***
— «Но ты эту кашу заварил, тебе и расхлёбывать», спасибо, капитан-очевидность… — с недовольным лицом пародируя Диму, по улице шёл Антон, по своему обыкновению засунув руки в карманы брюк и ссутулившись. Погода как на зло снова стояла замечательная: светило солнце, пели птицы и всё из той же оперы. Однако Шаст во всей этой кричащей радости слышит другое. Где-то за звонким детским смехом слышится истошный крик кота, которого эти же дети загнали палками на дерево. В приятной музыке из местного кафе растворяется ссора супругов где-то в сортире этого же заведения. А стучащий на всю улицу бит из бежевого «ауди» говорит вовсе не о крутости хозяина, а о том, что даже громкая музыка играет тише его душевной боли. У любой медали всегда две стороны. Жаль, что многие часто про это забывают. Антон хмурится сильнее, приближаясь к квартире актёра, и входит не сразу, зачем-то чего-то ждёт. В голове тысяча и одно слово, с которых стоит бы начать разговор, но все они вмиг исчезают, когда парень переступает порог квартиры и видит Арсения, таращегося сквозь очки прямо на него. — Эм… Ты ждал? — неуверенно произносит ангел, на всякий случай обернувшись: вдруг не на него смотрит? — И зачем ты здесь? — бросает Попов, игнорируя слова Шаста. — А зачем ты вопросом на вопрос отвечаешь? — А нахрена ты пришёл? — А ты уже успел сделаться плохишом и выучить пару не достойных своего рта слов? — А хрен это разве не растение? — А ты и биологию подучил, пока меня не было? — Вообще-то, изучением растений занимается ботаника. — Попов изящно поправляет очки за дужки и вздёргивает нос. — Вот ты и попался. С тебя приз победителю нашей вопросительной викторины. — хитро улыбается Шастун, на что Арсений молча уходит в другую комнату. Ангел вздыхает и шлёпает за ним, не доставая из карманов рук. — Слушай, актёр, — мнётся парень, переступая с ноги на ногу, пока Попов садится в кресло, закидывая ногу на ногу. — я в прошлый раз грубовато обошёлся с тобой, не сердись. Ангелам, знаешь ли, тоже свойственны проёбы. — Просто Арс. — бросает парню мужчина, снимая очки и потирая стёклышки о домашний халат. — Я не в обиде. — Что же сподвигло тебя меня так быстро простить? — Антон сползает по стене вниз, садится и выпрямляет ноги. — Ты довольно любопытная шиза, интересно с тобой пообщаться. — Ла-а-адно, если тебе так проще… — ангел упирается в стену затылком, глядя из-под прикрытых век на Арсения, уже успевшего элегантно расположиться на кровати с судоку в руках. — Нравятся логика и математика? — Нравится играть с цифрами. — не отрываясь от своего занятия отвечает Попов. — Играть с цифрами, как это? — Ну, знаешь, переставляешь их местами, мысленно двигаешь, подбирая комбинацию, которая не только тебя устроит, но ещё и сложит общую картинку. — мужчина задумывается, ухмыляясь самому себе, — Логика… это слишком просто и… скучно. Цифры куда интереснее, чем мы можем себе представить. Настенные часы будто бы подтверждают слова Арсения, щёлкнув большой стрелкой. Шаст поднимает на них взгляд, в котором эхом остаётся сказанное актёром. Без пяти минут три. Без года неделя. Бессмысленные рассуждения в лохматых головах. — Арс… Арсений, — позвал вдруг пернатый мужчину. — давай на чистоту: я, раз уж тебе так хочется, «шиза» в твоей голове, которую спихнули с небес на землю, чтобы тебя починить. И пока я этого не сделаю, ни обратно, ни в… — запнулся, чтобы не обронить громкое «ад», — кхм, никуда я не денусь. Поэтому давай просто поможем друг другу, чтобы быстрее от этого отделаться, ладно? — Шиза предлагает мне сделку? — Можешь называть это сделкой с совестью. Ведь, если мне не изменяет память, ты и так меня однажды окрестил. — получая едва заметный кивок от актёра, Шаст тихо выдыхает. — Что ж, так как сделка обоюдная, мы должны помочь друг другу. Приготовь список беспокоющих тебя вещей, чтобы мы поочерёдно разделались с ними… — Тогда ты тоже. — В смысле «тоже»? — Сделка обоюдная, я требую, чтобы всё было по-честному. — Что меня, как ангела может беспокоить? — Напиши что-то о себе, о чем мне обязательно расскажешь. Только честно! — Ты серьёзно с ангелом о чести будешь говорить? — Буду. Ты похож на того, кто обманывать не станет. — Не всё то золото, что блестит. — Шаст не любит говорить о себе, сарказм давно стал частью его небесной жизни и даже его близкие друзья никогда не могли знать наверняка, в какой момент Антон лукавит. Единственный, кто мог что-то вытащить из ангела, это Паша. Ему иногда достаточно было просто посмотреть, чтобы понять, что на самом деле у парня в душе, и в каких котлах он себя варит. Уверенный в том, что очередное враньё Попов раскрыть не сможет, Шаст кивает сам себе и отвечает актёру согласием. — Что ж, как скажешь. Но при условии, что я буду показывать что-то своё, только когда мы решим проблему с чем-то твоим. — По рукам. — Арсений как-то уж больно уверенно и безразлично реагирует на происходящее, что Шаста несколько пугает. С другой стороны, это облегчит задачу, разве нет? Ангел поднимается с места, не удостоив себя чести отряхнуться, но при этом старательно вытирая об себя руку перед тем, как протянуть её тоже вставшему с кровати Попову. Тот смотрит на чужую ладонь сперва отрешённо, затем переводит равнодушный взгляд на сосредоточенное лицо напротив, и только после немой оценки ситуации вкладывает свою руку в ответ. Отчего-то Антону в этот момент становится спокойнее, он мысленно вздыхает и закрывает глаза, разрывая рукопожатие. Каждый вложил в него нечто, помимо обыкновенного заключения сделки. Самые потаённые мысли озвучены не были и оставались при своих владельцах. Пока что. Солнечный свет разливается по комнате, стекая по стенам на пол. Лучи словно софиты освещают парящую в воздухе пыль, кружащуюся после того, как Арс встряхивает покрывало, чтобы ровнее разместить его на кровати. — Что ж, предлагаю сосредоточиться над содержанием сделки, а я пока пошёл… — ведёт носом к выходу Шаст, но у порога его прерывает голос актёра. — Погоди, ангел… — Антон, — зачем-то решает поправить парень. — Что будет, если кто-то из нас не выполнит свою часть сделки? Шастун незаметно напрягается. Разумеется, он и не планировал свою часть выполнять, но чтобы Арсений это так просто понял… Нет, никто, кроме Паши даже права не имеет уличать его в чём-то. Тем более, когда дело касается простого смертного. Даже если Арс и ткнул пальцем в небо, то метко попал, сам того не зная. — Ты с ангелом говоришь, вообще-то, я не могу не выполнить свою часть сделки. — надменно произносит Антон, показательно складывая руки на груди и снисходительно глядя на мужчину напротив. И пускай ангелом по сути он себя никогда не считал, пользоваться ангельскими привилегиями был горазд. Весьма удобно. — В тебе я не сомневаюсь, — как-то просто и совершенно по-доброму произносит Арсений, и парень закусывает изнутри щёку. — А вот в себе… — В таком случае, тебе же хуже. Дольше будешь терпеть меня. — Шаст суёт руки в карманы и выходит из квартиры сквозь дверь, бросая актёру напоследок лёгкую ухмылку. — Ну… ладно… — пожимает плечами Попов, уходя на кухню. На улице всё также солнечно-мерзко, и Антон мученически вздыхает, мысленно желая дождя. Ссутулившись и не вынимая рук из карманов, парень направляется вперёд, закатывая глаза от каких-то собственных мыслей.***
То ли Антон волшебник, то ли Нострадамус, но следующие три дня идёт дождь. Местами лёгкий, местами почти ливнем. И такая погода ангелу по душе. Он не ищет в дожде глубокого смысла или символа очищения всего и вся, ему просто нравится звук ударяющих всё подряд каплей, неповторимый запах свежего воздуха и лёгкая прохлада. Однако, он бы не хотел, чтобы та послужила причиной простуды маленькой девочки, весело скачущей по лужам в резиновых сапожках и зелёном дождевичке. Ангелина совершенно беззаботно ловила брызги и улыбалась сама себе. Она в принципе любила разную погоду. Её так научила мама — во всём находить хорошее. Поэтому девочка не расстраивалась, когда уходило за тучи солнце, или когда из-за дождя приходилось сидеть дома. Она с озорством наблюдала за сбегающими по окну каплями, болела за самые маленькие из них и искренне радовалась, когда они всё же достигали подоконника. Многих вещей, творящихся в её детской голове, Антон не понимал и не мог объяснить. Ему бы и за семьсот лет не упёрлось треклятое солнце, а девочка радуется его лучам каждый раз как первый. И этому её тоже мама научила. Что оставалось женщине, которая свою жизнь положила на фалаку? Сделать так, чтобы жизнь дочери была не похожей на собственную. И одно колоссальное отличие в этом всё же теперь имеется. У Ангелины жизнь хотя бы есть. Будь у Марины больше времени (или другой ангел-хранитель) она бы точно воспитала дочку как надо. И Шаст бы на это точно посмотрел с псевдо-отцовской гордостью в глазах. Девочка выводит тонким пальчиком подобие лица на поверхности лужи, пока Антон, сидя рядом с ней на корточках, прикрывает её, будто зонтом, своим крылом, внимательно наблюдая за происходящим. — Ангелина! Что же ты опять так тихо вышла! — с порога детского дома буквально слетает воспитательница, подбегая к девочке и хватая её за холодные ручки. — Совсем замёрзла! — Что же ты так плохо за ней приглядываешь… — сквозь зубы едва не прорычал Антон, отшатнувшись назад. Воспитательница скорее увела девочку в здание, пока ангел провожал их недобрым взглядом и желанием высказать ещё пару ласковых. — Если твоя последняя фраза адресована мне… — раздаётся у парня за спиной, на что тот лишь слегка поворачивает голову в сторону звука. — …то у меня к тебе тот же вопрос. Бархатный голос и ни с чем не сравнимый шелест крыльев даёт Шасту понять, что это Оксана — новоиспечённый ангел-хранитель Ангелины. Парень вздыхает и, выпрямившись, разворачивается лицом к девушке. — Не тебе. Зря тревожишься. — Всё ещё винишь себя. — вновь утверждает ангел, не глядя на Антона. — Нет. — спустя некоторое время молчания произносит Шаст. — Я сделал всё, что смог. — И даже мысли не возникает, что мог бы сделать больше. — продолжает девушка, переведя на парня спокойный взгляд. — Слушай, мне не нужен психолог, если ты об этом, окей? Что я чувствую, касается только меня самого, не нужно пытаться меня лечить. — Шастун повышает голос, но говорит всё ещё спокойно. — Я же не лезу к тебе под идеальную белоснежную корку, которую ты каким-то образом сотворила из своих крыльев, хотя прекрасно понимаю, что под этой «бронёй» у тебя помойка похлеще моей. На лице девушки не дрогнул ни один мускул, но некий холодок всё же почувствовался. Оксана сделала пару шагов навстречу Шастуну, поравнявшись с ним и слегка наклонившись в его сторону. — Ты прав, эту броню сотворила я. Но если ты видишь, что за ней скрывается, то можешь представить, — девушка на миг сверкнула глазами, глядя на Антона, — какой ценой. Парень скривил губы, переваривая услышанное, пока Оксана уже направлялась прочь.***
— Камень, ножницы, бумага, три, два, раз! — раздаются почти родные голоса в комнате. Сидя на полу Ира и Дима играют в щелбаны, и Кузнецова как раз отвешивает один смачный Позову, по-детски радуясь. — Хе-хе, ну а ты что? — вопрос был адресован лежащему на кровати Антону, бессмысленно глазеющему в потолок. — А что я? Я сказал, что ангелы сделок не нарушают. — Всё правильно сказал, — поддерживающе кивнул Димас, потирая шишку на затылке. — Кузнечик, ну и пальцы у тебя, твёрже камней! — Просто удар хороший. — победно улыбается Ирина, — Конечно, правильно. Не станешь же ты говорить ему, что ангелы в принципе сделки не заключают. Разве что, только падшие. — Есть в этом смысл, уж кто-кто, а с бесом какую сделку ни заключи, всё сделает, чтобы репутацию не подорвать. — подхватывает Поз, поправляя очки. — Выходит, раз я к бесам стремлюсь, и мне свою часть выполнить придётся? — раздумывающе хмурится Антон, кусая губы. — Сам себя в ловушку загнал… — Это точно. Но, — садится на кровать Ирка, — с другой стороны, будет легче помочь этому твоему актёру, если он будет тебе верить. — Вот только «верить» и «доверять» — не одно и то же. — Шаст многозначительно вздыхает, кладя руки на лицо. — Тебе стало важно доверие? Давно? — вполне резонно спрашивает Дима, тоже устраиваясь на кровати Антона. — Доверие между хранителем и подопечным укрепляет вашу связь, но провоцирует нежелательную привязанность. — Кузнецова задумчиво падает по правую сторону от Шаста на кровати, глядя в потолок вместе с ним. — У тебя с той девушкой также было? — Скорее с её дочерью, хотя я и не её ангел вовсе. И вообще… — Антон вдруг ловит себя на мысли, что упускает что-то важное. — Да, к смертным лучше не привязываться. Не то будет, как у Воли. — Поз тоже прикладывается по другую сторону от Антона и за компанию начинает рассматривать потолок. — Дима прав, все знают, что Павла Алексеевича будто подменили из-за той земной женщины. — Он же не всегда таким был, как сейчас, вот вспомни только, ты же на его руках буквально вырос, — толкает друга в бок Димка. — Ага, он раньше был таким же скучным, как и другие, буквально цвета не имел, а как привязался к подопечной, так расцвёл и заблагоухал… — мечтательно тянет Ира. — Ну да, привязался, если не влюбился вообще. — добавляет Позов, и Кузнецова пытается треснуть ему чем-нибудь по голове через Антона. — Не говори глупостей, влюбился бы — его бы тотчас изгнали. Влюблённые, они же совершенно бестолковые, потерянные такие и совсем слепые, как котята. — Ира присаживается на кровати, подтягивая к себе колени и продолжая тише. — Каким бы высоким чувством любовь не была на земле, здесь она словно порок. — Да… Здесь сочли, что от любви больше проблем, нежели чего-то хорошего. — заключает Димка, пока Шастун, впитывая каждое сказанное друзьями слово, сильнее хмурится и кусает губы. «Вот почему Паша хочет революции, он считает, что небесные законы не правы, и хочет свергнуть стариков, поклоняющихся им. Но с чего он взял, что новые не будут хуже? Любовь ведь штука в принципе несуществующая, это лишь вид сильной привязанности, делающий всех своих обладателей слабыми…» — Шастун вдруг чувствует, что прокусил губу до крови. — «Тогда какой смысл движет Пашей поставить меня во главе нового совета, если я не только неопытен, но и не на все его идеи соглашусь? Сам ведь может справиться не хуже? Или предпочтёт вертеть мною, словно марионеткой в своих руках?». — Дим, а ты сам как думаешь, любовь это действительно плохо? — интересуется Ира, усевшись поудобнее. — Не знаю, я не могу понять, что именно люди называют любовью, если есть определение каждому отдельному понятию, вроде «привязанности», «страсти» или «заботы», например. — почесав подбородок, отвечает Позов. — А любовь, это, наверное, когда всё вместе. А разве может один человек всё из этого перечня соблюдать? — Ир, а ты что думаешь насчёт этого? — спрашивает Антон, внимательно глядя на девушку. — Учитывая сказанное Димой, я думаю, — в размышлениях ангел стала накручивать на палец прядку русых волос. — вернее, мне кажется, что каким бы высоким чувством любовь на самом деле ни была, люди просто не умеют любить…