Солнечная сторона

Август медленно но верно подходил к концу. Кое-где на деревьях начали проскальзывать желтые листья, а ветер постепенно становился холоднее. Не то, чтобы это особо радовало, но от этого некуда деться. Илья Евгеньевич был из тех людей, которые осень особо не любили. Да и зиму тоже, да и холодную погоду в принципе. Илья был диким мерзляком, а потому чтобы не умереть от холода зимой ему приходилось кутаться в тысячу свитеров и теплых носков. Но и фанатом жары плюс тридцать он тоже не был. А потому, в последние недели августа носил исключительно брюки и футболку. Идеально же. Припарковав свой красный, как выражался Шустов, "тарантас", Третьяков с удивительно хорошим настроением пошел в больницу. Конечно, велика вероятность того, что ему его испортят практически сразу, и потому Илья уже мысленно готовился к очередному выносу мозга от начальства. Но хирург понимает, что его настроение продержится чуть дольше, когда слышит: "Доброе утро, Илья Евгеньевич!". Повернув голову в сторону голоса, мужчина видит высокое недоразумение, активно машущее ему рукой. Шустов за время пребывания здесь покорил не только детей и бабушек, но и Третьякова. При виде этого парня невозможно было сдержать улыбки, и он стал хорошей компанией во время ночных дежурств, после чего Серёга сначала дулся, а потом пускал неоднозначные шутки. После того поцелуя что-то изменилось. Но вот что, Илья уверен не был. Да, они начали целоваться в укромных местах, Макс очень нежно, но властно клал ладонь на его костлявое колено, и Илюша позволял Максиму много всякой "запрещённой" еды. Всё, вроде бы, было хорошо. Но когда они снова оказывались непозволительно близко друг к другу, что-то в груди Третьякова очень громко гудело. Навязчивое ощущение что что-то не так, что это неправильно и нужно прекращать. Илья очень надеялся, что это из-за того что он - врач, а Шустов - его пациент. В этом случае это действительно неправильно. Но было в этом чувстве тревоги что-то еще. И спустя время хирург понял, что это - страх. Он боялся привязаться. В глубине души мужчина понимал, что когда Макс выйдет отсюда - он вернётся в свои леса, а он останется здесь. Так был ли смысл начинать то, что заранее обречено на провал? Да, им сейчас хорошо, но стоят ли эти минуты радости и покоя той боли, которую позже испытают они оба? Третьяков не был уверен. Да, Илья много раз заводил интрижки с пациентами. С парнями, с девушками. Но всё заканчивалось сразу после того, как они покидали стены больницы. Потому что у хирурга было правило - всё, что происходит в больнице, остаётся в больнице. Это правило настолько въелось в его жизнь, что без него уже никак. И это проблема. Проблема, которая не даёт спокойно жить. Да, такой способ был не лучшим, но зато безопасным. Ты не привяжешься, не обожжешься. И если люди готовы были играть по его правилам - welcome, как говорится. Но в этот раз всё было по другому. Потому что Илья понял, что начал привязываться. Шустову хотелось открыться, довериться, рассказать о сокровенном, и потому Третьяков даже не заметил, как начал рассказывать о себе непозволительно много. Взамен на информацию о пожарном, конечно же. Это было некой игрой в правду: если кто-то рассказал что-то о себе, ты должен сделать тоже самое, и так до тех пор, пока они оба не выгребут скелетов из своих шкафов. Илья не хотел открываться так быстро, но открывался. И он принял для себя решение - увеличить дистанцию. Да, он продолжит общаться с Максимом и будет делать вид, что всё как обычно, но сократит любые тактильности до минимума. Так будет лучше, безопаснее для них обоих. Направляясь в ординаторскую и, по совместительству, по направлению к Шустову, Илья непринуждённо улыбался, параллельно снимая с плеч рюкзак. — Доброе, Шустов. Что, с медичками заигрываем? — Растягивая гласные пропел мужчина, бросая многозначительный взгляд на медсестричку Юлю, стоящую подле пожарного. Девушка смутилась и убежала вглубь здания, пробубнив что-то под нос. Макс же продолжил широко улыбаться, абсолютно этого не замечая. — Ну что это вы говорите, товарищ хирург? Ни в коем случае. К тому же, моё сердце уже занято. — Тихо прошептав последнюю фразу, мужчина подмигнул Илье, тихо хихикнув. Илья покраснел и отвернулся, промямлив тихое "дурак". — Чего дурак-то сразу, Илюш? Я ж серьёзно. — Да-да, серьёзно, я понял. Ты сначала, выйди отсюда, а потом будешь в любви признаваться, — открыв дверь ординаторской, в который было, к счастью, пусто, Илья бросил рюкзак на диван, слыша как сзади закрывается дверь. — А пока я - твой лечащий врач. И все наши сюсюканья это статья, мой хороший. Развернувшись на пятках, Илюша смотрел на Шустова, а тот смотрел на него. Третьяков часто ловил на себе долгий взгляд Максима, и на его вопрос, почему тот пялится, пожарный ответил: "любуюсь". Макс честно, искренне залипал. Врач был намного меньше его самого, худым и вечно помятым, чем часто напоминал воробья, с холодными руками, и его очень сильно хотелось обнять, пригреть. Максим не стал себе отказывать и, в два шага сократив расстояние между ними, обнял Илюшу, уткнувшись ему в плечо. Илья обнял в ответ. И вот, снова он идёт наперекор себе. Обещал ведь себе держать дистанцию. Но Макса не хотелось отпускать. Он понимал, что ещё одного такого раза пожарный не переживёт. И он уверен, что кудрявый тоже это понимал. Но он всё равно поедет, туда, на базу. Говорил ведь, что без леса не может. — То есть, ты станешь моим, когда я выпишусь? — Прошептал на ухо пожарный и поцеловал в висок. Из грудной клетки Ильи выбили весь воздух. Он отстранился, смотря на Шустова, как на сумасшедшего. — У-у-у-у, у тебя что, температура? Да вроде нет. А чего бредишь тогда? — Не брежу я! — Обиженно протянул пожарный, сложив руки на груди. — Начни меня воспринимать серьёзно, а. Третьяков тяжело вздохнул, смотря на мужчину. Он выглядел как обиженный ребёнок, которому не разрешили съесть конфету перед обедом. Красивый, чёрт возьми. Вот только, что с ним таким красивым делать? — Давай потом, а? Не хочу это перед сменой обсуждать. — Хирург бросил взгляд на уже оттаявшего мужчину, но всё равно смотрящего взглядом брошенного щенка. Встав на носочки, он быстро чмокнул в губы, и улыбнувшись, так же быстро отстранился. — Всё, кыш, не еби мне мозги перед работой. Тем более, у тебя процедуры скоро. Не получив ответа, но получив дольку нежности, Максим с довольной улыбкой покидает помещение бросив на последок: "хорошего дня". Третьяков крикнул что-то в ответ, и замер с футболкой в руках и думал о том, что только что услышал. Спустя пару минут, отвиснув, он с особой резкостью бросил вещь куда-то на вешалку, обещая подумать об этом позже. Настроение медленно портилось.

***

День проходил... странно. Илья делал всю работу на автомате, периодически прерываясь на короткие переругивание с Серёгой или с кем-то из персонала. Ну и пару раз видел Максима, конечно же. И этот засранец весь день занимал его мысли. Точнее, его слова. Получается, Макс хотел отношений, хотел быть с ним? Пожарный не раз намекал, что будет приходить к Илье, когда выпишется, будет навещать, и вообще всем видом показывал что для него это не просто интрижка. Врач пытался этого не замечать. Он всё ещё считал, что если прекратить всё сейчас, то так будет лучше. Третьяков понимал, что влип, но признавать не хотел. А признаваться кому-то - тем более. — Земля вызывает Илью Евгеньевича, откликнитесь. — Голос Серёжи прозвучал слишком резко, хирург даже вздрогнул. — Ты последнее время сам не свой. Случилось чего? — Ага, случилось. Двухметровая сгоревшая шпала случилась. — Третьяков подставил руки под кран и умылся холодной водой. Прийти в себя помогло плохо. — А чё не так? Ты ж недавно хвалился как у вас всё классно. И вообще, к нему съедешь. — Мужчина смотрел на Илью и, увидев шальной взгляд, громко и многозначительно присвистнул. — И чего ты там себе напридумывал? — Ничего я не придумывал. Просто будет лучше, если всё закончить сейчас. — Кому лучше? Тебе? — Третьяков замер с полотенцем в руках, так и не донеся его до лица. — Сомневаюсь. Ему тем более. Ты думаешь, со стороны не видно, как он на тебя смотрит? Да и ты не лучше. Как два подростка в пубертатке. Ты ж потом жалеть будешь. Подумай хорошенько, прежде чем делать глупости. Возможно, он тот, кто тебе нужен. Полотенце Илья так и не использовал. Он смотрел на друга нечитаемым взглядом, и всё что он мог, кивнуть головой и сказать тихое "спасибо". Серёга был отличным другом, который в личное особо не лез, но при этом был в курсе дела и давал реально ценные советы. Третьяков был ему благодарен. Молча кивнув, анестезиолог вышел из помещения. Его смена закончилась, а у Ильи ещё ночная смена, причем вне графика. А значит, целая ночь, чтобы подумать ещё раз. Лицо он вытирает рукавом формы.

***

Шустову не спалось. Уже которую ночь у него плохой сон из-за постоянных кошмаров. Макс устал. Устал видеть эту сцену вновь и вновь, и словно чувствовать кожей этот обжигающий жар. Видимо, это было платой за его спасение. А ещё Максим много думал о них с Ильёй. Хирург начал отдаляться в последнее время, и пожарного это пугало и расстраивало. Он понимал, что возможно, торопиться или ведёт себя слишком дерзко. Но ему очень хотелось разъяснить их отношения до того как он вернётся в МЧС. Потому что отпускать Илью Евгеньевича он не хотел. Он настолько полюбил это язвительное чудо, что просто не передать словами. Максу иногда казалось, что он влюбился как будто в первый раз. Он видел в докторе родную душу, того, кому он может безвозмездно отдавать свои тепло и заботу. У него давно не было близкого человека, и он уже отчаялся его найти. Но тут, по воле случая, он здесь. Но ещё одной его причиной разъяснить отношения были сплетни о Третьякове. Медсёстры рассказали, что Илья не редко заводил интрижки с кем-то из своих пациентов, и прощался с ними, как только те выписывались. Шустов боялся, что мог стать очередной интрижкой. Что поэтому Илюша и отстраняется, становится холоднее, что для него Макс просто способ развлечься. Хотя, что-то в глубине души говорило, что это не так. Окончательно потеряв надежду уснуть самостоятельно, Макс покинул палату и направился в сторону ординаторской. Илья сегодня на дежурстве, а значит, можно выпросить снотворное и, возможно, поговорить. Постучавшись и услышав твёрдое "войдите", Шустов открывает дверь и видит перед собой очень странную картину. Третьяков, завернувшись в плед, сидит в позе лотоса и гипнотизирует стену. Пожарный тоже на мгновение завис, проверяя, есть ли что на стене. — А я думал, курительные вещества запрещены, — хихикнул кудрявый, переводя взгляд обратно на врача, который с выразительным цоком теперь гипнотизировал его. — Очень смешно. Чего пришёл? Отбой давно был. — Хирург смотрел устало и выглядел то ли как домовой, то ли как попавший под колёса велосипеда воробей. — Снотворное пришёл попросить, уснуть не могу. — Максим подошёл к дивану и сел на корточки напротив мужчины, кладя широкие и теплые ладони на худые колени. — Ты как? Выглядишь уставшим. Илья смотрел на волосы Шустова, которые только-только начинали виться, на его большие глаза, шрам на скуле и думал, откуда он такой взялся. Максим был очень добрым, искренним, иногда даже по детски наивным, таких ведь фиг найдёшь в наше время. Неужели ему вот так просто подкинули такое чудо на блюдце с голубой каёмочкой? — Что ты ко мне чувствуешь? — Намеренно проигнорировав вопросы, спросил хирург и наблюдал за действиями пожарного. Макс завис. Он хотел поговорить, но такого вопроса в лоб никак не ожидал. Поджав губы, он отводит взгляд в сторону, чтобы собрать ураган мыслей в одну кучу и совсем не замечает, как Илья сжимает штаны под пледом. — С каких пор между нами всё стало так сложно? Всё ведь так хорошо начиналось. — Максим нервно хихикает, чешет затылок, переводит взгляд на Илью и чуть сильнее сжимает чужие колени. — Я тебя люблю. Да, прям так, сходу. Понимаю что возможно это звучит дико, но это так. Я... привязался к тебе. У меня никогда такого не было. Я... хочу быть с тобой. Конечно, ждать меня неделями из лесов так себе авантюра, согласен, но... Да, блять, нет у меня аргументов на это "но". Просто, я говорил серьёзно, и я действительно хочу, чтобы всё было серьёзно. Вот только, ты сам чего хочешь? Шустов выглядел абсолютно побитым и растерянным. Он пытался не подавать виду, но Илья слышал, как дрожал его голос. Третьяков шумно сглатывает, кладет ладони поверх чужих с сжимает так, будто они круг для утопающего. — Я... не знаю. Я хочу быть рядом но почему-то такое чувство, что это неправильно, что что-то не так... Ты для меня не просто интрижка, я испытываю много чувств к тебе... Но я, походу, тоже тебя люблю... Илья говорил тихо, будто боялся что кроме Шустова кто-то может это услышать, и смотрел побито. У Макса сердце кровью обливалось. Он обнял мужчину, нежно поглаживая по спине и тихо шептал. — Я понимаю твои страхи и сомнения, и я знаю, что ты себе там что-то надумал. Мне Серёга рассказал. — Илья внимательно слушал и вникал в слова пожарного, но так же решал: поблагодарить Серёжу, или отпиздить. — Единственное что я прошу - доверься мне. Я тебя не брошу. И мы обязательно будем счастливы вместе, да? Шустов взял чужие ладони в свои, нежно поглаживая костяшки и рассматривая чужое лицо. Илья тихо и истерично хихикнул, поджимая губы и кивая головой, довольно улыбаясь. Максим широко улыбается, и целует. Нежно, глубоко и чувственно. А Третьяков отвечал, обнимая за шею. Спать в эту ночь Максим так и не ушёл, долго целуя и обнимая его Илью Евгеньевича.