На ножах

— Тебе не кажется, что ты снова полезла не в своё дело? — Яхико снял часы и аккуратно разместил их на прикроватной тумбе. — Пора перестать играть в няньку, Конан. Сасори уже большой мальчик. К тому же он ненавидит твою опеку. Девушка прогнорировала реплику Яхико, посмотрев в темноту немигающим взглядом. В последнее время она плохо себя чувствовала, но он, кажется, не замечал перемен в состоянии невесты. — Я лишь хочу сказать, что Сасори очень сложный человек. Он не любит, когда лезут в его дела, не забывай это, — проговорил Яхико, выключая свет. — В конце-концов, я надеюсь, что вы ладите, когда меня нет. — Тебе стоит меньше работать, — проворчала Конан, прекрасно зная, что это был бесполезный выпад с её стороны, повторяющийся регулярно, но остающийся без внимания жениха. — Сходи в Saint Laurent завтра. Завезли новую коллекцию, — ответил Яхико и почти сразу же погрузился в сон. Хаюми вздохнула, борясь с головной болью. Он всегда оставлял её просьбы без ответа, если они касались совместного времяпровождения. Другое дело, когда Конан хотела новую сумку или помаду. Ей хватало одного взгляда, чтобы на следующее утро понравившаяся вещица лежала рядом с ней. На его подушке. Она понимала, для чего и почему Яхико всё это делает. Компенсация их совместного нищего детства превратила его в неудержимого трудоголика. И Конан знала, что её жених уже никогда не изменится. Это печалило и выводило из себя до скрежета зубов. В такие моменты рядом всегда был Хидан. Неправильный, живущий по своим правилам. Сумасшедший, не поддающийся никакому здравому смыслу. Он никогда не поддерживал Конан, не обсуждал с ней их с Яхико отношения. Хаюми кружило голову, когда она находилась рядом с ним, таким необычным, своевольным, вспыльчивым и опасным. Он стал неотъемлемой частью её одинокой жизни, где Яхико постоянно был в разъездах и пропадал в офисе. Иногда ей казалось, будто она сходит с ума, когда во сне Яхико и Хидан сливались в одного человека. Но ей удавалось вести двойную игру. Она ни разу не прокололась, потому что Яхико был слишком занят, чтобы замечать следы страсти другого человека на теле своей невесты. Хаюми до безумия нравился секс с Хиданом. Спонтанный, грубый, до неприличия пошлый. На фоне нежного Яхико, который предпочитал консервативные позы, Хидан казался воплощением разврата. Она знала, что вся компания была в курсе того, что происходит между ними с Мацураси. И все делали вид, будто им до лампочки. Кроме Сасори. Эта мраморная статуя всегда прожигала Конан осуждающим взглядом, из-за чего внутри шевелилась совесть. И это выводило девушку из себя. Она ведь не должна чувствовать себя виноватой. Это все Яхико. Это он виноват, что она спит с Хиданом! Он не уделяет ей внимания! Он заставляет её чувствовать себя одинокой! Конан твердила это раз за разом, но щемящее чувство вины не уходило. И она чувствовала себя грязной. Гребаный ублюдок Акасуна рушил ее идеальный мир. Конан стремилась ответить ему тем же. Это она позвонила его отцу в тот вечер, когда Сасори убил старика, посягающего на честь Харуно. Ей было до чертей важно сделать ход конем и отомстить ему. Открыть Сакуре глаза. Показать, что ее благоверный — самый настоящий псих. В глубине души она мечтала перепачкать образ Сасори в крови. И ей это удалось. Она запятнала его идеальное лицо так, что Сакура отвернулась от него. Это было упоительно. Хаюми устроила настоящее театральное представление, но следовало быть осторожной. Если б Акасуна узнал, кто заложил его в тот вечер, от неё могло не остаться живого места. Прошло несколько лет с того инцидента. И Хаюми была неприятно удивлена, когда узнала, что Сакура и Сасори снова встретились. Она знала Харуно. Слишком хорошо видела её насквозь. И Конан прекрасно понимала, что надолго девчонку не хватит. Она рано или поздно вернется к нему, а Акасуна будет торжествовать. Хаюми бы предпочла, чтобы Акасуна вернулся обратно в Европу, но он был ей не по зубам. Приходилось мириться с его присутствием на их редких встречах. Девушка повернулась на бок, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. Ее нынешнее состояние нравилось Конан все меньше и меньше. Она была такой беспечной, когда находилась с Хиданом, который отличался недюжинной спонтанностью. Конан рефлекторно опустила руку на живот, щурясь от приступа головной боли. Если завтра утром ее опасения подтвердятся, ей не составит труда понять, кто будет виновником. В отличие от Хидана, Яхико всегда заботился о том, чтобы Конан не забеременела.

***

Flashback

— Как же паршиво на душе, будто кошка драная скребет когтями! — Дейдара откинул кусок глины в сторону, наблюдая, как та превращается в плоскую лепешку. У него ничего не получалось. Все валилось из рук, внутри растекалось тревожное ощущение. Это продолжалось уже полгода. Те полгода, что они не разговаривали с Ино. И, конечно, он уже никогда не скажет ей ни слова. Яманака этого просто не достойна. Сасори скучающе поднял глаза на друга, перелистывая страницы книги так, будто играл на пианино. Тсукури страдал. Сасори это видел, но ничего не собирался предпринимать. В конце-концов, это было не его дело. Акасуна никогда не лез в чужие отношения. Даже когда он видел, как Хидан трахал Конан, Акасуна предпочитал молчать. Ему не было жалко Яхико. Сасори думал, что тот сам виноват в собственной слепоте. Будь Акасуна на его месте, он бы обязательно заметил даже малейшую царапину, оставленную на Сакуре другим мужчиной. И тогда бы не поздоровилось всем. Яхико же в упор не видел, как Хидан зажимает Конан. Сасори это даже забавляло первое время. Но чем дольше продолжалась их история, тем больше Акасуна презирал Хаюми. Эта шавка определенно не заслуживала Яхико, который в свое время спас ее задницу. — С кем я, мать твою, разговариваю?! Кусок глины шлепнулся на книжную страницу, и Сасори цыкнул, явно раздраженный этим выпадом. Тсукури и так был довольно взбалмошным, а предательство Ино и вовсе превратило его в ненормальную и неуравновешенную личность. Дейдара искал внимание, отчаянно выпрашивая его у Сасори, а у того и без друга хватало проблем. Акасуна желал завоевать Европу, поэтому писал картины с утра до вечера. Если выдавалась свободная минута, парень читал книги. Тсукури увязался за ним сразу же, как только узнал, что Сасори улетает во Флоренцию. Акасуна не был против. Хоть он и не показывал этого, но был очень сильно привязан к Тсукури. Относился к блондину снисходительно, как к младшему брату, часто закрывая глаза на его раздражающие выходки. Все те дни, когда Ино строила жалобные глазки в немой мольбе не рассказывать Дейдаре, чем она занималась вместе с Конан, Акасуна молчал. Делал вид, что держится в стороне, потому что не хотел в это ввязываться. До поры до времени. Ему было выгодно наблюдать за грязью, которая происходила внутри их круга. Потом, когда выдастся случай, можно будет ткнуть каждого из них носом в свое же дерьмо. Акасуна любить держать козыри в рукаве. — Ты не видишь, что я занят? Дейдару этот факт нисколько не волновал. Ему нужно было заткнуть зияющую дыру внутри, чтобы она, наконец, перестала кровоточить. Он искренне желал узнать, в чем секрет Сасори. Это не давало ему покоя вот уже несколько месяцев. — Как ты можешь читать свои гребаные книжки, когда Сакура вот так легко и просто отказалась от тебя? Неужели тебе не больно? — Она не отказывалась. Не говори то, о чем не знаешь, — сказал Акасуна, отбрасывая глиняную крошку в сторону. — Ты придурок, Сасори. Она послала тебя к черту, несмотря на то, что ты спас ее задницу! Итачи мне все рассказал. Харуно даже слушать о тебе не хотела с того дня, как ты прикончил старого ублюдка! — Не сравнивай свою шлюху с Сакурой. От Яманака следовало ожидать чего-то подобного. И ты это знаешь. Твои попытки поставить Сакуру и эту дрянь на одну ступень тщетны. Закроем эту тему. Тсукури растерянно посмотрел вслед удаляющемуся товарищу, обессилено опустив руки. Он не ожидал, что будет любить Ино так сильно и искренне не понимал, почему все вокруг не были удивлены случившемуся. Ино была дерзкой и своенравной. Но она никогда его не предавала. Дейдара считал, что Ино — его судьба, что они всегда будут вместе. Он был привязан к ней, и за шесть месяцев эта привязанность нисколько не убавилась. Тсукури чувствовал, будто сходит с ума. Яманака приходила к нему во снах и плакала так громко, что он просыпался в поту от ее горького и отчаянного плача. Он не знал, страдала ли она на самом деле, или это были лишь его мечты, которые исполнялись, как только он закрывал глаза. Дейдара безумно любил Ино, и он также безумно желал, чтобы она умерла, облегчив его душевные муки. Ему было бы гораздо проще, будь она мертвой, нежели беспринципной алчной сучкой, которая отняла у него все.

***

— Что это такое? Ино закусила губу, чувствуя солоноватый привкус крови. Она ходила по краю вот уже несколько месяцев, но не ожидала, что отец так скоро обо всем узнает. — Я… Я не собиралась это отправлять, правда. Я просто… — Заткнись. Лучше заткнись, пока я тебя не убил, — Иноичи безжалостно смял один из конвертов, швыряя его на пол. — Мне стыдно, что ты моя дочь. Вместо того, чтобы заниматься семейными делами, ты пишешь письма этому ублюдку. — Но я не виновата, что полюбила его! Разве можно указывать собственным чувствам?! Эмоциональный порыв был прерван оглушительной пощечиной. Ино вздрогнула всем телом, а потом вдруг обмякла, вперив взгляд в ворс итальянского ковра. Бледная кожа начала стремительно синеть, причиняя покалывающую боль. — Это было мое последнее предупреждение. Я прямо сейчас пошлю Манору во Флоренцию, — Иноичи развернулся, заставляя дочь сорваться с места. — Манору? Отец, ты не сделаешь этого! Отец, пожалуйста! Непоколебимая фигура не остановилась даже тогда, когда Ино упала на колени, отчаянно цепляясь за черную брючину. По сравнению с отцом, Ино была пушинкой, волочащейся по полу их фамильного особняка. Многоуровневая витиеватая лестница из вишневого дерева издевательски блестела, грозя сломать Ино шею, но она была бы рада, случись с ней это несчастье. Манору был человеком отца, который долгое время служил Иноичи верой и правдой, расправляясь с неугодными жертвами зверскими методами. Услышав знакомое имя, Ино пришла в ужас, чувствуя, как в легких пропадает кислород. Чертовы письма, которые она так и не отправила Тсукури, не стоили того, чтобы ее любимый лишился жизни. — Отпусти. Не унижайся, — прошипел Иноичи, дернув ногой на одном из лестничных пролетов. — Ты стала такой жалкой. Я все равно убью его. И ты это знаешь. Только так можно избавить тебя от этого дурного влияния. — Ты обещал, что он будет жить! Ты обещал мне! — взревела Ино, не обращая внимания на озабоченных помощниц, пытающихся поднять её на ноги. — Какой же отвратительный человек! Я ненавижу тебя! Выцветшие с возрастом голубые глаза уставились на Ино, не выражая ни капли сострадания. В атласной бежевой сорочке до самых пят и с длинными спутанными волосами она сильно походила на его жену. Это выводило Иноичи из себя еще больше. Красивое аристократичное лицо исказилось уродливыми эмоциями из-за какого-то нищеброда. Мужчина хмыкнул и вышел на улицу, проследовав к темному автомобилю. Захлопнувшаяся дверь чуть не прижала Ино пальцы, а резко тронувшаяся машина окатила девушку грязной водой, стремительно удаляясь в открытые механизмом ворота. Помощницы дома Яманака кинулись к убитой горем наследнице, подхватывая Ино под руки. Та, казалось, не слышала их и не понимала, где она находится. Находясь в истерическом припадке, Ино мечтала лишь об одном: оказаться на месте Тсукури и умереть самой страшной смертью. Без Дейдары жизни принцессы Яманака не имела никакого смысла.