Матка

      Я уже не помню, когда последний раз просыпалась без мыслей о том, что этот день может стать для меня последним. Да и просыпаюсь ли?       Вот уже много лет моя жизнь — самый настоящий кошмар. Я давно перестала понимать: живу я или нет. Всё, что происходит со мной, что окружает — иначе как «Адом» не назовёшь. Ночной кошмар, из которого невозможно выбраться.       В этот раз из заветной тьмы без сновидений меня выдернули приглушенные стоны в углу клетки.       Новенькая, которая совсем недавно приняла «постриг», была поселена к нам. Ко мне и Аесу, моему личному палачу, чудовищу и судье. Очевидно, настоятель Аншель решил, что я уже не справляюсь со своими обязанностями Матки и решил найти мне замену.       Мои губы сами собой складываются в горькую усмешку. Из груди вырывается короткий смешок.       Настоятель просчитался. Снова.       Новенькая, чьего имени я не знаю, сломанной куклой лежит на каменном полу. Она уже не сопротивляется. Только лежит и приглушенно стонет, пока Аес её грубо берёт, одновременно с тем отрывая от неё куски плоти.       Я судорожно вздыхаю, прикрывая воспалённые веки.       «Когда ты успела так очерстветь, Розетта?» — спрашиваю я себя. — «Когда ты успела так сильно измениться? Стать одной из этих чудовищ? Разве тебе не жаль ту несчастную девочку, которой досталась такая же ужасная участь?»       Нет, мне не жаль её. Раньше, когда-то давно, я с ужасом наблюдала за подобными сценами. Пыталась вмешиваться, защищая новеньких от Аеса, но потом перестала это делать. Просто внезапно поняла, что этим девочкам повезло намного больше, чем мне.       Да, их смерть мучительна, но в ней же их спасение. Меня же лишили подобной роскоши. Я вынуждена жить в этом аду. Существовать, как Матка.       В подвале камеры, — которая на самом деле является просторным помещением из двух комнат, — всё еще холодно. Но солома, на которой я сижу и сплю, хоть немного спасает.       Наконец-то наигравшись с новенькой, Аес оставляет её в покое. Свет, льющийся из коридора через прутья решеток, обнажает страшную картину. Совсем еще юное тело, неподвижно лежащее на полу. Одна грудь полностью сожрана, а вторая лишь немного надкусана. На плечах, боках, животе и бёдрах красуются глубокие рваные раны. Промежность несчастной так же в крови.       То ли Аес перестарался, когда утолял свою похоть, то ли оттуда тоже решил откусить кусочек.  — Р-р-р-р-р… — утробно рыча, он подошел ко мне.       Я равнодушно наблюдала за тем, как Аес медленно слизывает своим длинным языком кровь с губ и подбородка. Не вздрогнула, когда он протянул огромную лапу с острыми загнутыми черными когтями, чтобы погладить меня по щеке.       Он — один из самых крупных представителей своего вида. Нет, отнюдь не вожак той стаи, которая содержалась в стенах монастыря Святой Девы Тристис. Но один из самых жестоких и ненасытных её членов. И я — его самка.