Я всегда буду любить твой сад.

– Необходимо проверяться у врачей каждый год. Сенсей, сходите пожалуйста, не может же постоянно просто так это повторяться, - вздохнув, смотря в медовые глаза с беспокойством.       Об этом снова говорил Тарталья, смотря сотый раз на одну и ту же картину. У Чжун Ли шла кровь из носа, он уверял, что это происходит из-за уставания на работе и постоянной нервозности. Работа учителя для него далась в этом году все-таки непросто, ведь стало вдвое меньше учеников, черт побрал новую школу которую построили недавно. Некоторые учителя попали под сокращение, что сильно не радовало учителя истории. Зарплата и так была как кот наплакал, а сейчас платить за аренду дома стало немного тяжело, но он справлялся, который раз отказываясь от помощи родственников и Чайлда. – Чайлд, сколько раз я говорил, что это просто нервы и давление. Я здоров, и в этом я уверен, так что не беспокойся, – улыбнувшись, попросил он. – Кстати, мне кажется, мы засиделась тут, обед должен скоро закончиться, у тебя сегодня нет дополнительных? – Сейчас проверю, Чжун Ли-сан, – после этих слов учитель немного свёл свои брови к переносице. Казалось, что Тарталья упустил что-то важное. Но не увидя этого, ученик старшей школы залез в сумку, откуда вытащил расписание. Проведя пальцем до сегодняшней даты, глаза начали внимательно спускаться по строчкам, пока парень не понял, что после уроков он полностью свободен. – Да, сегодня я свободен и смогу вам помочь, надеюсь, вы будете не против, – Тарталья решил взглянуть на своего... Тарталье хотелось назвать его другом, но, понимая, что учитель старше, он ограничился лишь обращением к нему с суффиксами "сан" или "сенсей'. Видимо, это и не нравилось историку, что он сейчас не оставил без внимания, что только что заметил Тарталья. – Сенсей? Что-то не так? Обед закончился, что ли, – после этого послышался тихий смешок. – Тарталья, я в прошлую нашу встречу говорил, для тебя я просто Чжун Ли. Прошу, давай без суффиксов, я чувствую себя старым, хахах, – Тарталья с небольшим удивлением смотрел в его глаза, улыбнувшись тому, что в прошлый раз, сидя в учительской и слушая монотонный голос учителя, он втихую рисовал его.       Его глаза... Они были с медовым оттенком, но вверху зрачка они при свете вечернего солнца приобретали карий оттенок, который был замечен Тартальей лишь недавно. Его волосы.. Они, наверное, мягкие и шелковистые, и так хотелось к ним прикоснуться, но он понимал, что это слишком плохая идея, чем курить за школой в период обеда, ведь Чжун Ли его все время находил и читал лекцию, позже заставляя отвечать ему несколько параграфов из учебника истории. На что Тарталья, не знающий историю от слова совсем, старался изо всех сил запомнить их, дабы не расстроить своего... "лучшего друга".       Мельком взглянул на часы, Чжун Ли удивлённо обернулся на них, потерев глаза, подумав, что это ему показалось. Но потом быстро поднялся на ноги, чем напугал Тарталью, сказал: – Тарталья, быстрей хватай бенто, убирай в сумку и убегаем, – потерев переносицу, сказал Чжун Ли, заодно поправляя очки, которые забыл оставить в кабинете, когда шел сюда. -Как я понял, мы опаздываем, но на незначительные минуты, хахаха. Хорошо,я вас понял, сен...Чжун Ли, – сделал поправку рыжий. – Вот и молодец. Я побежал, завтра опроса не будет, – можно было и не увидеть его нежную улыбку, но было понятно, что именно сейчас он улыбнулся, это прослеживалось в его тоне. Тарталья, также натянув улыбку, подождав, пока его сенсей покинет крышу, где они часто проводили свои свободные от работы и учебы минуты во время обеда, сполз на колени, зарывшись руками в волосы, позже закрывая покрасневшие щеки. До этого времени он не думал на тему отношений, но смотрел с нескрываемым раздражением на парочки, которые могли перепихнуться в туалете на уроке. Да и вообще проявление чувств в публичных местах он считал нелогичным, ведь разве нужно выставлять чувства напоказ? Эти чувства, как он думал, проявляются наедине, когда никого нет рядом, и так спокойно в компании друг друга, а не когда вы обнимаете человека, когда рядом половина школы вас обсуждает.       Но он всё-таки им завидовал. Ведь ему тоже не хватало того человека, который, когда ему будет настолько плохо, что он захочет кричать, прижмёт к себе и успокоит. Даже родители не дали ему этой любви, занимаясь и заботясь постоянно о других детях. Они не помнили его день рождения, никто из родственников этого не знал. На семейных вечерах ему приказывали сидеть в комнате и заниматься уроками, пока другие сестры и братья играют и общаются с родственниками. Он так пытался добиться этой любви столько лет, что не помнит, когда что-либо делал, потому что ему это нравилось. Если родители включали телевизор, где шло видео про игру на скрипке, которую они нахваливали, значит, он завтра начнет играть на скрипке, выучив именно ту самую мелодию, которую услышал в тот день, когда незаметно вышел из комнаты, чтобы его опять не наказали из-за того, что он им мешает.       Все старания впустую. Пора было смириться, что им всё равно на ту затею со скрипкой. Когда Чайлд занимался в музыкальной школе, все дни после школы они не оценили, сказав, что он никто, чтобы играть Чайковского, ведь он великий и известный человек, а Чайлд замарал его имя, даже просто выучив его пьесу. Когда его младший брат, в тот момент выйдя из комнаты, когда Чайлд стоял посередине комнаты со скрипкой, сказал, что он сделал математику, к которой он не приложил ни единого усилия, списав все у одноклассницы, родители сказали, что он большой молодец и поставили его в пример Тарталье.       А вот тут он уже понял. У него затряслись руки, ноги подкосились. Похоже он упал... Брови показывали все удивление и злость, которая вызвана такой необоснованной несправедливостью по отношению именно к нему. Хотелось кричать... Подумав, что, если он закричит, то кто-то подойдет, обнимет и скажет единственные слова, которые он так мечтал услышать: "-Прости нас, мы тебя любим." Но, взглянув на маму, он лишь прочитал слова. "-Ты нам никто."       Встав с пола, опираясь рукой на стеклянный стол, оставляя отпечатки, тем самым вызвав у матери злость и желание взять ремень, чтобы наказать его, Тарталья выбежал из зала. Подбегая к коридору, он схватил куртку и, даже не обуваясь, схватил в руки обувь и убежал из дома куда глаза глядят. Он плакал, рыдал, растирая руками сопли вперемешку со слезами по лицу, падал, разбивая колени, рвав джинсы...       Ему хотелось кричать... И он кричал, во все горло, пока не почувствовал, что сейчас задохнется из-за жжения в груди или от того, что кричал так, что голос практически пропал, осталась лишь хрипота. Сидя на мокром асфальте, постепенно приходя в себя, Чайлд пытался понять, где он находится. Это был район, в который он один-два раза заходил, когда прогуливался после школы, не желая идти домой. Глаза в панике осматривали местность, но зацепились за яркий сад около дома, который был ближе всего. Встав, он направился туда.       Мальчик с рыжими волосами не знал о цветах ничего, но ему нравилось смотреть на них. Они вырастали такими красивыми, что он мог завороженно смотреть на них часами, трогая лепестки маленькими ручками. Зайдя за маленькую оградку, ему открылась красота сада. Розы, георгины, тюльпаны, гортензия и несколько закрытых бутонов растений. Вдруг пошел дождь, а рыженький даже не заметил этого, продолжая шагать вдоль сада, и решил, что ему ничего не мешает сорвать один цветок. Выбрав розы, ведь от них веяло таким величием, которое было неведомо мальчишке, он потянулся руками к стеблю. Но, отдернув руку, порезался, не рассчитывая, что там шипы. – Осторожно, они острые. Я могу тебе чем-то помочь?       С раскрытыми от удивления глазами, он боялся повернуться. Вдруг там злая бабушка, которая сейчас его ударит или за шкирку отнесет к матери и отцу, жалуясь на то, что он вор. Быстро обернулся, увидев только медовые глаза, ловко прошмыгнул между ногами по грязи хозяина сада и ринулся бежать. – Тарталья Чайлд! Либо вы сейчас уходите с моего урока, либо я звоню вашим родителям!       Из за удара учебником по головушке, Тарталья быстро поднял голову с затекших рук и попытался понять, где он находится. Доска, таблица Менделеева... ОН НА ХИМИИ. Он заснул на химии. Это последний пункт в предсмертных желаниях Тартальи. Потерев глаза, он смотрел на учительницу, которая готова спросить эту гребанную таблицу, заданную на дом, прекрасно зная, что ничего он и не открывал. Но она просто сказала, чтобы он больше не смел спать на ее важных уроках, которые пригодятся в будущем всем детям, у которых она ведёт. Ученики лишь тихо хихикнули, ведь понимали что большинство не любит и не понимает химию, ведь нужно много чего учить, понимать, и всем как-то не хочется в начале учебного года так напрягаться.       Почему...почему ему приснилось именно это? Он уже давно не в средней школе, чтобы его мучили кошмары, но сам Тарталья позабыл об этом. И о мужчине с медовыми глазами... – Урок закончен, домашнее задание на доске. Пожалуйста доделайте классную работу, я проверю тетради, – сказала сенсей, услышав звонок. – Итэр-кун, а сколько уроков осталось? – Сейчас скажу погоди, – мальчик с пшеничными волосами заглянул в телефон, прищурился, пока глаза искали ответ на вопрос одноклассника, – вроде все, Тарталья-кун. – Спасибо большое, Итэр-кун, – улыбнувшись в ответ, Итер вышел из кабинета, позже Чайлд сделал точно так же.       Многие ученики ещё оставались в стенах школы, ведь у некоторых за такой короткий промежуток времени накопились долги по учебе. Некоторые ходят на дополнительные занятия, дабы подтянуть предметы, которые им понадобятся в жизни и для хорошей сдачи экзаменов. Но Тарталья быстро схватив сумку, поспешил в двадцать пятый кабинет, ведь ждал этого весь учебный день. Но перед этим зашёл освежить лицо, чтобы не думать об этом дне и настроиться на помощь Чжун Ли. Поднявшись на нужный этаж, глаза стали искать такой уже ставший родным и уютным кабинет. Дверь открыта, дети выходят из класса, говоря слова о том, какой занимательный урок был, прощались с учителем, но, когда все вышли, мечты на проведенное вдвоем время с сенсеем разбились, как окно 1 сентября в столовой. Кроме себя и Чжун Ли он увидел девушку, которая сидела рядом с учителем, предлагая настойчиво помощь, игнорируя то, что ей так много раз отказали. Ему она сразу не понравилась, даже заводить разговор не хотелось. Предвкушение от встречи пропало, оставив только раздражение от всей этой ситуации. – Тарталья, здравствуй ещё раз, – обернувшись, сказал он, отвлекаясь от шкафа с книгами, картами и атласами.       Всё-таки эта улыбка заставит его остаться, несмотря ни на что...