— Заставить её избить человека ножкой от табуретки?! Ты с ума сошёл, юноша! Как ты можешь это объяснить?
Недовольство гуляло по большому светлому помещению с кафельным полом и громадными витражами во всю стену. Витражи весьма необычны, ибо цвета стёклышек всегда были разных оттенков, но что более интересно, из них постоянно складывался новый рисунок. Какой-либо узор или совершенно хаотично расположенные разноцветные пятна. Другая же сторона огромной комнаты через три высокие арки спокойно пропускала внутрь свежий воздух и солнечные лучи, спиной к которым сейчас и стоял молодой ангел, пытаясь предугадать, в какую картинку соберутся разноцветные стёклышки.
— Она защищалась и защищала своего ребёнка. К тому же, табуретку он об её голову и сломал. — ангел спрятал руки в карманы брюк и без страха глядел в разъярённые глаза канцлера Сергея.
— Человек на больничной койке! Ты хотел устроить нам пополнение?
— Он бы всё равно попал вниз, какая разница, — Антон ухмыльнулся, обнажая острый клычок, что выбесило Лазарева окончательно. В несколько больших взмахов крыльями он преодолел расстояние между ними и схватил молодого ангела за ворот толстовки.
— Ты невыносим! Хочешь снова лишиться крыльев? Помнишь, КАК это больно? — прошипел канцлер на ухо юнцу.
Антон не теряя дикой ухмылки приближается к уху мужчины и шепчет довольно громко: — Я в АД хочу. Там моё место.
— Где твоё место, решать не тебе. — хлопает входная дверь и в помещение вальяжно входит канцлер Павел, шурша сложенными крыльями о кафельный пол. — Ты должен быть благодарен за то, что имеешь честь находится именно наверху.
Сергей отпустил парня, разглаживая оставленные собой складки на чёрной толстовке. Юный ангел нехотя повернулся и всё же скрыл улыбку. — Вы же сами видите, что у меня плохо получается, так отправьте в ад, в чём проблема?
— В том, что ты ангел, Антон. Ангелам положено быть здесь. — Павел обратился к Сергею, — Коллега, оставьте нас, пожалуйста, наедине. Хочу поговорить с юношей с глазу на глаз.
— Оставлю, Паш. Только разговоры с ним бесполезны. Сколько волка не корми, он всё в лес смотрит. — Антон закатил глаза поджимая губы, пока канцлер улетал прочь.
— Шастун, а, Шастун? — старший ангел положил руку на плечо Антона, разворачивая парня и подводя к высоченным светлым аркам с видом на невероятно красивые ватные облака.
— Что?
— Что опять не так, Тох? Чем тебе не нравится рай, дорогой мой? Простые смертные мечтают попасть сюда, но им ещё нужно заслужить это место.
— Я даже пожить толком не успел, как вы можете говорить, что я заслужил?
— А разве я так сказал? — Паша обогнул мальца подойдя к краю арки и расправляя крылья, — Полетаем, Тох?
— Не особо хочется, — едва не сжался парень от нежелания.
— А что так? Крылья болят? — с издёвкой проговорил канцлер, не складывая своих. — Покажи мне.
Противиться конкретно этому ангелу Антон не мог. Павел заменил ему и брата, и отца, и учителя, и друга. Стал тем человеком, что соткал из невидимой материи недостающие пазлы и собрал картинку воедино. Юнец мужчину по-настоящему уважал, однако редко понимал его и не мог себе объяснить, чем же этот Паша его так цепляет. Парень слегка расправил крылья, глядя под ноги. Почему-то именно этому канцлеру он не мог спокойно смотреть в лицо.
— Они прекрасны, — мужчина наигранно цокнул и обошёл кругом Антона, оценивающе всматриваясь в перья.
— Издеваетесь? Они ведь отвратительны. — парень, конечно, уже много лет знает Пашу, но до сих пор его внезапные комментарии вгоняют в ступор.
— Не-е-е, Шастун, видел бы ты мои в твоём возрасте, ещё бы и не так сказал. — канцлер залился хохотом, смешно жмурясь. Антон вновь закатил глаза, поджимая узкие губы и параллельно теребя кольцо на указательном пальце в кармане.
— Шастун, дорогой мой, ты же помнишь, что наши крылья это отражение нашей сущности, да? Серёга должен был рассказывать.
— Может, и говорил. Уже не помню.
— Твои прекрасные крылья лишь показывают то, какой ты внутри. Не стесняйся их, так ты становишься слабее. И они, — мужчина провёл рукой по чужим крыльям, от чего парень вздрогнул. — соответственно, тоже.
— Они уродские, значит и я не красавчик. — Паша снова хохотнул, вернувшись к краю арки и вдыхая полной грудью запах неба.
— Ты ведь доиграешься так, Тох.
— Как «так»?
— Ты знаешь, как. Сперва она убегает из родительского дома…
— Её родоки абьюзеры.
— Затем делает аборт…
— Если бы она его не сделала, то умерла бы от осложнений.
— И теперь она отфигачила мужа ножкой от табуретки! Ты просто мой кумир, Шастун!
— Он регулярно избивает её, и в этот раз на кону стояла жизнь её ребёнка. Она защищалась.
— Да я-то прекрасно всё это понимаю, Тох! Но вот у небесного суда на всё свои взгляды. — по лицу канцлера мельком пробежало отвращение, — Куда ни плюнь, всё грех.
— Тогда почему не сменить судей? Вашим правилам сотни лет, они уже не актуальны, — Антон, наконец, освободил руки из карманов, сложив их на груди. — Я же вижу, что и вам это не нравится, так в чём проблема? Неужели проще терпеть?
Канцлер дал ответ достаточно быстро, почти перебивая: — Ты прав, правилам сотни лет. Именно поэтому менять их никто и не хочет. Это вызовет множество споров и ненужного шороха
там. Не все готовы меняться вместе со временем. — Паша грустно вздохнул, однако поднял взгляд на Антона с искоркой надежды в глазах. — К тому же, прежде, чем кого-то свергнуть, нужно найти того, кто возглавит новый небесный суд.
И Шастун прекрасно понимал, к чему все эти намёки. Павел всегда смотрел на ангелочка по-особенному, словно готовил к чему-то важному. Открыто говорил на любые темы, отчего часто получал по нимбу, не соблюдал субординацию и даже (!) иногда позволял себе ругаться матом. Антону часто казалось, что Паше тоже нужен ад, а не эта белоснежная святая помойка — вдвоём они бы устроили дестрой и поставили на уши весь загробный мир. Однако, несмотря на все закидоны, старшего ангела уважали и не спешили выгонять с небес, да и сам Пашка со всеми своими недовольствиями не очень-то порывался уходить. Была у него на это единственная причина, которую Антон совершенно не понимал — человек. Обычный смертный земной человек, чьим ангелом-хранителем и являлся Павел. Красивая женщина с невероятно светлой душой, которую ангел оберегал до кончиков ногтей и душистых волос. Как-то по пьяни (и такое случалось) он рассказал Антону, что они пахнут ландышами. Парнишка информацию зачем-то запомнил. Он в принципе старается запоминать всё, что говорит ему именно Паша.
А у Сергея красивый голос и его Антон слушает только из-за того, что он неплохо успокаивает, даже когда орёт. Лазарев всегда был к Антону строг, так как именно он отчитывался о поведении молодых ангелов перед высшим советом. Паше, почему-то, ребёнка не доверили, хотя он очень активно участвовал в воспитании Шастуна. Может, именно поэтому он таким «неправильным» и стал?
— Понимаю, к чему вы клоните. Только вот главой небесного суда не может стать демон… — юнец закусил губу, — с ангельскими крыльями…
— С чего ты взял, что должен быть среди рогатых? И невозможное бывает возможно, не забывай. — Пашка хлопнул несколько раз по плечу парня, меняя тон голоса. — Я не всемогущий, Шастун. Поэтому всё зависит только от тебя. Не проеби свой последний шанс.
О, мат из этих уст говорит только о двух вещах: или канцлер в усмерть пьян, или пытается замотивировать. Второй вариант подходит сейчас больше, хотя если бы был первый, то заметили бы не скоро — Павел порой и на трезвую голову ведёт себя как пьяный.
— Я понял вас. Жаль, что вы меня не понимаете. — Антон снова закатил глаза и направился к выходу.
— Ты ещё сам себя не понимаешь, Шастун! — крикнул ему в догонку канцлер, и когда парень вышел, тихо вздохнул.
На выходе Антона уже поджидал канцлер Сергей. Он грозно свёл брови к переносице, плотнее сложа руки на груди.
— Хмуриться вам не к лицу.
— Не язви мне, юноша, иначе беседой с Пашей ты в следующий раз не отделаешься. — Лазарев глубоко вдохнул и выдохнул, — Я даю тебе последний шанс на исправление, Антон. Иначе лишу крыльев! Ты меня понял?
«Не очень-то они мне и нужны» — думает парень, — Понял.
— Возвращайся к своей работе, юноша. И никаких косяков больше!
Антон вновь спрятал руки в карманы и направился в свою комнату в корпус, где жили все молодые ангелы. Тихо закрыл за собой дверь и открыл шкаф, решая надеть кофту поудобнее. С лёгкостью снимает с себя толстовку, обнажая красивое юношеской тело, небрежно бросает её на кровать и прежде, чем взять что-то другое, останавливается напротив зеркала и слегка раскрывает крылья. Они действительно ангельские, но вот того «прекрасного», о чём говорил Павел, Антон не видит. Они не серые, но скорее грязные, и так не густые перья взъерошены, в некоторых местах образуют ощутимую плешь, а в некоторых словно прожжены сигаретой. Юноше они не то, что не нравятся, на них совершенно невозможно летать. Всего хуже, что это ужасно больно. Паша прав, крылья слабые, но ведь это значит и то, что Антон слаб, а он себя таким не считает. Парень искренне верит, что это просто не его крылья, ведь ему обязательно положены сильные демонические. Но палка-то всегда о двух концах.
В дверь стучат и Антон успевает спрятать крылья, развернувшись ко входу голым торсом. В комнату входят двое обеспокоенных юных ангела и подлетают к Шастуну.
— Антох, ты с ума сошёл!
— Тебя же могли выгнать!
— А вдруг опять крылья отберут?!
— Чем ты вообще думал?!
— Так, стоп. Отставить балаган. Вы чего припёрлись? — зла и недовольства в голосе Антона не было ни капли. Он прекрасно знал, что его друзья просто ужасно за него переживают. — Ир, ладно Димон, но ты-то куда?
— А что тебе Димон? Мы не можем одинаково волноваться? — с наигранно-обиженным голосом проговаривает девушка, ставя ручки на пояс.
— Да, Тох, ты так нас до инфаркта доведёшь! — возмущался Дима, отзеркаливая позу Ирины.
Ребята дружили с Антоном чуть ли не с тех пор, как он попал наверх. Поначалу, конечно, было тяжело, потому что Шастун волчонком уж очень сильно не вписывался в дружный собачий коллектив. И пока другие его побаивались и недолюбливали, Димон и Ира единственные, кто решил поиграть по его правилам, тем самым расположив к себе. Они хулиганили и проказничали вместе и вместе же получали люлей за это. Их отношения становились крепче, и они уже не представляли своей компании друг без друга.
— Чё вы в слёзы сразу, как маленькие. Всё же нормально.
— Пока да, но зная тебя, — Ирка сложила руки на груди и плюхнулась на кровать, — это не надолго.
— Кузнечик права, у тебя же шило в одном месте. Тебя точно однажды выгонят! — всплеснул руками Димка, случайно задев очки, которые мгновенно полетели на пол.
Антон повёл рукой в сторону, сложив три пальца и соединив указательный и средний, оставляя их прямыми. Очки пола так и не коснулись, застыв в воздухе в каких-то миллиметрах от кафеля. — Разве что твоими молитвами.
Парень вернул очки другу на нос и продолжил одеваться.
— Спасибо. — поправляя дужки кивнул Дима.
— Реакция у тебя по-прежнему огонь, Тош. Много тренируешься? — спросила Ирина, откидываясь на кровать и разводя руки в стороны.
— Честно? Вообще не тренируюсь.
— Скромник какой, вон мы с Димкой так быстро не можем. — Антон пожал плечами, накидывая на себя чёрно-серую косую кофту и застегивая её на пуговицы.
— Я пойду. Марина ждёт. — Шастун не успевает раскрыть руки, как на них тут же бросаются ребята. Димка с одной стороны и Ира с другой. Они крепко обнимают парня, не желая отпускать.
— Если снова накосячишь — убью!
И Антон посмеивается, но верит. Иришка и Димка единственные, ради кого здесь можно задержаться.
***
На земле солнце светит не так ярко, как там, в небе. Здесь нет спокойствия, лишь суета. Люди снуют и снуют куда-то, разбегаясь по улицам, словно муравьи.
В квартире у Марины уже почти неделю было спокойно, по крайней мере сейчас, пока её муж-тиран в больнице. Женщина крутилась у плиты, нарезая на дольки яблоки, пока её дочка тихо лопала манную кашу за обе щёки. Антон сидел сбоку, закинув ноги на соседний стул и смотрел в окно на накрапывающий дождь.
Марина — его подопечная земная женщина, которой Антон был послан в качестве ангела-хранителя. Жизнь девушки была, мягко сказать, не сахар с самого рождения. Строгие родители, постоянно ею недовольные, всё детство топтали её мнение и частенько поднимали руку на ребёнка. Увы, но ангелы не так влиятельны и не могут сделать жизнь человека райской. Они скорее служат кем-то вроде надзирателей и реже — защитников. Поэтому Антон не мог часто вмешиваться в земную жизнь и лишь трижды принимал решение полностью за девушку. Решил, что ей будет лучше сбежать из дома в пятнадцать лет, пока родители окончательно не убили в ней всё человеческое. Решил, что ребёнку нельзя иметь ребёнка в семнадцать, потому как при его рождении она бы просто погибла от кровотечения, которое врачи не смогли бы остановить. В итоге ребёнок остался бы сиротой и отправился в детский дом. В её двадцать шесть он решает, что ударить по голове мужа ножкой от табуретки это единственный выход, чтобы спасти трёхлетнюю дочь от ублюдка-отца. Спонтанно. Неожиданно. Но как никогда правильно. Так считал Антон, но не небесный суд, с которым ему ещё предстоит разобраться.
Синяки на руках Марины потихоньку заживали. Антон долго рассматривал их и искренне не понимал, почему девушка продолжает это терпеть. Грёбанное «всепрощение», о котором твердит небо? Отмаза вроде «ради дочери» перестала работать, так как ангел не слепой: дурёха любила. И это было настолько отвратительно, что Шастун в который раз для себя подчеркнул то, что от любви одно зло. Любовь настолько слепа… Ангел был уверен, что эту штуку придумали в преисподней, не иначе. Люди теряют голову, не понимают, что творят. А наворотя дел, начинают оправдываться и эту самую любовь обвинять во всём. Удобно, ничего не скажешь.
Марина складывала яблочные дольки в противень на тесто, нарезая его остатки на полоски и накрывая сверху, переплетая. Давно она не пекла шарлотку, но сегодня уж очень захотелось. Пряди её волос небрежно ниспадали на лоб, а густая чёлка прикрывала заживающую ссадину на лбу. Девушка задумалась о чём-то, грустно улыбаясь.
— Мамотька, я больше не хотю!
— Кто мало кушает каши, у того сил не будет. Как же ты свои игрушки от монстров будешь защищать?
Антон вслух страдальчески вздохнул одновременно с девочкой и положил подбородок на покоющиеся на столе собственные руки, глядя в небесного цвета глаза малышки и на перепачканные кашей пухлые щёчки. Девочку звали Ангелиной, и Шастуну она была… дорога? Там, наверху, их учили не привязываться к людям, но Антон правилом этим слегка пренебрегал. За девочку он почему-то чувствовал ответственности больше, чем за её мать, хотя у малышки должен быть свой собственный ангел-хранитель. Вообще, ангелы полагаются далеко не всем людям. Иногда у человека совершенно никакого покровителя нет, а иногда есть, но рогатый. В любом случае, Антон знает наверняка: кто бы ни стоял за человеком, своей жизнью он правит сам, лишь иногда полагаясь на судьбу или интуицию.
Звонок в квартиру застал хозяйку врасплох. Марина дёрнулась, а Антон напрягся, почувствовав неладное. Он вскочил с места и, встав спиной к малышке, раскрыл крылья, закрывая её. Девушка несмело двинулась в сторону прихожей, нервно теребя подол фартука. Стоило ей несколько раз провернуть замок и открыть дверь, как она тут же отлетает в стену и хватается за голову.
— Блять! — Антон не может ничего сделать, и это чувство снова пожирает его. Картина, которую он сейчас наблюдает, как и раньше лишь последствие её собственных выборов и решений. Да, он и сам причастен к этому, но сейчас ничего не остаётся, кроме как беспомощно наблюдать за ситуацией.
Марина получает очередной удар от мужа, и у Антона сжимается сердце. Мужчина явно ещё слаб и, видимо, просто сбежал из больницы — бинт на его голове и затуманенный от лекарств взгляд выдавал его. Запах перегара в этом доме настолько въелся в стены, что несмотря на недельное отсутствие в квартире водки, пахло так, будто мужчина вовсе никуда отсюда не уходил.
По лицу Марины снова бегут слёзы, пока она кричит от боли, и Шастуну от этого больнее, чем ей. Но с места он не двигается. Всё нормально. ПОКА ЕЩЁ.
До тех пор, пока неразборчивый пьяный взгляд не натыкается на сидящую за столом малышку с перепуганным красным лицом и застывшими на нём слезами. Девочка начинает плакать, и мужчине окончательно срывает крышу: он идёт практически наощупь на детский плач, поднимая крепкий кулак. Девушка быстро, как только может, поднимается на ноги с яростным огнём в глазах: никогда ради себя, но лишь ради дочери. И лишь сейчас Антон срывается с места, в мгновение оказывается подле Марины, врывается в её ослабевшее тело, добавляя ей так нужных сейчас сил, и они вдвоём несутся на мужчину. Хватают его за занесённую над ребёнком руку, оттягивая назад.
— Отцеп-пись, дрянь! — звучит дикий голос невменяемого мужчины, активно пытающегося избавиться от преграды, висящей на руке.
— Не смей! — не своим голосом кричит Марина, старательно пытаясь оттащить мужчину от ребёнка. — Не смей! Не…
Хрупкое тело со страшной силой ударяется о витрину, разбивая стеклянные дверцы и смоляную голову с густой чёлкой. Шаста буквально выбрасывает из чужого тела, и он ещё несколько мгновений пытается оклематься, тяжело дыша. Сам поднимает на мужчину мутный взгляд, слышит приглушённый плач ребёнка, замечает кровь на разбитом стекле, шорохи, прекрасные ангельские крылья, удар и… ему так хочется спать.
«Вставай же… Ну вставай! »
— Мамотька!
«Борись! Пожалуйста, борись! Не смей умирать!»
— Пульса нет.
«Нет, не уходи! Прошу, не уходи…»
— Время смерти: четырнадцать ноль две.
…запах аппетитной яблочной шарлотки и непрерывный оглушающий писк аппарата…
***
— Неподчинение. Невыполнение поставленных задач. Неправильно принятые решения. Незнание или неуважение к небесным законам. Неосторожность, повлекшая за собой… — юный ангел с пустым лицом и поникшими плечами стоял перед небесным советом, глядя разбитыми глазами на сменяющиеся на стене стёклышки, складывающиеся в какую-то картинку. — смерть земного человека!
Канцлер Сергей был вне себя и сейчас с каким-то нездоровым наслаждением зачитывал приговор Шастуну и другим участникам совета.
Отобрать крылья и выкинуть на землю — не слишком плохое наказание.
— Шастун Антон небесным советом приговаривается…
Вдруг в помещение ураганом врывается проспавший всё на свете канцлер Павел, бросая на лету перья.
— Павел, мы уже и не надеялись на ваше присутствие, — с улыбкой проговаривает участница небесного совета Екатерина.
— Варенька, да как же я мог не присутствовать, милая моя, когда этот оболтус снова что-то учудил! — Паша даже запыхавшись, остаётся Пашей. Антон бы закатил сейчас глаза, но от него прежнего ничего и не осталось.
— В любом случае, вы вовремя, коллега. Мы как раз оглашаем ему приговор. — подключается к разговору Сергей, недовольно хмурясь.
— Позвольте, мы уже не «небесный совет», а «небесный суд»? Давно? — у Павла явно хорошее настроение, в отличие от его подопечного.
— Разумеется, нет, но мы также вправе принимать решения.
— Как-как? Я не расслышал. Простите, канцлер Алексей, не могли бы вы повторить? — Паша очень внимательно посмотрел на светловолосого ангела, наигранно подставляя ухо.
— Принимать… решения? — словно чего-то страшась ответил тот.
— Ой, да? А я подумал, мне послышалось.
«Косить под дурачка ты умеешь изящно, » — думает про себя Шаст, сдерживая ухмылку.
— Что ж, для особо глухих я могу зачитать вердикт снова, — Лазарев пытается держать себя под контролем, но Антон буквально чувствует, как по швам трещат его нервы.
— Освободите меня от этого, прошу. Можно же просто об этом поговорить!
— Можно? Ваш Антон неделей ранее чуть не убил человека, а вчера и вовсе угробил свою смертную, оставив ребёнка без матери! — Шаст до боли закусил губу.
— Коллега, на земле каждый день умирают тысячи людей, на то они и смертные, — Пашка поправлял пёрышко за пером. — И все ангелы, виноватые в этом, посылаются туда и сами становятся смертными. А в чём смысл-то?
— В наказании! Ангелы — высшие существа! Им нельзя грешить! — уши Сергея покраснели, подстать щекам, от гнева. — Какой он «ангел-хранитель», если не смог сохранить жизнь?!
— Ну может он своей жизни хранитель, какая разница?
— Какая? Ангелы должны делать человечество лучше!
— А как же баланс «добра и зла»? Без жертв не будет ничего хорошего.
— Ах, вы о балансе вспомнили? Раз так, то будьте честны и накажите его чем-то серьёзным, а не пустыми словами! — Сергей взлетел из-за трибуны и приземлился прямо перед носом Антона, сквозь зубы шипя ему в лицо: — Раз тебе так легко удалось убить одного человека, попробуй-ка теперь спасти другого!
***
— Серьёзно? Так тебя всё же изгоняют? — заламывая собственные руки, Ирина летала по комнате Антона из угла в угол, пока парень лежал на кровати, разбито глядя в потолок.
— Без крыльев, способностей, да ещё и видимым? Они там с ума все посходили? — негодовал Поз, снова отзеркаливая Иру. — И кого ты там должен будешь спасать?
— Какого-то актёра-алкаша. — сухо отозвался Антон, переворачиваясь на живот и утыкаясь лицом в подушку.
«Пашка — адвокат дьявола, не иначе…»
