Первый день подошёл к концу. Вот и второй день кончился. Наступил вечер третьего дня, а я и не заметил. Четвертый день. На пятый день было сложно разобрать день и ночь — тучи скрывали солнце — думал о произошедшем… Близится конец шестого дня. Погода на седьмой была слишком хороша: небо совсем чистое, не было ни единого облачка, солнце светило ярко, но не пекло — видимо, иду на поправку. Первая неделя достигла своего конца…
Одна бровь чуть приподнялась, а взгляд скептически оценивал написанное. Значит он вёл счёт дней, но в какой-то момент слишком сильно задумался и позабыл. Запрокинув голову назад, мужчина вновь поднял взгляд к небесам и принялся тихо подсчитывать, сколько раз солнце поднималось и опускалось, пока он был тут. Если записано семь дней, а в памяти сохранилось ещё три захода солнца, а сейчас оно опускается в четвертый раз, то он пробыл тут одиннадцать дней. Шум ветра может скрыть всё. Тихие шаги и загнанное дыхание, к сожалению, не стали исключением. Чья-то фигура почти поднялась на самую вершину пика Цинъюнь. Взобравшись на площадку, рукой схватив желтую, свисающую с фонарного столба, ленту, дабы та не мешала обзору, человек осмотрелся и замер. Вновь тяжело вздохнув, мужчина опустил голову и дрогнул — в зоне периферийного зрения показался чей-то силуэт. Чжун Ли обернулся и столкнулся взглядом с человеком, расплывшимся в счастливой улыбке. — Не поверишь, думал помру, пока доберусь сюда. — парень плюхнулся рядом и закинул руки за голову, устало выдыхая. — Ну и угораздило же тебя уйти так далеко! Ближе места для отдыха не нашёл? — пришедший недовольно надулся и глянул на рядом сидящего. Разглядев мужчину вблизи, парень резко повернулся к нему всем телом и прикоснулся к длинным волосам, колыхавшимся под порывами ветра. — Как же долго ты тут сидишь… — юноша пропустил спутавшиеся пряди через пальцы, даже не замечая, как мужчина дрогнул и затаил дыхание. — И где ты потерял ту ленту, которой волосы связывал? Слова парня пролетали мимо. Чжун Ли, как завороженный, разглядывал того. Рыжие волосы сильно потрепал в пути ветер. Огромный свитер, в котором, казалось, могли спрятаться они оба; испачканные в грязи сапоги и пальто — похоже, случайно споткнулся и упал в грязь, а может столкнулся с кем-то по пути; несуразные широкие тёмные штаны, больше похожие на растянутые и поношенные брюки, тоже испачкались в самом низу. Весь вид юноши кричал о том, как тот торопился, хватал первые попавшиеся вещи и нёсся со всех ног. Неужели он нёсся к нему? Сердце пропустило удар, а после ещё один, когда холодные пальцы прикоснулись к скуле. Прохладная кожа приятно пускала мурашки по телу, оглаживая сначала скулу, спускаясь ниже, очерчивая нижнюю линию челюсти, а после поднимаясь к губам. Синие глаза напротив глядели из-под ресниц, изучали исхудавшее лицо: впалые щёки, заострённые скулы, побледневшая кожа, столь же бледные губы, острое очертание челюсти. Его рука, более не облачённая в перчатку — видимо забыл, пока торопился — опустилась на широкую грудь. Парень поправил серый воротник и туже затянул галстук, а то совсем развязался. Перехватив обнажённую кисть, мягко сжав её и поднеся ближе к лицу, Чжун Ли заглянул в глаза напротив. И не разрывая зрительного контакта, нежно поцеловал тыльную сторону ладони, замечая, как Чайльд дёрнулся, а щёки его заалели. — Прости… — слова сами сорвались с губ. Тарталья слабо улыбнулся, наблюдая, как мужчина потёрся об ладонь, точно кот, молящий о прощении. А ведь этот человек более двух недель назад напал на его друга. После воспоминаний о произошедшем, Чайльд помрачнел. Ещё раз глянув на Чжун Ли, наблюдающим за ним из-под тёмных ресниц, Предвестник обессилено сдался. Не мог он продолжать злиться на него, смотреть с ненавистью и отвращением, пока сердце заходилось от любви. Если так подумать, то они ведь похожи. Чайльд бы и сам разорвал на куски того, кто бы посмел прикоснуться подобным образом к его другу. Вот только, в отличие от него, Чжун Ли бы зачитал часовую лекцию о том, что между мёртвым человеком и им нет ничего такого, о том, что убивать невинных людей крайне плохо — не в его правах лишать человека жизни — а после, ещё немного хмурясь и скрещивая руки на груди, всё же простил, даже не раздумывая о ненависти. Так или иначе, мужчина видел смерть сплошь и рядом, не зря же работал в похоронном бюро и хоронил людей. А ведь он сам даже не думал первое время о прощении. Даже не пытался поговорить, сбежал с пострадавшим куда глаза глядят. Придумал, что тот желает сделать его несчастным, причинив боль друзьям. А о причине нападения подумал лишь спустя долгое время. Если бы Тома всё же умер, то, конечно же, Тарталья бы и не подумал о прощении. Но тот жив, отделался, можно сказать, довольно легко. Но факт нападения и намерения убить всё равно остаётся. Чайльд прикусил губу. Он правда не знал, что сказать. Хочется простить, ведь никто не погиб, но намерения человека перед ним заключались в убийстве. Если поразмыслить, то, быть может, Чжун Ли и не планировал убивать, хотел лишь наказать за «плохой поступок», а Тома своими словами его разозлил куда сильнее. Нет, это уже звучит как оправдание убийцы. Юноша настолько долго мялся с ответом, что не заметил, как напротив сидящий опустил его руку и чуть наклонился, заглядывая в глаза. — Я понимаю, что не заслуживаю твоего прощения. — вздох. — Такое не прощается. — мужчина поджал губы. — Просто хочу, чтобы ты знал о том, что мне очень жаль. Не знаю, что на меня нашло. Странные чувства помутнили рассудок, а я, не сдержавшись, дал им волю и позволил подобному произойти. Мне правда очень жаль, Чайльд… Руки резко метнулись к крепкой шее, обвили её, а холодный нос уткнулся в предплечье. Пряча лицо, Предвестник зашептал: — Я прощаю тебя. Прощаю с тяжестью на душе, ведь не знаю, что должен испытывать. Если верить «правильному» поведению, которому учили в детстве, то я должен тебя возненавидеть, презирать и чувствовать омерзение. Я честно пытался заставить себя испытывать подобное по отношению к тебе, но… — юноша крепче обнял мужчину, прижался сильнее, чувствуя, как сильные руки обняли его в ответ. — Но при каждой мысли о тебе моё сердце заходится как ненормальное. Кажется, ещё несколько минут размышлений о тебе и оно выпрыгнет наружу, поскачет к тебе в руки и не пожелает возвращаться. Первое время я думал, что так ощущается чрезмерная ненависть, но когда посмотрел на себя в зеркало, когда сердце бешено стучало, а в голове всплывали моменты, проведённые с тобой, то понял, что ненависть не может выглядеть так. Прижавшись крепче, цепляясь руками в спину Чжун Ли, стискивая его в своих объятиях, растрёпанный, взволнованный и переполненный эмоциями, Тарталья хотел было продолжить, но был остановлен мягкими поглаживаниями по спине. — Чайльд… — мужчина перевёл дыхание, старательно сдерживая непривычные эмоции, так и рвущиеся наружу. — Не хватит всех слов мира, чтобы передать все мои чувства, но я действительно рад, что ты можешь простить мой проступок, чего даже я не могу сделать по сей день. И, думаю, я разделяю твои чувства — те, которые ты спутал с ненавистью. Оставив невесомый поцелуй на виске у парня, Чжун Ли отстранил и поправил свои растрепавшиеся волосы. Предвестник напротив проследил за ловкими движениями аристократичных пальцев. Глубокие синие глаза непривычно заблестели, хотя блеск никогда не был свойственен Чайльду. Рыжие волосы растрепались ещё сильнее, а на щеках полыхал яркий румянец. Заправив короткую прядь, мешающую уже долгое время, за ухо, и поправив чёлку, Тарталья вновь приблизился к собеседнику. — И как же эти чувства называются? — лукаво улыбаясь, спросил парень. Уголки его глаз вновь приподнялись, а голос пронизывало ехидство. Задумчиво окинув Предвестника взглядом, Чжун Ли неожиданно ухмыльнулся и приблизился, отражая взгляд парня. — Кажется, они называются симпатией. — Неужели просто симпатией? — Может сильной симпатией. — А если быть честным и не слишком замудрённым? — Тогда это любовь. Чайльд расплылся в победной улыбке. На душе стало даже как-то тепло, но тревога, зарывшаяся в самую глубь его существа, всё же осталась. Это явно был не конец его мучений. Оставив мимолётный поцелуй на изящных губах шатена, Тарталья отстранился и взглянул куда-то вдаль. Невыносимо сильно хотелось продолжить диалог, выпытать все душевные терзания друга, узнать, получится ли у них что-то серьёзное, расспросить про точный возраст и настоящую личность, но было слишком рано. — Быть может, пора вернуться? Новогодние праздники начинаются, в Банке ежегодный бал намечается. — Ты же знаешь, что я не могу принять в этом участие. Предвестник грустно вздохнул: — Знаю. — И если ты позабыл, мой юный друг, это у вас подобными праздниками отмечают смену года, а у нас это событие отмечают гораздо позже и совершенно иначе. — Да не позабыл я. Просто, — юноша задумчиво нахмурился. — Праздник морских фонарей только в феврале, а наш Новый год уже через несколько дней. Чжун Ли придвинулся к парню и заглянул в глаза, ища в них ответ: — Знаешь, для меня ваш Новый год далеко не новость. Более того, я прекрасно разбираюсь в ваших традициях, потому не понимаю, зачем же ты так активно его продвигаешь в нашем диалоге? Предвестник резко вздёрнул голову, с полной серьёзностью глядя на собеседника, и ответил: — Всё очевидно. Я хочу провести этот Новый год с тобой. Серьёзность этих слов заставила потерять всю свою уверенность. Обычно каменное сердце пропустило удар, а на щеках заиграл слабый румянец. Янтарные глаза, переливающиеся золотом, странно блеснули. — Но это будет сложно, ты же знаешь. Меня попросту не пустят, а тебя не выпустят. Наш максимум — ночная прогулка. Чайльд резко подскочил с места и натянул улыбку. Где-то внутри затаилась обида из-за несправедливости. Почему он не может провести время с важным человеком, просто потому, что обязан присутствовать на грёбанном балу? К чему эти наигранные улыбки, приветствующие гостей, которые нужны для собственной выгоды лишь Царице? Он бы с охотой фальшиво улыбался, дай ему разрешение привести близкого человека. В ином случае, фальшь даже скрывать не будет. — Кхм, ладно, значит ночная прогулка? Чжун Ли слабо улыбнулся и прищурился, наклоняя голову. От его проницательного взгляда не укрылась перемена в собеседнике. В этой натянутой улыбке так и виднелась печаль и обида, неожиданно настигнувшие юношу. Мужчина утвердительно кивнул и встал с места, отложив книгу на место, уже давно ставшее ей привычным. Смяв записку, гласящую о количестве дней, проведённый вдали от людей, Чжун Ли засунул её в потайной карман жилета. — Пора возвращаться. Чайльд как-то слабо кивнул, оглядывая друга с ног до головы. Что-то в нём неуловимо изменилось за время, проведённое им на едине с собой. Вот только что — этого Предвестник понять не мог.***
После того разговора на душе стало легче. Настолько, что рутинная работа Предвестника более не приносила прежнего раздражения — мысли были заняты знакомым из Ваншэн, а чтение документов, их оформление и разговоры по работе шли фоном. Во время отдыха Чайльд даже не помнил ничего, что сделал за день, но отчётливо помнил каждую мысль, мелькнувшую в голове. Вскоре началась активная подготовка к балу. В основном трудились подопечные, а Предвестники, проживающие в Банке, занимались собственной подготовкой к празднику: кто-то заказывал новое одеяние из Снежной, кто-то ругался с подопечными, а кто-то вспоминал прошлые балы. К последнему типу и относился Чайльд. После трудового дня, вновь пролетевшим почти незаметно, юноша зашёл в свою спальню и окинул её взглядом: аккуратно заправленная постель, горящие свечи на одной из тумбочек, раздвинутые шторы, чуть приоткрытые окна, пропускающие поток свежего воздуха в комнату, новая книга о мифах Ли Юэ, и, конечно же, самый важный и необычный элемент, появившийся совсем недавно — букет глазурных лилий, стоящий в стеклянной вазе на прикроватном столике. А ведь совсем недавно всё в комнате было иначе. Шторы были занавешены, окна плотно заперты, постель скомкана, а свечей, книги и букета не было и в помине. Подойдя к прикроватному столику, Чайльд приблизился к букету и вдохнул сладкий запах цветов, прикрывая глаза от наслаждения. Он прекрасно помнит, как вернулся домой после спуска с горы, провёл несколько часов в горячей воде, а перед самым сном, когда усталость начала одолевать, Чжун Ли неожиданно появился на его пороге с эти самым букетом. Его удивлению и восторгу не было предела, а на губах мужчины пылала тёплая улыбка. Вновь последовали извинения за ту страшную ситуацию, но слова утонули в нежном поцелуе. Довольно улыбнувшись, Предвестник вновь осмотрел комнату. С каждым воспоминанием приятных моментов, проведённых с мужчиной бок о бок, на душе становилось непривычно тепло. Убедившись, что всё на месте, Чайльд подошел к шкафу. Стянув с себя одежду и сложив её на одну из полок, юноша кинул взгляд в сторону зеркала. Перед уходом из города оттуда на него смотрел уставший подтянутый парень, мышцы которого не слишком сильно выступали, прячась под кожей. Сейчас же на него глазел изменившийся юноша, по которому нельзя было сказать, что работа его длится большую часть дня: лицо почти светилось, синяки под глазами почти пропали, а мышцы стали выступать в разы сильнее — карабканье по скалам и минимальное количество еды в пути, всё же, сказались и на теле. Отвернувшись от зеркала, Тарталья быстро натянул на себя свободную футболку и штаны, в которых и пошёл за другом. Захлопнув дверь шкафа, Предвестник вышел из комнаты. В коридоре было темно и тихо — все работники и Предвестники уже давно спали. Часы, висевшие на дальней стене коридора, показывали три часа ночи. Спустившись по лестнице, украшенной алой мишурой и ветвями с листвой, Чайльд добрался до бального зала, где и будет проходить бал. Помещение было украшено в точности также, как и несколько лет назад, когда Предвестник впервые встретил своего сталкера. Если его догадки верны, то завтра — когда состоится праздник, на этом балу появится «незнакомец» в маске, ведь Предвестник дал ему понять, что ждёт их встречи в этом зале. А если это произойдёт, то им предстоит повторить давно забытый танец. Потому то юноша и спустился ночью в зал — необходимо повторить все движения, чтобы не облажаться завтра перед гостем. Подойдя к магнитофону, стоявшему в дальнем углу комнаты, Чайльд включил нужную мелодию. В тот раз играли музыканты, но, увы, на ночную репетицию Предвестник попросту не мог их пригласить, иначе вопросов было бы не миновать. Встав в центр зала, Тарталья прикрыл глаза. Ведомый музыкой, он старался вспомнить каждое движение, не потеряв ни одно из них в глубине своей памяти. Каждое перемещение по залу сопровождалось тихим стуком низкого каблука, точно таким же, какой раздавался в тот вечер. Неожиданно атмосфера из воспоминаний появилась и в действительности — не хватало только шума толпы гостей, партнёра и алкоголя, чтобы воссоздать воспоминание в точности. Но воображение помогало, и уже через два повтора танца, он слышал перешептывания несуществующей толпы, стук каблуков второго участника танца, чувствовал на языке терпкий вкус опьяняющей жидкости, а на талии ощущал широкие руки партнёра. — Знаешь, за эти несколько лет ты явно позабыл наш танец… — над ухом раздался низкий бархатистый голос, а руки на талии стали ощущаться реальней. Распахнув глаза, Чайльд хотел было развернуться, но широкая ладонь накрыла его глаза, оставляя юношу полагаться лишь на тактильные ощущения в кромешной темноте. Горячее дыхание опалило шею, а рука на талии сжалась чуть сильней. Прильнув спиной к широкой груди мужчины, Тарталья чуть не задохнулся от этих ощущений. Ему казалось, что всё это лишь выдумка, игра его воображения, но тепло чужого тела твердило об обратном. Это реальность и он прижимается спиной к своему сталкеру. Предвестник судорожно вздохнул. Он прекрасно понимал кто сейчас танцует с ним, чьи движения пьянят, как в первый раз, но даже зная это, Тарталья не мог найти сходств между Чжун Ли и незнакомцем с бала, кроме его физической оболочки. Резким движением развернувшись и прервав танец, в который его так отчаянно пытался погрузить мужчина, Чайльд схватил его за грудки и, почувствовав, что чужая рука соскользнула с его лица, наконец-то открыл глаза, сталкиваясь с горящим янтарным взглядом с узким змеиным зрачком. — Блять… — соскочило с губ юноши. Всё это время на него смотрели одни глаза. Пазл сложился. Осознание проскользнуло в потоке мыслей, шокировало, заставило замереть на мгновение. Чжун Ли, сталкер или же незнакомец с бала, Моракс — всё это был один человек, один Архонт, умеющий менять свою манеру поведения. «Тогда всё действительно сходится. Он начал свою слежку ещё с тех пор, как я ступил на пристань Ли Юэ в первый раз. Он знал о плане, а потому затаился на несколько лет. Всё это время он собирал обо мне информацию, прежде чем первый раз предстал предо мной в образе незнакомца с бала. Тогда он привлёк моё внимание и заставил зациклиться на образе сталкера. Пользуясь помутнением рассудка, он неожиданно появился за столом, когда мы ужинали с Ху Тао. Он стал действительно интересным собеседником, неким спасением от паранойи. Чжун Ли стал опорой, важным для меня человеком. А после первого зарождения чувств начался шторм. Шторм — изменение в сознании Моракса…» — И он сработал как сигнал о предстоящей трагедии. — неожиданно раздался знакомый голос, вырвавший Предвестника из пучины собственных раздумий, кроющих, точно коварные волны вдали от берега. Мужчина сделал шаг назад, скрывшись в тёмной части зала, ускользая от взора Тартальи. На прощание юноша услышал лишь: — Увидимся на предстоящем празднике, Аякс… Настоящее имя, данное при рождении, слетевшее с уст Моракса, заставило всё нутро содрогнуться. Потупив на месте ещё несколько минут, пытаясь окончательно свыкнуться с правдой, Чайльд всё же покинул зал. Одно дело подозревать, строить догадки, мысленно спорить с самим собой. Другое же дело — получить своеобразное подтверждение от человека, осознать, что догадки оказались действительностью. В голове всё это звучало невообразимой чушью, но в реальности от этой самой «чуши» становится как-то не по себе. Конечно, Чайльд уже давно не злился и вовсе не боялся возлюбленного, но что-то внутри то дрожало от шока, то полыхало от восторга. Чувства вновь перемешались. С одной стороны, факт того, что он — Предвестник из Фатуи, стал предметом воздыханий и наблюдений самого Гео Архонта, безусловно, поражал, а кровь стыла в жилах. С другой стороны, этот же факт возбуждал. Подумать только, в него влюблён сам Бог войны. Добравшись до комнаты, захлопнув за собой все двери, Тарталья рухнул на заправленные простыни, не имея больше сил ни на что. Долгая работа, час, проведенный в бальном зале, мозговая активность — всё это слишком сильно вымотало парня за день.***
Тихий шлепок пронёсся по комнате. Эластичные перчатки соскользнули с рук и упали на стол. Обхватив пальцами чашку с горячим чаем, поднеся её к утончённым губам, мужчина сделал несколько глотков. Тепло разнеслось по глотке, обволакивая её. По возвращению в Бюро, пустующее уже как несколько часов, Чжун Ли первым делом прошёл на кухню, оставив маску на столе. Вот и стало ощущаться приближение окончания этой истории преследования. Совсем скоро, максимум через неделю, предмет воздыханий наконец-то сам переступит порог и попадёт в ловушку, где окончательно смириться со своими чувствами и с действительностью, в которой работник Похоронного бюро «Ваншэн» и Моракс — одно целое. По крайней мере, сам шатен думал, что так всё кончится. Распустив волосы, мужчина скинул с себя одеяния, в которых появился перед Предвестником, как незнакомец. Опрокинув голову назад, зарываясь пальцами в волосы у самых корней, чуть массируя голову, Чжун Ли прикрыл глаза. Предвкушение от предстоящего праздника пожирало изнутри. Время, потраченное на создание плана и воплощение его в жизни, так остро ощущалось для Предвестника, но так слабо чувствовалось Гео Архонтом. Для одного это были долгие годы, для второго мимолётные мгновения. Проморгавши, расширяя зрачки до человеческой нормы, мужчина вновь сделал глоток, согреваясь жидкостью изнутри. Будь это ночь после праздника, то он бы однозначно заменил напиток на алкоголь, который сохранился ещё со времён общих сборов Архонтов. Допив остатки напитка, Чжун Ли собрал скинутые вещи и добрался до рабочей комнаты, в которой проживал. Сев на кровать, перед этим повесив одежду в шкаф, шатен взглянул в окно. Ночное небо постепенно светлело, но горящие звёзды всё никак не желали сдаваться, пытаясь удержаться на небесном полотне. Их упорству позавидовали многие жители Ли Юэ. Потянувшись до громкого хруста костей, состоявших, кажется, из самого настоящего камня, Чжун Ли прилёг, не отводя взгляд от окна. Архонтам сон не нужен — этот факт знают большинство смертных, даже не изучая книг про своих владык. И всё же, иногда сон был необходимостью даже для них, дабы освежить внешний вид, дать самому себе отдохнуть от мыслей. Когда-то, во времена войны Архонтов, Моракс вовсе не спал, ни разу глаз не смыкал, ведь противник мог напасть в любой момент, мог прирезать во сне. Что, по слухам, существовавшим на поле боя, некоторые и делали. Тогда сон считался слабостью, за него могли даже пристыдить за спиной. Сейчас же сон возвели почти в культ. Его стали ценить и отдавали много времени именно ему. Но пока для людей сон был культом и восстановлением сил, для Архонтов он был отдыхом и способом сбежать от реальности. Подобный побег от реальности Моракс тоже практиковал — спал пару месяцев после смерти возлюбленной, не желая существовать в мире, где её нет. Много лет назад он был влюблён, а после потерпел неудачу и пережил смерть возлюбленной, хотя она могла прожить с ним всю жизнь. Сейчас же положение, на первый взгляд, казалось хуже. Он влюбился в смертного Предвестника, изначально прибывшим в Ли Юэ за его сердцем Архонта. Молодой Моракс точно бы сказал, что нынешняя ситуация безвыходна — возлюбленный смертный и умрёт в любом случае, даже если будет жить под защитой Бога войны. Вот только после смерти возлюбленной Рекс Ляпис стал мудрее. Сейчас, будучи самым древним из всех семи Архонтов, он мог точно сказать, что и сам готов стать смертным, чтобы умереть с Аяксом вместе и не жить после его смерти ещё несколько сотен лет. Прикрыв глаза, Чжун Ли шумно вздохнул. Мысли всё продолжали свой бешеный поток. Если судить по рассказам друзей, живущим более трёх веков, смертным свойственно умирать, а их душам свойственно перерождаться в новых физических оболочках — слишком сильно похожих на прошлые. Бывали истории, когда древние существа встречали своих близких людей спустя несколько лет, после их смерти. Кто-то встречал, когда переродившиеся были ещё совсем детьми, но на подсознательном уровне узнавали своих бессмертных друзей. Бывали встречи в осознанном возрасте — там подсознание реагировало в разы слабее, но всё ещё узнавало знакомых. Кто знает, быть может, ему даже не придётся прощаться с жизнью, чтобы разделить с Предвестником смерть. Быть может, Чайльд умрёт, а Чжун Ли дождётся его перерождение и расскажет о прошлой жизни. Наверно, это самый лучший вариант, ведь если умрёт Архонт, то он никогда более не переродится, в отличие от обычного человека. Сев в постели, Чжун Ли тряхнул головой и приложил янтарную ладонь ко лбу. Рассматривая свет от собственной руки, он старательно переводил мысли в иное русло. Желания думать о смерти Предвестника совсем не было. К тому же, между ними ещё даже нет ничего серьёзного, а план не доведён до конца — смысла размышлять о том, что делать со смертностью возлюбленного ещё нет. Тяжело вздохнув, шатен вновь упал спиной на кровать и закрыл глаза, тихо прошептав самому себя под нос: — Пора спать, через несколько часов наступит очень насыщенный и сложный день.