Выходной в комиссии Ясиро

      Лежа совершенно обнаженным, бедрами прижимаясь к подушке, подложенной под живот, ощущая горячее дыхание меж собственных ягодиц, Аято все еще не понимает, как до этого дошло. Не то чтобы Тома редко помогал ему расслабиться, вовсе нет, просто никогда еще это не было настолько… откровенной помощью.       Минут двадцать назад они возвращались с принадлежащих клану горячих источников, расположенных прямо на территории поместья, в комнаты комиссара, чтобы, как сказал Тома, «сделать этот выходной действительно выходным». А ведь Аято даже не упомянул, что собирается сразу же переодеться и заняться вечно растущей на его столе кипой отчетов! Конечно, планам не суждено было сбыться — Тома сразу же повалил господина на постель, развязывая пояс юкаты и проникая особенно горячими после отдыха в источнике ладонями под легкую ткань. Сказать по правде, Аято был только рад возможности поотлынивать от работы еще часок… или два… а может даже и три, если у Томы будет нужное настроение. Впрочем, Камисато согласен сколько угодно провести в компании возлюбленного, особенно после прекрасного отдыха в онсэне. Аято тонко (на самом деле весьма прямолинейно) намекнул, что был бы не против массажа, на что Тома ласково рассмеялся и попросил его лечь на живот.       Начиналось все действительно весьма невинно — Тома растер в ладонях пахнущее камелией масло, принялся массировать каменные плечи и растирать ноющую спину. Аято было так хорошо, что он и не заметил, как Тома, вытерев руки полотенцем, подсунул ему под бедра подушку, тем самым приподнимая их, и чуть развел в стороны ноги. Комиссар понял, что происходит, лишь когда Тома игриво укусил его за ягодицу.       — Тома, что ты задумал? — голос Аято звучит довольно и разнеженно, хотя его обладатель и находится в легком недоумении.       — Делаю тебе приятно, — хмыкает управляющий, — впрочем, как и всегда. Скажи, если будет некомфортно.       С этими словами Тома раздвигает бледные ягодицы и приникает губами к чувствительной коже, широко облизывая ложбинку между ягодиц. Аято охает. Немного не этого он ожидал, растягивая себя в душе после онсэна.       Сделав еще несколько широких мазков, Тома плотнее прижимается губами и языком толкается внутрь, надавливая на подготовленный вход. Аято непроизвольно сжимается, но тут же расслабляется, стараясь привыкнуть к необычным ощущениям. В конце концов, язык не так уж сильно отличается от пальцев. Правда же?..       Не успевает он закончить эту мысль, как Тома отстраняется, чтобы толкнуться внутрь смоченными в слюне пальцами. Немного растянув для себя мягкие стеночки и словно случайно задев простату, юноша вынимает пальцы и снова приникает ко входу губами, на этот раз ввинчивая язык внутрь. Аято протяжно стонет, чуть приподнимая бедра в попытке потереться о подушку возбужденным членом. Тома мягко прижимает его обратно, намекая лежать смирно, после чего снова заменяет язык пальцами, на этот раз делая пару движений. Камисато упирается лбом в матрас, хныча и подаваясь бедрами навстречу — от приятной неги, оставленной горячими источниками, не осталось и следа, его телом полностью завладело возбуждение. Продолжая ласкать языком уже гораздо более податливые стенки, Тома чуть приподнимает партнера за бедра и ладонью обхватывает его член, оглаживая в такт движениям языка. С энтузиазмом подаваясь навстречу, Аято быстро достигает разрядки. Тома опускает его, поглаживая по пояснице чистой рукой, после чего отстраняется, вероятно, чтобы вытереть руку.       — Прости, Тома, сегодня я не помощник. — мычит Аято куда-то в сгиб локтя, явно довольный сложившейся ситуацией.       — Боюсь, вы еще недостаточно отдохнули, господин, — смеется Тома, нависая над бледной спиной, и целует то тут, то там разбросанные родинки, после чего резким движением ставит партнера на колени. — Боюсь, если на этом мы закончим, вы снова сбежите от меня к своим документам, а мне бы не хотелось отпускать вас в наш единственный выходной.       Тома сбрасывает свою юкату, в которой сидел все это время и проводит возбужденным членом между все еще влажных ягодиц. Аято вздрагивает, чувствуя, как возбуждается вновь. Стоило предположить, что Тома предугадает все его планы. Все-таки управляющий десять лет изучал привычки своего господина, неудивительно, что он научился предсказывать его действия.       Тома входит плавно, одним движением и до самого конца, останавливается, давая привыкнуть, а после наваливается на широкую спину, начиная двигаться резко и жадно. Он целует плечи, кусает загривок, удерживая Аято в объятиях, одной рукой перехватив поперек груди, не позволяет отстраниться и зарывается носом в светлые волосы, красиво рассыпающиеся по спине, соскальзывающие с плеч при каждом новом толчке. Аято ведет, руки его уже не держат, он опускается на локти, отчаянно пытаясь удержать разъезжающиеся колени. Тома отпускает его, позволяя упасть на футон, отстраняется, переворачивает Аято на спину и входит вновь. Камисато позволяет закинуть свои длинные ноги на плечи и закрывает лицо руками, не зная куда деться от возбуждения. Тома мягко перехватывает его запястья и сплетает их пальцы, восстанавливая сбившийся от смены позиции ритм.       Аято такой горячий, такой податливый и так красиво стонет, что Тома уже чувствует приближающийся финал. И все же Аято его опережает — тихо вскрикивает и изливается себе на живот. Тома останавливается, наклоняется чтобы поцеловать приоткрытые губы, предварительно опустив подрагивающие ноги. Спускается поцелуями по шее к тонким аристократично выпирающим ключицам, оглаживает бока и бедра, успокаивая любимого после оргазма. Вытирает живот полотенцем, плавно выходит, затем вытирает перепачканную маслом кожу и целует родинку на внутренней стороне бедра.       Собственное возбуждение еще не спало, и Тома быстро додрачивает, выскуливая тихое «вака». Пока юноша кончает, блаженно прикрыв глаза, Аято приходит в себя и сосредотачивает взгляд на чужом покрытом испариной теле.       Излившись себе в кулак, Тома несколько секунд тяжело дышит, после чего тянется к полотенцу, но Аято резко садится и перехватывает его руку, поднося испачканные пальцы к губам. Тома моментально краснеет и шокированно приоткрывает рот, когда Камисато Аято по очереди обхватывает его пальцы губами, слизывая белесую сперму, вылизывает ладонь, после чего довольно улыбается и откидывается обратно на подушки. Тома не знает что и сказать, лишь растеряно шепчет:       — Вака… ну зачем же ты… перед ужином…       Аято смеется и тянет Тому на себя, утягивая в поцелуй. Они целуются медленно и долго, и Тома не может не заметить странный солоноватый привкус, но старается о нем не задумываться, предпочитая вместо этого оглаживать бархатную кожу партнера. Так проходит несколько долгих минут, после чего оба засыпают: Аято — носом зарывшись в пшеничную макушку, а Тома — с удобством устроившись у него на груди.       Аяка сегодня ужинает одна.