×××
Затем он встретил его. Упрямого, притягивающего взгляд белого кролика. Даже другие карты, люди и все животные, которых Акутагава когда-либо встречал, не могли сравниться с ним. Он был загадкой. Он был бойцом. Акутагава хотел разорвать его и узнать, что внутри. Может быть, он такой, как о нем говорят. Может быть, он охотник. А может.. он боится.×××
— В последнее время вы проводите ужасно много времени с белым кроликом, Ваше Высочество. Акутагава хмурится, откидываясь за обеденный стол, пока мартовский заяц наливает ему еще одну чашку чая. Всегда этот дурацкий чай. Всегда в одно и то же время. Неужели у Дазая нет более интересного занятия в жизни? Акутагава устал. — Какая разница? — ворчит он, потягивая теплый травяной напиток. Горький миндаль. — Тебя это не касается. — Касается, когда ситуация привлекает внимание всех служащих и аристократов. — И что? — И то, — усмехается Дазай, ставя на поднос аляповатый черный чайник. — Мы оба знаем, что Ваша задача — ухаживать за достойной королевой, а не за простым животным. Акутагава ударяет кулаком по столу сильнее, чем нужно. Стеклянная посуда звенит, но, к счастью, ничего не проливается. — Он не животное. Хватит называть его так. Разве вы не одного вида? Почему ты такой бессердечный? — Забавно слышать это от самого Короля «сердец», но нет. Мы не одного вида. Акутагава не верит Дазаю, когда тот так говорит. Не могут ведь два кролика так сильно отличаться в крови и плоти, имея те же чувства и эмоции. Не может быть разница между ними столь огромной. Верно? — Тогда кто ты? Дазай поднял опустевшую чайную чашку, когда Акутагава допил остатки, и кивнул с уверенной улыбкой. — Ваш верный слуга-заяц, Ваше Высочество. Внутри все сжимается в предвкушении того, как сильно ему не понравится следующий ответ. Язык Дазая слишком ядовит, как для зайца. Однажды он мог бы всадить нож в спину ради капли власти, но, как известно Акутагаве, он прекрасно умеет сдерживать себя. Годы таскания по грязным улицам научили его многому. — А кто тогда белый кролик? Мартовский заяц имеет наглость рассмеяться, после этого оставляя Короля спокойно доедать свой завтрак. — Не более чем глупое домашнее животное, Ваше Высочество. Дверь с щелчком закрывается, и Акутагаве не нужно гадать, что в его чай все это время подмешивали яд. На вкус, по крайней мере, он самый.×××
Акутагава проверяет проклятые часы на стене. Это только уродливое украшение, циферблат едва различим на расстоянии. Две минуты и двадцать семь секунд. — Опаздывает, — бормочет он, глядя в окно своей личной библиотеки. Это спокойное место, где он проводит дни, разбирая книги, которые приносит кролик, и наслаждаясь бесконечным количеством информации, которую получает со всех уголков Страны чудес. Это позволяет ему быть в курсе того, что находится за пределами этих металлических тюремных решеток, тяжелого одиночества стен и дверей, из которых нет выхода. Именно такие небольшие занятия помогают Королю оставаться в здравом уме и не утопать в одиночестве. Не сказать, чтобы он не находил утешения в тепле белых ушей и хлопкового хвоста. Дазай прав. Ему не следовало позволять себе сближаться с тем, чья судьба — только наводить суматоху в обществе. Как будто дворяне допустят, чтобы эти позорные отношения с простолюдином продолжались и дальше. — Найти королеву.. — Акутагава говорит сам с собой вслух, закрыв лицо холодными ладонями. — Это все, что волнует их, не так ли? Наследника престола не было уже много лет, с тех пор как Акутагава был внезапно поднят на помост и на его голову водрузили корону после внезапной смерти предыдущих правителей, растративших территории коррумпированной властью. Многие ожидали, что он пойдет по их стопам, и в какой-то степени он так и сделал — наложил кулак неподвижного порядка, жесткого и неумолимого, с очень малой свободой для перемен или борьбы. Это сработало, но это не означало, что Акутагава был доволен тем, как он управлял землями. По правде говоря, ему становилось довольно.. скучно. Его переполняло презрение к власти и ее адским кнутам, заставляющим его держаться в соответствии с их идеальной «конституцией». Он устал наблюдать, как монархия Тузов проповедует, что он должен и чего не должен делать. Он просто устал. Теперь все по-другому. Все меняется. Накаджима Ацуши, белый кролик, предшественник самого низкопоставленного слуги предыдущих правителей. Хотя он был назначен на эту должность по прихоти Дазая и коварного Безумного Шляпника Федора, можно сказать, что он успешно занял место, оставленное за ним по счастливой случайности. Большинство кроликов — особенно белых, которые годились лишь на перекус для настоящих чудовищ — никогда не смели и мечтать о том, чтобы проникнуть за ворота общества. Однако Акутагава никогда не забудет вызов в глазах при первой их встрече — был ли он направлен на него лично или на вершину порядка в его лице, он не знал. Это заинтересовало его. Три минуты, восемнадцать секунд. Хватит считать время, придурок. Акутагава вздохнул. Он не должен продолжать. Не должен делать многое из того, что противоречит природе императоров. Это ниже его достоинства — ухаживать за тем, кого большинство людей считает отбросом. Может, его разум успокоило бы посещение борделей: эти мятые простыни и безликие тела. (Это шутка. Он не заинтересован в том, чтобы переспать с кем-то только для временной разрядки играющих гормонов). Может быть, он подпишет свидетельство о браке по случайно выбранному предложению из соседних городов, чтобы принять их принцессу в качестве королевы и покончить с этой игрой в ожидание. (Он внутренне смеется над тем, как глупо это звучит.) Но возможно, просто может быть, он мог бы попросить.. — Ваше Высочество. Акутагава переключает внимание. Ацуши стоит в дверном проеме, через плечо у него перекинута сумка с книгами. Коричневый ремень настолько изношен, что просто чудо, как он не порвался от тяжести. Почему он не потратил ни одной монеты, чтобы купить новую? — Положи книги на стол, — Акутагава жестом указал на один из множества переполненных дубовых столов, разбросанных по его библиотеке. — И присаживайся. Я хочу кое-что обсудить с тобой. После того, как они несколько раз порезвились, в отношении Ацуши к нему произошла заметная перемена. Он немного более напряжен, осознает свое положение, но очень восприимчив к любому требованию Акутагавы. Для кого-то он послушный раб, но для Акутагавы он — дерзкий вызов, который он хотел бы принять. Ведь разгадывание того, почему Ацуши так сильно влияет на него, сводит с ума. Кресло покачивается, когда Ацуши опускается в него, укладывая книгу за книгой в аккуратную стопку рядом с множеством других. Когда он начинает расставлять остальные книги, Акутагава прерывает его, накрыв его руку своей. Ацуши, смущенный, поднимает взгляд. — Да, Ваше Высочество? Звучит слишком настойчиво, но все же. — Я хочу, чтобы ты заходил ко мне почаще. (Я отчаянно хочу понять тебя.) — Вы знаете, что я не могу. — Ты не можешь отрицать, что предложение заманчиво, — заметил он, вспоминая первый раз, когда они слепо отбросили свои запреты только для того, чтобы сухо пообжиматься у стены, словно подростки. Это было так легко — поддаться искушению. — У тебя есть мое разрешение приходить ко мне в любое время суток, коль пожелаешь. Неважно, звал я тебя или нет. Ты не будешь наказан, если тебя поймают. Вот почему я дал тебе ключ. Если бы кто-нибудь еще узнал, что у Ацуши есть главный ключ от каждого замка́ в этом проклятом дворце, его тушу накинули бы на ворота, как декоративный занавес. Не то чтобы ему хотелось пялиться на заднюю часть шкурки мертвого кролика. Они развлекались слишком долго, чтобы в итоге он мог так бесстыдно смотреть на это. Ацуши хмурится, словно не уверен в гарантии своей безопасности, но не протестует. Пожав плечами, кролик отворачивается, чтобы найти еще книги, но Акутагава снова останавливает его, крепко сжав запястье. — Посмотри на меня, кролик. — Вам обязательно продолжать, Ваше Высочество? — то, как кролик шипит эти слова, заставляет что-то сжиматься внутри Акутагавы. — Вы такой требовательный. Акутагава находит в себе силы отступить в споре, соглашаясь кивком головы. — Тогда я буду полегче с приказами. — Удивительно, что Вы так умеете. — Я могу удивлять, когда это нужно. Удивленно раскрыв глаза, Ацуши отвернул голову, скрывая эмоцию. — В любом случае.. При непосредственном контакте кожа к коже Ацуши делает вдох и напрягается. Так ярко реагирует на что-то простое, как мимолетное прикосновение. Акутагава сдерживает ухмылку. (А вот с чем он не сможет спорить, так это со своими глупыми гормонами.) Встает очень важный вопрос. — Скажи мне, ты хочешь заняться сексом? Ацуши давится воздухом. — Ч-что?! — он поворачивается к нему, потрясенный. Учитывая, что они уже делали, это не должно быть так сильно удивить. Акутагава не девственник, но его не привлекает общение с нарядными незнакомками. Они призывают его спать с теми, у кого чистая кровь, но Акутагава в последнее время чувствует себя довольно грязным.. Ему нравится видеть пятна на простынях, которые далеки от их так называемой «чистоты». — Мне нужно повторить? — указательный палец Акутагавы рисует произвольные узоры на запястье Ацуши, проверяя чувствительность его кожи и наслаждаясь тем, как он дергается. — Ты хочешь заняться сексом? — С Вами? — А с кем же еще? — Вы — Король, — Ацуши медленно отстраняется. Акутагава пользуется моментом, когда его слуга опускает голову, чтобы наклониться к его большим белым ушам и подуть в них. Кролик мгновенно подпрыгивает на месте, прижимая уши к голове. — Эй! — Ты нервничаешь, — Акутагава указывает на очевидное, наслаждаясь тем, как Ацуши смотрит на него, словно хочет доказать обратное. — Вы только что попросили меня заняться с Вами сексом. Не очевидно, почему я нервничаю? Возможно, еще слишком рано. Акутагава никогда и не планирует такие вещи — для этого существуют глупые, смешные советники — и потому ни одна из их недавних сексуальных встреч не была расписана заранее. Возможно, он просит слишком многого от человека, которого следует держать на расстоянии вытянутой руки, а не размахивать ему членом. Ацуши нужно больше его обаятельной убедительности. Он не приползет в объятия Короля так же легко, как те мелкие шлюхи из борделя и казармы. Он — вызов. — Тогда вот как, — предлагает Акутагава, мягко поднимая Ацуши на ноги. Он привык быть грубым, требовательным, добиваться своего любыми способами. Как Ацуши удается делать это же легко и просто, с меньшими усилиями, он все еще пытается понять. (Он хочет понять гораздо больше, чем позволено; всегда хочет больше, больше, больше.) Кролик спотыкается и хватается за конец мантии Акутагавы, когда его ведут назад к стоящему рядом дивану. Самое время разложить то, на чем Акутагава ни разу не сидел с тех пор, как купил. — Ложись на спину. — Здесь? — Ацуши с подозрением смотрит между ним и дорогим роскошным бархатным диваном. — Если только ты не предпочитаешь пол. Он усмехается, когда кролик делает то, что ему говорят, и вытягивается, чтобы устроиться поудобнее. Ацуши идеально подходит, вместе с ушами достаточно длинный, чтобы дотянуться до обоих концов. Его пушистый хвост торчит сбоку. Белый мех так и просится, чтобы его потрогали. Акутагава украдкой слегка пощипывает кончик хвоста и, воспользовавшись случаем, садится на Ацуши, пока кролик заерзал от первого прикосновения. Его вес приятно давит на талию Ацуши, как будто они идеально подходят друг другу. Нелепо. Еще лучше, что Ацуши так чутко реагирует. Лицо принимает глубокий красный цвет, когда он смотрит на него. — Что Вы делаете? — Использую тебя как трон. — Хах, — и Акутагава тоже смеется, потому что это была глупая шутка с его стороны. — Вы не смешной. — Я делаю это не для того, чтобы быть смешным. — Тогда что Вы хотите сделать? Хороший вопрос. Акутагава не подумал об этом заранее. Под ним Ацуши выглядит восхитительно, но самой привлекательной частью, от которой он не мог оторвать взгляд, был его рот. Его нужно чем-то занять. (Не прямо сейчас, но непреодолимое желание скоро выйдет наружу). — Ты позволишь мне сделать то, что я хочу, белый кролик? — взявшись руками за пояс, Акутагава начинает расстегивать пряжки и ремни своих брюк. В глазах Ацуши мелькает страх испуганного кролика. Но он мгновенно исчезает. — Продолжайте, Ваше Высочество. Акутагава должен отругать Ацуши за доверчивость, чтобы он не попал в манипулятивную смертельную хватку, из которой нет выхода. Звериная ловушка. Червовый Король может оказаться именно ею. Он сбрасывает штаны и опускает нижнее белье на пол, не обращая внимания на то, что Ацуши наблюдает за ним с предельной сосредоточенностью. Зрачки расширены, губы чуть разомкнуты, блестящие от слишком частого облизывания. Акутагава смещается вперед, используя руки, чтобы опереться на тело Ацуши и не раздавить его, пока бедра обхватывают его голову. Руки Ацуши тут же оглаживают талию, удерживая, и он тихо вздыхает, чтобы успокоиться. — Можно? — эти дикие звериные глаза устремлены прямо на полутвердый член Акутагавы. Акутагава улыбается, покачивая бедрами, чтобы поймать кончик языка Ацуши, облизывающего нижнюю часть его члена. Он ведет себя скорее как котенок, чем как кролик, но это мило. — Нужно. Энтузиазм кролика почти комичен, он экспериментирует со своими действиями, издавая при этом так много возбужденных звуков. Он пробует сосать кожу, проводит губами вверх и вниз, пока не ухватывает ртом головку, опускаясь до яиц, где тихо стонет и покусывает плоть кончиками зубов. Все эти ласковые жесты, из-за которых Акутагава чувствует себя обессиленным еще до того, как все началось. Ацуши сбрасывает свою жеманность, чтобы в мгновение отказаться от стыда. — Ах— М-м.. Черт, какой же он громкий. Кто-нибудь обязательно услышит. Акутагава шипит, нетерпение нарастает. Он двигается вперед, пока почти не заслоняет лицо Ацуши, чтобы заглушить его непристойные звуки. Им не попасться, точно не таким образом. Он будет наслаждаться ситуацией столько, сколько сможет. — Ох, блять. Ощущение языка, ласкающего его вход, заставило Акутагаву задыхаться, впиваясь ногтями в подушку у себя под боком. Кто, черт возьми, научил этому белого кролика? Он думал, что Ацуши просто уделит внимание его яйцам и члену, но нет. Ацуши льнет ртом к его заднице, носом проводит по чувствительной промежности и проникает в мышцы, которых ранее касалась лишь удобная ткань. Кулак Акутагавы упирается в диван, он вздрагивает. И даже в таком положении не прочь подколоть Ацуши. — Наконец-то используешь свой грязный рот по назначению, м? Ацуши не в состоянии правильно сформулировать предложение, и Акутагава с благодарностью принимает его молчание. В противном случае он не справился бы с ситуацией — поставить себя в такое уязвимое положение и надеяться, что тот, кто под ним, не воспользуется этим против него. Он знает, нож может оказаться в спине в мгновение ока, и все будет кончено. Саботаж, достойный короля. Акутагава опускает взгляд меж раздвинутых бедер, на корону снежно-серебристых волос, рассыпанных по темной ткани, и пару стоящих прямо, подергивающихся белых ушей. Он прикасается к локонам, поражаясь тому, какие они мягкие, словно гладкие травинки. Ацуши охотно отвечает ему, выгибаясь дугой, пока Акутагава проводит большим пальцем по внешней стороне больших ушей. Язык входит глубже, проникая в тугой вход. Акутагава издает грудной стон, и вибрация его силы передается прямо в пальцы ног. Ему не должно быть так хорошо. Но ощущения чертовски приятные. Так вот каково на самом деле освобождающее чувство потворства? Вот каково это — быть плохим, нарушать закон, который управляет даже Акутагавой, Королем целой страны. Будет ли Страна Чудес стыдиться его за то, что он предался плотскому греху с простым кроликом? Ногти Ацуши впиваются в талию Акутагавы, щеки касаются раздвинутых ягодиц. Он чувствует себя все более смелым: дразнит вход Акутагавы и проникает внутрь, нежно касаясь стенок изнутри. Ощущения странные, не очень приятные, но терпимые. Он сомневается, что палец ощущался бы так же странно, но он в любом случае не против будет попробовать. Он ощущает движение внутри, как будто в него вошел влажный палец, и Акутагава застонал, прикусив губу, чтобы не шуметь, как бы сильно не хотелось. — Ха.. так хорошо, — хвалит Акутагава, и Ацуши, должно быть, взлетает от похвалы, потому что он просто не перестает стимулировать ту точку, что заставляет дрожать, словно тот шлюха, а не правитель. — Да, вот здесь. Поработай своим грязным язычком, кролик. Ацуши продолжает, продолжает и продолжает, пока Акутагаве остается лишь задыхаться и впиваться ногтями в спинку дивана, в шаге от падения с обрыва. Его члена не касались почти все это время, но если он сделает это сейчас, то вряд ли получит те же ощущения. Его бедра дрожат от напряжения из-за физически сложной позы. Нуждаясь в каком-то отвлечении, Акутагава запускает руку под собственную рубашку и ощупывает грудь, ощущая, как быстро бьется его сердце. Чего-то не хватает, но чего? Острые ногти крепко впиваются в кожу, и этот короткий всплеск боли находит свое место в море удовольствия, топящего его. Акутагава рычит, ощущая внезапное чувство собственничества, и начинает ласкать собственную грудь, словно это кто-то другой. Не имея выбора, он щипает себя за соски, царапает кожу и представляет, что эти ощущения испытывает Ацуши, а не он, не— — Блять. Рука опускается вниз и хватает уши Ацуши. Это заставляет кролика подпрыгнуть с приглушенным звуком удивления, но язык не перестает двигаться к своей цели. Он должен похвалить Ацуши. Он боец, ладно. — Так близко, — шипит он сквозь зубы, прижимаясь задницей и насаживаясь на язык так глубоко, как только может. Ощущение рта Ацуши кажется таким грязным, почти первобытным. Кролик извивается на диване, и Акутагава осознает, что ему, возможно, не хватает воздуха, но он уже слишком близок к финишу.— Здесь. Да. Вот так. Последний толчок, и Акутагава трется нижней частью своих яиц о лоб Ацуши, обхватывает большим и указательным пальцами свой затвердевший сосок, после чего беспорядочно изливается на свои бедра и даже на уши Ацуши. Эта оглушающая разрядка погружает самого Короля в кратковременный гипноз белого небытия с покалывающим онемением. Это было потрясающе. Что-то ущипнуло его, сильно, и Акутагава дергается, когда Ацуши толкает его, чтобы он слез. Тот жадно глотает воздух, как только его голова освобождается. — Вот черт, — Ацуши почти задыхается, прикрывая глаза, словно избегая смотреть на Акутагаву и свидетельство того, что они сделали. — Я думал, что умру. Акутагава, будучи тем еще юмористом, усмехается с подлокотника, где он удобно расположился, свесив ноги. В нем не осталось ни капли стыда, пока его голова все еще находится в послеоргазменном оцепенении. — Неплохой способ умереть, не так ли? Ацуши слепо ощупывает свое лицо, волосы. Затем его охватывает ужас, когда он касается своих ушей и ощущает сперму, застрявшую в шерсти. — Ты ужасен, знаешь это? — «Вы ужасны, Ваше Высочество», — напоминает он Ацуши о его месте и берет за локоть, осторожно поднося одно из его ушей ко рту, слизывая липкие улики их грязного акта. — Не забывай. Поскольку Ацуши не может ничего сделать, кроме как трястись и стонать от чувствительности, он слабо шепчет «Да, Ваше Высочество», вызывая у Акутагавы чувство гордости. Продолжая вылизывать уши Ацуши и дотягиваясь до его отчаянной эрекции, натягивающей шорты, он уверен, что белый кролик не забудет этого никогда. Это тот вид острых ощущений, ради которых живет Король.