32
— Можно доехать на пригородном поезде до ближайшей станции и еще около часа пешком до базы пройтись. Там уже хорошая дорога прокатана. — Сказал Марк. — Если выехать из города в обед, то к вечеру будешь на месте. Там есть подъемник в горную базу, а с апреля, как весь снег сходит и земля прогревается, работает летний лагерь. Можно недорого снять небольшой домик или жить в палатке. Мишель приподнял голову и сквозь распущенные волосы посмотрел на альфу. — И что там есть? — Природа классная — предгорье, сосны такие старые и высокие, что у некоторых ты и до нижних веток не достанешь, речушка течет, мелкая, но прозрачная. Ну и всякие там посиделки у костра, алкоголь, песни. Можно просто зефир жарить. Я там часто бывал, даже Эшли с собой возил, подростков и семей с детьми там достаточно. От нас это совсем недалеко было, если на том же поезде всего пару станций проехать нужно. На машине около получаса от моего дома ехать. Мишель достал из контейнера очередной холодный кусочек цыпленка, слизнул с него сладкий соус языком, а потом откусил сразу половину. Почти сутки у него не было и крошки в желудке, но голод Мишель заметил совсем недавно. Марк на громкое урчание отреагировал очень мило — быстро встал с постели, нашел на полу контейнер и предложил сходить на кухню, чтобы разогреть мясо. Мишель от кухни отказался. — Там должно быть красиво. — Сказал он, жуя. — Да даже и не в этом дело. Это просто как-то…как другой мир. — Мишель посмотрел в окно, на пустую площадку за толстым стеклом и на двух синичек на карнизе, которые не могли поделить брошенные им кусочки мяса и подсохшей булки. — Ну, — Марк задумался, снова присел на заправленную кровать и взял в руки свой новый свитер. Помял его пальцами, потом развернул, разгладил у себя на коленях, — это даже не настоящие горы. До них еще пару часов ехать надо. А там так, — он покрутил рукой, — хорошее место, чтобы провести выходные, не более. — Я бы съездил. — Сказал Мишель. — Можно же на пару дней, когда весна будет. Мишель доел последний кусочек из своей небольшой порции и облизнул липкие от соуса пальцы. Снова взглянул на Марка из-под занавеси волос. Волосами Мишель прятал от Марка свой взгляд. Немного голодный, но довольный. — Еще недалеко от дома у нас есть озеро небольшое, — продолжил рассказывать Марк, — Круглое по форме, лежит в предгорье, как в чаше. Зимой не замерзает. Там на дне несколько теплых ключей бьет. В морозы один раз даже видел, как от воды пар шел. В последние годы туда дикие лебеди зимовать прилетают. Красивое зрелище. — Лебеди? — Да. Их много там. — Я видел лебедей прошлым летом. У нас была школьная поездка, и мы заезжали в королевский дворцовый корпус. Там они были, в пруду. Я их кормил. — Диких не покормишь. Разве что пшено на воду кидать. Те еще личинки разные любили есть, но к людям все равно близко не подплывали. Мишель лениво дожевал последний холодный кусочек и закрыл опустевший контейнер крышкой. Еще раз посмотрел в окно на синичек, а потом развернулся лицом к Марку. Спустил с подоконника ноги и натянул цветной расшитый плед на плечи, завернувшись в него, как цари на старинных картинах заворачивались в свои мантии. Мишель убрал от лица распущенные волосы и закинул их за спину. Марк перестал рассматривать свитер и поднял взгляд вверх, прищурился чуть от яркого и холодного солнечного света. — Как тебе мой подарок? — спросил Мишель. Он прикрыл голые колени и шею колючим пледом, но все равно чувствовал, как альфа реагирует на него. После прошедшей ночи запах Мишеля усилился в несколько раз и приобрел новые нотки — он стал несколько тяжелее, а цветочный легкий аромат постепенно заглушали более терпкие ноты. Это уже не было похоже на освежитель «цветочная свежесть», скорее на «розовый мускус». — Он…довольно мил. — Пробормотал альфа, но взгляда от фигуры Мишеля так и не оторвал. И что он только там видел, сидя напротив солнца? — Он похож на… Папа раньше нам вязал. Давно очень. — Я всего лишь одну петельку пропустил, в самом низу. Почти и незаметно. Я все по инструкции делал. — Нет-нет, он хороший, даже и не поверишь, что ты впервые вязал. Я буду его носить, честно. Спасибо. — Ну, у меня был опыт, — Мишель поднял руку и заправил непослушные волосы за ухо, — в школе ходил на кружок по рукоделию. Он сейчас чувствовал в себе изменения и не понимал, от чего именно они произошли — от принятого решения, от этих ночных разговоров на мосту и пустынных улицах, от первой близости или лишь от огромного выброса гормонов, который эта близость спровоцировала. И Мишель не хотел, чтобы это чувство проходило. Он, наконец-то, чувствовал себя прекрасно. Он был вправе быть с Марком, быть в его доме, кутаться в старый плед с красивыми узорами и сидеть на подоконнике в тесной комнате переполненного общежития. Он понимал, что эта эйфория ненадолго — праздник закончится, а волшебство пройдет. И Мишель станет прежним, только вот немного повзрослевший за целую ночь. И не в сексе было даже дело. Странно, что в разгар дня в общежитии было намного тише, чем ночью. Мишель мог лишь только гадать, всегда ли здесь так или из-за праздника. Еще утром сквозь сон он слышал приглушенную музыку, плач ребенка, голоса людей, а сейчас в этом здании как будто все замерло и замолкло. Тишину прерывали только их тихие голоса, а когда они замолкали и лишь смотрели друг на друга, было и вовсе тихо. Марк кашлянул, прочистил горло и сказал: — У меня тоже может быть подарок для тебя. Только не знаю, как ты отнесешься к нему. Мишель поболтал ногами в воздухе, еще раз поправил волосы и посмотрел на Марка чуть более заинтересованно. — Что же это? — спросил он. Марк отложил свитер в сторону и поднялся с кровати. Тихонько проскрипела пружина, а вслед за ней и пол, когда Марк сделал два шага к высокому платяному шкафу, покрытому темно-коричневой пленкой, имитирующей рисунок дерева. Дверка тоже проскрипела. А когда Марк начал искать что-то на полках, ему под ноги упал ком одежды. Мишель продолжал расслабленно сидеть на подоконнике и болтать ногами. Плед медленно сползал с одного плеча, оголяя его и спину, но Мишель ничего не хотел поправлять. По голой коже приятно гулял холодный ветерок от окна. Мишель смотрел на Марка. Как задралась у него на спине короткая майка, когда альфа наклонился ниже, как двигаются его острые лопатки, когда он перебирает руками комки одежды, как он быстро поправляет отросшие волосы, падающие на глаза. Мишель снова любовался им и наслаждался этим прекрасным днем — альфа был рядом с ним и больше ничего важного не существовало. Марк обернулся через плечо, взглянул на Мишеля своим фирменным колдовским взглядом и на несколько секунд задумался, как будто решая, стоит ли, вообще, дарить Мишелю подарок. — Что там? — повторил вопрос Мишель. Он поставил босые ноги на пол, но с окна так и не слез. Марк отошел от совершенно разворошенного шкафа с каким-то плоским свертком в руках. Мишель разглядел лишь упаковочную бумагу. Какая-то книга? Мишель же рассказывал, что любит книги. Точнее, чтение он хоть как-то еще мог назвать своим увлечением. — Мы договорились меньше думать о прошлом. — Марк сделал шаг к Мишелю. — Не уверен, стоит ли тебе показывать. Свежий холодный воздух от окна, которым дышал Мишель, разбавился мускусным запахом альфы. Мишель ощутил и самого Марка, и желанный запах хвои, вишневых пирогов и дома дедушки. Он даже не заволновался, когда Марк завел больную для него тему. — Давай уже! — нетерпеливо попросил он. Ему было интересно. И они, конечно, договорились не давать прошлому мешать им, но и не стремились делать эту тему запретной. Они не хотели зависеть от чужой вражды и от чужих ошибок, которым было уже почти два десятка лет. Но судорожные попытки избегания и игнорирование — это ли не зависимость? — Фотографии отца. — Сказал Марк и положил сверток рядом с прикрытым бедром Мишеля на подоконник. Стал разгибать бумагу. Мишель с интересом повернул голову. Смотрел, как пальцы Марка неловко распаковывают сверток, неумело подгибают уголки и рвут старую бумагу. — Они потерялись в наших игрушках, когда мы переезжали. Папа их не видел, а то бы сжег. Мишель молчаливо потерся щекой о голую руку Марка. Ощутил тепло, запах его пота и запах порошка, которым была постирана майка. — Здесь папа, да? — тихо спросил Мишель. На пару секунд поднял взгляд, чтобы встретиться с обеспокоенным взглядом альфы. Марк боялся и волновался. И не был уверен в своих действиях. Но Мишель чувствовал себя нормально. — У нас остались лишь две его фотографии. — Забери, если тебе они нужны. — Я даже не знаю. Мишель отодвинулся от Марка на край подоконника. Снова подхватил край пледа и накинул его на плечи. Рукой притянул пачку старых фотографий к себе и провел пальцем по чуть пожелтевшей бумаге верхнего фото. Снимали на что-то любительское и, должно быть, совсем не старались. На первом фото был изображен какой-то рыжеватый мужчина в испачканной рубашке. Он позировал на фоне черного автомобиля, держал в руке зажженную сигарету и улыбался, глядя в кадр. — Это кто? — спросил Мишель. — Я не знаю. Мишель отодвинул фотографию и увидел следующую. Целая компания каких-то мужчин: двое сидят на диване и смотрят в камеру, а двое устроились сразу на полу и фотографа как будто не замечают — отвернулись от камеры и смотрят куда-то в сторону. Пятый человек стоит немного в стороне и вытирает руки белой тряпкой. Мишель и эту фотографию убрал в сторону. Взял третью, потому что на ней было всего лишь двое и крупным планом. Молодой парень, очень даже красивый и привлекательный, если судить по милой улыбке. И папа, который с трудом доставал макушкой до подбородка этого незнакомца. Мишель посмотрел ближе, покрутил фотографию. Почувствовал, конечно, волнение и какой-то потусторонний страх, но быстро взял себя в руки. Папа здесь был подростком, и у Мишеля уже была похожая фотография. — Кто этот мужчина? — спросил он, показывая пальцем на, скорее всего, альфу. — Они встречались? — Друг отца был, я имя не помню. — Марк разложил по свободном пространстве подоконника оставшиеся три фото. И везде на них снова был папа. — Это все мой отец снимал. Папа стоял полубоком на фоне башни из покрышек, в камеру не смотрел и зажимал зубами яркую резинку, готовясь собрать сотню мелких косичек на своей голове в хвост. Папа развалился в мягком кресле, курил и держал в руках бутылку с лимонадом. Папа сидел на высоком барном стуле в полутьме. На одной половине его лица и на белой футболке лежал яркий красный свет, и папа скалился прямо в камеру. Видимо, был не очень доволен фотографом. Все фотографии были сделаны примерно в один период, на всех папа выглядел подростком и был примерно одного возраста. Скорее всего, это сняли еще даже до его первого ареста. Когда они все еще были друзьями. — Почему их так много? — спросил Мишель после нескольких минут тишины. Как реагировать на это, он пока не понимал. Это был, безусловно, значимый подарок для Мишеля, но именно сейчас хотелось завернуть все это обратно в бумагу и спрятать под ворохом одежды в шкафу. — Ты специально с ним отбирал фото? — Нет. — Марк сам сложил разбросанные фотографии в стопку и положил сверху ту, где папа обнимался с альфой. — Это все что было. Мы с Эшли не знали, кто это, а у папы догадались не спрашивать. — Он усмехнулся. — После встречи с тобой я понял. Вы даже немного похожи внешне. — Он специально его фотографировал. — Уверенно сказал Мишель. Марк промолчал. Он убрал фотографии в упаковку. Как сумел, завернул обратно в бумагу и отодвинул от себя. — Заберешь их? — спросил он и заглянул Мишелю в глаза. Мишель кивнул. А ведь Марк внешностью пошел в отца. В этом Мишель был полностью уверен. Эти жесткие кудряшки на голове, темные глаза, пухлые губы. Даже эта любовь к машинам и хламу, который когда-то был машинами. Только вот его Марк был добрым и хорошим. Мишель успокаивающе погладил его по плечу и от нахлынувших чувств уркнул — издал странный гортанный звук, который иногда издают коты. — Потому что твой отец тоже ощущал это. — Сказал Мишель, приближаясь к губам Марка. Он поцеловал его, провел языком по красивым губам, протолкнул его глубже. Ощутил жар тела Марка, когда прижался к его груди, а покрывало упало вниз с плеч, скользнуло по голой спине, и вся его верхняя часть осталась лежать на подоконнике. Мишель позволил Марку ответить, снова позволил ему вести в этом непродолжительном поцелуе. А когда они вместе выдохнули, когда лишь на пару дюймов отстранились, когда замерли в такой близости друг от друга, что Мишель ощущал на своей щеке теплое дыхание Марка, снова заговорили: — Не взаимно. Папа его никогда не любил. — Зашептал Мишель. — Я бы с ума сошел. — Тем же тихим голосом ответил Марк. — Если бы ты меня отверг. Я уже почти, когда мы…. Свои ладони он держал на полуголых ягодицах Мишеля и слегка их сжимал. Позволял Мишелю гладить плечи и смотрел серьезным взглядом прямо в глаза, в самую душу, как будто. — Я бы смирился. — Мишель погладил пальцами его скулы, а потом поймал одну из кудряшек и потянул за нее. Мишель говорил правду, как и знал теперь правду. Это все было не случайно, их любовь и влечение были не случайны. Это вместе с генами и запахами передалось от родителей. И им повезло намного больше. — Если ты когда-то полюбишь другого и будешь с ним счастлив, — зашептал Мишель, — я тоже буду счастлив. Это бы разбило меня, но даже страдания — это чувства. — Марк молчал и смотрел. — Крайнее отчаяние — та же подлинная жизнь, как и то, что было со мной ночью. Я бы берег его, как драгоценность. — Ты чего? — непонимающе спросил Марк. Он снова выглядел немного смущенным, растерянным и испуганным слишком странными словами. — Я никого другого не люблю. Я же…после той вечеринки все было по-другому. Ты же не был тогда счастлив. Как я мог тогда отпустить тебя, если знал, что ты будешь мучиться, и я буду мучиться? Если бы ты меня разлюбил, если бы я делал тебе только хуже, это бы было совсем другое дело. Но как можно было тогда отступиться? — Ты не отступился. — С гордостью сказал ему Мишель. — Ну да, напугал тебя тогда. — Я бы так и жил, не видя ничего вокруг. Даже бы и не представлял, что можно быть настолько счастливым. Мишель рисовал в голове картинки: шумный праздничный центр города, рождественские песни и вспышки фейерверка; тихий заснеженный спальный район на окраине и разговоры с Марком; шумное общежитие и странные друзья Марка; ласки Марка и тихий спокойный рассвет; остывший цыпленок под соусом и маленькие синички. Мишель как будто прожил еще одну жизнь, яркую и короткую. И эта жизнь его научила слушаться себя. Не считать свои чувства, тоску и слезы чем-то постыдным. Он — это он. Мишель понимал все в себе. Его страхи и сомнения были прекрасными, его чуткость была прекрасной, горе его — прекрасно, любовь его к Марку и всему вокруг тоже была прекрасна. — Твои родные еще не звонили тебе что ли? — первым прервал установившуюся тишину Марк. Мишель, потрясенный своими мыслями и открытиями, которые они порождали, не сразу его понял. Смотрел на лицо Марка, на то, как открывается его рот, когда он говорит, и как смешно он двигает бровью. — Звонили? — переспросил Мишель. — Не знаю. Вообще-то, его должны были искать с того самого момента, как о побеге узнал отец. Если Эйбел и даже дядя Джейк могли согласиться с Мишелем, то отец никогда подобного не допустил бы. Особенно, если узнал, что Мишель сбежал с альфой. Поэтому он звонил. Это точно. — Что значит: «не знаю»? Марк разорвал объятия, отошел на шаг от окна и Мишель сразу же почувствовал себя одиноким. Не думал он о телефоне, когда со всех сил бежал к Марку и потом, когда гулял по городу или стонал под ним. Как и не думал об отце. Просто разрешил себе такой эгоистичный поступок. — Я телефон с собой не взял. — Признался Мишель. Марк поступил очень по-взрослому: он рассердился. Громко выдохнул из легких воздух, нахмурился и упер руки в боки. Выглядело очень карикатурно, так что Мишель прыснул от смеха. — Нельзя так с отцом! — возмутился Марк. — Позвони ему быстро! — Марк вернулся к шкафу, снял с крючка на дверце большой черный рюкзак и начал быстро проверять все карманы. — Тебя почти сутки нет, да он, наверное, с ума сходит. — Он-то точно да. — Согласился Мишель. Он снова накинул на плечи плед и спрыгнул с окна. Одна нога почти подвела его и подогнулась, а потом по ней расползлись болючие покалывающие мурашки. — Что ищешь? — Телефон. — Ответил Марк. — Он бы заставил меня сразу вернуться. — Оправдался Мишель. — А я так хотел погулять. Марк на секунду остановил поиски, поднял на Мишеля взгляд и сказал тоном намного мягче, чем до этого: — Я не ругаюсь. Но всему есть время. Камни раскидали, теперь нужно их собрать. Мишель слегка искренне улыбнулся. — А говорил, что глупый. — Любя протянул он. Марк же, на самом деле, был умен. Был такой же, как Берни. Смысл числа пи, может, и не понимал, но в жизни разбирался намного лучше. — У меня запах меняется. Отец сразу поймет, что было, и все равно будет скандал. Неважно, отвечал я на его звонки или нет. — Не в этом дело. — В последнем самом большом кармане Марк нашел маленький черный телефон. Провел пальцем по экрану и, телефон, пиликнув, запустился. — То, что ты переспал со мной — это одно, это естественно для твоего возраста и это бы все равно когда-нибудь случилось. А вот сознательно заставлять родителей волноваться — это плохо для любого возраста. Держи телефон, — Марк протянул руку в сторону Мишеля. — Там моя рабочая карта для заказов. — Отец бы так о тебе не побеспокоился. — Заметил Мишель. Он пока стоял неподвижно, поддерживал у груди плед и не хотел брать телефон. На самом деле, Мишель просто пытался оттянуть неизбежное. И прекрасно понимал, что нужно звонить и нужно возвращаться домой. — Я не уверен, что он вообще когда-то сможет с тобой смириться. — Когда узнает фамилию — уж точно. — Фыркнул Марк. — Звони. Мишель взял телефон. Это был самый дешевый и простой смартфон, в который Марк даже ничего не закачал и стандартные обои на экране не сменил. Мишель принялся набирать номер отца, каждый раз после нажатия ожидая, когда нужная цифра загорится на экране. Естественный страх нашкодившего ребенка все больше и больше нарастал. С шести лет его воспитывал отец, с шести лет он медленно и постепенно становился авторитетом для Мишеля и тем взрослым, которому Мишель доверял управление собственной жизнью. Конечно, сейчас он боялся. Липкий тягучий страх перед отцом был вполне логичен в такой ситуации. Уже дрожащим пальцем Мишель закончил набирать номер и остановился перед зеленой иконкой вызова, не решаясь на нее нажать. С ним уже было что-то похожее. Очень давно, как будто в прошлой жизни и сто лет назад. Мишель так же стоял посреди комнаты, слушал стук собственного сердца и боялся обычного телефонного звонка. Вот только тогда Марк еще был ему чужой, он не сидел рядом, не пытался одобряюще улыбаться, пряча свое волнение. Тогда у Мишеля за спиной не было никого, тогда он звонил совершенно чужому человеку и делал только первые шажочки к нему. Но это был лишь его строгий отец. Который любил его и который, должно быть, с каждой секундой молчания Мишеля волновался все больше. Мысли о чувствах отца разогнали страх, и Мишель нажал на кнопку, поднес трубку к уху и, пока слушал гудки, подошел к кровати и сел рядом с Марком. Марк сквозь плед погладил Мишеля по бедру. Когда на вызов ответили, Мишель вполне искренне выпалил: — Прости меня, прости. — Он перевел дыхание. — Это я. — Мишель! — выкрикнул отец. — Да, я. — Ты…ты где? Что с тобой, что-то случилось? Все нормально? — отец путался в словах, говорил быстро и сбивчиво. — Прости. — Повторил Мишель. — Я у друга, со мной все хорошо. Прости, что не звонил. — У какого друга? Я звонил твоему Берни, он… — У другого друга. — Перебил Мишель. Он посмотрел на Марка. — Не с Берни. Отец громко дышал в трубку. Пыхтел. Подбирал слова или пытался справиться с яростью. Мишель не очень понимал, как может отец отреагировать. Ведь такое было впервые, чтобы он ослушался его и так пренебрег его советами. — Мишель, — повторил отец через десяток секунд тишины. — где ты сейчас? Я тебя заберу. — Я сам приеду домой. — Нет… — Я сам. — Настойчиво повторил Мишель. — Со мной все хорошо, я в городе. Сейчас вызову такси и буду в течение часа. Отец снова замолчал. В этой напряженной тишине Мишель смотрел в глаза Марка, чувствовал, как Марк гладит его бедро и пальцем выводит узоры на уголке пледа. И вдруг резко и неожиданно где-то у соседей громко включилась музыка. Под первые громкие аккорды они с Марком синхронно вздрогнули, а потом вместе беззвучно рассмеялись. — Почему ты звонишь с другого номера? — спросил отец. — Телефон у дедушки забыл. — Признался Мишель. Отец снова громко и тяжело вздохнул. — Я сейчас приеду домой. — Пообещал Мишель, перекрикивая искаженную коридорами и стенами общежития музыку. — Сейчас же! — приказал отец строгим голосом. Видимо, взял себя в руки, оправился от первого шока и убедился, что Мишель жив и здоров. Теперь еще больше злился. — Дома будет серьезный разговор! — Через час буду. — Кивнул Мишель и первый сбросил звонок. Медленно опустил руку с телефоном себе на колени, потом накрыл ладонью кисть Марка и слегка сжал ее. Марк все так же одобряюще улыбался. Мишель прикусил губу, пожевал ее, а потом сказал Марку: — У тебя очень красивые глаза. — Ну, спасибо. — Марк нахмурился. — Тебе надо одеться, а я пока найду кого-нибудь на машине, чтобы нас отвезли. Я поеду с тобой. — Да на такси… — пробормотал Мишель. — Можно и на нем. Ты одевайся, я пока проверю цены.33
Они подобрали брошенную машину Марка и уже поехали на ней. На город снова опускались ранние сумерки, а небо с запада приобрело красивый розоватый оттенок, чем Мишель и любовался половину дороги. Что угодно, лишь бы не трястись как испуганный кролик перед непростым разговором с отцом. По свободным в честь праздника дорогам они добрались до центра слишком быстро и, когда Марк припарковался на обочине дороги напротив дома Мишеля, до назначенного времени оставалось еще минут двадцать. Мишель посмотрел на темные окна своей квартиры. На эту сторону выходили оба широких окна прихожей, и в них не было ни намека на огонек и жизнь. Мишель перевел взгляд на Марка и еще раз втянул запах, перемешанный в закрытом салоне автомобиля. Его запах до сих пор менялся с каждым часом, раскрывался, приобретал пряные нотки, тяжелый мускусный шлейф, становился чем-то похожим на запах Марка, становился все сильнее. Отец заметит это сразу. И, возможно, проблема с ночным побегом отойдет на второй план перед более страшной, на взгляд отца, новостью. Мишель собрал волосы в низкий хвост и натянул на голову шапку, крепче перехватил похудевший после подарка рюкзак и заговорил первым: — Я пойду? — Я с тобой. — Марк отстегнул ремень и погасил, работающий все это время в холостую, двигатель. В салоне автомобиля стало еще тише и еще беспокойней. — Это плохая идея, наверное. — Тихо забормотал Мишель. — Мне-то точно ничего не грозит. Мишель боялся за Марка. Отец был строг, иногда вспыльчив и крут на поворотах. Он часто пропадал на работе, часто пропускал праздники и выходные, но каким-то странным образом именно на Мишеле была сосредоточена вся его жизнь. Слишком сильно была. Пришло время поговорить с ним, объясниться и попросить что-то изменить. Отец, конечно, свыкнется и успокоится. Перестанет сердиться на Мишеля и за побег, и за то, что отдался альфе. Но на все это нужно было время. А сейчас Марку лучше было не показываться отцу на глаза. Марк был замечательным. Но Марку было всего двадцать лет, он был молодым альфой, у него не было больших средств и не было связей. У Марка была очень нехорошая фамилия, которую они еще долго будут скрывать. И Марк боялся сейчас. Он не улыбался, а хмурился и покусывал губу. Запах слегка выдавал его волнение, как и мелко подрагивающие руки. Марк долго думал, а Мишель ждал, не торопясь выходить на холодную улицу и идти домой. Он нашел в кармане куртки ключ от квартиры и карточку от ворот, зажал их в кулаке. Розовое небо быстро темнело, пока они все еще сидели в машине. Салон погружался в темноту. — Я пойду. — Повторил Марк. — Я увез тебя и потом сделал с тобой…это. Я должен объясниться. — С тем мальчиком, с Луи, ты тоже так ходил? Или с другими твоими омегами? — Там были другие обстоятельства. — Марк покачал головой. — У Луи отца не было, вообще-то. С его папой я встречался. У нас все по-другому было, тебе почти восемнадцать и никто бы не посчитал, что это рано. Для нас это было нормально. — Вот именно. — Мишель снова выглянул в окно. — Это нормально. — А сбегать и не брать с собой телефон — нет. — Твердо сказал Марк. — Поэтому я поднимусь с тобой. Могу подождать за дверью. Если ты сам не справишься, я вмешаюсь. Попробую хотя бы объясниться. — Хорошо. — Согласился Мишель. На самом деле им обоим было страшно. Все парочки, наверное, волновались перед первым знакомством с родителями. Но у них, правда, сложились не самые приятные обстоятельства — они все сделали за спиной отца и теперь шли к нему, потому что скрывать дальше не получилось бы. Мишель со щелчком надавил на ручку и медленно открыл дверь. Марк сделал то же самое со своей стороны и по всему салону автомобиля промчался сквозной ветерок. Он унес с собой сконцентрированный запах их феромонов, немытых тел и волнения. Вдохнув свежий воздух, Мишель даже на секунду зажмурился и тряхнул головой. Еще раз глубоко вдохнул, набрался решимости и вышел из машины. Марк хлопнул дверью, а машина весело пиликнула, становясь на сигнализацию. Мишель подождал, пока альфа обходил машину, чтобы оказаться рядом с ним. — Подождешь меня на лестнице. — Заговорил он. — Я подготовлю его и попытаюсь познакомить с тобой. Только ему не нужно знать, кто ты. Мишель поднял голову и посмотрел на серьезное лицо Марка. На улице зажигались фонари и окна квартир. Они бросали мягкие желтые тени на них, на лицо Марка и на блестящую серьгу у него в ухе. Хорошо бы было, чтобы отец ее не заметил. Марк в ответ на его взгляд снова кивнул. В молчании они открыли калитку и прошли во внутренний двор. Мишель в последний раз был здесь только сутки назад, но казалось ему, как будто прошло несколько лет после того как он уехал на черном блестящем автомобиле. И, правда, ночью он натворил достаточно. Марк был прав: нужно исправлять последствия. Они обогнули расчищенную от снега детскую площадку и пустующие круглые клумбы в центре двора. Мишель стянул с рук перчатки, нашел холодную ладонь Марка и одобряюще сжал ее, пытаясь подбодрить. Они все делали правильно, и жалел Мишель, может, только об одном — что заставил отца волноваться целый день. Но по-другому вряд ли бы получилось. На четвертом этаже в окне их кухни горел неяркий свет, а шторы были задернуты. Мишель поднял голову, постоял немного, пытаясь разглядеть хоть что-то. Потом все-таки подошел к входу и разблокировал тяжелую дверь. — Проходи. — Шепнул он Марку. Дом их был старой постройки, имел всего пять этажей и квадратный просторный холл, уходящий вверх на всю высоту здания с лестницей, марши которой огибали все четыре стены. Современные пластиковые панели, закрывающие перилла лестницы и не позволяющие с нее свалиться вниз, единственные выбивались из сделанной под старину отделки. Сейчас эти панели были обклеены мерцающими снежинками, а в самом центре холла, на небольшом деревянном постаменте жильцы установили елочку. Елочка была маленькая, неказисто украшенная игрушками, и от вида ее Мишелю стало как-то легче. Она была очень похожа на ту, фотографию которой присылал ему Марк. Марк стоял рядом и с интересом крутил головой, поднятой вверх. — Никогда раньше в таких домах не бывал. — Пробормотал он. — Как в старых фильмах. — Таких раньше было много. В прошлом веке, как только город начал разрастаться, строили для людей богатых, которые могли позволить себе снять просторные квартиры. — Мишель снова сжал руку Марка. — Почти все такие дома снесли, когда земли стало не хватать. Остался только наш квартал. Они немного помолчали. — Нужно идти. — Сказал Мишель. По лестнице они поднялись на четвертый этаж. Остановились на последнем марше перед небольшой площадкой, где напротив друг друга, разделенные темным начищенным паркетом, были две одинаковые двери. Та, что была справа и поближе к лестнице, вела в квартиру Мишеля. — Подожди здесь. — Попросил Мишель. Он отпустил ладонь Марка, снова сжал в кулаке ключ и уже в одиночестве поднялся на площадку. Желтый свет настенного светильника и небольшого рождественского фонарика отображался на дверном номерке и на гладкой поверхности длинного ключа. Мишель в последний раз остановился, еще раз посмотрел на Марка, хотел увидеть отблеск света в его глазах, но Марк смотрел сквозь прозрачную перегородку на раскинувшийся внизу холл. Мишель сглотнул от волнения, поднял подрагивающую руку и отпер дверь своим ключом. Он еще даже успел уловить обрывок разговора, который тут же замолк, стоило ему отворить дверь. В Мишеля сразу же вместе с волной тепла ударили запахи родного дома. Пахло отцом, пахло прежним легким запахом самого Мишеля, разогретой едой и корицей от ароматического пакетика, подвешенного у входа. Свет нигде не горел кроме самой кухни, и Мишель, прикрыв дверь до небольшого зазора, прошел внутрь. Сильный запах отца, очень сильный, усиливался с каждым шагом. Отец был взволнован, был растерян и был чертовски зол. Запах его начал перекрывать все остальные и, когда Мишель все-таки появился на пороге кухни, чувствовал он только этот жутко тяжелый аромат, от которого кружилась голова. Отец был не один. Он сидел за столом вместе с дядей Джейком и они вместе напивались горячим кофе. Отец был все в той же одежде, в которой вчера Мишель провожал его на работу, только прическа у него совсем растрепалась и куда-то потерялись очки. Мишель сделал еще один шаг вперед, остановился перед круглым столом и поднял голову. Отец встал с места, уже хотел начать что-то говорить, но осекся, замер, а потом полной грудью втянул запах Мишеля. Мишель тоже изучал запах отца и чувствовал новые ароматы в нем. Отец опять был с тем омегой, провел с ним очень много времени, весь пропитался его запахом. А еще слабый запах этого постороннего омеги угадывался в квартире. Он был здесь. И Мишелю это не очень понравилось. — Что ты, — прорычал отец, — что ты наделал? Губа у него немного начала подергиваться. Так он сдерживал грозный рык, которым все-таки не хотел пугать Мишеля. А запах отца стал еще тяжелее. Он точно показывал, что его хозяин очень недоволен. Мишель не успел ничего ответить, как отец больно схватил его за плечо, подтянул к себе и понюхал макушку Мишеля, а потом наклонился к шее и втянул воздух возле нее. — Да что происходит? — спокойно спросил дядя Джейк у них за спиной. Он продолжал пить кофе из своей большой кружки и ничего пока что не понимал, не имея возможности чувствовать запахи. — Кто он? — отец отпустил Мишеля, но не отошел от него. — Кто с тобой это сделал? Мишель снова глотнул, еще крепче сжал в кулаках оставшиеся там ключи и посмотрел прямо на отца. Он старался не прятать взгляд, хотя очень хотелось отвести его или вовсе уткнуться в пол. — Все нормально. — Сказал Мишель, пытаясь и своим тоном и взглядом донести до отца, что, действительно, все нормально. Что ничто и никогда в его жизни не было так нормально, как сейчас. — Его зовут Марк. Я люблю его. Отец все-таки рыкнул, от сдерживаемой злобы и бессилия закружился по комнате, ударил ладонями по подоконнику и снова повернулся в сторону Мишеля. — Какая любовь? — спросил отец, — какая любовь, тебе же семнадцать лет всего! — Самое то. — Прыснул дядя с усмешкой, но отец на него не обратил никакого внимания. Он продолжал сверлить Мишеля своим тяжелым взглядом. Прав был Берни: отец слишком сильно любил своего ребенка. Так любил, что иногда не замечал очевидного. — Ты хоть представляешь, как я волновался о тебе? Мне сказали, что ты сбежал неизвестно с кем, ты бросил свой телефон, ты даже не додумался позвонить и предупредить! Ты сутки где-то прошлялся, лег под кого-то, а теперь явился сюда и заявил, что все нормально?! Отец кричал. Дядя предупреждающе что-то пробормотал, но отец отмахнулся от него. Мишель стоял на месте, лишь стянул с плеча лямку рюкзака и сжал ее в руке вместе с ключами от квартиры. Мишеля давила изнутри обида на резкие слова отца, возмущение от его тона и его принципиальной позиции. Мишель шлялся, Мишель лег, но не стоило говорить это таким тоном. Мишель стоял и подбирал слова. Все, что он мог и хотел сказать, потащило бы этот конфликт дальше. На языке вертелись только обвинения в сторону отца, только резкие и неприятные слова, только точно такой же злой крик. Мишель хотел прокричать: «Хватит!». Он ушел с Марком и лег под него, потому что так хотел, и так было нужно ему. — Прости, что не позвонил. — Наконец-то смог вполне искренне сказать Мишель. — Я не должен был тебя заставлять волноваться. Мишель снова нашел в себе силы заглянуть в глаза отца. В глаза Марка он мог смотреть почти неотрывно, потому что взгляд Марка всегда был такой спокойный и уверенный, всегда такой любящий и такой глубокий, что Мишель им наслаждался. Он находил хоть какую-то опору, которая поддерживала его, даже когда Мишель окончательно терялся в жизни и в своих чувствах. Отец смотрел на него с огромным огорчением. Как будто Мишель не оправдал надежд, как будто совершил что-то ужасное, как будто отец готов был отказаться от такого сына. А ведь такая ссора была впервые. Отец не знал неповиновения, он не знал, что Мишель в чем-то с ним может быть не согласен, потому что Мишель никогда и не протестовал. Отец же был уверен, что такого даже произойти не может и был просто не готов. — Я виноват, что не предупредил. — Снова заговорил Мишель. — Но если бы я тебе сказал, ты же меня не отпустил бы. — Конечно! — громко воскликнул отец. — Так почему? — Ты должен… — Я не должен! — крикнул Мишель, окончательно теряя над собой контроль. Он уронил рюкзак на пол, а глаза заслезились. Но вместо привычной тоски Мишель чувствовал только нарастающую злость и резкое отвращение ко всему, что он был «должен». Протяжно проскрипела дверь за их спинами, а Мишель, тяжело дышавший ртом, почувствовал, как стал усиливаться запах Марка. Марк немного разбавил тяжелый запах отца. У Мишеля хотя бы перестало сдавливать в груди, ему стало чуть легче и спокойней. Он, даже не оборачиваясь, знал, что Марк зашел в квартиру и стоит где-то у него за спиной, всего в нескольких шагах. Должно быть, Марк услышал их крики. Должно быть, но решил не ждать в стороне. Альфы всегда были такие — если драка, то только с их участием. Отец Марка тоже заметил и теперь смотрел Мишелю за плечо, немного слеповато щурился. Их запахи, запахи альф, становились все сильнее с каждой минутой. Мишель, стоявший между ними, чувствовал, как с двух сторон проносятся мимо него сильные волны агрессии, как два горьких запаха окружают его и заполоняют квартиру, как два альфы с трудом сдерживаются, чтобы не зарычать друг на друга. — Хватит! — снова крикнул Мишель. Он обернулся и посмотрел на Марка, стоящего за спиной всего в паре шагов. — Хватит. — Повторил Мишель тише, но настойчивей. — Мы можем разговаривать нормально? Без криков и…вот этого? Мишель снова обернулся к отцу — Я не могу влюбиться? — спросил он. — Я тебя как-то опозорил? В каком возрасте, по-твоему, мне можно будет лечь под альфу? — Ты еще мал, чтобы спать с альфами. — Ответил отец и снова потерял к Мишелю весь интерес. Все его внимание занимал только Марк. Молодой альфа, враг, обесчестивший сына, нагло вторгшийся к нему в дом. — Убирайся отсюда! — рыкнул отец. — Если будешь крутиться рядом с сыном, очень пожалеешь! Столько в этом было агрессии, что Мишель затрясся от страха. А если отец как-то знал? Узнал всю правду? — Нет. — Просто ответил Марк и даже сделал шаг вперед. Он встал сразу за плечом Мишеля, и теперь его дыхание можно было услышать, а запах, уже не такой опасный, окутал Мишеля как кокон. Мишель перестал чувствовать отца и запах постороннего омеги в своем доме. Не чувствовал он запах еды и кофе, запах одеколона притихшего в стороне от них дяди. Ничего, кроме Марка. — Я не обижал его и не желаю ему зла. — Заговорил Марк. — И я бы не сделал ничего против его воли. Просто, — Марк запнулся, как будто подавился. Мишель буквально уловил от него волнение и страх, — просто мы оба хотели быть вместе. Просто дайте нам еще шанс. Мишель, не глядя, протянул руку к Марку и сжал в пальцах рукав его куртки. — Нужно было спрашивать это раньше. — Отец хотя бы перестал кричать. — Ты увез ребенка из дома, запудрил голову мальчишке и воспользовался им. — Последние слова отец с презрением выплюнул, а Мишель снова ощутил волну удушающей ненависти в сторону Марка. — Я хочу, чтобы ты немедленно убрался из моего дома! И чтобы никогда я больше не чувствовал ни капли твоего запаха на сыне! Мишель еще крепче сжал рукав, чтобы не дать Марку уйти. Но Марк и не собирался сдвигаться с места. И прежде, чем он что-то смог ответить, Мишель заговорил сам: — Это ты бросил меня в праздник, сбагрил на них. — Мишель показал свободной рукой в сторону дяди. — И даже не спросил меня, хочу ли я туда ехать. Да тебе же плевать на мои желания! — Мишель сделал шаг вперед, потащил за собой Марка и, не сдерживаясь, зашипел почти перед перекошенным лицом отца. — Я же сказал, что люблю его, ты разве не слышал?! Я заставил его! Я хотел с ним секса, чтобы он трахал меня всю ночь! Тебе же можно было бросить меня в сочельник и уехать трахаться со своим любовником, а потом и притащить его в наш дом. Мне тогда почему нельзя так же?! Мишель сделал шаг в сторону, закрыл Марка собой, чтобы весь гнев отца не вылился на него и снова громко прошипел сквозь зубы. И показал свой новый запах. Пусть почувствует, пусть распробует все нотки и пусть насладится им. Мишель пах сильно и пах хорошо. Когда отец резко поднял руку, Мишель даже не подумал, что ему хотят дать пощечину и не испугался. Мишель никогда не знал, каково это — получить удар. За всю жизнь бил его только лишь Анджей, и то только лет до пяти, несильно и со сдачей. Но ладонь отца так и не коснулась лица Мишеля, потому что Марк успел почти молниеносно среагировать и перехватить его запястье в каком-то дюйме от цели. Мишель снова оказался между двумя альфами. Они на несколько секунд замерли, Марк глухо зарычал почти в ухо Мишелю. Этот рык отдался в теле Мишеля мелкой дрожью и только усилил его злость. Злость эта была прекрасна, дающая силы и заглушающая всякую совесть. Но отец снова резко дернулся, что-то быстро произошло, и Марк уже вместо рыка застонал, отступил и прижал руку к груди. Он держался за свое запястье, немного кривился и смотрел покрасневшими глазами в глаза Мишеля. Отец что-то ему сделал, и Марку теперь было очень больно. Мишель посмотрел на отца, снова пошипел на него. Не мог остановить свою агрессию, не мог справиться с эмоциями. Когда понял, что отец впервые поднял на него руку, что он специально сделал больно Марку и что он не будет их слушать, как бы они не старались сейчас. Отец тоже, видимо, что-то понял, потому что отступил к окну, не давил запахом, не рычал и ничего не говорил. А Мишель снова почувствовал злые слезы на лице. Он отошел к Марку, взял его за плечо здоровой руки и быстро повел за собой к выходу. В полной тишине хлопнул дверью, спустился на два лестничных марша вниз и только тогда остановился, чтобы перевести дыхание и стереть влагу с лица. — Что ты творишь? — тихо спросил Марк. Мишель поморгал, прогнал слезу и вернул себе четкое зрение. И ясные мысли. Перед глазами у него оказалась одна из блестящих снежинок. Блестки на ней весело отражали свет светильника. — Мы уходим. — Сказал он и снова потащил Марка вниз.