниэлю хотелось остроты ощущений, изменять он и не собирался, хотел только снова ощутить свою безнаказанность, возможность делать все, что ему хочется… вот только не до конца понял, что теперь он будет наказан всегда! Чтобы не делал и чего бы не хотел!       Проведя несколько дней в одиночестве, всеми забытый и покинутый, Даниэль готов был на все, чтобы супруг простил его, он готов был в ногах валяться, просить, клясться, и самое главное… готов был выполнить всё, о чем будет говорить. Но к нему никто не приходил… никто. Даже охрана, принося еду, не входила к нему, они ставили тарелку около двери, и тут же уходили, раз в день выводя в туалет, шли молча, даже не смотрели на него. Даниэль сам заговорить не решался, да и что сказать, супруг не придет, если сам не захочет, так незачем давать себе ложную надежду. Он тихо плакал, понимая, что сам разрушил свою жизнь, после развода помеченному и брошенному омеге одна дорога — в бордель или в петлю! Ему даже в замок не разрешат вернуться… замок, теперь тоже принадлежал графу.       На пятый день, Даниэль, сжавшись в комочек, сидел в углу комнаты, кровати в ней не было, только солома, на которой и спал несчастный. Он проплакал всю ночь, и сейчас задремал, когда к его грязным волосам прикоснулась рука. Вздрогнув, маркиз со страхом распахнул глаза и увидел… Яни.       — Тихо, — зашептал тот, — тихо, не кричи… а то охрана услышит… их там Кайл отвлекает, на вот, поешь.       Даниэль увидел, как Яни из-под рубашки достает большую булку и флягу. Маркиз тут же ощутил голод, который дремал в нем, но от вида привычной еды тут же очнулся. Он судорожно начал есть.       — Не ешь все сразу, тебе плохо будет, — обеспокоенно шептал рыженький омега, — оставь на вечер, я не смогу часто приходить.       Он испуганно обернулся на дверь, из-за которой слышались голоса и смех охраны, которую усиленно отвлекал Кайл, и тихо продолжил:       — Мне влетит, если тут застанут, у Леонарда тяжелая рука, — испуганно закончил он. Всхлипывая и усиленно жуя булку, Даниэль вдруг спросил:       — Он… бьет тебя, да? Тогда зачем ты пришел?       — Нет, не бьет, один раз только отшлепал и не больно совсем… но рука тяжелая, а сейчас он злой как тысяча чертей… из-за Рауля.       При упоминании о супруге Даниэль заплакал, размазывая слезы по лицу, оставляя на нем грязные разводы. Яни снова зашептал:       — Тише, не плачь… я пробовал уговорить Рауля простить тебя, но тот ни в какую, — он опять посмотрел на дверь и продолжил: — А сам грустит все время… не смеется совсем, плохо ему без тебя. Даниэль спрятал остатки еды, и посмотрев на Яни спросил:       — Почему ты пришел? Никто не приходит… никто… — он снова всхлипнул, — даже папа… а ты пришел? Почему? Смех за дверями стих и Яни быстро сказав — я еще приду, быстро ушел.       Он приходил еще пару раз, приносил еду и воду, теплую одежду приносить не было смысла, ее сразу заметили бы, но в один из приходов он снял свою нательную рубашку и оставил ее, сказав, что ее можно прятать под солому, она тонкая, но хоть что-то.       Охрану отвлекал Кайл, у него завязался роман с одним из них, так что пока шустрый омега отвлекал своего альфу-охранника, а второй боец старался им не мешать, уходя подальше, Яни мог побыть с Даниэлем.       В один из приходов своего маленького друга, Даниэль еще раз задал вопрос, который мучил его вот уже несколько дней:       — Почему ты приходишь, Яни? Если тебя здесь застанут, тебе же достанется… это перед свадьбой, то… Тот, вздохнув и чуть помолчав, ответил:       — Потому, что знаю какого это, когда тебе страшно и нечего есть, а ты один, никому ненужный, совсем один… одному всегда страшно… я знаю!       — Он сам виноват! Внезапно раздался громкий голос, от которого оба омеги подпрыгнув от страха, обернулись на дверь, в проеме которой стоял Рауль, а за ним Леонард.       Даниэль с трудом поднялся, а Яни вскочил перед ним, закрывая руками, пытаясь защитить маркиза. Оба альфы с недоумением смотрели на эту картину. В их глазах читалось именно недоумение и, пожалуй, непонимание происходящего.       Леонард заметил регулярные исчезновения своего омеги, поначалу не обратив на это внимание, когда случайно узнал, что Яни просит еду, удивился — его мальчик голодает? Абсурд! А когда омега пришел без нательной рубашки не на шутку встревожился.       Незаметно проследив за Яни и поняв куда, он пошел, удивление достигло предела, а вот когда подойдя к дверям темницы, увидел весело болтающего Кайла, вечного спутника Яни и чуть приоткрытую дверь, все понял.       — Да, виноват — заговорил омега Лео, виноват — снова повторил он, и продолжил быстро и горячо, Лео уже знал, что в минуты опасности его мальчик становиться бесстрашен и красноречив.       — Господин граф, простите его, простите… пожалуйста… простите, его нельзя так наказывать… нельзя… Слушая эту сбивчивую речь, Леонард подумал — да, с красноречием я, кажется, погорячился… а после последних слов Яни, понял почему.       — Он… он… беременный! — вдруг выпалил омега, от смущения, став почти пунцовым.       — Что? — теперь голос Рауля стал тихим, он еще раз повторил:       — Что ты сказал? — и уже обращаясь к Даниэлю спросил:       — Это правда? — он почти в панике громко крикнул: — Правда?! Отвечай!       Даниэль в страхе прижался к стене и закивал. Он понял это совсем недавно, уже здесь в темнице, его тошнило по утрам, слабость, усиленная голодом, разливалась по телу, выдержать это помогал так неожиданно и вовремя приходивший Яни.       О том, чтобы рассказать обо всем Раулю, Даниэль думал, но боялся реакции своего, все еще, мужа, на такое заявление.       Граф растерянно переводил взгляд с одного омеги на другого, а потом посмотрел на Леонарда, как бы спрашивая — Что теперь делать то? хотя ответ напрашивался сам собой — оставлять беременного омегу в этом сыром и холодном подвале — нельзя.       — Давайте перейдем наверх, в покои, и там будем решать, что делать. — решил за всех герцог.       Даниэль, оторвавшись от стены, нерешительно пошел, вдруг ухватившись за Яни, едва не упав, у него закружилась голова от страха, голода или беременности, он и сам не понимал, от чего. Рауль быстро подошел и подхватив его на руки, попутно заворачивая в свой плащ, вынес из комнаты. Леонард, пропустив Яни вперед, пошел следом, его рука сильно шлепнула омегу по ниже спины, заставив вздрогнуть. Омега закусил губу, но гордо вскинув голову, шел впереди своего альфы.       В покои срочно был вызван доктор, который осмотрел, уже вымытого, причесанного и уютно завёрнутого в теплое одеяло, Даниэля. Когда доктор уверенно подтвердил беременность и ее срок, альфы растерянно смотрели друг на друга, а в глазах Яни читалось торжество, и где-то глубоко внутри облегчение, что его все-таки не накажут за своеволие, если бы не он неизвестно, чем бы все закончилось для Даниэля, скорее всего потерявшего ребенка, в условиях тюрьмы.       Доктор ушел, оставив наставления по беременности, попутно отчитав Рауля, который допустил такое халатное отношение к своему мужу, разрешив ему сидеть на диете, для сохранения фигуры, о том, как и где Даниэль сохранял свою фигуру, доктору естественно не сказали, и Рауль получил по полной.       Пока доктор распекал графа, а потом давал рекомендации, Яни проскользнул к Даниэлю, тот обрадовался, и вцепился в его руку, не желая оставаться одному перед своим разгневанным мужем и герцогом.       — Как ты узнал, Яни? Ты поэтому пришел? Кажется, маркиз нашел ответ на свой вопрос.       — Нет… вначале просто пришел, а потом, когда понял… уже поэтому… — сбивчиво говорил Яни, сидя на кровати рядом с испуганным маркизом, со страхом, ожидавшим прихода мужа и не желавшим оставаться с ним один на один.       — Не бойся — тихо сказал Яни — Теперь, он не будет тебя пороть… теперь нельзя, теперь тебя беречь надо… — омега успокоительно гладил по руке своего, так внезапно и совершенно неожиданно, обретенного товарища.       За дверью тихо разговаривали два друга, к ним присоединился Хоум, ему рассказали о беременности Даниэля, и теперь уже трое друзей растерянно смотрели друг на друга. Первым заговорил Хоум:       — Рауль, ты же понимаешь, что сейчас не можешь ни выпороть его, ни бросить. Он твоего ребенка носит. Хоум говорил тихо и медленно, давая другу осознать происходящее:       — Можно, конечно, дать родить, а потом выгнать его, но… как малыш без папы то.       Граф простонал, едва не заплакав, лицо искажала гримаса боли, почти физической. Как теперь выйти из этой ситуации? Сквозь пелену этого кошмара он услышал голос Леонарда:       — Да, ладно тебе, Рауль, ты же любишь этого дьяволенка! Он нужен тебе, а тут еще и малыш… я бы все отдал, чтобы Яни забеременел. Я сам поговорю с королем, объясню Георгу, что ты простил мужа, и про беременность скажу. Он поймет!       Рауль кивнул и неохотно пошел в покои, ему предстоял нелегкий разговор с мужем. Едва переступив порог, Рауль встретился с испуганными глазами Даниэля, который неожиданно спрыгнув с кровати бросился к нему в ноги, обнял их и зашептал:       — Прости меня, прости, пожалуйста… я никогда больше… никогда ни на кого не посмотрю даже… простииии меняяяя, — Даниэль уже бился в истерике, обнимая сапоги мужа, судорожно цепляясь за них, уткнувшись ему в колени, рыдал, сквозь слезы, моля о прощении.       Вдвоём с растерянным Яни, который неожиданно стал свидетелем семейной ссоры или наоборот примирения, они подняли плачущего омегу, уложили на кровать, Яни принес воды, а Рауль осторожно поил супруга, всхлипывающего, задыхающегося от рыданий, потом граф закутал его в одеяло, прижал к себе и начал укачивать, ходя по комнате, шепча что-то успокоительное. Чтобы не мешать супругам мириться, Яни тихонько вышел, ему тоже предстоял нелегкий разговор с женихом.       Яни сидел на кровати и ждал своего альфу, Леонард ушел к брату, не желая откладывать объяснения в долгий ящик. Когда в комнату вошел герцог, он встал готовый ко всему, даже к порке, если это цена за спасение жизни ни в чем не повинного ребенка, что ж, пусть будет порка. Но Леонард подойдя к омеге, неожиданно обнял его, сев на кровать, посадил на колени и зашептал в рыжие волосы:       — Яни… я тоже хочу… — он вздохнул и продолжил, — Тоже хочу ребенка… я знаю, ты еще молод, но… я никогда не хотел, а теперь… очень хочу малыша! Омега улыбнулся, поцеловал своего альфу в губы и в них же произнес:       — Хочешь, значит будет тебе малыш! Вот как течка начнется, так и займемся этим.       Леонард тихо простонал про себя, его маленький Яни не знал, что с его размерами, первая сцепка будет весьма болезненная для омеги, его мальчик даже не знает, на что соглашается, и уже вслух сказал:       — Рыжик, тебе будет больно… первая сцепка, всегда больно… я не хочу этого, но от меня здесь совершенно ничего не зависит.       — Я знаю! Мне доктор рассказал… но без этого нельзя!       В назначенный день, король Георг, как и обещал, повел Яни к алтарю, к его любимому альфе. Свадьба была пышной и веселой, только Рауль с его молодым супругом, недолго веселились, Даниэль испуганно сидел рядом с мужем, хотя находился в собственном доме, после пережитого он очень боялся потерять ребенка, боялся, что Рауль бросит его. Только с Яни, маркиз переставал дрожать, но сейчас его молодой друг был слишком занят, чтобы уделять внимание только ему. Поэтому честно отстояв свадебную церемонию, Даниэль попросил отвести его в покои, только там успокоившись, лег на кровать и задремал, закутанный графом в одеяло, ему постоянно было холодно… доктор сказал, что это реакция организма на беременность, но Даниэлю казалось, что сырость и холод подвала все еще окутывают его тело, и он заворачивался в одеяло при любом удобном случае.       Леонард проснулся и сел на кровати хватая ртом воздух, медленно осознавая, что все пережитое им кошмарный сон. Но все же осторожно чтобы не разбудить и не дай Бог не напугать, Яни, он стянул одеяло со своего спящего омеги с облегчением увидел округлившейся животик, на котором лежала тонкая рука его супруга. Укрыв Яни одеялом, Лео поцеловал его в уголок рта, и вылез из кровати. Сердце стучало так, что, казалось, оно может разбудить Яни своим стуком.       Герцогу часто стал сниться этот кошмар, где Яни теряет ребенка и умирает в родах, сон менялся только в деталях, иногда малыш был жив, иногда умирал, но его Яни уходил от него всегда, пару раз Леонард просыпался с криком, иногда тихо плакал во сне, испытывая почти физическую боль.       Чтобы не напугать супруга Леонард предложил спать в разных покоях, но увидев, как задрожали губы его рыжика, тут же отказался от этой идеи. Доктор принес успокоительное для Яни, хотя его малыш, как ни странно, был совершенно спокоен, и посоветовал Леонарду тоже принимать его на ночь. Иногда помогало, иногда нет.       Поводом к таким страхам послужили роды Даниэля.       После свадьбы молодые супруги де Морти переехали в свой огромный замок в столице, Яни попросил супруга, чтобы чета Дангер тоже пожила с ними, хотя бы до родов Даниэля, он хотел поддержать друга в его тяжелом положении.       После всего пережитого в самый начальный период беременности, она протекала сложно и болезненно. Даниэль тихонько плакал, а Рауль в беспомощно метался, пока доктор огромными усилиями сохранял жизнь малыша.       Во время затишья граф буквально носил супруга на руках, просил прощения, говорил о любви, Даниэль слушал кивал и тихо всхлипывал, после подвала в нем как будто что-то сломалось. Из яркого, сильного, где то даже опасного, но живого молодого омеги, он превратился в испуганного, болезненного, маленького омежку, жутко боявшегося, что граф бросит его, доведя этот страх до фобии. Никакие уговоры и клятвы Рауля не действия не возымели, Даниэль кивал, обнимал своего альфу, прятал лицо в черных волосах, но… бояться не переставал.       Роды начались внезапно, доктор рассчитывал, что есть еще пара недель, но малыш внутри Даниэля решил, что пора появиться на свет. Граф проснулся от тихого, явно сдерживаемого, рыдания мужа, тот извивался от боли на кровати и едва заметив, что супруг проснулся, закричал… громко и отчаянно, до икоты напугав Дангера. Дежуривший в замке доктор тут же оказался около постели молодого графа, выгнал всех вон и начал принимать роды.       Крики Даниэля разносились по всему замку, за дверями метался обезумевший от страха Рауль, которого безуспешно пытались успокоить Леонард и Хоум.       Яни хотел было побыть с Даниэлем, но доктор категорически запретил это, омега герцога находился уже на 6 месяце беременности. А Леонард вообще запретил находиться около покоев, откуда доносились истошные вопли молодого графа, почти силком унося своего омегу в дальние гостевые покои, чтобы тот даже криков не слышал.       Герцог, выполнявший любое желание своего супруга, проявил такую настойчивость и твердость, что немного напугал Яни. Тот испуганно сопел, пока супруг нес его через весь замок в дальние покои, а когда дверь за Леонардом закрылась и щелкнул замок, даже поплакал немножко, но боясь навредить малышу, быстро успокоился. Еще через полчаса дверь открылась и в нее втолкнули Кайла, приказав развлекать молодого господина, чем смышленый паренек и занялся.       Через несколько часов, белый от страха Рауль, без сил опустился на пол и вдруг заплакал, уткнувшись в плечо Хоума, сидевшего рядом, обнимавшего друга за плечи, безуспешно пытаясь успокоить.       Даниэль кричал уже пять часов, иногда затихая, обессилев, тогда только всхлипывал, но боль… дикая всепоглощающая боль, заставляла кричать снова и снова. А за дверью сходил с ума Рауль, он уже не плакал, а тихо скулил на руках у Хоума, иногда все же сотрясаясь в рыданиях.       Леонарда трясло не меньше, так что успокоить друга у него вряд ли получилось бы. Герцогу только предстояло пройти через это, где-то месяца через три, и только представив, что его Яни будет так кричать, у герцога подкашивались ноги, а Хоум со страхом думал, что будет делать если на полу будут рыдать уже два его друга… и просил Господа, чтобы все поскорее закончилось.       Еще через три часа из-за двери вдруг раздался уже истошный детский крик, этот мир приветствовал наследник графа Дангер, сам того не понимая, как измучил обоих родителей, для которых мучения еще не закончились. Как только малыш появился на свет, Даниэль, измученно улыбнувшись своему маленькому альфе, потерял сознание.       Теперь доктор спасал уже его жизнь, а за дверью Рауль снова метался по коридору, боясь потерять супруга.       С Даниэлем оказалось все гораздо сложнее, от потери крови он едва не погиб и восстанавливался медленно, бледной тенью лежа на кровати, он оживлялся только, когда видел Рауля с малышом на руках.       Доктор был почти уверен, что супруг графа не сможет оправиться от тяжелых родов, о чем и предупредил Рауля, тот едва сдерживая слезы кивнул. Но время шло, и, к радости графа его Даниэль, постепенно, хотя и очень медленно, приходил в себя.       Леонард переживал этот кошмар вместе с другом, постоянно думая, о предстоящих родах Яни, доведя себя почти до нервного срыва, которого удалось избежать, но вот сон, этот кошмарный сон повторялся с завидным постоянством, доводя герцога до нервного истощения.       Сам Яни, казалось, совсем не боялся предстоящего испытания, он был спокоен, как мог утешал, своего испуганного мужа. В конце концов доктор сказал герцогу, что состояние Яни ухудшиться, если он будет видеть постоянный испуг супруга, и ради своего омеги, альфа, огромным усилием воли, взял себя в руки. Настраивая себя на положительный исход родов, но вот сон, все же иногда повторялся, выводя Леонарда из равновесия.       Выпив вина, герцог вернулся в постель, обнял своего омежку и попытался уснуть.       После родов Даниэля прошли 3 месяца, он восстановился, почти месяц пролежав между жизнью и смертью, и вот теперь мог поддерживать своего друга Яни, которому доктор сказал со дня на день, ждать схваток. Чета Дангер так и жила в замке герцога, теперь их не отпускал от себя Леонард.       Лео проснулся от взгляда Яни, тот лежал и спокойно смотрел на спящего супруга, омега улыбнулся, герцог провел рукой по животу омеги, ощутив движение своего малыша внутри, потом приподнявшись поцеловал его в губы. Яни издал звук мурчащей кошки, они не занимались сексом уже несколько месяцев, он, конечно, ублажал супруга руками, да и Леонард не оставлял его член без внимания, делая минет. Эта ласка так нелюбимая Леонардом раньше, теперь приносила ему удовольствие. Он с огромным наслаждением прикасался губами к члену своего мальчика, ласкал головку, облизывал небольшой ствол, погружал член полностью в рот, насаживаясь на него губами, опускаясь ниже ласкал языком дырочку, чуть толкаясь внутрь, пока было можно, готовя таким образом для проникновения своим членом, а когда срок беременности стал большим, ласкал омегу пальцами и ртом, доводя до оргазма.       Пока позволяли размеры живота, Яни тоже не отставая от мужа, искусно делал минет, а вот когда живот стал слишком большим, ласкал супруга только руками, хотя самому омеге хотелось большего. Несмотря на беременность, а может быть именно благодаря ей, Яни почти постоянно хотелось секса. Доктор объяснил это гормональными изменениями, и в принципе был не против, но вот Леонард отказывался категорически, слишком боялся навредить супругу. Яни всячески провоцировал своего любвеобильного мужа, но тот отказывался, держась из последних сил.       Вот и сейчас он с трудом вывернулся из уже обвивающих его ручек Яни, притягивающих в поцелуй, уже жалея, что начал целовать омегу первым. Леонард стоял у окна завязывая халат, когда до него донесся тихий голос Яни:       — Лео… не пугайся… позови доктора… кажется началось… — и увидев тут же побледневшее, испуганное лицо супруга, закончил:       — Мне не больно, правда, просто воды отошли… позови доктора, — только когда испуганный супруг босиком, в одном халате, кинулся звать слуг и доктора, лицо омеги исказила гримаса боли.       Через час уже одетый Леонард, стоял около окна, в коридоре, из-за двери доносились крики мужа.       Кошмар происходил наяву.       Герцог вздрагивал, его трясло, он тупо смотрел в одну точку, пустыми, невидящими глазами. Леонард не очнулся от этого своеобразного транса, даже когда к его плечу прикоснулась рука Рауля и начала гладить по плечам. Граф молчал, по себе зная, что слова все равно не воспринимаются, затуманенным страхом сознанием, а вот прикосновения чувствуются, поэтому граф гладил друга по плечам, стараясь успокоить.       Еще через час к ним присоединился Хоум, он пришел, как только узнал, в руках граф держал бокал с вином, почти силой заставив друга выпить, чтобы хоть как-то привести его в чувство. Когда вышедший из транса Леонард прижавшись к плечу Рауля расплакался, Хоум подумал, что не об этом он думал, наливая другу вино. Герцог слишком долго находился в состоянии тревоги, которая ожидаемо вылилась в слезы.       Дверь периодически открывалась, впуская и выпуская доктора, акушерок, слуг и до Леонарда доносились не только крики, но и слова, которые его маленький супруг говорил, мечась на кровати, извиваясь на ней, он звал его, просил о чем-то и от этого альфе было почти физически больно. Когда дверь в очередной раз открылась герцог услышал:       — Лео! Лео, где ты? Мне больно! Лео, миленький, мне больно!       Очертя голову Леонард ворвался в комнату и рухнул на колени около своего супруга, он старательно не смотрел, что делает доктор между раздвинутых ног Яни, он смотрел только на лицо своего любимого мальчика, гладил его по голове, убирая с лица мокрые рыжие пряди, целовал руку, которая вцепилась в его ладонь мертвой хваткой, вытирал слезы и беспомощно улыбался.       Сквозь пелену боли Яни вдруг увидел сидевшего перед ним Леонарда, он все-таки пришел, не бросил его, когда ему так больно и все-таки страшно.       Доктор попытался выгнать герцога, но тот так отчаянно замотал головой, что эскулап сжалился, хотя это спорный вопрос, и разрешил остаться, с условием не мешать им, и не в коем случае не смотреть, что делают акушерки и он сам. Не особо доверяя этому наглому альфе, доктор поставил ширму, отделяющую врачей от герцога, так что он не мог видеть ничего ниже пояса своего омеги. Яни кричал, плакал, а когда боль немного отпускала молил своего супруга:       — Лео… пожалуйста… сделай что-нибудь… мне больно… мне так больно, Лео… пожалуйста, Лео… Леонард мог только шептать как молитву, как заклинание:       — Потерпи, малыш, потерпи, скоро все закончится, правда, скоро все закончится. Потерпи, ты же у меня умница, ты же такой сильный мальчик… — в ответ на эти слова омега вдруг выгнулся и закричал:       — Я не сильныыый… я не могуууу бооольшеее… — и зашелся в крике, вцепившись в руку супруга, до боли сжав ее.       Казалось, еще немного и герцога надо будет успокаивать таким же образом, но пока он здесь, ему самому нельзя плакать ни под каким предлогом. И Лео держался из последних сил. Неожиданно к его плечам прикоснулись руки, его силой подняли и развернув к выходу, вытолкали за дверь.       Теперь, стоя за дверью, Леонард оперся о нее спиной и опять разревелся. От отчаяния, беспомощности, невозможности помочь любимому человеку, сильный альфа, могущественный герцог, принц всего королевства, стоял и тихо плакал. Рауль и Хоум увели его от дверей, посадили на кушетку, стоящую около окна, к его губам опять прикоснулся бокал с вином. Хоум почти силой заставил друга выпить.       Время шло, крики не стихали, измученный Леонард молча раскачивался, сидя на кушетке, уже не плача, только всхлипывая иногда. Хоум держал его за руку, а Рауль периодически гладил по плечам, успокаивая. Когда в коридоре появился Георг Леонард потерял счет времени, он слышал только крики Яни, иногда зажимая уши руками, и ждал… покорно ждал, когда весь этот кошмар кончится, одновременно боясь этого.       Королю доложили, что роды начались, доложили так же, что пока все идет как положено, рядом с омегой принца королевские врачи и акушеры. Георг спешил к брату, зная как тяжело ему сейчас. Король опустился на колени перед ним, стирая рукой слезы с лица, он, конечно, знал, что Леонарду сейчас плохо, но такого не ожидал увидеть. Казалось Лео даже не понял кто перед ним, он всхлипывал, его пустые глаза смотрели в никуда. Испуганный Георг заговорил:       — Лео, братик, ну что ты… нельзя же так… все хорошо будет, там врачи, акушеры… родит твой Яни, и мы будем вместе нянчить малыша омежку или альфу… ты кого больше хочешь?       Его руки гладили брата по лицу, волосам, да король сейчас готов был сказать или сделать все, что угодно лишь бы его любимый Леонард вышел из этого состояния.       Внезапно глаза герцога стали осмысленными, он увидел кто перед ним и даже понял последний, заданный Георгом вопрос. Лео растерянно заговорил:       — Что? Кого хочу? — и вдруг привалившись к плечу брата, сквозь рыдания провыл:  — Хочууу! Чтобы Яни не уумеееер! Георг обнял его, прижал к себе, гладил, рыдающего брата по плечам и шептал, куда-то в черную гриву волос:       — Чшшшшш, тихо, Лео, тихо… не плачь… он не умрет… правда не умрет… ну с чего такие мысли… все хорошо будет… родит нам малыша… тебе и мне… мы его баловать будем… любить, ну не плачь, Лео… пожалуйста, тихо…       Леонард старался успокоиться в сильных руках брата, тот всегда умел его успокоить, точно зная, что и когда сказать, но сейчас его слова перемежались с дикими криками Яни и почти успокоенный Лео, начинал снова тихо подвывать.       Вместе с Георгом в замок к герцогу пришел королевский доктор, королевский акушер был сейчас слишком занят, а вот обычный доктор, спокойно смешивал успокоительное в бокале, готовясь дать его принцу. Он протянул бокал королю и тот сам поил всхлипывающего Леонарда. Через положенное время лекарство начало действовать и герцог, потихоньку, успокаивался, уже не плача, только иногда всхлипывая.       Георг не выпускал его их рук, обнимая за плечи, иногда проводя по ним рукой. Уже ближе к вечеру крики Яни стихли, и тишину коридора наконец-то прорезал громкий крик ребенка. Леонард вздрогнул и встал. Все замерли ожидая, когда дверь откроется и выйдет доктор, должен выйти.       Ожидание затягивалось и Леонарда снова медленно накрывала паника, если врач не выходит, значит что-то не так или с малышом, или с его омегой. Герцог судорожно вцепился в руку брата, уже сам готовый сорваться в крик, когда дверь открылась и из нее вышел улыбающийся доктор, с пищащим свертком на руках. Все альфы подошли к врачу, Георг откинул кружевной уголок с лица малыша и Леонард увидел своего маленького альфу, на них смотрели зеленые глазки Яни. Лицо герцога озарила счастливая и какая-то идиотская улыбка, однако быстро сошедшая с лица, с тревогой он спросил:       — Яни! Что с ним? Что? Доктор? Что с ним, доктор, не молчите! С ним все в порядке, доктор? Что вы молчите!       Доктор и не собирался молчать, но герцог сам не давал и слово вставить, растерянному врачу помог король. Он взял брата за плечо, тихо, но властно произнес:       — Тихо Лео, дай сказать врачу, ты же не даешь ему и слово вставить — и еще раз уже ласково повторил: — Спокойно, Лео, сейчас мы все узнаем… — и вопросительно посмотрел на врача. Доктор благодарно кивнул и ответил:       — С Вашим омегой все в порядке, принц. Он большой молодец. Все прошло как нельзя лучше. Его светлость еще слаб и не совсем отошел от родов, но его здоровью ничего не угрожает. Доктор улыбнулся, глядя на расплывшееся в довольной улыбке лицо принца и закончил:        — И все благодаря Вам! На доктора удивленно посмотрели все альфы, они явно ждали объяснений. Врач продолжил:       — Плод правильно и хорошо развивается, а омега хорошо переносит роды, если они абсолютно уверены в своем альфе. Если весь период беременности альфа находится рядом, он дает, так называемый, энергетический заряд для развития плода и накоплению сил омеги для предстоящих родов. Ваш омега настолько уверен в Вас, принц, что, несмотря на хрупкое телосложение, очень хорошо справился и с беременностью, и с родами.       — Мне бы… его уверен-ность… — чуть заикаясь произнес Леонард и смутился, под взглядами друзей и брата.       Уже через час Леонард сидел на кровати, аккуратно, как хрупкое стекло, держа своего любимого омежку на руках, целуя его в рыжие волосы, по его щекам опять текли слезы, Леонард и сам не знал почему, за этот день он плакал столько, сколько не плакал за всю свою 30-летнюю жизнь.       Теперь уже Яни вытирал их, нежно проводя пальцами по лицу своего альфы, тихонько целуя его в шею, рядом в детской кроватке спал их маленький альфа.       Самый желанный и самый любимый малыш во всем королевстве, хотя для любых родителей их ребенок самый любимый.