Место занял новый босс (не такой как старый)

      Воскресенье 6 февраля.              Панацея едва успела коснуться дверной ручки, когда я оказалась за спиной и схватила её, левой рукой сразу заткнув рот. Она тут же попыталась крикнуть сквозь мешающую ей ладонь, задёргалась, надеясь вырваться, но я только сжала её крепче и потащила дальше от дверей. На ходу торопливо закрыла забрало шлема, прежде чем она успела вцепиться руками мне в лицо.       «Хо-хо-хо… давай поглядим, как ты теперь будешь выкручиваться!» — с предвкушением воскликнул Гниль.       Я отправила его в темноту настолько грубо, насколько вообще смогла, а вслед и всех остальных Мясников, мечтающих о моём немедленном раскрытии: в результате эмоции притупились, паника немного отступила.       — Прекрати орать, — прошипела я на ухо Панацее, оглядываясь по сторонам с помощью кровавого зрения. Поблизости нашлось довольно много пульсирующих алых силуэтов, один из них выделялся, опираясь на невидимую стойку регистрации. Ещё больше таких фигур было дальше на этом этаже, но пока что никто не смотрел в сторону нашей палаты. Возможно, тут всё-таки достаточно толстые стены, так что шум никто не услышал.       Панацея дёрнула головой, пытаясь отстраниться от моей ладони, попробовала сбросить правую руку, удерживающую её за талию, изогнулась всем телом, желая вырваться. Она всё-таки сумела отдёрнуть лицо от моих пальцев, набрала воздуха в грудь…       Я резко швырнула её на койку, схватила ближайшую подушку и накрыла лицо. Панацея задёргалась сильнее, послышался приглушенный вопль. Я перехватила оба её запястья и прижала их к кровати над головой, внимательно следя, чтобы моя пробитая перчатка не коснулась голой кожи. Готова поспорить на пару внутренних органов, что её силы всё-таки можно использовать для нападения, и я меньше всего хочу узнать на себе — каким именно образом. Она продолжила вырываться ещё активнее, я же вдруг испугалась, подумав, а может ли она вообще дышать через подушку?       — Я не хочу причинять тебе вреда! — всё так же шепотом произнесла я. — Уберу подушку, если ты прекратишь кричать, договорились?!       Она ещё несколько секунд дёргалась всем телом, пытаясь вырваться, даже пинала ногами воздух, пытаясь меня достать, но в итоге, видимо, сама поняла, что толку со всего этого нет никакого. Её тело обмякло, всё напряжение ушло, когда Панацея сама признала свой проигрыш, и потом я почувствовала движение, когда она слабо кивнула головой.       Я настороженно убрала подушку, ожидая новых воплей сразу, как только дам такую возможность. Вместо этого целительница молча хватала ртом воздух, глядя на меня с такой яростью, будто пыталась поджечь взглядом.       — Ладно… — начала я и тут же запнулась, поняв, что совершенно не представляю, что же сказать дальше. Я только что выдала себя, и уже через несколько секунд взяла её в заложники… Мясники обычно не тратили время на разговоры с несчастными, которых они похищали, так что даже не представляю, как мне себя теперь вести. Путаясь в словах, я всё-таки продолжила: — Слушай, я… повела себя неадекватно, прошу простить за это. Пожалуйста, сначала дай мне всё объяснить.       — «Объяснить»? — ядовито повторила Панацея. Её взгляд каким-то образом стал ещё более ненавидящим. — Ты же, блядь, Мясник! Безумное чудовище!       Я поморщилась, одновременно почувствовав, как после этих слов зашевелились отправленные в темноту Мясники. Хотя подобное оскорбление их скорее позабавило, не более.       — Клянусь, я полностью себя контролирую. Ты же видела меня раньше. Да бога ради, мы с тобой вместе наряды перебирали в ателье.       — Ой, так хочешь сказать, что голоса всех предыдущих Мясников не орут у тебя в голове? — с сарказмом уточнила она.       — Я могу заглушить их, если захочу… Слушай, всего полчаса назад я помогала выгнать Зубов из города. Зачем бы это было делать? Какая мне с того может быть выгода?       В душе я надеялась, что она всё-таки включит голову. Мы виделись с Панацеей всего пару раз, но у меня сложилось впечатление, что она хорошая девушка, даже если забыть про репутацию одного из сильнейших целителей в стране, если не в мире, который утром избавляет детишек от рака, а вечером излечивает больных СПИДом. Если кто-то вроде неё поверит мне, это даст огромное преимущество.       Если Мясники с годами и начали во что-то верить, так это в неизбежность. Не зря умные Мясники продержались дольше, ведь они сразу приняли, что не стоит считать себя неуязвимыми, а потому нужно заранее предусмотреть все возможные меры на случай появления достаточно сильного и безумного врага, который будет драться с ними насмерть.       Точно так же и я осознавала, что рано или поздно мне придётся телепортироваться из-под удара или кто-то заметит, с какой скоростью зарастают мои раны, и после этого я стану мишенью. Если смогу прожить достаточно долго, если успею приобрести хорошую репутацию, то, надеюсь, герои хотя бы засомневаются, а не объявят меня врагом немедленно. И при таком исходе доверие Панацеи будет сильным аргументом в мою пользу. Жаль только, она уже решила, что меня необходимо презирать…       — Ни на секунду не поверю, что ты можешь делать хоть что-то ради других, а не только ради себя, — бросила она. — Не знаю, чего ты добиваешься, притворяясь героем, но я не допущу, чтобы это сходило тебе с рук!       — Я не… — перебила я, скрипнув зубами, чувствуя, как поднимается злость вместе с всплывающими с глубины Мясниками. Утопила всех ещё раз и продолжила, прилагая усилия, чтобы не терять терпение и сохранять ровный тон: — Я не притворяюсь героем. А являюсь им. Я потратила недели, чтобы избавиться от Барыг, дралась против Штормтигра… ещё сражалась против Вьюги и Злыдня, помнишь? И как я и сказала, только что помогла избавить наш город от Зубов. Не проще ли было просто вернуться к ним и возглавить банду, вместо того, чтобы они меня выбросили из машины на ходу?       — Ты взяла меня в заложники, — огрызнулась Панацея. — А своими действиями просто пыталась ослабить наш город. Убрала часть конкурентов, заставила людей успокоиться с мыслями, что тебя больше нет, а затем вы с бандой вернётесь и нападёте снова.       Я посмотрела в искажённое злобой лицо, затем молча отпустила её руки и отступила на шаг. Панацея с опаской покосилась на меня и на подушку, которую я всё ещё держала в руках, затем села и начала растирать запястья. Молчание затягивалось, я тянула время, пытаясь произнести слова, которые почему-то причиняли мне боль:       — Геморрагия погибла. Имперцы убили её во время того большого штурма, ведь с Зубами не было Мясника, который бы помог в бою. Алебастр добил её и обобрал тело после, — я открыла одно из отделений на поясе и двумя пальцами вытащила дешевый брелок, подняла перед собой, разглядывая его. — Если я и Мясник, то охренительно паршивый.       Большая часть Мясников всё ещё находились слишком глубоко, чтобы я могла их слышать, зато почувствовала исходящую от Свары и Анкоридж грусть, приправленную злобой и унынием сразу: так бывает, когда злишься на кого-то, но слишком расстроен, чтобы ругаться или лезть в драку. Это можно было бы выразить так: «Мы обе согласны, что ты, разумеется, сука, но нам слишком плохо сейчас, чтобы на тебя орать». Панацея же взглянула на брелок, но только с презрением ухмыльнулась.       — Словно Мясников заботит хоть кто-то кроме них, — отмахнулась она безразлично, но теперь я услышала в этом тоне неуверенность.       — На самом деле заботит. Таких людей немного, но они есть. И даже превратившись вот в это, я не перестала беспокоиться о других, — ответила я, затем озвучила пришедшую в голову мысль: — Ты сказала, что можешь видеть все мои реакции, когда используешь свою силу, верно? Что я чувствовала, когда спрашивала тебя о Саламандре?       — Нет-нет-нет, ты не заставишь меня поверить, что у тебя есть сердце, — ответила Панацея, резко помотав головой. Затем обвинительно ткнула в меня пальцем. — Скорее всего, ты просто собираешься вырастить из неё ещё одного злодея для Зубов!       — Я сражалась с Зубами! — прорычала я, подобные обвинения изрядно злили. — Сегодня! Или ты забыла, что меня именно поэтому притащили сюда с переломанными костями и пробитой рукой? — напомнила я, продемонстрировав ей правую ладонь и медленно покрутив ей, чтобы было видно две дыры в перчатке.       — Я… Ты же регенератор! Ты знала, что легко сможешь это пережить!       — Без своих способностей — не смогу. Анимос обнулил мою регенерацию, помнишь? Зачем бы мне так сильно рисковать? Смирись уже с этим: нет ни одного разумного варианта, при котором я бы всё ещё была с Зубами на одной стороне.       — Нет, нет, это просто безумие, — Панацея вновь помотала головой, сжав пальцами виски. — Ты не можешь быть… быть Мясником и при этом, сука, сохранять рассудок! Ты убила предыдущего Мясника, только чтобы заполучить эти силы, не пытайся теперь делать вид, будто ты хороший человек!       Прежде чем я успела что-то ответить, от двери донёсся жужжащий звук, я развернулась на месте, держа подушку наготове. Секундой спустя осознала, насколько глупо сейчас выгляжу, после чего опустила её, указала пальцем на Панацею и велела:       — Не шуми.       Она посмотрела на меня, потом на выход, этот звук шел от небольшого динамика у двери, который я раньше не замечала. Кровавое зрение позволяло увидеть силуэт широкоплечего мужчины за стеной, который, вероятно, зажал кнопку на таком же устройстве с противоположной стороны.       — У вас там всё в порядке? Мы слышали какой-то шум.       Я поднесла палец к забралу, напоминая Панацее, что нужно молчать, затем подошла и нажала кнопку на переговорном устройстве. К счастью, было подписано, какая именно включает микрофон.       — Да, извините, у нас тут немного деликатное дело. Вопросы женской гигиены и всё такое, — жизнерадостно ответила я, этим фокусом пользовались женщины-Мясники, чтобы быстро закончить неинтересный разговор.       — Ага… Ясно. Сообщите нам, когда вы закончите, — последовал ответ, силуэт за дверью отпустил кнопку и вернулся в коридор.       «Это было… очень опасно», — признался Чуткий, всплывая из темноты. Я молча согласилась с ним и только потом выдохнула — до этого невольно задержала дыхание, стоя у двери.       — Слушай, — сказала я, убирая брелок обратно в отделение на поясе и поворачиваясь к Панацее, — я бы сама не против тут хоть всю ночь просидеть, споря с тобой, но у нас нет столько времени. Нужно решать и быстро — что ты будешь делать.       — Я ни за что не дам тебе просто так уйти отсюда, — усмехнувшись, ответила Панацея. — Ты можешь сама облегчить себе жизнь и сдаться, иначе на тебя вскоре будет охотиться каждый герой в этом городе.       — На меня откроют охоту сразу все, идиотка. Как думаешь, что произойдёт, стоит злодеям услышать про сохранившего разум Мясника? По-твоему, сколько человек захотят получить себе эти силы, если к ним больше не прилагается безумие? Половина всех злодеев с Восточного Побережья вскоре будут здесь, чтобы меня прикончить. С тем же успехом ты можешь снять с меня маску, назвать настоящее имя и нарисовать мишень на спине.       — Меня это не касается.       Это безразличие на её лице стало искрой, от которой ярость у меня в душе вспыхнула мгновенно, как сухая трава. Я была слишком зла, чтобы сдерживаться и думать, что говорю:       — Тебя это охренеть, как касается. Помнишь, что случилось, когда в Броктоне кейпы сняли маски в прошлый раз? И как именно одна из них погибла?       — Ну ты и сука… — почти беззвучно прошептала Панацея, дёрнувшись, как от удара.       — Если ты раскроешь наш секрет, то Элпис больше не будет, — самой было тошно, и злорадное одобрение Мясников только делало всё ещё хуже, но я продолжала давить на неё. — Останется только Мясник. Справедливый герой исчезнет, его место займёт монстр, а за этим следует лишь смерть. И виновата в этом будешь только ты. Улавливаешь?       — Нет, — едва слышно пробормотала она, разом побледнев.       — Да, — ответила я просто. Затем подняла палец, продолжив: — Итак, ты можешь сдать меня, и потом начнётся бойня, как и было сказано, либо, — я отогнула второй палец, — ты можешь вспомнить про эту свою «врачебную тайну», после чего мы спокойно расходимся и продолжаем жить дальше.       Панацея нервно сглотнула, сминая в пальцах простыню. Некоторое время никто из нас не говорил ни слова.       «Проклятье, надо было захватить попкорна», — радостно заявила Петарда, всплывая из темноты. — «Я такую херню только в мыльных операх и видела».       «Это неправильно», — после тяжелой паузы произнесла Немейская. — «Она ещё совсем ребёнок».       «Ты совсем размякла, Львица?» — недоверчиво переспросил Владимир. — «Мы делаем друг с другом вещи куда хуже, каждый раз, когда следующий «принимает должность», так с чего тебе вдруг не насрать на какую-то сучку из лагеря героев?»       «Мне это не нравится», — ответила она, дав понять, что на этом тема закрыта.       — Ладно, — Панацея оттолкнулась от койки и поднялась на ноги. — Ладно, ты просто невероятная сука. И я сохраню твои тайны. Но ты, мать твою, и на милю ни к кому из моей семьи не подойдешь, поняла? — заявила она, ткнув трясущимся пальцем мне в лицо. — Хоть тронешь любого из них, и я буду орать, кто ты такая, с каждой крыши, и плевать мне потом на всё.       — Это справедливо, — поспешно ответила я, с облегчением выдыхая и расслабляясь немного. — Совершенно справедливое требование. Слушай, я честно хочу тебе объяснить, как вся эта херня случилась. Мы можем встретиться сегодня в течение дня?       — А у меня есть выбор? — резко бросила она.       Я моргнула от её ядовитого тона, но потом напомнила себе, что у Панацеи более чем достаточно причин меня ненавидеть.       — Да, конечно есть. Но я хочу, чтобы ты и в самом деле всё поняла, — я открыла ещё одно из отделений на поясе, достала бумагу с ручкой и быстро написала адрес и время. — На Сикаморе есть «Мировые блинчики». Мы встретимся там, обсудим эту историю и разберемся в деталях. Договорились?       — Хорошо, — проворчала она, сразу скомкав лист и запихнув его к себе в карман.       «Господь, блядь, всемогущий, мать твою! Ну, вот почти ведь получилось!» — ярость Мясника была настолько мощной, что по телу прокатился жар. — «Мы же могли вернуться на улицы! Как ты, нахуй, смогла отпиздеться от этого?!»       — Спасибо, — сказала я вслух, одновременно отправив его в темноту.       — Свали отсюда нахер.       Не придумала, что на это ответить, потому просто потянулась к ручке и широко открыла дверь. Саламандра подняла голову на звук, она стояла у стойки регистрации с бумажным стаканом в руках, рядом с ней оказалась Мисс Ополчение, держа включённый телефон.       — Ой, бля, слава богу! — ляпнула Саламандра и бросилась ко мне, умело обогнув того широкоплечего мужика в синей больничной униформе.       — Как новенькая, даже шрамов не осталось, — заверила я, тоже прибавив шаг и встретив её в середине коридора.       — Отлично, — Саламандра подняла свободную руку, сжала в кулак и ударила по моей кирасе, всё ещё прикрепленный к её руке водомёт лязгнул о металл. Затем раздельно проговорила, сопровождая каждое слово толчком в грудь: — Никогда. Больше. Так. Не. Делай!       — Ладно, ладно… — ответила я, поднимая руки и изображая капитуляцию. После выматывающего общения с Панацеей вернуться к обычным легкомысленным перепалкам с ней было просто приятно. — Расслабься, я сама не горю желанием повторять подобный опыт.       — Хочется верить, — пробормотала Саламандра. — Там было столько крови…       «Ой, только гляньте, она за нас волнуется», — умилилась Анкоридж.       «Откуда ей знать, насколько мы на самом деле живучи», — заметил Берсерк. — «Она всё ещё думает что мы — какой-то хрупкий Технарь».       «Ты же в курсе, что я тебя слышу, правда?» — мелочно огрызнулся Ток-Тик.       — Сэл, я в порядке, — попыталась я её успокоить. — Панацея отлично со всем справилась. Я уже через пару минут забыла про все раны.       — Правда? По-моему, вы там намного дольше были, — уточнила Салмандра, отпивая что-то из стакана, в её голосе слышалось любопытство.       Я пожала плечами, слева вновь раздался этот мерзкий скрежет погнутых ударом пластин брони. Бросила взгляд на Панацею, но та только скорчила гримасу и быстро ушла.       — Мы с ней обсудили кое-какие личные вопросы.       — Рада видеть, что с тобой теперь всё в порядке, Элпис, — сказала Мисс Ополчение, приближаясь к нам. — Я видела последствия сегодняшнего сражения… нелегко вам пришлось.       «Теперь всё намного лучше, ведь ты с нами, крошка», — выдал Камнетёс. — «Распусти волосы, прижмись к нам, и мы найдём, чем с тобою заняться!»       Я утопила его с отвращением на лице, благо шлем был закрыт, и никто не мог этого видеть. Сказала вслух:       — Да, Панацея упоминала, что вы преследовали имперцев… Сочувствую, на то она и собачья вахта, что в такое время ничего хорошего не происходит.       — Ночные смены это часть нашей работы, — ответила она, небрежно махнув рукой. — Немногие злодеи работают с девяти до пяти. Да и честно говоря, я вызываюсь работать ночью добровольно. Вообще-то, спать мне не нужно, так что не вижу в этом проблемы.       — Вы кейп-ноктис? — с удивлением уточнила я. — А я даже и не знала.       «А ведь обычно говорят, что пока солдат спит, служба идёт, но мне лень переделывать шутку для её ситуации», — произнёс Владимир.       «Любое оружие в мире в руках женщины, которая готова к бою двадцать четыре часа в сутки», — со вздохом добавил Тактик. — «Если бы только она была злодейкой…»       — Что такое ноктюрный кейп? — озадаченно переспросила Саламандра.       — Кейп-ноктис, — поправила я, тщательно выговаривая термин, — так называют кейпов, которые не могут спать или которым это не требуется. Слово пошло от вигиланта по прозвищу Ноктис, который сутками работал без сна.       — Ты неплохо информирована, — оценила Мисс Ополчение, я же лишь неловко отмахнулась от похвалы:       — Ничего особенного. Просто хотела узнать, как правильно называют таких кейпов, как я.       — Так ты тоже кейп-ноктис? — спросила она, внимательно разглядывая меня.       — Ну… да? — неуверенно ответила я, сразу подумав, а не выдаю ли себя подобным образом. Панацея смогла вспомнить о силах Шпильки и Немейской… в Протекторате наверняка знают о Мясниках куда больше. Я почувствовала, как учащается пульс, будто сейчас придётся бежать или сражаться.       — Ты их видишь? — спросила вдруг Мисс Ополчение.       — Прошу прощения? — растерянно переспросила я.       Героиня замолчала ненадолго, затем помотала головой, так что конец её звёздно-полосатого шарфа взлетел в воздух. Ответила:       — Не бери в голову.       «Что это, чёрт возьми, сейчас вообще было?» — удивилась Шпилька.       «Кейпы, которым не нужно спать, видят крайне странные сны, если всё-таки попробуют уснуть. Может, она говорила об этом?» — предположил Мурамаса. — «Очень жаль, что у Немейской не сохранились её ранние воспоминания».       Та зарычала в ответ, но и только.       Я уловила намёк и решила сама сменить тему. Спросила, кивнув на телефон в руках Мисс Ополчение:       — Полагаю, вы хотите задать нам несколько вопросов?        ***       Два часа спустя, когда я всё рассказала Мисс Ополчение и отвезла Саламандру к её временному жилью, всё же удалось добраться до своего логова, тихо заведя Колесницу на склад. Машина двигалась за счёт энергии пружин, двери, чей механизм привели в действие муравьи, закрылись и открылись тоже практически беззвучно. Я включила ручник, окончательно заглушила двигатель и ещё долго просто сидела за рулём в тишине.       «Ёбаный в рот, насыщенная вышла ночь», — наконец нарушил молчание Камнетёс.       «Зубы сбежали все вместе», — сказал Мурамаса. — «Пока все живы, у нас остаётся шанс вернуться к своим».       Свара издала тихий сдавленный всхлип, Мурамаса тут же понял свою ошибку и начал оправдываться:       «Юки, прости меня, я не хотел сказать… Нам всем будет не хватать её».       «Она была сущим кошмаром», — с любовью произнесла Анкоридж. — «И однажды мы заставим страдать того отбеленного гондона, который у нас её отнял».       «Спасибо…» — ответила Свара. Странно было слышать её голос настолько печальным… словно правда о смерти Геморрагии совершенно её опустошила.       Я расстегнула ремень и вышла из машины, направившись к стене склада. Коснулась поверхности рукой, пустила в ход силу Камнетёса. Почувствовала как кирпичи начинают двигаться по моему желанию, после чего выдвинула несколько из них, создав отдельную полку. Другой рукой потянулась к поясу, вытащила из кармана брелок. После всего, что произошло сегодня, один край погнулся, но та же сила управления материей быстро привела его в первоначальное состояние. После этого я положила брелок на полку, выдвинув ещё один кусок кирпича в качестве подставки для него.       При всём желании никто бы не назвал Геморрагию хорошим человеком. Она грабила, калечила и убивала с улыбкой на лице, а потом носила кости своих жертв как украшения. Немного найдётся людей, кто будет скорбеть о её смерти. Вот только большая часть из них сейчас у меня в голове… Они помнили, как она забавно фыркала, когда долго смеялась, помнили как её колбасило после обжигающего перца чили, как она всегда начинала подпевать, услышав любую ирландскую музыку, от кельтских мотивов до «Dropkick Murphys».       В конце концов, она заслуживала хотя бы небольшого мемориала, напоминания о том, что Элис Келли когда-то жила, смеялась, дралась и проливала свою кровь.       Все Мясники молчали, когда я поместила брелок на подставку. Даже насекомые в своих террариумах затихли, я заставила их замереть, чтобы не нарушали тишину.       «…спасибо», — поблагодарила Свара, я только слегка кивнула.       Ничего не сказав, отвернулась и направилась к верстаку, на ходу расстегивая крепления доспехов. Левый наплечник был слишком сильно погнут, потому я просто яростно сорвала его и с лязгом швырнула на ближайший стол.       Сегодня всё покатилось по худшему сценарию… Я только собиралась проверить Саламандру в деле и быстро разобраться с Барыгами, добыть немного наличных, изучить вблизи технику Скрип, а потом сдать всех СКП. Легкотня.       Правая рукавица не снималась как положено: ничего удивительного, если вспомнить про сквозную дыру в ней. Я заставила металл изменить форму, сгладила вогнутые внутрь края и отодвинула их от кожи, потом сдёрнула перчатку с руки.       Абсолютно всё пошло этой ночью не по плану. Барыги оказались сильнее, чем кто-либо мог от них ожидать, и они хорошо подготовились к нападению. К тому же совершенно не предполагала, что у Скрип хватит расчёта или тупо безбашенности, чтобы влезть в другую погоню в попытках оторваться от нас.       Я положила на стол уцелевший меч. Нужно будет проверить его механизмы и починить, если что-то внутри вышло из строя. А потом собрать ещё один, ведь Мисс Ополчение подтвердила, что Цикада утащила с собой тот, которым она проткнула мне руку.       Мне хотелось держаться от Зубов как можно дальше, и тем не менее сегодня я встретилась сразу со всеми их уцелевшими кейпами. Вряд ли кто-то из них увидел между мной и Мясником что-то общее, но Алебастра я при них разрубила совершенно напрасно. В Империи тоже могут задуматься, с чего бы это я сражалась против одного из их кейпов в полную силу, даже с учётом моей драки со Штормтигром. Как минимум я теперь в списке их врагов, к тому же могу попасть под новые подозрения.       Снимать латы по частям было довольно муторно. Может, я смогу объединить все элементы вместе, чтобы потом можно было сбросить доспехи одним движением, как плащ? Хотя всё же лучше сделать броню разборной, чтобы можно было чинить и дорабатывать разные детали по отдельности.       Хуже всего, что меня сегодня раскрыли. После чего я напала на самого неприкосновенного героя в нашем городе, ещё и напомнила о смерти её тёти, чтобы заставить молчать. Я чувствовала, что пошла против собственных принципов, когда проделала это… использовала чьи-то личные воспоминания о близких, чтобы ударить больнее. На мгновение вспомнила, как Эмма издевалась надо мной, используя наше счастливое детство, как инструмент для насмешек.       Я сняла поножи, потом села в кресло и обхватила голову руками.       Что делать дальше? Зубов и Барыг в городе больше нет. Остались Империя, Азиатские Плохие Парни и организация Выверта. Ещё среди злодеев числятся Убер и Элит, а также Команда Трещины, но последних, пожалуй, всё-таки считать не стоит. Трещина очень редко что-то делает у нас в городе, к тому же у неё надёжная репутация. Её группа сражалась против лидеров Протектората, и после этого ей удавалось без проблем уйти.       Но самое главное, сейчас я не хочу ни с кем драться. Прощание с Геморрагией тяжело давило на меня, а наш разговор с Панацеей ложился сверху дополнительным грузом. Мне нужно время. Время, чтобы прийти в себя, восстановить своё снаряжение, посмотреть, как изменится ситуация в городе после сегодняшней ночи.       «Это нормально…. Нормально, что ты думаешь и о себе», — заботливо произнёс Чуткий.       «Может, займусь этим позже», — подумала я, вздохнув. Сейчас нужно будет вернуться домой и поспать хоть несколько часов, а ещё придумать что, чёрт возьми, я буду говорить Панацее. Вероятно, мне нужно будет извиниться перед ней, но это будет непросто. Она не выдала меня сразу лишь чудом, и любые воспоминания о Панацее сразу напоминали мне, насколько на самом деле я уязвима, что совсем не бессмертна.       Я села ровно и посмотрела на разбросанные детали брони, затем машинально взяла блокнот и начала записывать, что предстоит отремонтировать и какие для этого понадобятся материалы, что можно будет улучшить… Эта ночь выявила несколько моих слабостей, которые нужно будет компенсировать.       Слабости…       Мне нужно извиниться перед Панацеей…       Я пододвинула к себе другой блокнот и начала писать, заткнув все протесты Мясников, которые увидели мои дальнейшие намерения.       «Мясник», озаглавила я первую страницу.