Ступая по рябине красной

– Но! К укрытой первым снегом дороге словно уголек, выскочивший из остывшей печи, вылетел вороной конь. Игорь спешил, он совсем забылся и умчался глубоко в лес, аж к самому ручью. Около старой конюшни его должен ждать Димка, чтобы тайком увести лошадь обратно в стойло. Отец еще в прошлом году строго-настрого запретил переходить край ближнего леса, но Воронок так дивно проносился вдоль тропки, что Игорь не смог удержаться. Впрочем, отец ему и на лошадь в этом месяце запретил взбираться, однако мальчика это не остановило. Вчера из Московского княжества прибыл один крупный военачальник, до самого утра пировали. Так что раньше обеда Игоря никто не хватится, даже слуги. А если и хватятся, то Димка его подстрахует. Уже у покосившейся от времени и сырости калитки, Игорь притормозил. Воронок зафырчал и отчеканил копытами, с хрустом приминая заиндевевшие сорняки. Димки видно не было, Игорь уже было решил, что тот сам опаздывает, но из конюшни послышались голоса, похожие на ругань. В разгоряченной груди вмиг похолодело. Неужели отец прознал или кто из караульных его увидел скачущим к лесу? Игорь ловко спрыгнул и шикнул на дернувшегося Воронка. – Тише, дурень! Черт знает кто там, ты хоть меня не выдай! Подойдя ближе, Игорь расслышал два мальчишеских голоса. Один из них принадлежал москвичу, судя по растянутым гласным. Кажется, вместе с военачальником помимо свиты был какой-то малец. Игорь видел их из окна, когда те подходили к крыльцу. Лично представиться не довелось, матушка его наказала и заперла в комнате, велев читать писания. Даже к пиру не позвали, уж до того сильно разгневал своим проступком. А всего лишь позаимствовал утром с кухни кусок пирога, подумаешь! Он, между прочим, растущий организм, ему положено много и сытно трапезничать. Откуда ему было знать, что пирог для гостей и трогать его нельзя? Спрятавшись за распахнутыми воротами стойла, Игорь осторожно глянул в щель между рассохшимися досками. Черт знает почему эту конюшню еще не снесли, но Игорь любил ее всем сердцем. Стоявшая у самого края, неприметная для взора со двора, она становилась идеальным укрытием. Димка гордо окрестил ее "штабом". Сквозь щель разглядеть находящихся внутри удалось лишь по пояс. Он сразу узнал потертые Димкины башмаки, которые тот надевал лишь во время игр во дворе. Димка явно нервничал и боялся. Он то и дело сжимал в ладошках края дубленки и робко переминался с ноги на ногу. – Говорю же, один я здесь, просто гуляю, – раздался не то писк, не то всхлип. – Ты меня за нос не води, сволочь! По глазам вижу, что врешь! – по правую сторону от Димки злобно топнул москвич, лязгая серебряными пряжками начищенных сапог. Загляденье, даже у Игоря таких не было. – Я видел, как ты тайком лошадь уводил. Признавайся, кому?! Димка в ответ зарыдал, громко шмыгая носом. Хоть и внук казначея, а еще совсем котенок, ему только этим летом десять стукнуло. Но Игорь им загордился страшно: москвич напирал словно остервенелый, а Димка держался, не выдал! Но вот долго ли он так еще сможет? Хорошо бы, чтоб москвич его слез не стерпел, да ушел, махнув рукой. Стоп, не хорошо бы. Игорь обернулся на стоявшего у калитки Воронка. Если москвич выйдет из конюшни, то тут же на него наткнется и обо всем непременно догадается, что Димка врал и коня на самом деле увел. За это ему светит минимум розог пять. Игорь стянул шапку и утер ею пот со лба. Воронка нужно спрятать за сарай, да привязать, чтобы не бежал с перепугу, тогда и на помощь можно рваться. Москвича утащить подальше, а Димку отправить к коню. За самоволку из комнаты придется на горохе стоять, но Игорю не в первой. Лучше уж это, чем друга подставлять. Воплотить свой план он не успел. Москвич отвесил Димке звонкую пощечину, да такую, что тот пошатнулся и упал. Воцарилась мертвая тишина, только ветер тихонечко свистел под крышей. Полуденное солнце стрельнуло косым лучом, выглянув из-за молочной пелены облаков. – Сопли утер и собрался. Я еще раз тебя спрашиваю, кому ты вел лошадь? Не скажешь, так я добавлю, мне не сло... – договорить москвич не успел. – Руки от него убрал! Игорь на него налетел, прицеливаясь кулаком в плечо. Удар не точный, он даже не чувствует, как ведет руку. В висках пульсирует чистый гнев, а глаза заволокло словно то полуденное солнце. Никакая приезжая гнида не смеет трогать его семью, его друзей! Москвич сгруппироваться не успел, но инстинктивно увернулся. Неудачно, потому что кулак прилетел точно по лицу – С-с-сука! – зашипел он, хватаясь за нос. Надо же, не упал, лишь покачнулся. Мелькает мысль, что любой другой бы отлетел к противоположному краю конюшни, а этот явно был тренированный, крепкий. Игорю бы испугаться, что москвич может оказаться сыном того военачальника, да только в груди все клокочет, не до испуга ему. Димка ахает и, чуть помедлив, вскакивает с земли. К удивлению не прячется у Игоря за спиной, а встает перед, раскинув ладони в стороны. Москвичу руку кровь заливает, стекает по запястью и пачкает расшитый золотыми нитями кафтан. Нос, наверняка, сломан, но Игорь ни о чем не жалеет. Даже если это сын того самого вояки, даже если ему потом придется не стоять на горохе, а спать с исполосованной розгами спиной. – Петр Юрьевич, простите его ради бога, только не гневитесь! – Димка сбивается, носом все еще шмыгает, быстро утирая горячие слезы. Игорь хочет шагнуть вперед, сдвинуть Димку, но тот словно к месту прирос. Смешной такой. Игорь ведь старше, выше на пядь, а он стоит, не двигается. Явно что-то про этого москвича знает, раз так отгораживает. Москвич исподлобья волком смотрит. Рукой натекшую кровь смахивает, словно лезвием воздух сечет. Алые капли в промерзшую землю не впитываются, Игорь думает, что они похожи на рассыпанную клюкву. – Ты ему коня отводил? – только и спрашивает москвич. Дима молчит, но Игорь вместо него кивает. Москвич на это устало выдыхает, расслабляя плечи. Он сплевывает кровь и неприятно морщится. Лицо у него по-мальчишески острое, но взгляд совсем взрослый. Игорю все равно думается, что парень перед ним вряд ли старше. Судя по росту, может даже младше. – Мог бы и сразу сказать, придурок, – москвич ощупывает переносицу, которая, кажется, немного ушла вбок. – Уж больно мне нужны ваши секреты, я бы никому не растрепал. – А какого черта тогда полез?! – у Игоря все еще кровь играет, Димка к нему спиной жмется. – Если полез, то посчитал нужным, – сжав пальцы в кулаки, москвич сам шагает вперед. Димка между ними испуганно пищит. – И тебя бы землю целовать заставил, если бы посчитал нужным, да пожалел. Радуйся, что я в тебе сына Константина вовремя узнал, а то бы уже как пять минут холодел. – Это ты так оправдываешься, что увернуться не смог? – Да что ты о себе возомнил?! – москвич злобно шипит, они почти сталкиваются лбами. Игорь чувствует запах его крови и улавливает в нем что-то незнакомое, сильное и страшное. От такого запаха хочется бежать не оглядываясь, он едва справляется с дрогнувшими коленями. Игорь скорее от испуга, чем от злости, с силой толкает парнишку. На этот раз он упал, перекатившись. – Маменька-а... – хнычет Димка. Всех троих заставляет встрепенуться скрип калитки и ржание лошади. С улицы доносится нестройная перебранка деревенского говора, среди которого басом раздается "Игорь!". Если слуг можно как-то обдурить, что Воронок сам выскочил к старой конюшне, то дядю Федю такой сказкой не проведешь, а басил именно он. Игорь запамятовал, что его крестный из-за какой-то сердечной болезни с наливками завязал. Глупо было полагать, что и он после застолья до обеда проспит. Наверняка вышел его проведать, а как не нашел, сразу в конюшню кинулся. Если бы Игорь поклялся посещать уроки этикета и прилежно изучать латынь, то может и смог бы уговорить Федора Ивановича не сообщать про побег матушке. Да только перед ним словно расписной, весь в крови и сене, лежал москвич. Десять розог, не меньше.

***

Московский военачальник уезжает через три дня. Игорь к тому моменту уже четвертую ночь лежит с горячкой, так что его наказание сдвинулось на неопределённый срок. Тело скручивает в судорогах, простыни пропотевают до того быстро, что их меняют дважды в день. В разгоряченном бреду он пытается оправдаться перед матушкой, что, мол, дурак, тулуп не подвязал и скакал весь распахнутый, не волнуйтесь, скоро поправлюсь. Матушка его только по голове гладит, Игорю кажется, что она плачет. Лекарь поясняет, что это вовсе не простуда, что он "созрел" и "давно пора". Игорь его не особо понимает, но принесенные отвары пьет, несмотря на горечь. От них судороги слабеют. Через неделю к нему пускают Димку. К счастью, тот не выглядит взволнованным или расстроенным, Игорю уже тошно от страдальческого взгляда матери. Пока он валялся в постели, снег успел стаять и выпасть снова. За окном кружились крупные хлопья, укрывая белоснежным одеялом лес и поля. Димка пах морозом и принесенным с кухни яблочным пирогом. Он запрыгнул на край кровати, перина едва ли под ним примялась. – Петр Юрьевич извинялся перед отъездом. – Хоть на это совести у него хватило, ему стоило сразу у тебя прощения просить, – Игорь откусил пирог, блаженно замычав. Пресные каши и бульоны ему в край надоели. – Ты не понял, – покачал головой Димка. Из-за шапки светлые волосы теперь торчали в стороны, словно опушившийся одуванчик. – Он перед тобой извинялся. Официально. Игорь закашлял, подавившись пирогом. Крошки совершенно по-свински вылетели на стеганное одеяло. Официальные извинения предполагали прилюдное поклонение в пол. Очень унизительное для знати действо, от того и весомое. За какие заслуги перед ним извинялся Петр, оставалось загадкой. Что произошло после того, как их нашли в конюшне, Игорь не знал. Он тогда потерял сознание, а очнулся уже в собственной постели и с температурой. Слуги с ним не разговаривали по матушкиному приказу, а спрашивать ее Игорь стыдился. Отец к нему не заходил вовсе, наверняка злился. Но теперь Игорь не был в этом уверен. Димка его вопрос во взгляде счел и утвердительно кивнул. – Точно перед тобой извинялся, я сам видел. Ну, не прям перед тобой, а перед твоим отцом. Ты же заболел. – Я ему в нос дал. – Не просто дал, а сломал! – Димка восхищенно всплеснул руками. – Он теперь у него кривой такой. И синий как слива. – Тем более. За что извинялся то? – Представляешь, он всем сказал, что первый на тебя полез, а ты защищался, – Димка начал болтать ногами в воздухе, до пола он еще не дотягивался. – Ты когда грохнулся, там такой переполох начался. Он ко мне подскочил и приказал во всем с ним соглашаться. Сказал, что придумал, как нам с тобой выкрутиться. Я спорить не стал, самому страшно было, – и вздохнул горестно, словно ему было стыдно за свое поведение. Хотел бы Димка быть таким же смелым, как Игорь, да только не получалось все. Почему москвич всю вину взял на себя, волновало мало. Беспокоило больше то, оставались ли ему все так же положены розги и злился ли отец? – А про коня что сказали? – Федор Иванович велел всем про него молчать. Мы и молчим. Если кто-то из богов Игоря вообще любил, то в знак своей любви послал ему такого чудесного крестного. – У тебя вкусно пахнет, – Димка оглядел комнату, принюхиваясь. – Травы жгли? Игорь нахмурился. Он не чувствовал ничего, кроме аромата пирога, да и никаких трав тут не жгли. Димка хоть и ребенок еще, но сразу понятно, к какой породе принадлежит. У него и отец, и дед, и прадед такими были, значит и он будет. А Игорь... созрел. Сказанные ранее слова лекаря теперь жалили куда-то под ребра. Не то, что бы Игорь не знал какой он, просто не думал, что его суть проявится так скоро. Обычно это происходило ближе к шестнадцати, но ему было всего тринадцать. Если Димка сам того не понимая учуял его, то москвич наверняка обо всем догадался. И про суть его, и почему сознание потерял, а после слег. Стыд тошнотой хлынул к горлу, но Игорь проглотил его вместе с последним куском пирога. Он подумает над этим позже, а сейчас Димка достал притащенную из дедовской библиотеки книгу о заморских сказаниях. Если повезет и их не разгонит прислуга, они до вечера будут ее читать и больше не вспомнят о том москвиче, которого вряд ли увидят снова.