***
— Теперь понятно, почему Долохов выглядит таким спокойным, — прокомментировал Римус новость Гермионы. И вот они втроём вместе с Тонкс смотрели на Долохова. Он, как ястреб, впился в них своими тёмными глазами и, не отводя взгляда, угрюмо наблюдал за ними из-под густых нависших бровей. Сидел на койке в камере и не произносил ни звука. — Хотя Биксли ведёт себя по-другому. Они переключили внимание на Пожирателя смерти во второй камере. Тот часто вздрагивал и заметно нервничал. Он то грыз ногти, то принимался расхаживать взад-вперёд, поглядывая на них, то садился на свою койку. Две камеры — это всё, что они смогли позволить себе в убежище Пиннера. Если Орден собирался делать ставку на захват и допрос Пожирателей, им придётся расширять Пиннер. Гермиона догадывалась, что Тонкс в свете успешной операции снова поднимет этот вопрос на следующем собрании. Остальным хотелось больше комнат, чтобы жить в менее стеснённых условиях, а также повысить качество питания. Но Гермионе требовались портключи. Сейчас они слишком уязвимы. Всего один хорошо спланированный рейд с антиаппарационным куполом над их убежищем, и Сопротивление падёт. На совете в основном поднимались вопросы рационального использования средств и стратегического планирования. Деньги быстро становились для всех больной темой. — Вы когда-нибудь слышали о зелье с подобным эффектом? Гермиона не была уверена, что дело действительно в зелье, но этот вариант казался наиболее логичным. Зелье может оставаться в организме в течение определённого времени до полного выведения; и это точно не заклинание: оно бы не смогло так реагировать на сыворотку правды. Хотя, возможно, на Пожирателях и использовались какие-то чары, чтобы зелье дольше оставалось в организме. Тонкс покачала головой и продолжила задумчиво изучать Долохова. Его чёрные глаза всё ещё неотрывно следили за ними. Враждебно, но не выражая никаких других эмоций, явно не желая вступать в диалог, он всё же продолжал настойчиво пялиться на них. Он ничего бы не смог услышать сквозь зачарованные решётки камеры, но та сосредоточенность и упорство, которые он проявлял, заставили задуматься: вдруг он умел читать по губам? — Снейп мог изобрести что-то новое, — предположила Тонкс. — Стоит взять образцы крови, — решила Гермиона. — Чтобы выявить ингредиенты зелья. Также мы поймём, как долго оно выводится из организма. Хотя я не представляю, что именно может сделать Веритасерум смертельно опасным. Особенно в тех количествах, которые используются для допроса. Римус повернулся к ним. — Возможно, всё наоборот, — отозвался он. — Веритасерум, попадая в организм, делает смертоносным другое зелье. Он подошёл к Тонкс и с тяжестью в голосе обратился к ней: — Ты знаешь, что это означает, Дора. Тонкс с отвращением скривила губы, обводя взглядом двух Пожирателей смерти. Гермиона не была до конца уверена, что поняла, о чём говорил Римус. Он имел в виду пытки? — Вы что… — Тонкс и Римус резко оглянулись на неё так, словно она вторглась в их личную беседу, несмотря на то что они уже давно вели общий разговор. — Вы собираетесь их пытать? Гермиона была ошеломлена этим откровением; она постаралась, чтобы в её голосе не прозвучало осуждения. Она не знала, что такое быть аврором, в отличие от Тонкс, и она не сражалась — и не проигрывала — в Первой Магической войне, как Римус. Эта тема заставила её почувствовать себя зелёной и неопытной. Даже наивной. Если ты сражаешься на стороне добра, значит, ты никого не пытаешь. Ведь так? — У тебя есть идеи получше? — спросила её Тонкс. Гермиона знала, что вопрос был риторическим. Тонкс уже изучила все варианты. — Легилименция? Это же самый логичный выход? Тонкс лишь невесело усмехнулась. — У тебя под рукой есть легилимент? Признания, выбитые под пытками, могут оказаться и дезинформацией. Веритасерум и легилименция предпочтительнее. Теперь, видимо, мы не можем использовать сыворотку правды, так что нам остаётся либо найти легилимента, либо обучить его. Я не уверена, что в наших обстоятельствах окажется сложнее — и это при условии, что Долохов не окклюмент. — Я добавлю легилимента в список, — сухо прокомментировал Римус. Гермиона снова почувствовала нарастающий страх. Их «список» представлял собой пергамент длиной в три фута с перечнем всего необходимого. Того, чего они не могли себе позволить. Руководству Ордена придётся пересматривать свои приоритеты — снова, учитывая сложное положение. — Ещё идеи? — поинтересовалась Тонкс. — Сыворотка болтливости? Тонкс покачала головой. — Очень ненадёжный способ. Как только они поймут, что им дали, то смогут бесконечно лгать обо всём на свете. У Гермионы других вариантов не было. Значит, пытки. Неужели что-то столь ужасное можно так легко оправдать? Гермиона пришла в ужас от того, как быстро изменился сотрясаемый войной мир. На её глазах два человека, которых она уважала, со всей серьёзностью рассматривали пытки как возможный вариант. Допускали их. А теперь… собирались к ним приступить? Римус был её преподавателем по Защите от Тёмных искусств, и сейчас он соглашался на использование Непростительных заклинаний? За последний месяц, как Гермиона присоединилась к руководству Ордена, Тонкс стала для неё кем-то вроде наставницы. Гермиона бесконечно восхищалась ею. Она была протеже Грозного Глаза, она была одной из самых молодых авроров и одной из немногих женщин в профессии, где в основном преобладали взрослые мужчины. И она не возражала против… пыток? Гермиона посмотрела на Тонкс и Римуса так, словно впервые их видела. Стал бы Дамблдор потворствовать пыткам? У неё появилось такое чувство, что Кингсли уже дал добро. Неужели и Макгонагалл тоже? Она подумала об уровнях доступа к информации. Может быть, другие даже не знали? Неужели Римус и Тонкс станут скрывать это от остальных? Пара терпеливо смотрела на Гермиону. Ни один из них, казалось, не был удивлён её реакцией. — Но ведь если мы будем пытать пленников, — запротестовала Гермиона, всё ещё пребывая в ужасе, — то станем такими же, как Пожиратели? Это был классический приём рассуждений Ницше. Сражаясь с монстрами, не превратись в монстра сам. Одно дело — разговоры о жизни и смерти, и совсем другое, когда теория так стремительно приближается к практике. Тонкс вздохнула, ласково взглянула на Римуса, а затем с усталой улыбкой снова посмотрела на Гермиону. У Гермионы появилось ощущение, что они уже вели этот разговор. Возможно, не один раз. Римус, должно быть, убедил Тонкс, что использовать Непростительные заклинания — необходимое зло. — Если тебя схватят Пожиратели смерти и будут пытать, они станут это делать так же, как Дора? — Римус задал этот вопрос таким размеренным тоном, словно она снова была третьекурсницей, а он читал ей лекцию. Гермиона задумалась над его вопросом и сглотнула. — Конечно, нет. Римус скрестил руки на груди и прислонился к стене. — Почему нет? Гермиона нервно облизнула губы и перевела взгляд на Тонкс. Она попыталась представить Нимфадору стоящей над Долоховым, пока тот корчится на полу камеры, крича в агонии между её вопросами. И не смогла этого сделать. Она вообще не смогла вообразить, как Тонкс будет использовать Круциатус. — Она не хочет этого делать, — ответила Гермиона. Он пожал плечами. — Что ещё? Всё ещё пристально глядя на Тонкс, Гермиона ответила: — Сначала она испробует все прочие варианты.. — Ну, не совсем, — перебила её Тонкс. — У авроров есть собственная, отработанная методология, не настолько жестокая, — она потянулась и размяла руки. — Я бы начала с Конфундуса совместно с Империусом на Биксли, перед чем какое-то время не давала бы ему спать. Возможно, пришлось бы применить немного физического воздействия. Этого должно хватить, чтобы получить от него информацию, — губы Тонкс слегка изогнулись в еле уловимой улыбке. — Он и так выглядит напуганным. Гермиона думала, что её глаза сейчас вывалятся из орбит. Была ли Тонкс совершенно честна, когда говорила, что не хочет пытать Пожирателей смерти? С другой стороны, она вспомнила извращённое чувство удовлетворения, когда на третьем курсе она сама ударила Малфоя. И когда натравила этих мерзких птиц на Рона. И когда держала Риту Скитер в банке. И когда у Мариэтты Эджкомб появились фурункулы. И когда Амбридж… Гермиона поняла, что была лицемеркой. Это так по-человечески — получать удовольствие, что причиняешь боль тому, кто причинил её тебе. — Значит, ты не будешь использовать Круциатус, — сказала она, чувствуя себя немного лучше. — Биксли не сидел двадцать лет в Азкабане, сломать его будет легче, — вздохнула Тонкс. — Для Долохова потребуются методы посерьёзнее. Можно, конечно, подождать, пока зелье выведется из его организма. Последняя фраза прозвучала с сомнением. Гермиона тоже не надеялась на это. Если уж Волдеморт приложил столько усилий, чтобы сделать Веритасерум бесполезным, он добился бы постоянного эффекта. — А если нет? — спросила она. — Тогда — Круциатус, — ответила Тонкс, несколько раз моргнув. — Но ведь для этого нужно ненавидеть и желать причинить боль — совсем как они? Для Круциатуса требовалась неподдельная ненависть. Та, которая исходит из глубин души. И только тогда можно направить эту ненависть в заклинание. — Гермиона, — с любопытством спросил Римус. — Ты кого-нибудь ненавидишь? Она вспомнила, как Римус пытался убить Питера Петтигрю в Воющей хижине. Он точно был способен на ненависть. И тут она поняла, что так бы он и сделал: направил бы свою ненависть через сердцевину волшебной палочки, если бы Гарри его не остановил. Сириус сбежал из Азкабана именно с этой целью. Чтобы вложить свою ненависть в Аваду Кедавру. Но Гермиона никого не ненавидела. Ну… может быть, Амбридж. Она поразмыслила ещё немного. Определённо, Амбридж. И Риту Скитер. Да, она их ненавидела. Но она никогда бы не смогла наложить на них Круциатус. Даже у Гарри не получилось, когда он хотел проклясть Беллатрису в Отделе Тайн, хотя это было сразу после того, как она убила Сириуса. И он ненавидел Беллатрису сильнее, чем Гермиона ненавидела Амбридж или Скитер. — Да, — ответила она. — Но я не хочу применять к ним Круциатус. Римус положил руку ей на плечо. — Ненависть — это не то же самое, что желание причинить кому-то вред. Гермиона задумалась. Римус был прав, но он так говорил только потому, что пытался оправдать пытки. Вот для чего весь этот разговор. Но пытать — всё равно неправильно. Была же причина, по которой их назвали Непростительными заклинаниями. Не просто же так человека отправляли в Азкабан за их использование. — Но это зло, — теперь она почти умоляла их. — Может быть, просто не пытать Долохова? Мы не такие. Мы можем найти другой способ. Мы можем работать только с Биксли. Может быть, от Долохова не будет пользы, если удастся всё узнать у Биксли и без Круциатуса? Должен быть другой способ, мы просто ещё не нашли его. На этот раз Тонкс полностью повернулась к ней. — Если у Долохова есть информация, которая поможет нам выиграть войну, а пытки — единственный способ вытянуть всё из него, то что бы ты сделала? Тонкс позволила ей побывать на месте того, кто должен делать выбор. Вот что значит быть частью Совета Ордена. Приходится брать на себя ответственность за трудные решения, чтобы другим не пришлось этого делать. Именно такие решения, как это. Пойдёт ли Орден по пути жёстких методов и Непростительных заклинаний? Что о них скажут потомки? Как напишут в учебниках по Истории магии? Она вспомнила о Гарри и Роне. Как бы Рон ни относился к Долохову, она была уверена, что он никогда не поддержит использование Круциатуса. Они же та сторона, которая олицетворяет добро. Гарри бы тоже не стал этого делать. — Я бы просто не стала этого делать. Нас определяет то, какие решения мы принимаем в трудных ситуациях, — Гермиона повысила голос, чуть более уверенная в себе. — Мы должны идти правильным путём. Так бы поступил Дамблдор. — Даже если другого пути нет? — уточнила Тонкс. — Даже если другого пути нет. Тонкс склонила голову набок. — Ты знала, что во время Первой Магической войны аврорам разрешили использовать Непростительные заклинания? — Гермиона отрицательно покачала головой. — И мы тоже начали их практиковать несколько лет назад. Иногда они были необходимы, особенно Империус. Но ими не следует злоупотреблять. Гермиона недоверчиво взглянула на неё. За месяц их знакомства Тонкс завоевала авторитет в её глазах. Но Министерство в целом не было образцом этики. Возможно, работа там оказала на неё такое влияние, что теперь и она была готова использовать Непростительные заклинания. Да Тонкс уже применяла их! Теперь по ходу разговора Гермиона утвердилась в мысли, что именно Тонкс убедила Римуса, что Орден должен использовать Непростительные, а не наоборот, как она первоначально предположила. Она в очередной раз была ошеломлена. Кем была эта женщина, которая ради забавы меняла цвет волос? Она ведь совсем недавно подбадривала Гермиону, изображая утконоса. Знала ли она Тонкс на самом деле? — Всё равно это неправильно, — возразила Гермиона. — То, что Министерство разрешило аврорам использовать их, не означает, что мы должны это делать. Министерство делает много всего, с чем я не согласна, и всегда делало, даже до прихода Сами-Знаете-Кого. Римус усмехнулся её комментарию, и Тонкс тоже улыбнулась. — Что, если мы проиграем войну из-за решения не пытать заключённых? — Тонкс знала, какой вопрос нужно задать. — Многие люди будут убиты, а остальные попадут в рабство или подвергнутся гонениям и геноциду. Он установит режим, в котором будет править страх. Что, если твой «правильный путь» приведёт множество людей к пыткам, смерти и рабству? Помни, это твой выбор. И вот какие у него могут быть последствия. Ты обрекаешь всех. Гермиона громко сглотнула от тяжести решения и от той ответственности, которую только что на неё возложила Тонкс. Она просила Гермиону на мгновение поставить себя на её место. Что, если бы это было результатом её решения? Придерживаясь правильного пути, Орден может проиграть. И если всё сложится именно так, то все смерти и другие ужасные последствия будут на её руках, потому что это её решение. — Итак, всё сводится к тому, что это меньшее из двух зол? — спросила Гермиона. Она не могла спорить с этой логикой, какой бы жестокой та ни была. Это настоящая война. И последствия будут реальными. Это не просто философские вопросы. — Я… Я согласна с тобой, — шокировано пролепетала Гермиона. — Теперь я поняла. Просто… мне это всё ещё кажется неправильным. Гермиона вспомнила Пожирателей смерти, которых поразила заклинанием, когда они с Кингсли мчались на фестрале. Те разбились насмерть, упав со своих мётел. Она убила их не преднамеренно, ей пришлось бороться за свою жизнь. И ещё она не видела, как они умерли, когда упали. Тем не менее они умерли. Гермиона была убийцей. Она уже убила двух человек, а война только началась. Всё это было по-настоящему. Тонкс положила руку ей на плечо и заглянула в глаза. — Я скажу тебе, в чём разница между ними и нами. — Пожалуйста, скажи, — тихо ответила Гермиона. Тонкс одарила её очередной грустной улыбкой и ободряюще сжала плечо. — Это неправильно, и мы знаем об этом. Никогда не будет правильным умышленно причинять боль другому человеку. Когда я использую Круциатус, мне кажется, что какая-то часть меня умирает. Даже если я не использую Круциатус, но пытаю людей иначе — всё равно это ужасно. И я действительно время от времени сомневаюсь в своём выборе. Иногда я тоже задаюсь вопросом, не превратилась ли я в одного из монстров, от которых должна защищать людей. Гермиона не могла поверить в то, что услышала. Она никогда не смотрела на ситуацию под таким углом, она переживала лишь о последствиях для Ордена и о том, чем они, по сути, являются. И, конечно, она беспокоилась о заключённых, которых будут пытать, но никогда не задумывалась о том, как Непростительные влияют на заклинателя. Её охватил прилив сочувствия к Тонкс, ведь та явно не горела желанием мучить Биксли и Долохова. И Гермиона была рада, что не на неё возложена эта обязанность. — Ты знала, что они вызывают привыкание? — спросила Тонкс, приподняв брови. — Непростительные заклинания? — Гермиона никогда не слышала о таком. — Да, — продолжила Тонкс. — Частое использование Империуса разжигает желание контролировать других и управлять ими. Аврорам приходится медитировать, чтобы справляться с последствиями. Некоторым назначают зелья, и все мы регулярно посещаем целителей разума. Ничего подобного она и предположить не могла. — Всё так серьёзно? Тонкс медленно кивнула. — Заклинание Империуса особенно коварно, потому что с этической точки зрения оно не кажется таким же ужасным, как убийство или нестерпимая боль. Круциатус и Авада Кедавра наносят твоей личности урон другого рода. Они сплетают ненависть с магией, дарят ощущение могущественности. Почти как кайф от зелий, только разум не затуманивается. Со временем произносить их становится всё легче, поэтому всё проще поддаваться ненависти. Гермиона молча кивнула, и Тонкс повернулась к Долохову. — Будь благодарна, что этим занимаешься не ты, — пробормотала она, уперев руки в бока и глядя на Пожирателя смерти. — Я очень благодарна, — серьёзно согласилась Гермиона. Она понятия не имела о существовании подобных последствий. Теперь Гермиона смотрела на Тонкс другими глазами, с ещё большим уважением. Стало ясно, почему именно она — самый молодой аврор. Совершенно неудивительно, что в суровом мужском коллективе прижилась эта молодая девушка. А может быть, это оказалось не так легко, просто Тонкс никогда не жаловалась. Гермиона как никогда прежде порадовалась тому, что Тонкс состоит в Совете Ордена. Её опыт, талант и та убеждённость, с которой она могла принимать трудные решения, дали Гермионе уверенность в том, что Орден действительно может победить. Чувство, которого раньше она не испытывала. Тонкс благодарно улыбнулась Римусу. — Хорошо, когда есть кто-то, кто понимает и может поддержать. Римус наклонился и обнял Нимфадору, прежде чем взглянуть на Гермиону. — Садясь за стол, — он имел в виду участие Гермионы в совещаниях высшего руководства, — нужно понимать, что придётся принимать непростые решения, те, которые не все смогут принять. Те, которые не кажутся слишком очевидными. Ты очень сообразительна и умеешь мыслить стратегически. Идея прятать семьи с маглорожёнными волшебниками оказалась чрезвычайно удачной: мы смогли многих спасти и пополнили ряды Сопротивления. Без тебя мы бы не приняли такого решения. А теперь, — он повернулся спиной к Долохову, возможно, также подозревая, что тот умеет читать по губам, — у нас может появиться новый шпион, что имеет колоссальное значение для Ордена в отсутствие Снейпа. Но если ты примешь решение не участвовать в Совете, никто из нас не станет хуже к тебе относиться. Римус предлагал ей возможность отступить. Она могла умыть руки, если бы захотела. Ей бы не пришлось идти вразрез со своей совестью. Гермиона расправила плечи. Она не хотела, чтобы кто-то думал, будто она отказывается от ответственности. Так она была полезнее для Ордена. Чем бы ещё она могла заполнить свои дни, кроме боевой подготовки? Поиски крестражей сейчас не занимали много времени, особенно из-за отсутствия зацепок. Но место за столом, как объяснил Римус, означало, что ей придётся принимать трудные решения. Такие, как сейчас. Ей снова придётся выбирать меньшее из двух зол. Это была та цена, которую приходилось платить за право быть лидером. Но она считала, что справится. Она сможет заплатить эту цену. — Нет, конечно, нет. Я просто… хотела прояснить. Римус ласково улыбнулся ей, и Тонкс погладила её по руке. — Кстати, о шпионе, — Римус задумчиво поскрёб щетину, меняя тему разговора. — Ты упомянула, что Долохов использовал на нём Круциатус. Гермиона кивнула. — И что из того? — Вдруг это просто месть? — А что, если и то, и другое? — возразила она, встревоженно осознав, что могла подвести двух человек под пытки и обременить этим грузом Тонкс, всего лишь поверив Малфою на слово. — Возможно. Но будь с ним осторожна. Да. Она будет очень осторожной.***
Драко разбудил хлопок, с которым аппарировал один из домашних эльфов. Он протёр глаза, чувствуя себя так, словно его ударили бладжером по голове. Слишком много Миорелаксирующих чар. — Вас ожидают в столовой через час, хозяин. Урчание в животе напомнило Драко, что он не представлял, когда в последний раз ел. — Меня зовёт отец? — Да, хозяин. Он потянулся и через силу смог сесть. Одеяла упали, освобождая его из тёплого плена. Он посмотрел на часы. Было почти время ужина. — Как долго я спал? — спросил он, откидывая прилипшие ко лбу волосы. — Шестнадцать часов. Драко пренебрежительно махнул рукой, и эльф исчез. Заинтригованный, он полез под подушку и обнаружил, что галлеон был тёплым. Драко вытащил его и, прищурившись, прочитал сообщение. Объясни. Как долго в теле? Он закатил глаза. Вечно она чего-то требует. Грейнджер, должно быть, думала, что это зелье, и что его действие со временем пройдёт. И, конечно же, она ошибалась. Он не собирался помогать ей, она могла бы и сама напрячься и хоть что-то выяснить. Чем дольше они будут с этим разбираться, тем лучше, ведь это значило, что Долохова будут пытать ещё долго. Он провёл пальцем по ребру монеты и прочитал следующее её сообщение. Спасибо. Да пожалуйста. Он свесил ноги с кровати и, слегка пошатываясь, встал. По крайней мере, тело не разрывало от боли, как вчера. Он прошёл в ванную, чтобы умыться, вертя галлеон и наблюдая, как между костяшками пальцев блестит золото. Он не брал занятий по окклюменции у Северуса уже больше месяца. Драко был хорош в ней, ведь этот навык был жизненно необходимым. Но немного освежить умения не повредило бы, особенно с учётом того, какую игру он затеял. Снейп был единственным, кому он доверял. Он жестоко ухмыльнулся. Пусть Орден повеселится с Долоховым.