He's my number ten

Закатное солнце красной полосой отражалось на голубоватой глади воды. Эндрю шёл рядом с Нилом, наблюдая за чайками, кружащими над водой. Одна из птиц метнулась вниз и подхватила в свой клюв рыбу. Пойманная в ловушку, она трепыхалась, но хищница держала крепко, унося ее все дальше, к красному кругу солнца. Когда со своей добычей птица стала маленькой точкой, становясь неразличимой для взгляда Эндрю, он резко остановился, сжав пальцы в кармане черного пальто. Заметив, что Миньярд прекратил движение, Нил остановился тоже, и вопросительно поднял бровь, повернувшись к парню. Карие глаза Эндрю в солнечном свете выразительно блестели и переливались. Глаза с разводами бензина. Подходящее словосочетание для описания глаз Миньярда в этот момент. Блондин молчал, рассматривая Джостена. Его рыжие волосы, казалось, горели на солнце. Голубые глаза блуждали по лицу стоявшего перед ним вратаря. Какое-то предчувствие завладело его сердцем. Он не решался сказать ни слова, пока Эндрю молча стоял, смотря в его глаза, ища в них что-то. Возможно знак? Все так же молча, Миньярд вытащил руку из кармана пальто и протянул ее Нилу. Кольцо в его руке блеснуло, отразив закатное солнце. Сердце Нила пропустило удар. В животе все сжалось (это называют бабочками?), а к горлу подступил ком. Но это было приятное чувство. В тишине слышался лишь шум воды и крики чаек. Волны приливали к берегу, ударялись о невидимую преграду и издавали звук, успокаивающий обоих. Джостен понял, что, кажется, нужно сделать что-то, а не стоять тупо пялясь на кольцо, красиво блестящее в руках Эндрю. Он посмотрел в глаза блондина и не отводя взгляда надел на безымянный палец украшение. Нил ожидал почувствовать прохладу металла, но, видимо, Миньярд долго держал его в руке, и кольцо было теплым. «Так даже лучше, это тепло Эндрю» — подумал рыжий. — Ненавижу тебя на 1000%, — прервав молчание, но не прерывая зрительного контакта сказал вратарь. — Зато теперь, ты на 1000% уверен, что я настоящий. Солнце, уже почти зашедшее за горизонт, освещало две фигуры, которые смотрели друг другу в глаза, боясь пошевелиться или сказать хоть одно слово, словно этот момент был хрупок и с треском сломался бы, если бы они оторвались друг от друга.