"So messed up, I want you here In my room, I want you here Now we're gonna be face-to-face And I'll lay right down in my favorite place And now I wanna be your dog And now I wanna be your dog And now I wanna be your dog" John McCrea — I wanna be your dog
***
"Мне, вот, безразлично, чё ты носишь, чё ты хочешь Лучше расскажи, на чё ты дрочишь" Хаски - На что я дрочу***
— Дима, блять! Ты зачем столько выжрал, что стоять не можешь? Гром успел его поймать перед злосчастным падением на пол. Одну руку положил на поясницу, прижимая к себе, а второй откинул светлую челку и снял очки — на всякий случай, чтобы не разбить. Дима на это замечание лишь икнул. Игорь посмотрел в его глаза, в которых застыл еловый лес. Он стоял, вековой неподвижностью встречал рассвет под поволокой тумана. Было что-то неправильное в этом взгляде, непривычное. Обычно Димкины глаза можно было описать, как полевой луг, цветущий и теплый — так и манящий перебирать траву, будто чьи-то волосы. Его взгляд был открытым, с приподнятыми бровями, с желанием впитать каждую деталь окружающего мира, прочувствовать каждый момент и навсегда его запомнить. Было в этом что-то лёгкое и откровенное. Сейчас же все было по-другому. Выражение глаз невозможно было прочитать. Оно было завораживающим, сложным и тяжёлым. Дубин вернулся со встречи выпускников, которая официально подразумевалась, как попойка в компании бывших однокурсников. Веселились они, судя по состоянию Димы, хорошо и даже «на ура». Было уже далеко за полночь, Игорь давно спал, но сейчас был обеспокоен самочувствием парня на следующее утро. Если оно, конечно же, наступит. Парень не предпринимал попыток стоять самостоятельно — он смог только вцепиться в футболку напарника. Его тело полностью прилипло к Грому, как будто они кружат по пустому залу в танце. Наверное, это была бы ужасно нелепая и милая картина. За такими размышлениями Гром от рассматривания Дубина и оценки урона, нанесенного организму, принялся гладить его по спине. Сам засмотрелся, пока ждал, когда к Диме вернутся внимание и отголоски критического мышления. — Знаешь, мгм, Игорь, — Дима перевел взгляд на свои руки на шее майора. — Я тут подумал, пока в такси ехал… Бля. Я хочу быть твоей собакой. Остаток фразы осел поцелуем на шее Грома, заставляя его вздрогнуть. Дима прошёлся носом от ключицы до уха, втягивая запах. Он пробежался пальцами от локтей Грома к вороту его футболки, затем очертил шею, погладил за ушами, как сторожевого пса, и остановился в волосах. Предательское «думай-думай-думай» крутилось в голове, но никаких идей не подкидывало. Наоборот, подкидывало Игоря от поцелуев в шею и мазка языком по уху. Дима жарко дышал, изгибаясь под его руками, притираясь навстречу. Такое было сродни пытке — будто судьба проверяла его на выдержку. Поддаться. Взять, что лежит на виду и просится к тебе в руки. Или же подумать, отстраниться, оттолкнуть, задеть чужой пьяный и воспалённый мозг. Чувство, как будто за него давно уже все решили. Игорь опешил, он испугался, не ожидал и боялся спугнуть. Он замер в нерешительности. В бога он не верил, но прямо сейчас вспоминал единственную молитву, которую знал. «Отче наш» Дима не нуждался в разрешении мужчины или ответном отклике. Он верно считал ступор последнего, как зелёный сигнал, позволяющий творить все, что вздумается. Он не стеснялся и не зажимался, как происходило в их обычные прелюдии. Он стеснял и зажимал. «Иже еси на небесех» Руки спустились ниже, ладонь задержалась на прессе, очерчивая мышцы, забралась под футболку и по дорожке потянулась к резинке домашних штанов. «Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое» — Так стоп. Стоп! — Игорь придержал парня за плечи, пытаясь аккуратно отстраниться. — Ты не в себе. Протест настолько тихий и неуверенный не был услышан — его заглушили мягкие губы. Дима обратно прижался к нему всем телом, и в этом нежном жесте было столько непредвзятости, наивности, в которой Гром узнал своего парня. Не такого страстного и открытого, знающего, чего он хочет. А робкого, честолюбивого трудоголика Диму. Его Диму. Все слова разом пропали из головы майора. Осталось лишь невесомое «Аминь», которое он выдохнул со стоном в поцелуй. Парень был на вкус как классический джин-тоник, который он пил. Мятный, с подтаявшим льдом. Его капля бежит по виску, даря ложное чувство охлаждения, огибает уши и спускается за ворот рубашки. Сладкий. С первого взгляда кажущийся безобидным. На деле, не заметишь, как потонешь в его вкусе. И растаешь, как тот самый лёд. Дубин снова зарылся пальцами в волосы на затылке майора и носками снимал кроссовки, мокрые от начавшегося дождя. Он оттягивал рукой его волосы и массировал кожу. Непонятно было: от его действий или от его холодных рук, кожа стала гусиной. Это вызывало не только внутренний, но и физический трепет. В прихожей горел лишь один светильник, жёлтым светом очерчивая их лица. Вспоминая неон, который царит в клубе, этот погружает в совершенно иную атмосферу. Его можно было назвать своеобразным маяком, зовущим их домой. В родные объятия. На свою территорию. В любимую кровать. Дима разорвал поцелуй, пытаясь дышать воздухом, а не Игорем. Они давно заменили друг для друга всех. Стали напарниками, друзьями, любовниками, семьёй. Смыслом жизни, поводом для радости, самым дорогим сокровищем, которое хотелось укрыть от чужих рук. И в этот момент Гром увидел его. Разморенного, тяжело дышащего, с румянцем на щеках и ушах. С опущенными ресницами, белыми из-за света лампы. С взъерошенными волосами, расстегнутыми первыми пуговицами на рубашке с перекошенным воротом. Кто мог бы устоять перед своим парнем, который выглядел бы так? Вот и Игорь не смог. Подхватив напарника под бедра, Гром направился в спальню, которая была и гостиной и частью кухни. Раньше он один мог развалиться на старом диване. Но после появления Димы, как ещё одного жильца, вынужден был в срочном порядке купить хотя бы кровать. Для них обоих. Дима мягко опустился на постель, но в следующую секунду Гром завел его руки над головой, удерживая запястья. Контраст в отношениях возбуждал обоих. Один может нежно — другой не будет церемониться. Один утром будит россыпью поцелуев на лице — другой прижмёт к себе и начнет лизать верхнюю губу, переходя к укусам-поцелуям на шею. Дима развел ноги, стараясь сделать контакт ближе. Игорь задрал его рубашку, прошёлся языком по груди, обращая внимание на соски. Ему пришлось отпустить руки Димы, чтобы справиться с пуговицами на рубашке. Те, как назло, не хотели поддаваться, убегали из-под пальцев, застревали в вырезах. Хотелось уже до боли, до стиснутых пальцев, до побелевших костяшек. Прикоснуться. Прикоснуться к чужой коже, послушать заполошное сердце, еле успевающее работать. Сделать приятно. Разделить этот момент вдвоем. Когда Игорь начал стягивать рубашку с плеч Димы, тот остановил его. Мягко положил руку на грудь и чуть-чуть отодвинул от себя. — Подожди, — он обратно притянул Грома к себе за плечи и столкнулся с ним лбом. — Я купил ошейник. Когда вышел из клуба, там был магазин на углу. — Дима затих окончательно и посмотрел в глаза мужчине. Не хотелось в ответном взгляде встретить отвращение. Презрение, страх — да все, что угодно. Даже положительное увидеть было страшно. Но не сказать об этом Дубин просто не мог. Эта идея крутилась бы вокруг его головы после и медленно душила своими нитками, заматывая в большой клубок. Игорь отодвинулся от него, сжав в кулаках подол рубашки и не отрывая взгляд. Сейчас он окончательно прихуел и не мог понять, как от Димы, его хорошего мальчика, самого правильного человека на свете, как из этих любимых губ он смог услышать такую мысль. Такую охуительно странную и горячую мысль, которая из простой шутки начала развиваться в самую волнующую вещь. Она набатом отдавалась во всем теле, разгоняла кровь, вступала в химические реакции, использовала запас энергии, заставляла нейроны образовывать новые связи. Она перекрывала кислород, остужала кровь, замораживала мозг, разрушала клетки, лопала капилляры на глазах и коронарные сосуды на сердце. Вызывала инфаркт. Вызывала дикое желание и тяжесть в паху. Игорь обратно наклонился над лежащим Димой. Его глаза были широко распахнуты. Считать сейчас, что это был блеф бесполезно — Диму можно было прочитать, как книгу, в которой детектив наконец-то сложил все факты и радостно объявил, кто виновен в смерти хозяина особняка, и кому действительно это было выгодно. Пристрелили, видимо, Игоря. Брови Димы были надломлены, он ожидал ответа мужчины. Его кадык мучительно дернулся. — Где? От голоса Грома можно было кончить без рук, что Дима постыдно сделал, если бы не пребывал в состоянии мандража. Он кивнул в сторону рюкзака, который они бросили где-то по дороге к кровати. Мужчина отпустил его рубашку и спустился на пол. Он быстро дошел до рюкзака, достал ошейник и сорвал этикетку. Это был простой ошейник из коричневой кожи. Игорь звякнул пряжкой и сел около Димы, поглядывая на него с явным нетерпением. Глаза парня следили только за его руками. — Ты готов? — Да. — Дима приподнялся на руках и откинул голову немного назад. Его рубашка скатилась по плечам, обнажая мягкую кожу с рельефом мышц. Кадык натянул кожу, а разворот плеч открыл доступ к ключицам. Игорь аккуратно потянулся к его шее и погладил ее руками, оттягивая момент. Сам он был загипнотизирован этой картиной — радужка глаз сменила лесной цвет на темный изумруд, отливающий своей драгоценностью; лёгкие укусы на открытой шее; медленно, но тяжело вздымающаяся грудь; очерченный пресс, сильные руки и несколько голубых вен-молний, поднимающихся по ним. Этот блядский ошейник, который так хорошо на нем смотрелся. Смертельно хорошо. Эта похабная улыбка, которую редко можно было увидеть, и которую Игорь бессовестно сцеловал. Дима промычал ему в рот и одной ногой упёрся в его пах, вызывая ответный стон. Гром, который снова нависал над ним, оторвался и поймал ногу рукой. — Поиграешь со своим псом? — Парень спросил это так буднично, будто спрашивал продолжается ли до сих пор дождь за окном, под который он попал. Его нога снова вернулась на пах и надавила уже значительнее. Игорь вздрогнул и подался навстречу. Он зажмурился и сжал зубы. Завтра утром челюсть точно будет ныть. Дима толкнул его в плечо, заставляя откинуться назад, сесть на кровати. Сам он отзеркалил позу и сел напротив. — Покажи, как ты трогаешь себя. — Дима схватился за его шею, притянул к груди и сказал это в самое ухо. — Ты думаешь обо мне, когда делаешь это один? Или о ком-то другом? — Он целовал его лицо и шею после каждого слова, а Игорь поглаживал его спину и бока, сжимая кожу до белых отметин и маленьких рубцов-полумесяцев от ногтей. Игорь снял с себя штаны и белье, Дима повторил за ним движение, следя за мужчиной из-под белой челки. Казалось, он совсем не моргает. Он попросил шоу, и он получит его. Они уселись на разных концах кровати, но расстояние не унимало жара, который был между ними. Игорь был смущён. Сильно. Как будто они вообще впервые занимались сексом друг с другом. Только все совсем не так. Ты не боишься сделать больно или спугнуть. Ты боишься неизвестности и того, как сильно уже стоял член, что любое прикосновение вызывало стон и дрожь в ногах. Они неотрывно следили друг за другом, и это было лучшее порно, которое каждый из них мог бы представить. Дима сидел у изголовья, поэтому выудил из-под кровати смазку, которая лежала в небольшом ящике, служившим импровизированной тумбочкой. В момент, когда он полез за ней и нагнулся, светя своей пятой точкой, Игорь пережал член у основания. И проглотил слюну. Димины ноги со светлыми волосками были не хуже, чем у любой порно актрисы, которая так же поворачивалась в камеру и играла со своим клитором. Только майору не нужны были чужие ноги. Только Димины. Парень вернулся в прежнее положение, смазку положил рядом с собой. Он вытянул одну ногу, и Игорь погладил по выступающим косточкам у стопы. Такая лёгкая ласка у обоих вызвала улыбку и неозвученное «люблю тебя». — Ты не ответил на мой вопрос. — Дима откровенно игрался с Игорем. Он был безжалостен, хоть и в шутку. — Да ни о ком я не думаю, — Игорь сильнее нахмурился. — Это скорее механическое, просто думаю об ощущениях. — Какой ты скучный, Игорь. — У Димы одна нога вытянута, вторая согнута в колене. Рука лениво оглаживала головку члена, растирая предэякулят. Парень откинул голову и на секунду прикрыл глаза, когда задел уздечку. — Я думаю о тебе. Вспоминаю наш лучший секс. Какие-то собирательные моменты с прошлых разов. — Он следил, как Игорь начинает двигаться, проводит рукой по члену, поднимается, а другой обхватывает мошонку. — Или же представляю то, что вряд ли может произойти. — Димина грудь часто поднимается, по прессу скатываются капли пота. Он оглаживает свою грудь и зацепляется за ошейник, задерживаясь на шее. — Как ты берешь меня в досмоторной, и мы не можем быть уверены, что за стеклом никого нет. Или прямо в участке после закрытия, когда мы останемся одни, но двери ещё не заперты… Им обоим уже тяжело дышать и смотреть ясно. Каждый ушел в эти фантазии, которые озвучил Дима. Парень взял смазку и немного выдавил на руку. Теперь начиналось личное шоу для Игоря. Он сжимал член, поглаживая его, и не отводил взгляда от напарника. Дима же прикрыл глаза. Ему захотелось сделать все красиво. Пока он разогревал смазку на пальцах, он вернулся к своей груди и шее. — Тебе понравился ошейник? — Да, блять. Да. — Игорь ответил на автомате, но это действительно было так. Взгляд то и дело возвращался к шее парня. Создавалось ощущение, будто такой же ошейник застегнут и на шее майора, только за поводок тянет Дима. В данной ситуации он был хозяином положения. И Игорь имеет право только подчиниться. Верный сторожевой пёс, который первым пойдет разведывать территорию, чтобы его хозяин был в безопасности. Первым пойдет извиняться, когда человек будет на него в обиде. Будет лизать ему ноги, чтобы вымолить прощение, и скулить, требуя ласки. Дима очерчивал вход влажным от смазки пальцем, а затем протолкнул его внутрь. Он скатился по подушкам и предоставил мужчине самое лучшее место в первом ряду. Игорь перестал дрочить, только пережимал член и ласкал ноги Димы, которые тот вытянул перед ним и широко раздвинул. Его грубая, широкая ладонь так хорошо смотрелась на молочном бедре Димы. Такой мягкой и шершавой ощущалась его кожа. Игорь переместился ближе и стал подниматься поцелуями по ногам Димы. Он целовал от стопы к колену, вылизывал все родинки, которые попадались ему, поднимался выше по внутренней стороне бедра, оставляя несколько укусов. Они не особо любили засосы, в добавок их могли заметить на работе. Ситуация приняла бы самый неловкий оборот, щеки Димы бы вспыхнули, пальцы забились бы мелкой дрожью, спаливая всю контору. А Игорь бы молчаливо напирал на самого смелого и безмозглого коллегу, защищая напарника собой. При таком раскладе все вопросы моментально отпадают. Игорь оторвался от своего занятия и посмотрел на парня. Майор опирался одной рукой на матрас, а второй погладил руку Димы, которой тот растягивал себя. Дубин сразу же открыл глаза и наклонил голову к плечу. Игорь дёрнул его к себе за ошейник, вынуждая приподняться и обхватить его за шею, и поцеловал влажные губы. Целовались они долго и мокро. Игорь все ещё ощущал отдаленный вкус джин-тоника на языке. Одной рукой он ещё раз погладил ладонь Димы и сам начал его растягивать. Напарник схватился за его плечи и опустил голову от стыда, жалобно всхлипнул, высоко и надорвано-протяжно. Рубашка на сгибе локтя окончательно превратилась в мятые морские волны, подгоняемые ветром. Игорь наклонился ближе и цапнул зубами сосок, вызывая новый стон. — Малыш, я больше не могу. — Игорь уткнулся лбом во вздымающуюся грудь Димы. Парня всегда подкашивало, если Игорь называл его так. Сегодня они оба играли против друг друга. Грязно и не по правилам. И победителя среди них не будет. — Давай. Игорь отстранился, добавил холодной смазки на член и вошёл на всю длину. Он держал Диму за бедра и мысленно приказывал себе не двигаться, давал возможность привыкнуть. Парень схватился за его руку и сам качнул бедрами. И сам же удивлённо ахнул. Гром всегда хорошо его растягивал, всегда заботился и оберегал. Он даже о себе стал больше думать, ведь было ради кого приходить домой, а не валяться на больничной койке или спать в обезьяннике, притворяясь нарушителем порядка. И был тот, кто всегда его встречал с искренним желанием прижать к груди и провести рукой по отрастающим кудрям на затылке. «Игорь, не стригись ещё немного. Мне так нравится». И слушался ведь. Верный пёс. Хороший мальчик. Майор на пробу толкнулся внутрь, покачиваясь и не ослабляя хватку на бедрах. Дима прогнулся и приподнялся, чтобы подложить под таз подушку. Так угол проникновения получался совершенно иным, во время фрикций член проходил по зудящей, болезненной истоме где-то внутри. У Игоря красивое тело. С ярким прессом, волевыми венами на руках, сексуальными мышцами у тазовых косточек, которые будто нарочно попадаются на глаза из-под спустившихся домашних треников. Дубина это сводит с ума. Если Игорь походил на легкоатлета, то Дима телосложением напоминал борца в лёгком весе. Такое же сильное тело, но с мягкими чертами лица. Только бледная кожа могла объединить эти полярности в один образ. Парня ужасно заводила любая разница между ними. В характерах, в росте, в том как контрастировал оттенок Игоря, когда они прикасались кожа к коже. У Грома было много шрамов — старые никогда не загорали на солнце и были мертвенно-бледными, а свежие (за что ему потом ещё раз попадало от Димы) — розовые с мягкими краями. Любовно поцелованные сбитые костяшки. Отложенные очки. Приготовленный ужин. Общий быт и печенье в столе на работе. Все это — забота. Все это — любовь. Гром начал двигаться увереннее, зная где нужно прикоснуться и надавить, чтобы сделать приятнее. К этому моменту Дима сбавил позиции и полностью отдал контроль в руки старшего. В голове не было ничего, кроме общего ритма. Ритма движений, дыхания, сердцебиения. Остальной мир был далеко за пределами квартиры, далеко за краем кровати. Дима отрывисто скулил на каждом толчке, одной рукой держался за Игоря, другой прикрывал рот. Гром выдернул его из мыслей, схватив за ошейник. — Не закрывай. Два слова. Всего лишь два слова, и парень окончательно потерял над собой власть. Послушно убрал кулак и провел по коленке Игоря, которая вклинилась под его бедрами. Живот тянуло, все тело дрожало, оргазм приближался и диктовал лишь желание поскорее кончить. — Игорь, пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. — Поток слов слился в бесконечную бегущую строку. Дубин видел лишь мутное лицо Игоря, попеременно движущееся над ним. И больше ничего. Целый мир потерял вес. Он сам был готов взлететь, как молодая травинка на ветру. На грозовом, тяжёлом ветру, который нагонял тучи и уже посадил семечко беспокойства. Но с детства каждый знает, что после грозы непременно открывается небо и пахнет озоном. И вот та самая радость, когда ужасный внезапный дождь закончился, освобождая место высокому небу и зеркалам на асфальте, проникла в голову и заставила содрагаться все тело. Дима перестал дышать и неосознанно втянул живот. Он смотрел в потолок и будто не замечал Игоря. Его ресницы медленно подрагивали, как паутинки между деревьев в лесу. Игорь кончил следом, из-за пульсаций, обволакивающих его член. Он протяжно простонал глухим, низким голосом и повалился на Диму. Через пару секунд, когда он пришел в себя, перекатился на другую сторону кровати, казавшейся одинокой и холодной по сравнению с кожей Дубина, и поцеловал того в грудь, устроившись на подушке рядом с его плечом. Дима медленно поднял руку и снял ошейник, глубоко вдохнул послегрозовой воздух, пахнувший озоном.