Путь в тысячу...

      Как же быстро бежит время. Кажется, что только вчера я приходил в себя после возвращения воспоминаний, и вот я уже в составе сводного боевого отряда участвую в долгосрочной миссии за пределами известных моему клану территорий. Шесть лет минуло и вот, наконец, я выбрался за пределы клановых земель и смогу увидеть нечто новое за два перерождения. От одних мыслей об этом перехватывает дыхание и хочется радостно кричать и скакать, но я усилием воли задавил эти низменные позывы. Эх, юное тело, пребывающее в периоде гормональной бури, несмотря на весь мой опыт и самоконтроль, все равно имело немалое влияние на мои действия и поступки. Это раздражало, но одновременно с этим приносило и невероятный восторг и удовольствие. Странный эмоциональный коктейль, но для четырнадцатилетнего подростка неудивительный.        Я полной грудью вдохнул прохладный утренний воздух, и на полном автомате проверил завязки собственного нагрудника. Что поделать, эта дрянь имела отвратительную привычку ослабевать в самый неподходящий момент, от чего нагрудник начинал болтаться и мешать. За последние три месяца с начала миссии я сполна ощутил на себе то, как это может мешать и совершенно не удивительно, что выработал подобную привычку.        Помимо вечно болтающегося нагрудника на мне были и иные сопутствующие элементы, такие как наплечники, поножи, наручи. Все это было набрано из множества деревянных прямоугольников, окрашено в кричаще-красный цвет и надето на темный поддоспешник. Во всем этом комплекте поначалу было жарковато, а если еще учесть, что на моих плечах была накидка из шкуры моей ритуальной добычи — местной тигрообразной кошки, то порой было и вовсе невыносимо, но со временем я привык.       Разумеется, помимо брони я также нёс оружие: так полюбившаяся мне шестигранная шипастая восьмидесятисантиметровая дубина. Страшное оружие; как по мне, опаснее только его двуручный аналог, но тот оказался для меня тяжеловат.        Я любовно погладил рукоять своего оружия и наконец направился прочь от своей палатки, туда, где в нашем временном лагере проходил аналог утреннего построения.        Наше путешествие казалось не очень сложным, но было очень важным для всего региона. Впервые нашим кланом и соседями-единоверцами было собрано огромное посольство, что направлялось на север, в земли, ранее нами неизведанные. Основополагающим стимулом такого похода была вера, а точнее желание нести ее свет дикарям-безбожникам, но и о презренном золоте тоже никто не забывал. Только от нашего клана было более сотни груженых по самую маковку кабанов-тяжеловесов, что своими статями, нравом и силой ничуть не уступали носорогам из моего прошлого мира, а с учетом остальных соседей весь караван разрастался просто до неприличных размеров. Все это добро нужно было стеречь и от диких зверей, и от не менее диких местных лиходеев. Именно на выполнение этой важной роли и был выделен наш сводный отряд. Разумеется, каждый уважающий себя клан, землевладелец или свободное поселение, что присоединялись к посольству, выделяли своих воинов на охрану, но главенство было у моих родичей, и причиной этого была не только наибольшая численность. Все дело в том, что уровень организации боевого крыла нашего клана, не без моего участия в прошлом перерождении, был значительно выше, нежели у соседей. Нет, разумеется, соседские бойцы были опытными и способными раз на раз тягаться с нашими, но вот на уровне когда сходятся десятки или сотни воинов единовременно наш клан уделывал всех, буквально раскатывая любое сопротивление и подавляя своей совокупной мощью.       Причина подобного превосходства крылась в достаточно сложной и, на мой взгляд, эффективной организации. Мой клан не придерживается доктрины наемных убийц и диверсантов. Наше боевое крыло скорее походит на линейные части с поправкой на наличие чакры. Было строгое разделение на рода войск и отдельные службы. Костяком, вокруг которого и строилась доктрина нашего клана, были линейные тяжело бронированные бойцы, так называемые «Усиони», ну или просто «быки». Увешанные с головы до ног тяжеленными пластинчатыми доспехами, отдаленно напоминающими виденные мной в прошлой жизни китайские ламеллярные доспехи эпохи троецарствия. Вооружены они были разнообразным тяжелым оружием: от громоздких двухметровых боевых шестов с заточенным пикообразным навершием, до кистеней. Но основная масса — все же самым страшным оружием: двуручной шипастой дубиной, что в их руках была способна размолотить одоспешенного воина в неаппетитную кровавую кашу. Несмотря на вес брони и собственные габариты, за счет чакры и ее применения Усиони были вполне себе мобильны, но все равно предпочитали работать разомкнутым строем, об который ломали свои коготки как местная особо зловредная фауна, так и всякие чакроюзеры и организованные дружины особо наглых феодалов. За счет этого и работы местного аналога PR-отдела в лице проповедников, репутация среди местных у подобных передвижных крепостей была мощная и уже на моем веку раз пять отряды Усиони нанимали для охраны как торговых караванов и факторий, так и для обороны родовых поселений, что по местным меркам было демонстрацией наивысшего доверия и чуть ли не вассалитета.       Разумеется, Усиони были далеко не единственным «подразделением» в клановой дружине. Помимо них также имелись куда как более похожие на канонных шиноби бойцы. Их броня была куда как легче и не прикрывала все сто процентов тела, да и обладателей тяжелого двуручного оружия среди них практически не водилось, что не удивительно, ибо основным родом деятельности данных товарищей была охота, как на местную фауну, так и на людей. Должники, душегубы, воры и разбойники срались от страха и сами сдавались, стоило им лишь узнать, что за их головой идут Торагашира — тигроголовые. Виной подобному были многочисленные байки о жестокости и кровожадности носящих на своих плечах накидку из шкуры дикой кошки. Большая часть этих слухов была старательно выдуманная, а после и раздута моими соклановцами, что избрали стезю странствующих проповедников. Часть же имела под собой вполне реальные происшествия. Увы, повсеместно применяемая Личина порой била и по мозгам, вводя переборщившего с мощностью техники в состояние кровавого угара, и если «быки» за счет муштры и чувства локтя в строю вполне себе глушили позывы внутреннего демона, то вот работающие в малых группах «тигры» частенько поддавались искушению.       Мрачная репутация вовсе не мешала соседям вовсю пользоваться услугами Торагашира, но основной доход им приносили не заказы от соседей, а обычная охота и последующая реализация ее продуктов. От чего не удивительно, что большая часть «тигров» были потомственными охотниками, ну или вливались свежей кровью в их ряды.       Отдельно стоит упомянуть об условно боевых подразделениях. Самыми многочисленными были странствующие проповедники, несущие «свет мудрости Немуру-о-Ками». Отличительной чертой этих странников было то, что далеко не все они были моими потомками: среди них было множество выходцев из иных кланов-единоверцев и за частую встречались смешанные семьи, где одним из партнёров был выходец из моих персиковолосых потомков. Проповедники не были полноценными воинами, но вломить могли дай боже. Мне даже доводилось слышать, как пяток этих товарищей в соломенных шляпах и накидках раскатал в кровавую кашу крупную дружину местного царька, что имел наглость попытаться разорить святилище Немуру-о-Ками на своей земле. В составе нашего посольства проповедников было очень много, что, впрочем, и не удивительно и часть из них, в основном те, что по моложе, учавствовали в охране каравана на равне с быками, тигроголовыми и представителями иных кланов-участников.       Также нельзя не упомянуть и разнообразных врачевателей, что на местной мове обзываются Юказачи. Это очень маленькая, но крайне полезная в походе прослойка караванной обслуги, что тоже может условно считаться боевой. По крайней мере аптекари из моего клана, что отправились с нами в поход, вполне могли на равных биться с кем-нибудь из линейных бойцов клана, а после обязательно отравить его так, чтобы он еще неделю мучился с диареей. Другое дело, что этим они не занимались и вообще весь их род был достаточно неконфликтным и миролюбивым от чего и не имел особого влияния среди родичей.        Аналогичная ситуация была с беловолосыми петоводами. Именно они обеспечивали нас тягловой животиной, что в случае необходимости могла выступать и как аналог тяжелой кавалерии. Поверьте, от разъярённого и науськанного своим поводырем борова в две с лишком тонны живого веса бегут даже самые отмороженные и голодные хищники, что уж говорить о разном отребье. Разумеется, беловласки в караване были не только с хрюшками-переростками, но и с кошками и с собаками даже с волками, куда же без них. И занимались сии товарищи в основном разведкой. В обычной же жизни петоводы специализировались на куда как более прозаичных и мирных делах. Как «быки» и «тигры», «петоводы» тоже продавали свои услуги соседям. Как и их персиковолосые родичи они тоже занимались и охотой и охраной, но в основном их услуги требовались в ином. К примеру, мне доподлинно известно, что забавный мужичок у которого в фамильярах семейство крыс, с удовольствием за плату малую чистит подпол соседям от заведшихся там вредителей. Также зарабатывают кошатники, что благодаря своим питомцам гоняют вредителей уже с соседских полей. Помимо этого они вполне себе применяли стихийные преобразования чакры для орошения или удобрения. Так что не удивительно, что основным заказчиком у них выступают местные рачительные землевладельцы, и простой люд относится к ним, как к посланникам Немуру-о-Ками, чем беловласики зачастую бессовестно пользуются.        Из общей массы петоводов выделилась Юмэ с той НЕХ, что я сварганил ненароком. Эти «Оками» были мало того, что размерами сопоставимы с взрослой лошадью, так еще и обладали помимо всего развитой чакросистемой, интеллектом и просто впечатляющим внешним видом. На них местные голоногие крестьяне чуть ли не молятся и бедняжку Юмэ буквально задергали местные феодалы, желающие лично лицезреть «божественных зверей». Не удивительно, что она с радостным визгом умчалась в этот дальний поход. На фоне подобной популярности не удивительно, что в новом поколении петоводов, том, что было младше меня лет на пять, особой популярностью в роли фамильяров пользуется именно уже успевшие расплодиться «Оками», так что видится мне, что вскоре всех иных конкурентов они вытеснят. Но это не точно.        На импровизированном плацу к моменту моего появления уже скопилось много народа. Несмотря на то, что собралось две с лишним сотни рыл офицерского состава, толкотни и беспорядка не было — все чинно и тихо переговариваясь занимали свои места в строю. Даже наши товарищи из кланов-единоверцев, и те занимали положенные им места. А ведь всего три месяца назад они вели себя ровно так, как было принято на митингах в моем прошлом мире, то есть орали, толкались и толком не подчинялись приказам. Но сила священного пенделя и крепкое словцо из уст начальника каравана быстро приучила всех к порядку.        В памяти сами собой вспомнилась та муштра, что устроили нам за месяц до отправки посольства. Нечто подобное пережили и представители иных кланов, но уже во время пути, и в ускоренной форме, от чего мне становилось их даже немного жалко.        После зычного окрика разговоры в строю тут же умолкли. На плац вышла самая толстая жаба нашего болота. Сам кормчий каравана, прохаживаясь мимо нашего строя, строгим взором оглядывал свою епархию. Был он, как и все рыжеволосые из моего клана, не высок и коренаст. Его густые с легкой проседью волосы словно львиная грива подчеркивали его героический, словно бы высеченный из гранита, лик с ясными зелеными глазами, правый из которых пересекал шрам, начинавшийся в районе виска и оканчивавшийся на поросшем редкой бороденкой подбородке. Под его строгим взглядом даже бывалые вояки вытягивались во фрунт и старались не дышать, а зеленые салаги чуть не теряли сознания. Облачен он был, как и я, в броню тигроголового лишь с тем отличием, что на нем были регалии самого высшего принятого в нашем клане на данный момент воинского чина — сотника, и тигриная шкура заметно поизносилась и имела множественные следы от прошедших битв. В общем, мужик внушал, и буквально излучал маскулинность, подавляя своим звериным началом всех и вся, да вот только поначалу мне каждый раз при встрече с ним приходилось давить свою улыбку и буквально принуждать себя общаться уважительно и подобающе его чину, а ни панибратски, по-родственному. Что поделать, не скажу же я ему, что я его переродившийся батька! Да-да сей брутальный мужиГ за пятьдесят младший сын моей прошлой реинкарнации и имя его Акио, что значит славный герой и он, черт побери, полностью ему соответствует. Байки о его подвигах я слышал еще в школе и даже если половина из них наглая выдумка остального с лихвой хватит, дабы даже несмотря на притупленные смертью эмоции я буквально лопался от гордости. В одиночку истребить стаю опасных хищников? Да раз плюнуть! Единолично истребить дружину зазнавшегося феодала и взять штурмом его «замок»? Да нефиг делать! Организовать из разнородной толпы полноценное боевое подразделение и отправиться с ним в дальний поход? Да хоть каждый день! Что уже говорить, что даже несмотря на свой немалый по местным меркам возраст он в бараний рог скручивает любого, кто выходит с ним на поединок. Я, к слову, не был исключением и был бит. Больно бит, но в отличие от остальных он после спарринга меня даже похвалил, что в его исполнении слышали редко.       Там с этим поединком вообще связана забавная ситуация. Произошло это полгода назад, тогда я как раз в достаточной мере освоил свою дубину и прошел испытание на тигроголового. Испытание заключалось в ритуальной охоте на этого самого тигра: осуществлялась она голыми руками, будучи облаченным лишь в одну набедренную повязку. После охоты и демонстрации трофея шел обязательный показательный бой с оружием с кем-то из тигроголовых. Бой был именно демонстрационным, и не было необходимости побеждать, и я уже готовился к легкому спаррингу, да вот только действительность нанесла сокрушительный удар по моим планам. На ристалище вышел Акио. Как и я, он был облачен лишь в набедренную повязку и сверкал своим волосатым покрытым многочисленными шрамами торсом. Настроен он был серьезно и даже как-то несвойственно для себя нетерпеливо теребил свою излюбленную дубину, что в процессе спарринга ни раз и не два прилетала мне по ребрам и загривку. Бой вышел тяжелым и весь мой багаж знаний и тренированное по выверенным методикам тело не помогли мне выйти целым и невредимым. Но я справился и даже не сильно пострадал, что как по мне было замечательным результатом. Но подлый Акио, ритуально набрасывания мне на плечи окровавленную, на моих глазах спущенную им с моей добычи шкуру во всеуслышание, а народу поглазеть на традиционный ритуал собралось немало, объявил, что, дескать, доволен мной и отдает мне свою младшую дочь. Вот так вот просто берет и отдает, от чего выше озвученная дочь, что, как и многие другие, доселе глазела на бесплатное шоу, покраснела аки рак и со всей мощи своей лужёной глотки поведала папеньке, где она видала и его, и меня, и вообще всех, кто покусится на ее самостоятельность. На что Акио в аналогичной ей манере ответил, что она сама недавно в его присутствии вздыхала по некому Акихиро, да так вздыхала, что сердечко ее папеньки растаяло, и он решил таки подсобить своей кровиночке. В общем, мое посвящение превратилось в некий смущающий балаган, по итогу которого мне досталась слава деревенского донжуана и сверху еще головняк с засватанной мне рыжеволосой фурией. О ком же идет речь? Да об Акио, вестимо!       Что поделать, вечная соперница Юмэ, унаследовавшая от своей бабушки не только внешность, но и баранье упрямство с приставучестью, тихим сапом и как-то незаметно вклинилась в нашу небольшую «шайку». Девочка оказалась умненькой и с лету поняла всю полезность тренировок со мной, от чего даже пыталась навязываться на дополнительные занятия. С другой стороны гордость Юмэ не давала уступить своей сопернице хоть в чем-нибудь и не удивительно, что после присоединение Акико их противостояние взяло новые высоты. Оно не было злым и девочки даже не мыслили как-то гадить друг другу, хоть и устраивали периодически между собой удалой мордобой, но все поменялось когда они начали интересоваться мальчиками….        Это пипец, товарищи! Иначе и не опишешь, что за лютая чертовщина тогда началась! Юмэ была первой, кто попыталась неловко, как и любая другая девочка в ее возрасте, продемонстрировать мне свою симпатию. Это было мило и я был склонен ей ответь взаимностью, да вот только тут вклинилась ее вечная соперница. Акико ничего не испытывала ко мне, но дух соперничества не позволил ей оставить соперницу в покое. Она со свойственной ей грацией носорога, но одновременно с этим и до умиления неловко, начала подкатывать ко мне! Совершенно по-пацански от чего очередной шаблон в моем сознаний с треском лопнул. Юмэ такого стерпеть не могла и, вновь подравшись с соперницей, удвоила усилия по моему соблазнению. Акико ответила зеркально… Ну в общем вы понимаете, да? По итогу для девочек я стал неким переходящим призом, что они всеми силами пытались не отдать конкурентке. Они просто перестали замечать иных парней, и если Акико по итогу в меня действительно влюбилась, то вот с Юмэ дела обстояли куда как хуже. Я даже не заметил, как ее влюбленность переросла в нечто большее, в гротескную одержимость, в безумие, клубящиеся в ее взгляде. Бедняжке оставался лишь маленький шажок для того чтобы окончательно сойти с ума и лишь чудом, прибегая ко всем мыслимым и не мыслимым усилиям мне удалось удержать ее на грани. Ни раз и ни два мне приходилось буквально спасать девочек, что, по ее мнению, как-то не так посмотрели на меня. Акико тоже доставалось, но ее общая живучесть и значительный талант позволяли держать удар. Впрочем, Юмэ и не столь упорствовала в попытках прикончить свою соперницу, все же она с ней в некотором роде сдружилась. Слава всем богам, что Юмэ моих служанок за конкуренток не воспринимала, а то отбить простолюдинок от почуявшей конкуренток Юмэ было бы крайней затруднительно.        И вот на фоне столь непростых обстоятельств некий Акио во всеуслышание сосватал мне свою дочурку, стоит ли говорить, что вскоре аналогично мне сватали уже Юмэ? И делал это никто иной, как Акимару, чье родство с милой и слегка яндеристой Юмэ для меня оказалось удивительным открытием.        Разумеется, в обоих случаях я просто не имел права отказаться, ибо подобным образом страшно бы обидел девочек и их родичей. А что-то опаснее отвергнутых сильнейших своем поколении девушек с поддержкой их семей мне представить сложно. Тем более, с собственным родом я разругался вдрызг и за меня бы вряд ли кто заступился.        Продолжая размышлять о своем, я краем уха слушал речь Акио. Вещал наш кормчий, как и каждый день до этого, о соблюдении субординации в рядах наших отрядов, безоговорочном исполнении походного устава, и обязательных в случае его нарушения наказаниях. Все это закреплялось в умах слушавших бушующим вокруг Акио непривычно яростным и злобным вихрем золотисто-красной ёки, которую он щедро изливал из себя. Ну и демонстративной поркой отрядов нескольких нарушителей и их командиров за компанию перед строем. Порол Акио лично, и рука у него была тяжелой, так что под его удары не желали попадать и особо крепкие Усиони, что уж говорить о ком-то менее ударопрочном.        После окончания экзекуции шла уже привычная раздача нарядов, после которой народ неспешно поплелся организовывать пересменку в подотчетных отрядах с попутным пересказом вдохновляющей речи нашего кормчего. На плацу остались лишь те немногие, чьи задачи были достаточно деликатны и столь громогласному объявлению не подлежали. Таких было немного, всего около десятка и мне посчастливилось попасть в него.       Семь мужчин и три женщины. Шесть выходцев из нашего клана и лишь четверо от соседей-единоверцев.        На самом деле подобных «избранных» было ровно в три раза больше, но остальные на данный момент со своими группами находились в поле. Именно они обеспечивали нам разведку пути, поиск стоянки на ночь и большую часть фуража. Вся эта огромная толпа в нашем караване жрала очень много и ежедневно приходилось отправлять охотничьи партии, дабы хоть немного сэкономить взятые с собой припасы. Я как раз и попал в «избранные» из-за своих охотничьих навыков. Что поделать, на протяжении многих лет моей первой жизни в этом мире я занимался именно охотой и за два перерождения вовсе не растерял навыков, что было замечено, отмечено и приспособлено для общего блага. Так что мне сунули в зубы четверку подчиненных и раз в трое суток отправляли на охоту. Причина же по которой задачи охотникам ставят без особой гласности крылась в том, что нам помимо этого сообщался и считавшийся секретным маршрут каравана, дабы мы могли после выйти на него. А вы что думали? Все у нас серьезно и секретность тоже и за ее соблюдением следит ни кто иной, как добрый дядюшка Акимару с когортой его подчиненных-монахов. Не раз и не два он отлавливал тех, кто через закладки на пути пытался сливать наш маршрут, ведь есть огромное количество людей, кто мало того что хочет, так еще и имеет возможность организовать удачный налет на наше посольство, и лишь некоторая секретность доселе уберегает нас от подобного.       Когда я подошел ближе к штабной палатке, встретивший меня у ее входа Акио поприветствовал меня легким кивком, его примеру последовал и добро мне улыбнувшийся Акимару, что таинственным образом буквально материализовался возле кормчего, чем вызвал тень неудовольствия на его лице. Что поделать, Гэбня и армейцы, недолюбливали друг друга во все времена и то, что оба этих политических мастодонта по совместительству являются еще и близкими родственниками моих супруг лишь добавляло некоторой перчинки.        Вообще складывалась некоторая забавная ситуация. Номинально я на время похода нахожусь в прямом подчинении Акио, но в обычной жизни, когда я должен выполнять задания, как от клана, так и от соседей. Меня, как и любого иного тигроголового, курирует один из подчиненных Акимару. Забавно тут то, что как Акимару, лично, по-родственному навещая меня и Юмэ, пытался полунамеками завербовать меня к себе, так и Акио через свою дочь не раз и не два приглашая нас в гости, намекал на вступление в «Уситора», элитное подразделение, по факту клановую гвардию, что и в мирное время подчинялась ему как военачальнику. Разумеется, я старательно не замечал намеков, а прямых предложений пока не поступало, так что я более-менее спокойно выживал в обществе не прекративших свое соперничество супружниц так и не присоединяясь ни к одному из внутриполитических полюсов нашего клана. Был еще и третий полюс, но он был мне откровенно враждебен, ибо главенствовал там мой дражайший папенька, с которым я имел удовольствие поссориться и даже надавать ему по надменной морде. А нефиг было домогаться МОИХ похорошевших за последние шесть лет служанок, а после того как они ломают твои загребущие пальчики пороть их до беспамятства!       В штабной палатке буквально за пять минут были розданы начальникам охотничьих партий положенные им инструкции. Всем кроме меня, чему я удивился, но все встало на свои места, когда отпустив всех остальных, хмурый Акио придержал меня.       — Как нападение? Кто?! — мой голос дрогнул, когда до моего разума дошел смысл сказанного. Сердце словно на мгновение замерло, а после бешено забилось. В считанные мгновения растерянность взбурлила ярость, а мой облик непроизвольно стал меняться.       — С охоты, на которую был отправлен ее отряд, вернулась лишь Момоэ. Она доложила о странном тумане и удушье. Был скоротечный бой и по приказу Акико они попытались отступить, прорвалась лишь она, — Голос Акио дрожал то ли от ярости, то ли от тоски. — Я сразу же отправил группу быстрого реагирования, но они не обнаружили тел и не смогли взять след, а Юмэ сейчас нет в лагере, — Кормчий сжал и разжал кулаки и на пару мгновений замолчал. Я его не торопил, банально понимал, что он ощущает, и пусть во мне клокотала ярость и жажда сделать хоть что-нибудь, я держал себя в руках. — Сам понимаешь, лучшего следопыта, нежели Божественные стражи нет, но…        О да, «Божественные Стражи», они же Оками были животными крайне своевольными и подчинялись лишь тому, кто их вырастил или… или мне.       — В лагере осталась Ока и два ее переярка. — Не очень вежливо перебил я Акио. Ока была одной из тех самых сучек, что я некогда изменил. Юмэ вообще в поход взяла лишь двух взрослых Оками, самца и самку, и четырех щенков из прошлогоднего приплода, что сейчас по размерам лишь немного уступали взрослому пони. Уйдя позавчера на разведку, она прихватила с собой лишь самца и двух переярков, оставив Оку и еще двух недорослей отдыхать. Что же, им придется немного повременить с отдыхом.        На эмоциях я ринулся к выходу, дабы как можно скорее отправиться на поиски, но Акио, ухватив за локоть, притормозил меня. Он взглянул мне в глаза и тихо проговорил.       — Найди мою дочь, Акихиро. Найди и спаси. А если… — Акио замолчал, не сумев выговорить следующее слово. Его лицо налилось краснотой и стало темно-бордовым, а на лбу выступили две заметные шишки в которых под кожей уже проросли рога. Так и не сумев заставить себя закончить фразу, лишь чуть более сильно сжал мой локоть и, еле-еле сдерживая рык, продолжил. — … Заставь их пожалеть.        И он отпустил меня. В ответ я лишь кивнул и помчался к Оке и ее выводку.

      ***

      Проводив взглядом фигуру Акихиро, вокруг которой спонтанно начинали закручиваться всполохи чакры. Акио все же смог справиться со своими эмоциями и вновь вернуть себе подобающий облик. Что поделать, бытие кормчим огромного каравана накладывало на него свои обязательства и он не имел права демонстрировать посторонним терзавшие его переживания.        Тем временем из темного неприметного угла вышла укутанная в жреческие одежды фигура и тихим шорохом своих одеяний привлекла внимание почесывающего зудящие шишки на лбу, Акио.       — Тебя только не хватало, старый паук. — Скривился клановый воевода и лишь чудом не сплюнул на шкуры, коими была устлана земля в штабной палатке.       — Держи себя в руках. Я никогда не желал зла ни тебе, ни твоим детям, Акио. — Голос Акимару прозвучал тихо и твердо, но спустя мгновение смягчился. — Он спасет ее.       Уверенный тон ГБ-шника пробудил робкую надежду в груди старого вояки, что уже похоронил свою дочь. Каким бы матерым и черствым снаружи он не был, он все же очень любил свою семью, и гибель любимого ребенка для него была страшнейшим происшествием.       — Если она еще жива. — Более для себя, нежели для собеседника, проговорил Акио. Он старательно глушил возникшую неуместную надежду. Клановый воевода был слишком опытным и прекрасно знал, что даже несмотря на всю дарованную потомкам Немуру-о-Ками живучесть, они не бессмертны, а сутки в плену… Если там опытные дознаватели, то кусок мяса, в который уже превратилась его дочь добить будет милосердием. Единственное на что имел права надеяться старый вояка это месть, что свершит Акихиро и отряд, которому он уже приказал следовать на некотором удалении за разъяренным парнем.       — Она еще жива. — Акимару пытался передать небольшую толику собственной уверенности своему собеседнику, ведь, несмотря на все их политическое противостояние, они оставались одним кланом и он действительно никогда не желал зла ни Акио, ни любым иным потомкам Немуру-о-Ками. — А если нет, то он сможет вернуть ее и из чертогов нашего праотца.       На подобное заявление Акио лишь зло фыркнул.       — И как же он это сделает? — Злая усмешка перекосила его немолодое лицо.       — О-о-о, это, друг мой, тебе лучше увидеть своими глазами. — В полумраке штабной палатки улыбка Акимару выглядела зловещей.