Лабиринт

Прямо в середине комнаты лежала виниловая пластинка: половина цельная, половина раздробленная на осколки. Разного размера, крупные, и не очень, и совсем крошка. Цельная часть выглядывала из яркой упаковки, так и не успев полностью из неё выскользнуть, осколки и крошки разлетелись по всему полу. Глубокий чёрный пластинки казался ещё темнее на фоне многоцветья упаковки, но вместе они причудливо выбивались из всего интерьера. Комната, да и вся квартира, была очень белая — красивая, современная, очень продуманная. Даже не придерешься, что безжизненная, в чём обычно упрекают подобные дизайны. Жизнь и люди, жившие её, исподволь подмигивали отовсюду. Рядом с огромным телевизором на полстены беспорядочной стопкой были свалены журналы, на диване валялся пульт — тоже неуместное пятно на белом фоне, но не чёрное, а светло-серое, отчего контраст казался не таким сильным. Грустная от пустоты белая ваза стояла на белом подносе на колёсиках; наверное, его подкатывали в коридор, когда приходили знаменитые гости и приносили с собой яркие букеты для знаменитых хозяев дома. На роялях в глубине коридора стояли открытые ноты. На вешалке, зацепленной за приоткрытую дверь гардеробной, шелестел на сквозняке чёрный костюм: брюки со стрелками, пиджак с острыми отворотами. Кухня встречала фиолетовой формочкой то ли для фигурного льда, то ли для шоколадных конфет на столешнице, рядом лежала приоткрытая тетрадь для записи рецептов. Из тетради торчал карандаш. Как будто что-то спешно вписали прямо перед отъездом, а теперь Осаму стал случайным и нежеланным свидетелем бытовых моментов чужой жизни. Звонок от Киты-сана застал его дома, ранним утром. Осаму едва разлепил глаза и заваривал кофе, когда в тихие звуки сборов на работу вторглась чересчур пронзительная трель телефона. — Возможно, государственной важности дело, — сказал Кита-сан, а потом добавил весомо и печально: — Если не международной. Кита-сан никогда не бросался подобными словами и звучал обычно куда суше, так что сейчас сам тон сообщал, насколько непростым и ответственным будет дело. Осаму посмотрел на ничего не подозревающую кофеварку и попросил Киту-сана скинуть ему детали. Никакого спокойного завтрака и накатанной дороги до отделения сегодня не видать. Осаму ехать до Нихонбаши было дольше, чем Арану из участка, но тому пришлось в одного собирать все необходимые бумаги и свой криминалистический чемодан. За годы совместной работы Осаму сподобился даже познакомить Арана с братом, но никак не вникнуть в научные тонкости его работы. Просто знал, что лучше него никто анализ места преступления не проведёт. Но Аран написал, что только выехал, и Осаму, плюнув на всё, пошёл есть. Он лет сто назад приметил недалеко крошечную едальню исключительно с гюдоном в меню — и, как выяснилось, не зря. Потом, ещё немного оттягивая момент, когда придётся подниматься и разговаривать с — как его там — Куними-саном, полицейским из местного участка, под тоскливо моросящим дождём выкурил сигарету перед серой громадой из стекла и бетона, упиравшейся плоской головой в ещё более серое небо. Осаму попытался найти глазами окна нужной ему роскошной квартиры, но здесь все окна принадлежали роскошным квартирам. Даже нужный этаж не отсчитал, сбился. — Детектив Мия Осаму, центральный уголовный розыск, — сказал Осаму сразу же, как лифт доставил его к квартире. У её приоткрытой двери стоял полицейский со снулыми и утомлёнными глазами. На тяжёлые веки падала раздвоенная чёлка. Как только Осаму в подтверждение своих слов показал удостоверение, полицейский представился в ответ. Куними-сан оказался подчёркнуто вежливым и подчёркнуто ленивым в разговоре, скупым на реплики и движения. — Представитель хозяев квартиры, Ширабу-сан, — всё так же вежливо и без тени эмоций сказал Куними, кивнув куда-то мимо Осаму. Осаму повернулся и повторил дежурную фразу о том, кто он такой и какие обязанности исполняет. Ширабу — в отличие от Куними откровенно нервный и на взводе человек — поздоровался в ответ. — Ширабу-сан обнаружил, — Куними тяжело вздохнул, — произошедшее. Цветы полить пришли, верно, Ширабу-сан? — Что-то вроде того, — неопределённо отозвался Ширабу и нехотя пояснил, когда Осаму вопросительно вскинул брови: — Ну да, растений много. Иногда просто прихожу проверить, всё ли в порядке, когда хозяева в отъезде. — Сигнализаций и камер недостаточно? — чуть удивился Осаму. В таких фешенбельных комплексах безопасность обычно на высоте, и представить, что живущие здесь богатые интеллигенты зачем-то станут просить своих друзей, таких же богатых интеллигентов, прийти и проведать их жильё, было довольно сложно. — Как видите, нет. Ширабу бросил злой, раздражённый взгляд. — Но вы там ничего не трогали? — Нет, — ответил за них обоих Куними. — Как только я сообщил начальству, что сюда вломились и что там, возможно, шкафы с инструментами вскрывали, всё передали вам. Сказали ждать, пока приедете, и всё. Всем своим видом он выказывал, что нисколько не сожалеет о необходимости передать дело центральному отделению. Осаму не мог его винить. Будь такая возможность, он бы тоже с удовольствием сбагрил кому-то банальную кражу, о которой, тем не менее, Кита-сан говорил тяжёлыми важными словами. Глянул на часы — до предполагаемого приезда Арана оставалось совсем немного, хватит для первого осмотра. Куними он отпустил в участок и попросил вернуться позже, для финального оформления протоколов. Цветов действительно было немало — Осаму чуть не врезался в высокое растение в белом горшке, раскинувшее листья прямо на входе в квартиру. Вглубь уходил бесконечный коридор в необъятную гостиную. При этом почти стеснительно вилась лестница на второй этаж. Огромная квартира. Великое количество ценных вещей. Большинство из которых, согласно первичной сводке от Куними, остались лежать на месте. Осаму привык видеть раскуроченные, перевёрнутые вверх дном квартиры, со вскрытой мебелью, убитыми вещам. Здесь же, похоже, было не тронуто всё — кроме винила. Осаму чувствовал себя такой же такой же пластинкой: всегда разбитый по утрам, да и в окружающую обстановку вписывался ничуть не лучше. Все, включая его самого, предпочли бы, чтобы его здесь не было. Но нужно было составить точный список краденого и прикинуть версию о мотивах вора. Только ничего Осаму не составил и не прикинул. Просто стоял посреди гостиной и смотрел на пластинку, и думал о том, как её безнадёжность сочетается с полной жизни красотой всего остального. — Здесь закончили? Недовольный голос Ширабу вырвал Осаму из созерцательного оцепенения, и он с некоторым удивлением перевёл взгляд на дверной проём. Внешне никакого раздражения Ширабу не проявлял, да и в вопросе оно звучало самым краешком, полутоном интонации. Так, чтобы кольнуть, но оставить в сомнениях — то ли сделал что-то не так, то ли просто слишком много думаешь. Осаму знал, что сделал что-то не так. Находился здесь — того достаточно. — Ммм, — ответил он, и Ширабу наверняка внутри перекосило от этой неопределённости. — Да мы, можно сказать, ещё и не начинали. О, Аран-кун. Аран в компании своего извечного чемодана прошёл внутрь, вежливо поклонился Ширабу и кивнул Осаму. Передал ему бумаги от Киты-сана под протокол, ловким движением раскрыл портфель с принадлежностями. Осаму перелистывал бюрократические страницы и краем глаза следил за тем, как Ширабу ревниво смотрит на все приготовления Арана. Темнокожие руки мелькали поверх наборов дактокарт и химических составов. Иногда люди с подозрением косились на него — мол, иностранец в японской полиции вряд ли компетентен; каждый раз Осаму хотелось взять портфель и врезать по всем недоверчивым головам. Ширабу, впрочем, вряд ли не нравился Аран. Он уже нашёл козла отпущения за всё происходящее в лице Осаму, и Аран едва ли вызывал у него вообще какие бы то ни было самостоятельные чувства. Ширабу просто раздражало, что в этой квартире в принципе что-то случилось, что-то противное и гадкое, и Осаму с Араном его возмущали как неизбежное приложение к противному и гадкому. — Сейчас Оджиро-сенсей здесь всё сфотографирует, — Осаму усмехнулся, — и снимет отпечатки. Вот тогда, наверное, будем считать, что закончили. Можете подождать в коридоре, только не трогайте ничего. — Я помню, — хмуро ответил Ширабу и действительно вышел. Осаму потянулся перед тем, как скрючиться на корточках и начать разглядывать каждый миллиметр пола. Загривок приятно хрустнул. Без нависания Ширабу над душой и в присутствии Арана работалось немного легче, пусть даже и начиналась самая нелюбимая часть Осаму. — Сенсей? — Аран изогнул бровь и кинул ему пару одноразовых перчаток. Вторые натянул сам. Прокрастинируя последние пару секунд, Осаму потянулся шеей вправо и влево и на этом с сожалением покончил с бесполезными растяжками. Сел на корточки рядом с подносом на колёсиках, всмотрелся в чуть потёртый паркет. Небось этими самыми колёсиками пластинку и переехали ненароком. — Разве тебе не дали доктора криминалистики, — рассеянно ответил он на повисший вопрос Арана и отметил: — Пыльно тут местами. — Ещё бы не пыльно, когда хозяева в Европу укатили. — Аран зашуршал полиэтиленом: в глубине диванных подушек обнаружился не только пульт, а ещё и забытая непрошеным гостем металлическая отмычка. В левом виске Осаму сразу заныло, словно отмычкой попытались вскрыть его череп. Так хотелось верить, что вскрывали просто какой-нибудь сейф с крупной суммой денег. Так не выходило убедить себя в этом. Аран взвесил упакованную в пакетик для вещественных доказательств отмычку в руке: — Ладно сделана, я бы даже сказал — профессионально. У меня, кстати, химическая магистратура, и мы обсуждали это сто раз. — Разве? — Осаму вглядывался в пол и ножки мебели до рези в глазах; пытался понять, двигали здесь что-то или нет, ведь даже малейшие перемены могли иметь значение. — Я забыл, наверное. А до доктора ты не дотянул? — По-моему, кто-то переобщался с братом. — Ацуму второй месяц в Осаке безвылазно, — хмыкнул Осаму. — Даже игр в Токио не было. Они с Араном всегда трепались о разной фигне, пока собирали информацию. Так проще было отключиться от мыслей и просто фиксировать, запоминать, откладывать в мозг. Последним человеком, свободно посещавшим эту квартиру, был вор, и свою первостепенную задачу Осаму видел в том, чтобы механически восстановить каждый его шаг — настолько подробно, насколько получится. Его всегда раздражало чувствовать себя кем-то средним между собакой-ищейкой и Шерлоком Холмсом, искать мелочи и пытаться от них размотать нить к крупному, но иного способа мир не придумал. Ищейку, кстати, по словам Куними, здешние полицейские уже приводили. Без толку, конечно, но скорее всего сейчас и все старания Арана с отпечатками тоже будут без толку. Если вор умудрился проникнуть в квартиру, подобрав (или выяснив) коды для замков, обойдя все камеры в здании и не вызвав подозрений до утреннего явления Ширабу в гости к цветам, то вряд ли такой мастер мог облажаться и заляпать руками мебель или вазу. А может, вор оставлял свои отпечатки здесь годами по разным причинам и теперь не боялся наследить даже во время кражи. — Жалко, что законсервировать помещение нельзя, — вздохнул Осаму, с сожалением окидывая взглядом очередную полностью проработанную комнату. Протокол с подробным описанием каждого ящика здешнего секретера отправился в папку к другим листам — детальный рапорт о разбитой пластинке, кухонные подробности, очерк о пюпитрах. Вор точно прошелся по кабинету с секретером. В нём обшарили каждый ящичек, каждую полочку, переставили всё, что можно переставить, и забрали всё, что можно забрать — деньги и драгоценности. С самого верха секретера на Осаму чуть не грохнулась увесистая резная шкатулка, пустая и с настежь открытой крышкой. Водрузил её туда наверняка вор, а значит ростом отличался немаленьким. — А то что? — усмехнулся Аран. Осаму пожал плечами в ответ: — Ну вот мы сейчас закончим, а потом вернутся хозяева и жизнь продолжится. А притом, ты понимаешь, вдруг мы бы пришли завтра, послезавтра, через неделю и увидели что-то ещё. Глаз замыливается. — А жить господа великие музыканты будут у тебя, — подытожил Аран. — И вот те роскошные рояли будут жить у тебя. А потом ещё Ацуму понаедет. — Я сам тогда перееду к тебе. — Осаму зевнул, стянул одну из перчаток почесать лоб и сменил тему: — Есть хочется. — Теперь он предлагает заказать пиццу в квартиру Тендо Сатори. — Аран захлопнул чемодан и пихнул Осаму в плечо. — Пошли, второй этаж ждёт. Там должно быть самое интересное. — Я люблю, когда скучно, — вздохнул Осаму. До того, как Аран произнёс имя, отстраняться было куда легче. Сейчас абстрактное понятие «потерпевший» обрело лицо — Тендо Сатори, великий скрипичный маэстро, признанный гений, несмотря на молодой для такого величия возраст. Вроде бы не сильно старше самого Осаму, а с Араном, возможно, и вовсе едва ли разминулся годами. Точная дата, вычитанная в интернете с утра, ускользнула из памяти. На втором этаже их ждал огромный лофт со звукоизоляцией, приспособленный под репетиционный зал. Там великий маэстро и его уважаемый супруг Ушиджима хранили свои инструменты. Ушиджима, вспомнил Осаму, играл на валторне. Ещё бы представлять, как выглядит валторна. Ширабу вяло поднимался наверх вместе с Осаму и Араном, а по дороге бормотал себе под нос перечень живших в доме скрипок и валторн. Вероятно, он был способен точно так же оттарабанить список всех живших в квартире вещей, чуть ли не с большей точностью, чем сами Тендо и Ушиджима. Простая и понятная формулировка «ухаживать за цветами» скрывала необъяснимое (пока что) понимание сохранности чужой квартиры как своей личной ответственности — вплоть до самых мелочей. — Цветы они и правда любят, — заметил Осаму, уворачиваясь от свисающих стеблей филодендрона. Вдоль всей небольшой лестницы были прибиты полочки, уставленные горшками — помельче и покрупнее, с едва проклёвывающимися зелёными малышами и уже красиво цветущими суккулентами. Зал в лофте тоже встретил их черенками у входа. — Хобби Ушиджимы-сана, — сварливо отрезал Ширабу, словно от малейшего интереса Осаму к здешней зелени вся она мгновенно могла пожелтеть и завять. Завял, впрочем, сам Осаму. Не то что он до того цвел буйным цветом и наслаждался жизнью, но сейчас в нём что-то оборвалось окончательно и безнадёжно. Перед ним зиял тягостной пустотой взломанный шкаф. Скрипичный шкаф. Сколько раз Тендо поднимался по лестнице с чёрными балюстрадами, сколько раз заходил в зал с окнами в пол, открывал шкаф с великой скрипкой и играл на ней великие мелодии. Сколько раз он поворачивал ключ в шкафу, что должен был защитить скрипку от всех напастей мира. Не уберегли её замки и ключи. — Санта-Мария, — уже не раздражённым, а совсем мёртвым голосом сказал Ширабу. Справа от Осаму шумно вздохнул и выдохнул Аран, у которого, вероятно, тоже пронеслось перед глазами всё, что им теперь грозило. Простая кража в одну секунду превратилась в ношу огромной ответственности перед мировой культурой. Осаму свыкся с ежедневными гадостями; было бы странно переживать от каждого мерзкого поступка при его работе. Привык по мере сил с гадостями бороться, привык делить с Араном вечера в отделении и перекапывать информацию снова и снова. Привык к ответственности перед пострадавшими и к их глазам, полным то надежды, то скепсиса. К чему не привык и малодушно не хотел привыкать — так это чувствовать у себя на загривке дыхание ЮНЕСКО и министерства культуры. Международная важность, прозвучало голосом Киты-сана у Осаму в голове, и он невольно поёжился. Ему нравилось сводить картинку воедино и ловить виновных. Выгрызать у гадости успех и чувствовать себя победителем. Проблема была в том, что ему не нравилось это делать под дополнительным надзором; обычно хватало одного только Киты-сана, но в нынешней ситуации сразу было понятно, что давить будут и на него, и тем самым на Осаму с Араном тоже. Как бы Кита-сан ни попытался смягчить. Слишком много внимания, слишком много ответственности. — Рискну предположить, что преступник хорошо знал квартиру, — сказал Аран, вновь вытаскивая перчатки. — Либо её хорошо знал кто-то другой и предоставил ему план. И в конце концов, просто бесило, что кто-то проник в красивую, светлую, гостеприимную квартиру и украл чёртову уникальную скрипку. — Почему? — спросил Ширабу. Аран обвёл рукой помещение: — Единственный взломанный шкаф находится здесь, секретер тоже выбрали чётко. Преступник точно знал, куда шёл и зачем. Иначе он бы перевскрывал всё, что на глаза попалось, и мы сейчас ходили бы по куда большему беспорядку. — Ушиджима-сан случайно не курит? — рассеянно поинтересовался Осаму, разглядывая дверцу шкафа. Взлом выглядел профессиональным и аккуратным, без лишних движений и глупого тыканья отмычкой в случайные места. Представить себе умелого взломщика, притом вхожего в дом великих академических музыкантов, было непросто, но не удивляться ничему Осаму уже привык. Верить в то, что это будет самым поразительным в деле, равным образом не вышло; весь мало-мальский оптимизм рассеялся в воздухе на ступеньке где-то рядом с очередным фикусом, как только всем стало ясно, что скрипки в доме нет. Ширабу поморщился от неуместного вопроса, но врать не стал: — Тендо-сан курит. Дома тоже, да. — Аран-кун, а газетки рекламной никакой нет у тебя? Раз уж так, то курить хочу, сил нет. Аран, не отрываясь от дела, вытащил из кармана утреннюю метрошную рекламу и сунул Осаму в руки. Ширабу очевидно маялся недовольством, глядел исподлобья на то, как Осаму развернул газету на уголке стола. Как раз хватило места под импровизированную пепельницу на единственно свободной от кучи папок с нотами поверхности. Закурил, аккуратно стряхнул пепел чётко на газетку всё ещё под пристальным и неуютным взглядом Ширабу. Можно было предположить, что он нервничает неспроста — похожим образом вора или его сообщника могло бы терзать нечто среднее между угрызениями совести и боязнью быть раскрытым. Но Ширабу такого впечатления не производил совсем. Просто по каким-то его собственным соображениям Осаму вызывал у него сугубо неприятные эмоции. Не доверял ему Ширабу. Хреново, конечно, что так — всё равно столкнутся ещё не раз в расследовании. Осаму не обманывал себя с первого шага в квартире Тендо Сатори: не быть этому делу быстрым, вообще никак. А в общем, ведь и самому Ширабу никто доверять не собирался, невзирая на любые личные впечатления Осаму. Неизбежно будет и допрос под протокол, и снятие отпечатков пальцев, и проработка версии о том, не его ли наводка. Сигарета почти догорела. Осаму скользил взглядом по книгам на полке над столом. Биографии музыкантов, консерваторские учебники, ноты, ноты, ноты. — Вам так лучше думается? — зло спросил Ширабу. Осаму покачал головой. — Нет. Сейчас мне вообще думать вредно. — А что полезно в таком случае? — Стать запоминающей машиной. Важно, что осядет у меня в голове, когда мы покинем квартиру. — Осаму аккуратно затушил сигарету и уложил окурок на газетку рядом с пеплом. — Потом уже буду думать. Когда с лофтом тоже почти закончили, Осаму сбросил Куними сообщение с просьбой зайти. Аран объяснял Ширабу, что сейчас нужно снять его отпечатки — прежде всего для сличения с потенциальными отпечатками вора. — Даже факсимиле Тендо Сатори и Ушиджимы Вакатоши мне понадобится, — говорил Аран, а Осаму смотрел далеко вниз из гигантских окон на серую мостовую с цветными точками людей и машин. Дождь закончился, но солнце едва выглянуло и спряталось снова, и невозможно было не думать о том, как здесь день скоро подойдёт к концу, а где-то на другом конце континента он едва-едва подгребал к середине. Где-то в Париже Тендо Сатори уже наверняка был в курсе о том, что пропала та самая Санта-Мария, и ничего не мог сделать. Любопытно, каким человеком был Тендо. Какую реакцию у него вызвала кража — расстройство или злобу. Осаму никогда не интересовался даже популярной музыкой, не говоря уж об академической. Вот и не знал ничего о человеке, в квартире у которого сейчас стоял. Аран брал отпечатки Ширабу за островом на кухне; сюда, по предварительным размышлениям, вор не заходил вовсе, так что безопаснее всего такие процедуры проводить было здесь. Осаму присел рядом, вытащил диктофон для будущей беседы. Здесь тоже были цветы. Рядом с ними стояли фитолампы, и Ширабу рассказывал, как он их включает по каким-то там специальным инструкциям. Он подробно расписывал свою рутину, сбиваясь только на то, чем всё отличалось сегодня, а Осаму записывал — аудио на диктофон, заметки на бумагу. — Как вы поняли, что что-то не так? — спросил Осаму, и Ширабу опять наградил его уничтожающим, сердитым взглядом: — Пластинка. И правда. — Кто такой Семи Эйта? — вспомнил Осаму автограф на упаковке. Там чёрным маркером поверх аляпистой поверхности значилось «Тендо Сатори — от Семи Эйты. Рок-н-ролл жив!». Довольно рядовая надпись, а вот формат выпуска музыка своеобразный. Осаму бы не вспомнил, когда последний раз видел работающий виниловый проигрыватель. Ширабу рассказывал про рокера Семи Эйту, друга Тендо Сатори, с которым они, по его словам, постоянно спорили о теории музыкального искусства. Осаму слушал, жевал колпачок от ручки и всё смотрел на цветочные горшки. Отстранённо перечислял про себя: хавортия, сансевиерии, монстера, комнатная лаванда. В их отделении силами Киты-сана не осталось людей, не отличавших суккуленты и прочие растения друг от друга. Одна из сансевиерий, несмотря на все ухищрения, выглядела так, словно собиралась вот-вот сдохнуть. Осаму хотел бы последовать ее примеру, но только отчасти: он всё ещё помнил съеденный утром гюдон и грезил о том, как наконец-то закончит здесь всю работу, пойдёт и съест ещё один. Будет спокойно сидеть один за столиком, смотреть в окно на мельтешащих людей и под идеальный вкус мягкой говядины пытаться уложить в голове всё, что узнал и увидел сегодня. Уподобляться умирающей сансевиерии почти что казалось неуважением к тамошнему повару. Господи, как же Осаму хотел жрать, как же хотел спокойно курить, как же он хотел закончить писать протокол и просто в одиночестве сесть и подумать. Вместо всего этого пришёл Куними, и писанина продолжилась. — С пластинки, может, получится снять отпечаток ладони, — сказал Аран, когда Осаму наконец поставил финальную точку в итогах осмотра помещения. — Обещать ничего не могу. — Никто не может, — вздохнул Осаму. — Но я верю в Оджиро-сенсея. У Ширабу, вероятно, на самом кончике языка крутилось что-то вроде — а я вам нет, но он благоразумно ничего говорить не стал. Другого детектива всё равно никто не мог предоставить, и Осаму почти что испытывал благодарность за то, что Ширабу ни разу не дал своей пассивной агрессии превратиться в активную, да и имеющуюся всё-таки держал в узде. Она у него выходила скорее пассивной, чем агрессией, если уж на то пошло. — Я вам ещё позвоню, — сказал Осаму Ширабу на прощание. Тот свёл брови к переносице, чуть скривился, но кивнул; наверное, ему было тягостно раз за разом, слово за словом, переживать заново свой шок и ужас от прибытия в квартиру, куда ночью умудрился проникнуть вор. Когда, пока было неизвестно: хозяева уехали четыре дня назад, и теоретически кража могла произойти в любое время между их отъездом и визитом Ширабу. Но Аран, изучив отпечатки, пластинку, следы у входа, сказал, что скорее всего всё произошло прошлой ночью. — Тендо-сан, полагаю, уже в пути, — пробормотал Ширабу. — Вот и отлично, — устало ответил Осаму. Они с Араном и Куними последний раз проверили все комнаты, поставили подписи в протокол. Осаму протер ручку входной двери, бросил последний взгляд на тёмный вечерний коридор и захлопнул дверь.