Путь в тысячу...

      Оку и ее выводок я нашел возле своей уже сложенной прислугой палатки, где они, собственно, обычно в отсутствие Юмэ и обитали. Оками были нервными и дергаными, что и неудивительно. При их врожденной чувствительности они прекрасно ощутили и мою вырывающуюся чакру, и эмоции, что ее наполняли. Разумеется, когда не последний для них человек еле-еле сдерживает себя, это заставляет животных волноваться. И когда я донес им, чего хочу, сразу же сорвались с места. Запах Акико им был прекрасно знаком, а остывший за почти сутки след вовсе не мешал хтоническим порождениям моих рук каким-то неведомым мне образом его взять. Темп животинки выбрали быстрый, и я, дабы не отставать от них, щедро вливал силы в Личину, от чего моя кожа достаточно быстро стала бордовой, а спустя всего час на лбу, прорвав кожу, выросли небольшие, всего сантиметров пять, рожки. Помимо этого, к моменту, когда Ока вывела меня на место, где Акико захватили, у меня успели заметно подрасти и коготки.        Первым, что сильно привлекло мое внимание на месте скоротечного боя, помимо, собственно, следов боя, был запах; несильный, но мои чувства, достаточно обостренные Личиной, его улавливали. Нечто сладковатое с горечью. От него хотелось чихать, что переярки Оки делали, сама же взрослая Оками лишь пару раз фыркнула и, навернув вокруг поля боя с десяток кругов, нашла нужное нам направление. Безумный бег продолжился, и через еще час марафона по буеракам уже и я стал различать следы похитителей, что вывели нас к месту их ночевки.        Маленький временный лагерь, следы которого попытались старательно скрыть, но от мистического нюха Оки и моего немалого опыта подобные ухищрения помочь не смогли. В самом лагере ничего интересного обнаружить не удалось, но вот за его пределами нас ожидал нечто не очень приятное. В двух сотнях метров севернее, в небольшом овражке, вниз лицами лежало два тела. Убитых я узнал, это были парни-подчиненные Акико.        Беглый осмотр не выявил никаких следов допроса, как, впрочем, и следов естественной для нашего клана регенерации на ранах, полученных во время захвата. Убиты парни были простым перерезанием глотки, что тоже вызывало вопросы и заставило задуматься. Дело в том, что мой клан обладает незаурядным исцеляющим фактором. Он не способен отрастить потерянную конечность, но вот отрастить пару фаланг на пальце ему вполне по силам, как и залечить пробитую печень или почку или иной какой орган, повреждение которого у обычных людей в большинстве своем приведёт к быстрой и гарантированной смерти. О глубоких порезах и колотых ранах и говорить не стоит, те, при применении Личины, зарастают буквально на глазах. От чего дабы умертвить нашего брата нужно как минимум отрезать голову или лучше вообще сжечь, иначе рискуешь получить не убитого Онимори, а коматозного, который, если его не сожрут дикие звери, сам через пару дней оклемается, пусть и потеряв в весе. Тут же простые аккуратные порезы на горле у обоих и никаких следов регенерации, что наводит на мысли, что неведомые захватчики способны нашу регенерацию подавлять. Парней было жалко, но на фоне переживаний об Акико, эта жалость терялась. Так что я, оставив пару меток, дабы погибших смогли найти не только Оками, удвоил усилия. Тут мне бы следовало чуть притормозить и подумать. Хоть чуть-чуть! Но куда там. Разгоряченная молодая кровь требовала действия.       По итогу спустя еще шесть часов мне удалось нагнать похитителей. В отличие от меня они никуда не спешили и полностью уповали на свою странную защиту — пропитанный чакрой то ли туман, то ли дым с отвратительным удушающим сладким с горчинкой запахом. Эта мерзость напрочь глушила любую живность сложнее насекомого, но я был настолько наскипидарен, что действие этой дряни просто игнорировал. Я даже не сразу заметил, что сопровождавшие меня Оками, надышавшись ей, отстали. Я вообще ничего не замечал, утеряв связь с действительностью и окончательно погрузившись в кровавый угар, вызванный чрезмерным использованием Личины. Был лишь след, жажда крови и первобытная, необузданная ярость. Даже переживания за Акико затерлись где-то в глубинах моего естества, освободив место под нечто глубинное и животное.       Дальнейшее более походило на психоделический угар потрошителя. Похитители совсем не ожидали, что через их технику кто-то прорвется. А я не только прорвался, но и в прямом смысле вжарил. По ногам. Можно сказать, что это было сделано ради сохранности пленниц, что болтались безвольными замотанными в тряпье куклами на плечах у отряженных в носильщики неприятелей, но на самом деле все было иначе. В тот момент я не думал. Вообще не думал! И нанес удар по ногам лишь благодаря неким инстинктам. Вдарил я душевно, ибо ярость, будь она неладна, никуда не делась и нашла свой выход в инстинктивном стихийном преобразовании, от чего пятачок метров пятнадцать в конусе предо мной оказался не просто сожжен, а оплавлен, ну а ноги охреневших в своей беспечности похитителей обратились в обугленные головешки. Их крик боли ласкал мне уши и вызывал утробное радостное рычание моего персонального внутреннего демона, но вот их товарищи в отличие от меня наслаждаться не спешили, а напротив, застыли в ступоре и готовились то ли драпать, то ли отбиваться. По их лицам было видно, что большинство склонялись именно к бегству.        Всего в отряде оказалось семь человек и под мой удар попало лишь трое. Из оставшейся четверки лишь один, судя по всему командир, сохранил некое подобие боевого духа и даже попытался собственным примером мотивировать своих подопечных. Но наконечник его метательного дротика пролетевшего всего около метра, раскалился докрасна, и потерял свое вспыхнувшее свечкой древко. В итоге в место, где я был всего мгновение назад, угодил уже не грозный, явно отравленный боеприпас, а неуправляемая бесформенная раскаленная металлическая масса. Но этого уже никто не видел, ибо в живых из похитителей не осталось ни кого, а у меня глаз на затылке нет.        Я с неприсущей мне до этого жестокостью размочалил их всех в кровавую скворчащую на раскалённой остекленевшей земле кашу. Разумеется, они поначалу пытались, даже лишившись конечностей как-то защищаться, а некоторые все же постарались сбежать, но вскоре лишь визжали, как хряки на скотобойне. Раскочегаренный Личиной я был гораздо быстрее среднестатистического соклановца, что уж говорить про каких-то залетных людоловов, что в моем восприятии шевелились словно сонные мухи.       Расправа подарила мне умиротворение и удовлетворение. К сожалению, на какие-то жалкие пару мгновений, а потом доступные жертвы кончились и ярость с жаждой крушить и убивать вернулись в троекратном объёме, и разум до сих пор пребывавший где-то далеко-далеко, обуздать их был не способен.       Рыча словно дикое животное я выплеснул поток претерпевшей стихийное преображение чакры прямо по фронту. Вал пламени с гулом и ревом помчался вперед сметая на своем пути и многовековые деревья, и небольшие валуны и несчастных потерявших от неведомой дряни в воздухе сознание животных. Лишь по счастливой случайности поток ревущего огня был направлен в сторону от пленниц, так и оставшихся валяться на уже чуть остывшей земле, так что к уже имевшимся ожогам новых у них не добавилось.        Поток огня сошел на нет лишь ко второй сотне метров оставив после себя пепел и расплавленную землю. Мне же, несмотря на практически полное опустошение резерва чакры, стало хорошо-хорошо. Ярость и жажда крови ушли, и сквозь пелену нагнанного Личиной кровожадного угара наконец вновь проклюнулся рассудок, а вместе с ним пришли и ощущения от до сих пор весящей вокруг чертовой отравленной дымки. Разумеется, чем бы она не была, но эта мерзость поддерживалась похитителями и после их скоропостижной кончины стала развеиваться, но даже так ее остаточной концентрации вполне хватило, дабы мой потерявший поддержку Личины организм, ухнул мордой на остекленевшую землю под ногами.        Из картины вышеописанного боя, по факту, я не помню ничего кроме отдельных картин, и восстанавливать ее пришлось уже не мне, а группе, что по моим следам отправил Акимару. Пятерка специалистов определенного толка и все со жреческими регалиями и бритыми черепами. Сии профессиональные товарищи по найденным следам сделали куда как больше выводов и к моменту, когда я, наконец, вернулся из страны розовых поней и смог хоть кое-как соображать, уже с некоторой точностью определили в какую сторону искать покусившихся на наш клан, а именно так захват охотничьей партии целиком состоявшей из моих соклановцев и был расценен. Мне об этом по большому секрету, но, я уверен, с дозволения своего прямого начальника Акимару, поведал Акицке, но первым делом, разумеется, он рассказал об Акико. Ее состояние было куда как хуже моего, и причина состояла в том, что она значительно дольше находилась под действием глушащей все живое мерзости. Если у меня на утро следующего дня после происшествия ощущения были сходны с последствиями не очень качественного наркоза, то у нее все обстояло куда как хуже, и самыми мягкими проявлениями было беспамятство, тремор и сильная лихорадка перемежавшаяся бредом. Осложнялось это все и многочисленными ожогами, что заживать совсем не спешили. Увы, но исцеляющий фактор восстанавливался ничуть не быстрее своей хозяйки и ничем помочь не мог. Именно поэтому и опросить ни ее, ни ее пострадавшую подчиненную так и не получилось.       Также юный послушник в лице моего недавнего ученика поделился со мной и некоторыми соображениями о причине захвата. Тут стоит уточнить, что в нынешний темный век никто не додумался еще воровать чакроюзеров с целью разведения ну или точнее говоря мне подобное не встречалось, и в силу наличия чакры к женщинам-боевикам относились соответствующе. То есть, разумеется, если пленители особо отмороженные и охочие до женского тела, на разок развлечься могут, но после, как и мужчин, пленниц отправляли в канаву без головы. С так называемыми «языками» дела обстоят иначе и их вполне захватывают и в случае нужды транспортируют к специалистам, но тогда вопрос, зачем помимо Акико еще и ее подчиненную оставили в живых. И почему именно ее, а не кого-то из парней? Такими же вопросами задавались и следователи в лице монахов-особистов и одного жутко хитрого и перспективного послушника и товарищи следователи плели такие кружева из гипотетических интриг, что диву даешься.       Помимо группы подчиненных Акимару вдогонку за мной была отправлена и иная группа уже из подчиненных Акио. Эти хмурые молчаливые товарищи должны были оказать мне посильную помощь в захвате, но опоздали и лишь благодаря помощи Оки подоспели к моменту, когда ядовитая дымка уже развеялась, а охочие до не очень свежего мяса падальщики еще не рискнули сунуться к месту недавнего боя. Именно они и доставили наши бесчувственные тушки в разбитый на следующей остановке каравана лагерь.        Пока я был в отключке, по причине столь неординарного происшествия нашим кормчим был созван внеочередной совет, на котором собрались влиятельные представители иных участников посольства, до них были донесены общие сведения о происшествии. По слухам ругань на совете стояла знатная, но подробности мне разузнать так и не удалось. По итогу опасность странного тумана, что глушит все живое, посчитали достаточной, дабы остановить наш караван и основать полноценный лагерь до выяснения подробностей. Для этого даже место нашлось подходящее, древний заросший то ли каменный город-крепость, то ли храмовый комплекс в честь неведомых и давно забытых богов. Подобные руины встречались повсеместно и имели самые разнообразные архитектурные стили, что друг с другом не коррелировались. Их монументальность и долговечность поражала, и многие из них были обжиты, но никто не знал, кто и когда их построили. Еще в первую жизнь в новом мире это вызывало у меня множество вопросов, но даже многомудрый Хагоромо не имел и малейшего представления об их происхождении и не смог развеять окутывающий их покров тайны. По итогу я пришел к вполне логичному выводу, что многочисленные руины это реликты цивилизаций, что погибли после применения богиней-кроликом всемировой иллюзии.        Вот в чем-то подобном наш караван и решил обосноваться. Сами руины напоминали мне нечто среднее между индийскими храмами и городами майя и были минимально обжиты небольшим полудиким племенем, что обнаружилось лишь при более тщательном обследовании будущего места стоянки. Несмотря на относительно небольшую удаленность от наших земель, что, я надеюсь, можно считать цивилизованными, местные скатились до уровня каменного века, и верхом их производственных технологий была одежда, что они плели из молодых побегов местного дерева. Но это не мешало им говорить на одном с нами языке! Пусть и с некоторыми оговорками.       Местные приняли нас настороженно, но радушно. Даже праздник попытались организовать, но было их не так чтобы много, и всех их запасов не хватило бы, дабы даже просто один раз накормить весь караван, что уж говорить о полноценном празднике. Но тут совершенно неожиданно организацию пира поддержали многочисленные проповедники и наш всеми любимый бритоголовый Акимару. Причин у подобного было много и банальное установление контакта с местными было далеко не самым главным. По крайней мере со стороны Акимару. Ведь именно во время пира его подопечные смогли достаточно многое разузнать о наших новых знакомых, землях вокруг и, что неожиданно, о первопричине нашей остановки в этих руинах.        С напастью «дурного тумана» местные знакомы не понаслышке. Это явление появилось лет сто назад и началось все так же с пропажи охотников, чьи тела после находили уже обглоданные дикими животными. После перестали возвращаться караваны, отправляемые в дальние земли ради торговли. У местных начались проблемы с нехваткой необходимых инструментов и товаров, вследствие чего начался общий упадок. Дальше становилось лишь хуже и по итогу «дурной туман», а точнее те, кто его создавал стали совершенно наглейшим образом устраивать налеты на поселения, убивая мужчин и мальчиков, а женщин и девочек уводят в неизвестном направлении. От подобного буквально за два десятилетия местность обезлюдела. Кто спешно сбежал куда подальше, кто просто сгинул, а кто-то, как несколько достаточно близко расположенных к руинам поселений решили спрятаться от напасти под сенью древних каменных стен. Разумеется первое время и их третировал «дурной туман», но местные постоянно прятались от этой напасти в катакомбах под древним городом. Там эта дрянь, разумеется, тоже действовала прекрасно, но ты попробуй отыскать в этих отнорках кого-нибудь! Тем более местные крайне быстро смекнули, что ядовитый туман никогда не достигает самых верхних этажей похожего своей формой на ацтекскую пирамиду не то храма, не то замка, расположенного в самом центре руин и со временем стали пережидать напасть именно там. Людоловы, пару раз безрезультатно попытавшись нагнать свой туман повыше и не преуспев не стали более заморачиваться и бросили это дело, переключившись на более доступные жертвы.       Все это пересказал мне Акицке, что исправно каждый вечер навещал меня, Юмэ и Акико в нашей палатке, что поделать, даже спустя три дня рыжеволосая няша не пришла в себя и совесть не позволяла мне полностью скинуть уход за ней на моих служанок и назначенного Акио лекаря. А Юмэ после произошедшего наотрез отказывалась отходить от меня дальше, чем на радиус собственной чувствительности. Что все же не мешало ей периодически участвовать в разведке подступов к нашему обиталищу. Что поделать, если ее способность ощущать чужую жизненную силу накрывать зону радиусом в километров пять то этим грех не пользоваться.       Помимо Акицке нас навещал и его непосредственный начальник и, разумеется, волнующийся отец, Акио. Мужик держал лицо, но его переживания о младшей дочери я чувствовал буквально физически. Вообще многое я после вызволения Акико ощущал иначе. Во мне что-то поменялось, но что именно понять было сложно. В основном мешали мои собственные эмоции от которых, несмотря на все ухищрения и самоконтроль, я полностью отгородиться не мог. Беспомощность и жгучая ненависть совсем не способствуют умиротворению духа, что необходимо для созерцательной медитации. А без этой медитации я не могу напрямую наблюдать изменения в своей энергетике, лишь косвенно отслеживать их и опираться на собственные ощущения. Ощущения были странными и не всегда понятными. Меня буквально жгло изнутри, и тут было непонятно это просто кипящая тщательно сдерживаемая ярость вызванная бессилием и неспособностью помочь Акико или что-то иное. Но одно я могу сказать точно, стихийные преобразования стали даваться мне многократно проще. Точнее проще стало с огнем, на преобразование чакры в него я более не тратил ни времени, ни мысленных усилий. Казалось, что сама моя чакра с радостью преобразуется в яростное пламя, стоит лишь намекнуть ей на это. С другими стихиями все обстояло иначе, но я попросту не проводил еще подробных испытаний и толком не понимал, что со мной не так. Времени хватило лишь на самые базовые тренировки, дабы вернуть себе форму как тут пожаловали гости.       Для меня, как впрочем и иных посвященных в тему, после рассказа местных было очевидно, что людоловы рано или поздно попытаются провернуть с нами тоже самое, что и со своими бывшими соседями и к сожалению в голом поле противопоставить их мерзопакостному туману мы ничего не можем, банально толком не понимая, с чем именно имеем дело, но вот в руинах у нас появился как минимум шанс отбиться. Некто крайней разумный придумал простой в своем изяществе план. Предполагалось в случае малейшей опасности начать посредствам стихийного преобразования нагнетать воздух по коридорам с верхних этажей центрального сооружения, оттуда, где ранее местные пережидали эту напасть, и прогонять воздух по всем обитаемым катакомбам, не позволяя тем самым дурному туману проникнуть внутрь. Благодаря архитектуре руин это было проделать не так сложно, и в караване было достаточно одаренных, дабы периодически сменяясь поддерживать такую принудительную вентиляцию практически бесконечно. Вопрос упирался лишь в запасы продовольствия, но их при экономии, должно хватить на пару месяцев и этого времени вполне должно хватить, дабы либо нагоняющие дрянь людоловы выдохлись и убрались восвояси либо же караванные специалисты нашли бы способ противодействия этой мерзости. Ну, по крайней мере, так было бы в оптимистичном сценарии, про пессимистичный думать никому не хотелось.       По итогам, когда к нам явились недобрые гости и напустили своего туману способ с принудительной вентиляцией действительно помог справиться и предотвратил проникновение отравы в руины. Радости местных не было предела, как впрочем и радости участников посольства. Людоловы, встретив сопротивление своей технике, отступать даже не подумали и взяли нас в осаду. При этом они обнаглели настолько, что разбили свой лагерь буквально в десятке метров от руин. Любой в нашем караване, обладающий хоть какими-то сенсорными способностями мог засечь каждого из трех десятков недругов, что уверовав в собственную неуязвимость, даже не думали скрывать свое присутствие. Это бесило всех, и особенно ярился я, ведь несмотря на прошедшую с захвата неделю Акико, так и не пришла в себя и лишь спустя еще три дня осады она впервые вынырнула из бреда.       Исхудавшая, более походящая на скелет бледная как смерть и совершенно испуганная и не понимающая что происходит. Первый, кого она увидела, был я и встретила меня она испуганным криком и немощной попыткой уползти прочь. Впрочем сил у нее на это не хватило, но кричать и невнятно агукать Акико прекратила лишь когда к нам в палатку ворвался взмыленный Акио. Его она узнала. Лишь его.       В тот момент, когда перепуганная ослабевшая небезразличная мне девушка с ужасом косясь на меня вжималась в грудь своего отца во мне что-то лопнуло. Руки стало покалывать, а вдоль позвоночника пробежали мурашки и в одно мгновение непонимание, переживание за Акико, бессилие, кипучая лютая ненависть к тем, из-за кого она в таком состоянии все это словно бы кристаллизовалось и мой разум впервые за почти две недели отчистился от клокочущих эмоций. В нем более не было ничего, кроме одной простой мысли.        Эти твари должны исчезнуть.        Именно с такой мыслью я молча удалился из собственной палатки и неспешно направился к ближайшему выходу из катакомб. Мыслей не было, желаний тоже. Лишь цель.       Моя кожа сама собой стала краснеть, и причина этому была вовсе не личина. О нет, виной всему был жар, что порождала моя собственная чакра, что более не сдерживалась.       С каждым шагом бурлящая вокруг меня сила лишь росла и причина этого мне виделась в неких необратимых изменениях в моем теле и энергетике. В обычном состоянии я бы обязательно обратил на это куда как более пристальное внимание, но сейчас лишь мимолетно учел происходящие со мной метаморфозы. Мой разум был занят иным вопросом, необходимо было противодействовать отраве в воздухе, что распространяет неприятель и однажды, пусть и неосознанно, я это сделал, осталось лишь понять, как именно это произошло.        В некий момент жар от моей собственной чакры стал нестерпим и мне пришлось применить личину, что делать я немного опасался. Все дело в том, что в прошлый раз это привело к потере самоконтроля и впадению в буйство и я сильно не хотел повторения такого сценария. Я желал совсем иного, собственноручно, пребывая в своем уме, выпотрошить каждого в ком течет кровь этих проклятых всеми богами дымокуров!        Стоило Личине активироваться, как боль от опаленной кожи мгновенно пропала, а лоб укололо болью от мгновенно проросших рогов. Странно, обычно на это требовалось значительно больше времени.        Я даже чуть притормозил и ощупал собственные рога, что уж никак больше не могли называться «рожками». Из лба у меня выросла две чертовых вешалки! Ладно, тут немного преувеличиваю, просто рога значительно удлинились и теперь длинной были сопоставимы с моим собственным Акихиро-младшим в эрегированном состоянии.       Неуместное сравнение вызвало на моем лице злую усмешку, которую неожиданно для меня сопровождал некий дискомфорт, вызванный значительно увеличившимися и заострившимися зубами.       Спустя десять минут неспешной ходьбы я все-таки достиг ближайшего выхода из катакомб. По пути мне встречались как соплеменники, так и представители иных кланов-участников и все они как один спешили убраться подальше с моего пути. Что поделать мое выражения лица и бурлящая яростная аура явно не добавляли им желания препятствовать мне. И ведь с каждым шагом мощь окружавшей меня ауры лишь росла. Казалось, что в моем теле внезапно образовался неиссякаемый источник мощи, что с бешеной силой нагнетал в меня яростный поток преобразованной в стихию даже не чакры, а манны. Под ее действием вечно сырой камень руин в считанные мгновения высыхал, а мох, местами росший на нем съеживался и непроизвольно вспыхивал. Даже моя броня не выдерживала и красная слегка выцветшая краска, в которую были окрашены мои доспехи стала постепенно выгорать. Как, впрочем, и деревянные плашки из которых и состоял мой доспех. По итогу по достижению выхода я лишился собственного доспеха, что просто опал с моих плеч бесформенной кучкой жжёной кожи, ткани и дерева. Обидно, но сейчас это не важно.        Встав в проеме выхода уставился в молочно-белую мглу, клубящуюся всего лишь в паре шагов впереди. Сквозняк с шумом вырывался из подземелья и трепал мои выцветшие от жара волосы, но ни на что это не обращал внимания, мое внимание сейчас было приковано к одинокой фигуре, что, если верить моим сенсорным способностям, сидела в зарослях в пяти метрах за кромкой тумана.       Караулит с-с-сука.       Хотелось с первобытным рыком метнуться к затаившейся мрази и разорвать его тщедушное тело голыми руками, но этого делать было нельзя. Увы, я не уверен, что сделав шаг в ядовитый туман, я не свалюсь тут же без чувств. Я не имел права столь нелепо проиграть именно поэтому нужно искать иной подход и мой кристально ясный несмотря на клокочущую в окружавшей меня ауре ярость, казалось уже нашел его.       Из канона мне известно, что чакра биджу ядовита и даже где-то упоминалось, что она разъедает сдерживающие ее печати. А что такое печати? Это основанная на чакре техника! А что такое этот ядовитый туман? Тоже пропитанная чакрой техника! Ну или что-то очень на нее похожее. Я, конечно, не биджу, но кто мне мешает попробовать?       Говорят, мысли материальны и если очень-очень-очень захотеть, то именно так и получится. Не знаю как у остальных, но у меня именно так и произошло! Вложив в окружающий меня вихрь из чакры позыв разрушить инородную чакру я добился сразу нескольких вещей. Во-первых, доселе лишь казавшийся огненным вихрь резко вспыхнул ядовито-желтым цветом и действительно преобразовался в токсично-желтого цвета огонь, что беспрекословно повинуясь моей воле приняв образ огромной пятипалой руки, метнулся в сторону ощущавшегося неприятеля.       Боже, какие же они беспечные.       Даже слыша вой и рев пламени «караульный» даже не почесался и в итоге совершенно не был готов к тому, что его в прямом смысле схватит огненная рука и утащит в подземелье прямо ко мне под ноги.        Как же хотелось силой мысли сжать огненный кулак и просто раздавить верещащего от боли в заживо сжигаемой плоти людолова, но пока рано. Сначала он ответит на несколько вопросов, что ему задам я и мой дражайший родич Акимару.        На мое лицо сама собой вылезла добрая улыбка и, развеяв огненную длань, похлопал растерянного, испуганного и обожжённого скулящего юнца по щечке от чего тот дернулся, словно ему к лицу кто-то раскалённый железный прут приложил.       Ну ничего, дружочек, тебя ждет незабываемое турне которое, я ручаюсь, ты до самой своей смерти не забудешь.