О простом

У Ромы день начинается как обычно. Выходной, а оттого подъём несколько приятнее, чем вчера. Рома делает быструю зарядку, отказывается от завтрака, выпивая чашку несладкого — мама так и не купила вчера сахар — чая с мягкой булкой и начинает собираться. Они договорились встретиться с Бяшей у начала леса, оттуда вместе дойти до огородов. Сегодня особенно прохладно, и Рома на огород не очень хочет, ведь у него ещё дела, но мама взяла с него слово, что он доделает разделения для гряд, а Рома трепать языком не привык. Только у леса он встречает не Бяшу, а замечает Полину, которая кого-то высматривает, ходя взад-вперёд возле большой плетёной корзины. — Помочь? — Пятифан специально громко подаёт голос, прячет ладони в карманы ветровки, едва видит удивлённый взгляд. — Рома, привет! — Морозова улыбается, делая несколько шагов к нему. — Нет, там мелочь. Рома заглядывает в корзину: свёрнутые целлофановые пакетики, моток верёвки, сложенные ткани. — А на обратном пути можешь помочь. Я овощи туда сложу. — Не вопрос, Поль, — Рома жмёт плечами. — Кстати, ты здесь Бяшу не видела? — Нет, — она мотает головой, осматривается. — А он тоже на огород? — Ага, ненадолго. — Ясно. Кстати, завтра с походом к речке всё в силе? И Антон пойдёт? — Не знаю, — наверное, слишком резко отвечает он, раз Полина вмиг теряет беспечность. Она заметно становится серьёзней, смотрит пытливо. — Не спрашивал. — Так мы же ещё вчера договорились, что ты узнаешь, — ровно говорит Поля, внимательно на него смотря. — Пикник, все дела. — Да наверное пойдёт. — Вы что, не общаетесь? — вмиг догадывается она, складывая руки на груди. А после с любопытством подаётся ближе. — Поссорились? — Заметно? — Рома не привык трепаться впустую и отнекиваться. Признаётся. И вину свою признаёт: — Я в большей степени виноват, надавил на него, хотя знаю, как он опасается давления. Мысль о Тоше гасит и так слабый настрой на благополучный день окончательно. — Так повод сегодня есть, помиритесь, — говорит Полина, пожав плечами. — Какой повод? До получения денег за подработку ещё пара дней, так что это сразу отпадает, да и праздники никакие не намечаются. По-крайней мере, в календаре матери, всегда помечающей важные события, сегодняшняя клеточка стандартно-белая. — Так три месяца уже как вы… Как вы встречаетесь, — более тихо продолжает Морозова, воровато оглянувшись по сторонам. Рома благодарен ей за осмотрительность, только после её слов в голове заваривается каша из мыслей. — Сегодня? — Сегодня. Ты что же, забыл? «А я помнил?» глотается сразу же, едва зарождается на языке. — Да кто вообще такие даты отмечает? Три месяца? Это ведь... — Очень показательная дата, — обрывает Полина. — Антон ведь любит праздники, особенно важные. Помнишь, на ваш месяц как волновался? Рома хмуро кивает. Помнит, что тот вечер стал одним из самых обалденных за последние годы его жизни. Он и не знал, что у них на отшибе, за домами и озером, такой красивый вид на чистое вечернее небо, такой вкусный запах свежей малины, сорванной в зарослях, такая тишина. И то, что Антон первым потянется за поцелуем — тоже стало открытием в тот вечер. Собственная олимпийка под его спиной для комфорта и тепла, несмотря на душный жаркий июль, была такой мелочью по сравнению с остальным. Секс на этом отшибе, за горкой, в поросшем мхом углублении в горке, такой быстрый, неловкий, второй у них, неожиданностью после поцелуев уже не стал. Но о последнем событии Полине знать пока не обязательно. Она и об остальном знает лишь по смазанным рассказам смущённого Антона. — Может, он расстроился, что ты забыл? Ну, про дату. — Нет, у нас из-за другого… Ссора эта произошла. Ладно, спасибо, Поль, я разберусь. Он так кстати замечает бегущего в их сторону Бяшу, под отнекивания Морозовой поднимает её корзинку, и вскоре они втроём идут к огородам. Рома не знает, что делать. Одна его часть, отвечающая за ясную голову, велит не рыпаться, не воспринимать это как что-то критичное. Другая, которая заставляет его кровь кипеть при мысли о Тоше, заставляет едва ли не выть от бездействия. Но Рома-то извиняться не привык, особо не приходилось.  — Я знал, что твоя чёрствость и вспыльчивость к другим никуда не делись, но ведь у него может и правда не было денег. Он испугался так, когда ты его схватил, Ром! Не нужно же быть таким бес-.. — Всё сказал? — глухо рыкнул Рома. Обычно наедине с Тошей говорил такие нечастые слова беззлобно, скорее по привычке так общаться, даже шутливо, но в тот миг его словно накрыло. В ушах зашумело, запульсировало в висках. И от того, что они с Антоном вообще ссорились, и от собственного упрямства, и от того, что его мальчик не желал просто выслушать. — А? Он не заметил, как под рукой дрогнуло Петрово тело, не сразу увидел растерянную, набирающую обороты панику в ясных глазах. Тоша тут же попытался выползти из-под него, дрожащим голосом прося прощения, хотя совсем недавно жался ближе, доверчиво устроясь на подложенной под спину Роминой ветровке. И это почти что довело, вынудило посильнее навалиться, не желая отпускать, узнать, «что же, мать его, не так!» и почему-то это Рома перестал вдруг устраивать. Но в то же время понимал, что дальше этих мыслей не зайдёт: он ни в коем случае не заставит. Поэтому и попытался попросить прощения привычным способом. Но Тоша ловко отклонился от его губ, сжал колени, упёрся рукой в грудь, хмурясь. Рома ненавидел этот его взгляд из-под сведённых бровей, боязный, потерянный, ненавидел, когда Антон отказывался от ласки, когда Рома пытался таким образом извиниться. Но от срыва остановили разум и понимание, кто перед ним находился. Не нарывающаяся шпана, которая готова ответить тем же, а Петров, его Петров вот уже сколько дней, на которого Рома даже голос повысить не мог, над выражениями думал, хотя и не всегда удачно. Не менялся целенаправленно из-за него, нет, но немного пытался стать получше, для начала наедине с ним. И ссора глупая вышла: из-за одного обмудка, который задолжал Роме денег и так кстати встретился на пути, когда они с Антоном гуляли. Последний, конечно же, не мог вначале не поволноваться за абсолютно левого чувака, попытаться разобраться в ситуации. Рома разобраться не дал, потому что раздражение на того, кто не мог держать своё слово уже который месяц, вспыхнуло молниеносно. Бить Рома не стал, на словах, не совсем культурных, постарался объяснить, что ждать больше не намерен и ему плевать, где обмудок возьмёт деньги. Рома ведь знал, что у того деньги были, раз тот столько дней подряд посещал местный дом культуры. Рома выставлять себя дураком никому не позволял, поэтому от разговоров был готов перейти к кулакам, которые уже сводило судорогой. Но Тоша всё же влез, когда Пятифан уже схватил поца за грудки, полез, выглядя испуганным, но решительным. Рома даже залюбовался, не сразу понимая, в какой ситуации находился. Поца пришлось отпустить, услышав очередное обещание, что Рома скоро увидит деньги. Ко всему этому прибавилось и заёбанность на калыме, и Рома психанул, даже не желая этого. Но в итоге он сдался. Он не ударил Антона — скорее себе бы пальцы переломал — и не сказал больше грубого слова, вынужден был отпустить, слезть с напряжённого тела даже через дикое «не хочу». А сейчас, вспоминая слова Полины, Рома приунывает. Вроде и глупость ведь, эти даты, их девчонкам подавай, которые едва ли не в школьных тетрадях готовы исписать любое важное, по их мнению, событие. Роме такой бред никогда не был интересен. — Антон ведь любит всякие праздники… Действительно любит, вон как на месяц отношений радовался. Неужели сегодня месяцев уже три? Роме, правда, стыдно, что он забыл каким числом они месяц отмечали, но у него есть веский аргумент в защиту: он был так окрылён, что за временем следить было в напряг, ненужной опцией. Он даже на пацанов немного забил, ища качественные отговорки от частых встреч, лишь бы окунуться с головой в новые ощущения. Ему стыдно, и в то же время погано. На огороде он проводит немного времени. За Полиной вскоре приходит отец, и та быстро собирается, на прощание беря с Ромы слово обязательно поговорить с Антоном. На удивление, Бяша сегодня не такой болтливый и возбуждённый, делает работу спокойно, а по окончанию кидает лишь: — Ну это, до вечера, на! Мне нужно домой… Э… По делам. Зайду вечером, дома будь! И Тоху позови, а то чё морозишься с позавчерашнего дня как поц какой-то? Рома его отпускает без возражений, хотя хочется наподдать для профилактики базара, ведь у самого очень важное, не позволяющее отложения дело. Он окидывает взглядом несколько корзин возле гряд. Может, принести Антону овощей? Они вон какие спелые, красивые, самые-самые натуральные. А Тоша овощи любит, наверное, у них дома своих полно. И фрукты любит, особенно бананы. Бананов Рома набрать ему не может, а на рынок ещё не привезли самые вкусные, поэтому вся затея с натуральным тухнет. Да и вообще с едой. Рома не привык дарить еду, да и Антон никогда не дарил её в ответ. Всякие сладости, мелкие штучки не в духе Ромы. Но по дороге домой он забегает в продуктовый и под удивлённый взгляд тёть Люды просит килограмм шоколадных конфет с дроблённым орехом за сто шестьдесят с копейками. Антон как-то упоминал, что очень их любит. Это ведь не только дата, но и повод извиниться, поэтому Рома подумывает о какой-нибудь весомой вещице. Может, что-нибудь для рисования, которым Антон увлекается вместе с сестрой. Рома хмуро жуёт губу, припоминая, где у них можно подобное раздобыть. У Тоши-то всё привезённое из города, а Рома в город самостоятельно не может. Едкое желание поскорее заиметь собственную машину знакомо прошибает до пят. Вообще, Рома от искусства, если оно хоть на чуть-чуть не связанно с умением вести бой, далеко. Но приобретает у Гриши, чьи родители часто мотаются в город, новенький толстый альбом с плотными листами, две пышные кисточки с изящными ручками. Рома наспех обедает, помогает матери разобрать крыльцо и вылетает из дома, едва она отпускает. Руку тяжелит пакет с подарками, а сердце странные, непривычные ощущения. Рома и не вспомнит, когда дарил кому-то подарки. Дни рождения приятелей и даже мамы не считаются: в первом случае всё по-простому, а для мамы главным подарком в любое время остаётся Ромина помощь по хозяйству и послушание. Правда, с недавних пор Рома начал без повода таскать ей свежесорванные букеты. А Тошин день рождения ещё нескоро. По мере того, как он проходит лес, внутри непривычно потягивает. С Тошей он не общался два дня, даже в школе, когда пересекались в столовой и коридорах. Тоша ловко терялся среди небольшого потока, а Рома впервые за долгое-долгое время не мог просто настроиться и подойти. Раздражался на себя, обычно решительного и собранного. Совесть грызла противно, ноюще, терзала изнутри и не давала никак собрать мысли в кучу. Будь это что другое, Рома бы решил всё постепенно, а здесь… Тоша совершено не вписывался в его прежние методы. Подходя к его дому, Рома сбавляет шаг, начиная всматриваться и выискивать. Поправляет воротник ветровки, утирает зачесавшийся нос кулаком. Снаружи двора никого нет, и Рома останавливается у калитки, упирается взглядом в крашенный в зелёный почтовый ящик, сжимает пакет. Хорошо бы, будь Антон дома, но Рома может и у его родни спросить, он не трусит. Здорово бы, конечно, спросить у Оли, которая к Ромке уже прилипла, привыкла и которому улыбается так же, как брату. Только он замечает белокурую макушку, мелькнувшую с крыльца, и она отнюдь не Олина. Крепче сжав кулаки, Рома толкает калитку и входит во двор. — Привет, — выходит на пару тонов ниже, слишком хрипло, и Рома невольно морщится от своего голоса. Тоша крупно вздрагивает, быстро поднимает голову. Рома внимательно следит за его выражением, а сам подбирается ближе и ближе. Облизывает сухие губы, на которых зреют корки, сглатывает и останавливает шагах в пяти. — Привет, — кивает Антон. — Как ты? Глупо так, по-детски, и Роме от этого как-то неловко но по-другому он сейчас не может. Не знает, как. — Нормально. — Тоша кидает на него ещё один взгляд и возращается к занятию: он разбирает коробки с инструментами. Роме чудно́, ведь на улице не май месяц, прохладно, и даже с такого расстояния он видит красные Тошины ладони, тонкую на вид кофту и расстёгнутую куртку. — Тох. — Ром. Внутри на мгновение дрогает, когда Рома видит промелькнувшую улыбку. Антон явно растерян, вон как руки дрожат, а может это от холода. Ром хмурится, сжимая пакет, и без раздумий поднимается на крыльцо. — Ты по делу? — По делу, — кивает Рома, не глядя опускает пакет на лавку и в несколько шагов подходит к Антону. Пространства немного — Тоша в самому углу крыльца сидит, — и приходится перешагнуть через небольшой ящик, с трудом удерживая равновесие. Он наклоняется, упираясь ладонью в спинку лавки, вдыхает довольно уловимый запах цитрусовых, мажет взглядом по Тошиным губам и даёт время на «подумать». Две секунды, правда, потому что сил терпеть нет, и когда не видит сопротивления, подаётся вперёд. Руки находят приятное место на спине, ведут ниже, и Рома тоже опускается на корточки. Обычно смотреть снизу вверх Пятифан не любит, чувствует уязвимость, но не в этом случае. — Обиделся? — Нет. Ну, просто растерян немного до сих пор, — быстро отвечает Антон и пытается казаться спокойным. Именно пытается, и у него получается не так плохо. Только Рома успел узнать его настолько хорошо, что прекрасно замечает, как Антона ломает на правду. Антон не привык притворяться, не играется эмоциями. За это Ромкино всё самое обалденное и щемящее к нему умножается в несколько раз. — Извини, — говорит Рома, не выдерживая и опуская взгляд на его правое запястье. На нём в последнюю их встречу он видел назревающую красноту от Роминой дикой хватки. Но сейчас кожа выглядит нормально. — Вот, это тебе. Он подпихивает пакет к Тошиному бедру, а тот удивлённо смотрит в ответ, поправляет очки и подаётся ближе. — Ром, это… — он ловко развязывает узел, проводит пальцами по обложке альбома и сжимает куль с конфетами. — Здорово. Большое спасибо. — Это и мои извинения за мою грубость и в честь даты. — Роме слова даются не то чтобы легко, но неспокойно. Он волнуется, как отреагирует Антон, правильно ли он выражается и хватит ли этих простых слов. — Прости, что забыл о дате, я такое ведь не часто подмечаю, но понимаю, как ты относишься к событиям и пойму, если захочешь… Ну, что-нибудь такое отмечать, как и в первый месяц. Можем на пикник сходить или съездить в наш клуб, мы с Бяшей организуем всё. — А… — улыбка Антона теряется, как и взгляд, он сжимает ладонью Ромино плечо и неуверенно спрашивает: — Дата? Какая? — Ну, сегодня уже как три месяца у нас с тобой. Антон удивлённо выдыхает, едва не подскакивая на скамье, разворачивается к Роме всем телом и сжимает его ладонь. В голове Ромы быстро-быстро начинают крутиться шестерёнки. — Ром, извини, я забыл. Я после первого месяца уже и внимание перестал обращать, каждый день почти виделись, а они так мелькали… Да и три месяца… — он неловко улыбается, потирая запястье. — Никогда не думал о такой дате. — Тих-тих, — Рома сжимает его пальцы и тянет на себя. Упирается лбом в Тошин и глубоко затягивается приятным ароматом. — Всё нормально. — У меня для тебя нет подарка, — Антон нервно смеётся, зачёсывая волосы. — Чёрт, так неловко. — Да ничего, — поражено выдыхает Рома, ощущая внутри целую бурю чувств. Удивление и растерянность сменяются едва сдерживаемым смехом от полной абсурдности ситуации. А ещё теплом, таким, которое охватывает всё тело, приятно колет пальцы. — Хотя, не откажусь от одного. И ты его точно сможешь дать. Ну, если захочешь сейчас. — От чего? Рома проводит ладонью по его затылку, слегка надавливает, и Антон послушно приоткрывает рот. Поцелуй быстрый, но как всегда будоражащий, выбивающий тяжёлый выдох из груди. Антон крепко сжимает Ромину ветровку на плечах, улыбается и жмётся на пару секунд щекой к макушке. Отпустить, как и всегда, получается с тяжестью. Рома валится рядом, ногой пододвигая один из ящиков поближе. — Помочь? — Да нет, не надо. Я и не собирался возиться с этим, так вынес. Надеялся не пропустить, если ты мимо будешь проходить, — Антон смущённо улыбается и отодвигает ящик под маленький столик. Рома сжимает его пальцы, прохладные, мягкие, гладкие, потирается затылком об оконную раму и прикрывает глаза. — Тогда ладно. Недолгое молчание, за которое Рому окончательно отпускает напряжение, а нега и ленца заполняют до краёв. Он уже бездумно поглаживает мягкую кожу, не парясь, что кто-то заметит. — Зайдёшь? — тихо спрашивает Антон, судя по голосу наклонившись к нему. — Мы из города какао привезли, очень хорошее. И чая много, если захочешь. С конфетами попьём. — А дома кто ещё? — Оля. Она про тебя спрашивала все эти дни. Я сказал, что ты работаешь. Так что если спросит, не устал ли… Скажи, что нет, а то волнуется. — Работа? — хмыкает Рома. — Извини, я выпалил от растерянности, а она придала много значения. — Да ничего, норм всё. Скажу ей всё. Не норм только, что с подработки его выперли ещё в четверг, с Бяшей за компанию. И проблема-то пустяковая: всего лишь поломали несколько деталей трактора Митяя. У него их всё равно навалом, абсолютно идентичных — Ромка сам проверял! — а взъелся мужик не на шутку. Благо, что матери не сказал и не заставил деньги платить. Рома бы заплатил, деньги у него с недавней поры водятся, но тратить их хочется не на убытки, а на что поприятней. После сегодняшнего, например, на конфеты для Антона или на альбомы, на акварельные краски. Может, он захочет куда-нибудь съездить, в область уровнем повыше их посёлка, и Рома будет готов потратиться. Но в то же время он грезит о собственной машине, наперёд готовится, пару раз уже успел прокатиться на «ласточке» дядь Миши, сторожа школы. Собственная машина у них — роскошь, на которую пахать не влом. И при одной только мысли, что в будущем Рома сможет катать своего мальчика на приличные расстояния и в лучшие живописные места округи, а после вжиматься и урывать горячие поцелуи на заднем сиденье, всегда приятно поджимается внутри. — Ром? Ром?.. Ты слышишь? — А? — промаргивается, стряхивая наваждение, поднимается резким движением, увидев стоящего в нескольких шагах Антона. — Да. Задумался просто. — Ясно. Ну, пошли домой, а то вон, руки у тебя совсем холодные. Смотрит на свои ладони, сжимает в кулаки и отрывисто кивает. Мысли, связанные с Тошей, большинстве случаев приятные, будоражащие, и даже не стыдно, что он выпал из реальности на какое-то время. Ведь он исправляется быстро, когда нагоняет Антона у двери, останавливает обхватом поперёк груди и на пару секунд прижимается губами к макушке, пахнущей травяным шампунем. Антон выдыхает дрожаще, улыбается и сжимает его запястье, прежде чем толкнуть дверь. Всё опять нормально, всё опять отлично, и Роме от понимания этого тоже становится так легко, что в голове враз пустеет, ноги приятно слабнут, когда он переступает высокий порог. Глубоко вдыхает запах дома, прикрывая на мгновение глаза. Тепло, приятно, так необходимо сейчас. Всё нормально.