Угостите меня кофе

      Ногти с противным стуком пробегают по клавиатуре вновь и вновь. Перечитываю строчку. Абзац. Снова всё удаляю. Заново печатаю и опять остаюсь недовольна собой. Бросаю взгляд на время в углу экрана. Чёрт возьми, десятый час, а я и не заметила, как на улице потемнело и в офисе стало совсем тихо. О том, как несколько раз сказала уходящим коллегам: «Пока. До понедельника!» и вовсе забыла.       Откидываюсь в кресле, устремляя потухший взгляд в потолок. Глаза режет от компьютера, и я позволяю себе их прикрыть, составляя в голове предложения для финальных слов в аннотации, которые бы меня устроили. Всё кажется банальным и смазывающим любое хорошее впечатление о многомесячной работе. Это как украсить торт съедобной картинкой дохлых крыс, раздавленных на загородной трассе — вкус не изменится, но впечатление и аппетит испортится. Кто-то и вовсе откажется от куска. — Кофе, — проговариваю мысленно, тем самым нарушая данную утром торжественную клятву. Обещала, что больше не притронусь к кофеину, из-за повышенного давления, а сейчас готова наплевать на здоровье. Зато стакан воды, который красовался на рабочем столе с начала рабочего дня, до сих пор полон.       Снимаю очки, устало потирая переносицу, и в который раз пробегаю по экрану монитора. В двух страницах файла содержится несколько месяцев работы. Собственное шоу почти в кармане, нужно лишь написать аннотацию, чтобы директор дал «зелёный свет». И я трачу на это уже третий день, а с мёртвой точки так и не сдвинулась. — Кофе! — ещё раз повторяю я, но более твёрдо, отбрасывая очки в футляр.       Просторные коридоры встречают темнотой и непривычной тишиной, пока я на ощупь щёлкаю выключателем и с пустой кружкой иду на кухню. В офисе всегда тихо, но в десятом часу и полной темноте — это выглядит непривычно и так пугающе, что я невольно ускоряю шаг.       «Если до 8:00 понедельника у меня на столе не будет лежать аннотация, можете навсегда забыть о шоу, Ульяна Максимовна!» — мотивационно звучат угрожающие нотки в голосе директора телеканала, пока я жду, как кофе нальётся в кружку. Этот голос пробирает до самых костей, и желание уйти домой, чтобы заняться работой на выходных, испаряется. Не уйду пока не доделаю! Распечатаю и оставлю на его столе. Он всегда приходит раньше и в понедельник явно удивится, увидев аннотацию расследования на столе. Так и поступлю! Появившейся идее радуюсь, смакуя на языке приветственные слова шоу. Уже вижу заставку. Своё имя. Лицо с экрана, которое беспристрастно смотрит перед собой. С самого начала учёбы на журналистике я мечтала об этом, и сейчас жизнь давала шанс, который нельзя упустить. Далеко не каждый журналист может стать профессионалом, и уж тем более лицом собственного проекта, но у меня это почти в руках. Только дурацкая аннотация всё портит. Ни один руководитель не будет лопатить расследование полностью. Ему нужны короткая информация и чёткое понимание: стоит ли это денег компании и будет ли это интересно зрителю?       Я настолько уверовала в успех дела, что невольно начинаю улыбаться, утаскивая конфету из вазы. Уже собираюсь покинуть кухню, как в дверном проёме встречаюсь с начальником. Сталкиваюсь с ним настолько неожиданно, что упираюсь горячей чашкой ему в грудь. Пролетают секунды. Мгновения. Они кажутся вечностью. Успеваю заметить непонимание в карих глазах, а потом ощущаю, как дрогнувшая рука расплёскивает ароматный напиток на рубашку и пиджак начальника. Кожу обжигает горячим кофе. Я вскрикиваю, отскакиваю и инстинктивно разжимаю пальцы. Кружка летит на пол, разбивается, брызгая горячими каплями вокруг. Всё это занимает доли секунды, но я готова поклясться, что успела увидеть каждый осколок в воздухе, пока он стремительно летел на белый кафельный пол.       Стою, широко открыв рот в немом ужасе. Чувствую себя максимально неловко. Хочу броситься извиняться, но слова застревают в горле. Директор смотрит так, будто не удивлён и уже давно ожидал от меня чего-то такого. — Добрый вечер, Ульяна Максимовна, — будничным тоном говорит мужчина, осматривая пол, на котором растекается лужа крепкого кофе в окружении белых осколков. — Константин Юрьевич, — тараторю я, коверкая имя с отчеством, чего не замечаю. Не замечаю ничего. Даже боли. Будто и не вылила только что на себя кружку с кипятком. Вижу только его взгляд. По прежнему холодный и абсолютно безучастный. — Простите, пожалуйста. Я всё уберу. Простите… — Юрий Константинович, — поправляет он совершенно равнодушно, словно на автомате, и поднимает взгляд на меня, задерживаясь на пятне. Я только киваю и хочу броситься искать тряпку, но вопрос руководителя, заставляет прилипнуть к месту. — Вы не поранились? — я лихорадочно осматриваю себя, замечая, как всё еще сжимаю в руке конфету. Пятно на одежде намного больше, чем на его пиджаке, чему я безумно рада. Еще не известно сколько стоит его пиджак. — Вроде нет… — неуверенно отвечаю я, заливаясь краской. Готова провалиться сквозь землю, в то время как он смотрит на меня совершенно спокойно. В его взгляде хочется видеть пренебрежение, ярость или раздражение, но он смотрит уставше и как-то снисходительно, словно жалеет меня. Это ещё хуже. — Простите ещё раз, я не хотела… — Ульяна, я верю, что вы не стояли у двери, поджидая, тем более в такое время, — голос начальника тёплый и успокаивающий. Он будто баюкает и проникает спокойствием в кровь. Больше в кровь, наверное, всё-таки проникает осознание, что он чертовски устал и у него попросту нет сил ругаться. — Кстати, о времени, — директор бросает взгляд на наручные часы, пока я отхожу к раковине, чтобы затереть пятно на рубашке. — Уже давно пора домой. Идёмте. Поставлю офис на сигнализацию.       Я закусываю губу, промакивая пятно. Это немного убирает неприятную липкость с тела, но совершенно не стирает неловкости. Я всё так же чувствую, как горят кончики ушей и трясутся от волнения пальцы. — Я поставлю сама, — выдыхаю я, не поворачивая головы к начальнику. Просто боюсь встречаться с ним взглядом. — Нужно доделать работу.       Слышу тяжёлый вздох и готова поклясться, он закрыл глаза, хмуря широкие брови. Но повернуться боюсь, продолжаю прижимать тряпку к коричневому пятну. — Ульяна, — выдыхает мужчина, — завтра с утра придёте в офис, если вас так вдохновляет рабочая атмосфера и дома не работается. А теперь домой. После моего ухода в офисе никого быть не должно.       Я собираюсь что-то возразить, но не решаюсь, сглатывая ответ, застрявший в горле. Хочу остаться, чтобы закончить работу, но слова руководителя звучат неоспоримо и его уставший голос снова проходится по коже. Но я хочу остаться. Дома, он прав, я и ноутбук открыть не смогу, отвлекаясь на всё подряд, начиная от домашнего питомца, заканчивая мытьём полов. — Я вас подвезу. Время позднее… — Спасибо, но не нужно, — обрываю я, повернувшись к начальнику и наконец останавливаюсь взглядом на его лице.       Он молод для должности, но уставший вид и осведомлённость о количестве сверхурочных добавляет пару лет. А ведь ему совсем немного за тридцать. Не женат. Хорошо образован и всегда подчёркнуто вежлив. Не помню ни единого раза, чтобы он позволил себе повысить голос или перейти на оскорбления, как бы сильно мы ни лажали. Он знал способ получше. Спокойно, без единого дрогнувшего мускула, он втаптывал в грязь, не использовав при этом ни единого обидного слова. Именно после таких разговоров по офису начинали летать заявления на увольнение по собственному. — Ульяна, вы машину ставите на подземную парковку? — с уставшей улыбкой произносит он сухими губами и я киваю, понимая к чему он ведёт. Выезд закрывается в девять, а ключи есть только у охраны, которая непонятно где пропадает в ночное время. — Сервисом такси, учитывая ваше недавнее расследование, я бы крайне не советовал пользоваться. — Его же поймали, — проговариваю я одними губами, опуская взгляд. — Его да. А сколько ещё таких, как он, гуляют на свободе? — этот вопрос заставляет меня прокрутить в голове кадры расследования. Десятки изуродованных женских тел лежат на металлических столах. Измученные. Избитые. Изрезанные. Со сломанными костями и вырванными волосами. И все это после одной ночной поездки на такси. По коже бегут мурашки от собственных строчек из аннотации. «Обычная поездка на такси стала последней для двадцати четырёх девушек нашего города. Кто-то из них поздно возвращался с тренировки. Кто-то задержался на занятиях или работе. Кто-то шёл забрать ребёнка с дополнительных занятий. Разный возраст жертв, их семейное и материальное положение, цвет волос, образование и пункт конечного назначения. Но всех их объединило одно: в свою последнюю ночь, все они до пункта «Б» так и не доехали…» — Я вас подвезу.       Я бездумно киваю и вновь замечаю лужу с осколками кружки на полу. Мой взгляд не остаётся без внимания. — За это не беспокойтесь. Завтра приедет клининг. Домой, Ульяна. До-мой, — раздельно произносит брюнет и выходит из кухни, заставляя меня крепко зажмуриться.       «Я допишу эту статью дома. Просто не могу не закончить её сегодня. И плевать, что вокруг будет куча соблазнов. Всё равно допишу!» — даю себе обещание, которое в этот раз нарушать не намерена. После чего бросаю последний взгляд на разбитую кружку и лужу.       Вернувшись на рабочее место, отправляю файл с аннотацией себе на почту. Параллельно пытаюсь прикрыть пятно на рубашке пиджаком, но оно расползается прямо посередине живота. Все попытки терпят крах. Замечаю на брюках коричневые капли, пока машинально поправляю тёмные волосы. Те с утра были уложены локонами, а к вечеру разбились в лёгкие волны. — Можем ехать? — спрашивает начальник, заходя в кабинет, пока я поплотнее запахиваю свободный пиджак. — Да. Спасибо, что подождали, — шепчу я, неловко улыбаясь и убирая прядь волос за ухо.       Брюнет в ответ кивает, я закрываю кабинет, и мы покидаем офис. На выходе останавливаемся на несколько минут. Сигнализация.       До автомобиля идём в полной тишине. На улице совсем нет людей. Удивительно, учитывая, что сегодня вечер пятницы, да и погода просто прелесть, хотя уже и начало осени.       Начальник галантно открывает передо мной дверь в салон своего автомобиля. — Спасибо, что предложили подвезти, — улыбаюсь я, когда руководитель занимает место водителя и проворачивает ключ в замке зажигания. Я успокаиваюсь, голос начинает звучать иначе. Искренне. — Не за что, Ульяна, — устало улыбается он, бросая короткий взгляд. Я улыбаюсь в ответ. Его улыбка настолько редкое явление, что опьяняет. Глаза тёплые, как крепкий алкоголь. В уголках собираются мелкие морщинки, а между бровей уже залегла складка. Слишком часто хмурится. Идеально поддержанная щетина, кажется, не отрастает ни на миллиметр. Но что-то всё же выдает, что он не совсем молод. В волосах и щетине изредка проблёскивают седые волоски, на которые ему совершенно плевать, и это мне нравится. Я знаю мужчин, которые трясутся над каждым седым волосом и записываются на тонирование чаще, чем любая девушка на маникюр. Это пугает. — Заречный проезд, верно же? — Да, верно, — подтверждаю я адрес и поворачиваюсь всем телом к водителю, после чего собираюсь с духом. — Юрий Константинович, а можно вопрос? — осмеливаюсь, когда мужчина уверенно выезжает с парковки, управляя автомобилем одной рукой. В какой-то момент замечаю, что не могу отвести взгляд, но усилием воли всё же себя одергиваю. Есть какая-то манящая красота в столь небрежном и уверенном управлении дорогим автомобилем. — Конечно. — На счёт моего шоу… — Тоже хотел об этом поговорить, — перебивает он, выкручивая руль. — Мне ждать аннотацию? Позволю себе полюбезничать, но у вас есть все шансы на эту программу. — Правда? — не верю я своим ушам. Услышать похвалу от руководства несомненно приятно, но очень неожиданно. — Я открыл для вас какую-то тайну, Ульяна? — усмехается мужчина в ответ на мое искреннее удивление. — Вы талантливая журналистка — это глупо отрицать. Я читаю каждую вашу статью и всегда доволен, вы знаете, — услышав эти слова, я не сдержалась и горделиво вскинула подбородок. О том, что мои статьи нравятся руководству я знала, но одно дело, когда расследование идёт маленькой статьёй в дочернюю компанию, специализирующийся на публикации статей, а совсем другое, когда обещают открыть двери в эфир. — И вы весьма привлекательны, тоже не стоит забывать. Зрители любят не только шокирующие расследования, но и красивые лица с харизматичной подачей материала. А харизматично подавать информацию вы умеете, учитывая, что вам ещё ни разу не досталось за поломку офисной техники. Которая, стоит заметить, ломается именно на вас.       Чувствую колкие нотки в голосе мужчины и вспоминаю, что на мне висит клеймо «разрушителя офиса». То кружки роняю по несколько раз в месяц, то ломается кондиционер, когда хочу переключить его на другой режим. О работе с копировальной и офисной техникой вообще молчу.       Всю дорогу мы говорим о работе. Я настолько увлечена рассказом и окутана чарующим ароматом ароматизатора в его автомобиле, что не замечаю, как машина съезжает с кольца на мой проезд. Пахнет хвоей и мускатным орехом. Мысли всё сильнее фокусируются на длинных пальцах, сжимающих кожаный руль. Всё пристальнее я наблюдаю за переменами в его настроении и словно нащупываю тонкую нить доверия между нами. — Ваш пиджак, — тихо подмечаю я, замечая на коричневой шерсти небольшое пятно. — Ещё раз извините, пожалуйста. Я готова заплатить за химчистку. Мне очень неудобно… — Ульяна, — выдыхает руководитель, качая головой, будто уже устал повторять одно и то же, — с этим пятном справится обычная стирка. Но если вы всё же не можете успокоиться, разрешаю вам угостить меня кофе, а после я поеду домой.       Мне кажется, но я явственно слышу «если захотите», но его губы не шевелятся, а на лице играет усмешка. Не знаю, что и думать. Рабочий день за компьютером, плавно перетекший в ночь, даёт о себе знать галлюцинациями.       После того, как подсказываю нужный поворот, автомобиль сворачивает во двор. Я уже готова в очередной раз поблагодарить его и покинуть салон, но… — Я, между прочим, не шутил, Ульяна Максимовна, — улыбается начальник. — Не боитесь, что снова что-то на вас пролью? — спрашиваю я, потеряв дар здраво мыслить. Часто ли начальники напрашиваются на чашку кофе к сотруднице? — Уже не страшно.       Я коротко киваю, но смущение всё так же явно красуется на моих раскрасневшихся щеках. Не замечаю, как выходим из салона и поднимаемся на этаж, как заходим в квартиру и я снимаю высоченные каблуки, облегчённо выдыхая и становясь ниже руководителя, как провожу его на кухню и ставлю закипать чайник. — Можно вопрос, Юрий Константинович? — спрашиваю я, завязывая волосы в низкий хвост, после чего накидываю пиджак на спинку стула, пока он о чём-то думает, попивая кофе. — Вы женаты?       Вопрос звучит бестактно, от чего начальник только коротко усмехается, отставляя чашку. Смеряет меня взглядом, но не злым, а каким-то снисходительным. В этот раз я не краснею, как обычно. В моей голове вопрос звучит логично. Если мужчина находится в моей квартире, наверное, я имею право знать о его семейном положении и на всякий случай о том, за кого, если что, мне вцепятся в волосы. — А вы кофе угощаете только женатых? — ухмыляется он. — Вы замужем? — Я первая спросила, — улыбаюсь я.       Мужчина задумчиво потирает подбородок и я замечаю на правой руке след от обручального кольца. Едва заметный вдавленный обруч на безымянном пальце. — Женат, — вслух произношу я то, что вижу. — Разведён, — поправляет руководитель, заметив, что от меня не остаётся незамеченной его правая рука. И я киваю, делая вид, что верю. Каждый второй носит обручальное кольцо только при жене. Каждый третий говорит, что не женат, пока приходят смс-ки от жены, которая просит по пути с работы забежать в магазин, чтобы купить молоко и смесь ребёнку. И только каждый пятый из всех кто говорит, что разведён — действительно имеет штамп о разводе в паспорте. — А Вы? Не боитесь, что муж придёт, а на кухне какой-то мужик пьёт кофе? И, кстати, если не секрет, почему не сменили фамилию?       Я скромно улыбаюсь, опуская взгляд на свой безымянный палец, где когда-то было помолвочное кольцо. Его оценили все коллеги. Девушки ахали и завидовали, прикидывая каратность и стоимость украшения, которое наградило меня статусом невесты. — Не дошли до ЗАГСа, — признаюсь я. — Жаль, — совершенно равнодушно бросает директор, обводя меня внимательным взглядом. — Уверен, из вас вышла бы прекрасная жена, судя по вашим навыкам варить кофе.       В его голосе чувствуется восхищение, поэтому я предлагаю долить. Наверняка не думал, что я умею делать что-то хорошо, кроме написания статей и разрушения офиса. От предложения мужчина не отказывается и я встаю, чтобы забрать кружку. Ладони мокрые от волнения и пальцы дрожат под цепким взглядом. — Ульяна, — шипит мужчина, вскакивая со стула. Сжимает губы в тонкую полосу, будто сдерживается, чтобы не выразить всё, что думает обо мне и второй пролитой на него кружке за вечер. — Ой, — только и могу выдавить, не понимая, как кружка выскользнула из пальцев. — Простите, — добавляю, наблюдая, как на брюках в районе паха темнеет мокрое пятно. Сначала пиджак, теперь брюки… — Дать тряпку? — Да, пожалуйста, — с нервной улыбкой соглашается он, снимая пиджак.       Лихорадочно пытаюсь найти чистую тряпку по шкафчикам, явственно ощущая, как горят кончики ушей и щёки. В голове ругаю себя всеми мыслимыми и немыслимыми словами, пока разыскиваю злополучную тряпку, как вдруг… Напрягаюсь всем телом. Пальцы замирают в нерешительности, схватившись за ручку дверцы. Дыхание останавливается, когда чувствую, как грудь мужчины вплотную прижимается к спине. Горячее дыхание проходит рядом с ухом, пока он обеими руками упирается в столешницу, а между ним и поверхностью я, замершая, как ледяная глыба. — Вот тряпка, Ульяна Максимовна, — насмешливо произносит он, притягивая тряпку, которая всё это время лежала на тумбе прямо передо мной.       Его дыхание обжигает кожу, пока длинные пальцы вкладывают в мою ладонь тряпку. — Кажется, вы и впрямь собрались тут остаться, — шепчу я, больше для себя, но он всё слышит. Чувствую, что слышит. А затем прижимает меня сильнее к поверхности столешницы, следовательно, к себе. — Если захотите, — так же шёпотом отвечает он и у меня мурашки идут по коже. Голос низкий. Немного хриплый. То ли это его привычный тембр, то ли воображение пытается убедить меня, что фраза, брошенная в машине, не была плодом фантазии. — Если захочу? — переспрашиваю я, пока он легонько сжимает мою ладонь, а я до побелевших костяшек стискиваю в ней тряпку. Его пальцы осторожные, будто он боится меня спугнуть, но в то же время уверенные, говорящие о желании. — А вы этого не хотите, Ульяна?       Мурашки идут по коже от его шёпота, которым он вновь обжигает ухо, проводя носом по волосам. Я замираю. Ещё сильнее сжимаю тряпку в руке. Воздух в лёгких кончается, когда я всё явственнее чувствую изгибы на сильном мужском теле. В какой-то момент начинает казаться, что кожа горит от столь близкого контакта. — Хотите, чтобы я остался? — повторяет Юрий Константинович, осторожно проводя по моей талии кончиками пальцев. И хоть я и стою к нему спиной, в голосе явно чувствую усмешку, играющую на его сухих губах.       Изнутри начинает ломать от борющихся крайностей. С одной стороны служебная этика и карьера, которую я не готова положить на постель. Даже рядом с ним. Тем более, когда до заветной цели осталось совсем немного. Куда я буду прятать глаза после произошедшего, делая вид, что между нами ничего нет? А в противоположном углу ринга — моя женская натура, пищащая от восторга, охватившего слабое сознание. Тело, изголодавшееся по нежности, которую я себе так редко позволяла, сейчас разрешило себе поплыть. — Я уже могу искать новую работу? — нервно усмехаюсь я, разворачиваясь к директору.       Впервые, наверное, отмечаю его столь близкое присутствие рядом и понимаю, что бой проигран второй ипостаси. Его глаза цвета коньяка проходят по моему лицу. Медленно. Кажется он всматривается в каждую мою клеточку, пока не доходит до губ и чему-то улыбается, будто ставит «плюсик» напротив какого-то пункта. — Ульяна, — мягко улыбается начальник, убирая руки от столешницы и освобождая из западни, которая уже никак не мешала, — извините за наглость. Кофе у вас… очень бодрящий. И очень красивое лицо. Экранное, я бы сказал, в хорошем смысле слова. Жаль было бы терять такой кадр.       Я скромно улыбаюсь, сглатывая образовавшийся в горле ком. Совершенно явно вижу, что его пугает накрывшее наваждение. Он одергивает себя, дабы не переступить грань служебных отношений. Да и я напомнила, что он начальник, а я подчинённая. — Простите ещё раз, — выдыхает брюнет обречённо. В его натянутой улыбке читается разочарование и плохо скрываемая грусть. — Я, пожалуй, поеду домой… — Разве этого вы хотите? — тихо проговариваю я, глядя в упор. Встречаюсь с ним глаза в глаза. Секунда. Ещё несколько. Вижу, как на дне зрачка вспыхивает огонёк, а руки, тянувшиеся к пиджаку, замерли. — Не хочу вашего заявления на увольнение, Ульяна Максимовна, — наконец отвечает он, обрисовав последствия мимолётной слабости. — Доброй ночи.       Мешкаюсь несколько секунд, позволяя мужчине накинуть пиджак и покинуть кухню, оставаясь у тумбы, к которой не так давно была прижата. Каждая секунда раздумий делает пропасть между нами глубже. Убивает шанс на хорошие и плохие последствия. Надежду на то, что я не пожалею о случившемся. Да даже угрозу увольнения. С каждой секундой я убиваю малейшую возможность поддаться и потом пожалеть. — Юрий! — выкрикиваю я, собрав мысли в целостную картину и выскакиваю в прихожую. Успеваю в последнюю секунду, потому что он уже открывает входную дверь, чтобы уйти. — Константинович, — добавляю, вспоминая о субординации. — Останьтесь.       Директор замирает в замешательстве. Снова смотрим друг другу в глаза и я вновь вижу метания, только уже в его глазах. Весы, на чашах которых лежат служебная этика и порыв эмоций. Или инстинктов. Это не столь важно. Важно, что мы оба поставили на одно и то же. — Ты этого хочешь? — резко спрашивает он, обращаясь на «ты», чего я не слышала ни разу от него в отношении сотрудников за все три года, которые проработала в компании. Его взгляд внимательный, жаждущий конкретного ответа, от чего очередной вопрос «а вы разве нет?» не успевает слететь с губ. — Да, — киваю, медленно подходя к Юрию. Кажется у меня трясутся ноги, но, к счастью, из-за широких брюк этого не видно. Зато отчётливо заметно мои трясущиеся пальцы, которые я кладу на его грудь. Гулкие удары, которые ощущаю рукой, сводят с ума.       В этот раз я не могу смотреть ему в глаза. От каждого взгляда, пока я осторожно провожу по, словно отлитой из железа, груди, у меня начинают гореть уши. Вдобавок, не совсем удобно смотреть на него снизу вверх. Рост позволяет не смотреть прямо в глаза, даёт возможность любоваться чётким контуром тонких губ. Пьянею. От ощущения гладкой рубашки, плотно обтягивающей его фигуру. От терпкого и запоминающегося запаха его парфюма. Кажется, он отпечатывается в сознании так же чётко, как и размашистые ладони, осторожно касающиеся моей талии. Его руки аккуратно, почти невесомо, притягивают меня ближе и я позволяю. Хочу позволить, поднимая глаза вверх.       Его горячее дыхание обжигает кожу на губах. Я хочу ощутить их на своих, но он медлит. Травит. Почти невесомо касается и вновь отстраняется, дразня дыханием. Я раздражённо рычу от досады и закусываю губу. — Ульяна, — шепчет он, теснее прижимая меня к себе. — Максимовна, — добавляю я и директор улыбается. — Максимовна, — послушно повторяет он и завершает наконец травлю, сокращая миллиметры между нами, и я сминаю его рубашку от этих ощущений.       Его сухие и горячие губы обрушиваются на мои, а осторожные руки вмиг вжимают меня в себя, от чего я ахаю от неожиданности. Мужские руки крепко держат за талию, пока я пьянею от поцелуев. Он терзает мои губы. Обрушивается на них словно оголодавший и я отвечаю ему со всей страстью, на которую способна. Чувствую непривычную грань этого мужчины, когда он оглаживает мой язык своим и в следующую секунды кусает мою нижнюю губу. Я шиплю от боли, но теряю голову. Путаюсь в мыслях, когда замечаю, как мои зацепеневшие пальцы стягивают пиджак с тела директора. Освобождаю его от него и слышу шелест ткани, спадающей на пол. Вновь и вновь отвечаю, чувствуя как горячие губы заставляют меня таять в его руках. Он осторожен и несдержан одновременно. Рассудительный директор, которого я знаю, боящийся причинить дискомфорт или напугать и абсолютно другой мужчина, разрывающий заляпанную кофе белую рубашку. Кажется он рвёт пуговицы, но эта мысль теряется, когда ощущаю его руки на коже. Юрий касается моего голого живота кончиками пальцев и прижимает к противоположной стене. Чувствую себя вновь в западне, но рада этому.       Дыхание сбивается. Теперь дышу чаще от прикосновений и его взгляда. Юрий смотрит в упор, исследуя мои реакции на его движения. Кончики пальцев оглаживают живот, контур рёбер, обтянутых кожей, затем проводят вокруг пупка. Ведут вниз к поясу офисных брюк, заставляя дыхание участиться. Грудь вздыматься чаще, что не скрывается от пристального взгляда. Я чётко вижу, как радужка янтарных глаз темнеет от возбуждения, когда он обращает внимание на грудь в обрамлении белого кружевного бюстгальтера.       Тянусь к нему. Запускаю тонкие пальцы в короткие волосы, вжимаясь в горячие губы, словно они источник кислорода. Голова пьянеет, а кожа ноет от предвкушения, пока пытаюсь расправиться с мелкими пуговицами на его рубашке. Пальцы путаются, руки мешают ему исследовать тело. В какой-то момент он не выдерживает, помогая разобраться с непослушными пуговицами. Расстёгивает их за секунды, оголяя подтянутую фигуру, затем вновь возвращается ко мне. Теперь чувствую его горячую кожу своей, потому что прижимаюсь к нему голым животом и мне это нравится так, что начинает потряхивать.       На затылке ощущаю его крепкую хватку, освобождающую меня от хвоста. В его простом движении столько власти и полного контроля, что я невольно издаю тихий стон. Мужчины, держащие в своих руках всё и чуть больше, начиная от управления компанией, заканчивая резинкой для волос, всегда были моей слабостью. Его пальцы зарываются в длинных волосах, оттягивая мою голову назад и углубляя поцелуй. Я чувствую его напор и нескрываемое желание, когда его язык смело исследует мой рот.       Директор отдергивает меня от стены, стягивая давно висящую на моих локтях рубашку и я зеркально повторяю его движение, освобождая и его от столь ненужной тряпки. Наконец нам не мешают офисные рубашки и его горячие руки уже вовсю блуждают по моей коже. Позвоночник. Талия. Бёдра. Пьянею. Пьянею и пьянею от его рук и своих ощущений, очерчивая ногтями контуры его напрягшихся мышц. Настолько погружена в этого мужчину, что совершенно не замечаю, как пояс брюк расстёгивается и его пальцы нетерпеливо проникают под резинку белья. — Юр, — выдыхаю я, всё явственнее ощущая, как во мне всё рушится. Мокрые пальцы, касающиеся половых губ не оставляют надежды на то, что смогу выговорить полное имя и отчество. Да и должна ли, когда его пальцы так бесстыдно гладят меня, очерчивая складки?       Ноги подкашиваются, когда пытаюсь отстраниться. Вижу смятение и полное непонимание в карих глазах, когда он шумно тянет носом воздух. Он смотрел так, словно может остановиться даже в эту минуту, если захочу. Но я не хочу, перехватываю его запястья и тяну в сторону спальни. Там нам будем намного удобнее, чем в узком коридоре, на полу которого осталась большая часть наших вещей.       Голова совершенно пустая, когда набрасываюсь на сухие губы, еле переступив порог спальни. Целую. Кусаю. Получаю такой кайф, что ускоряется пульс, а низ живота многозначительно ноет от предвкушения. И мне настолько нравится это чувство, что улыбаюсь сквозь наши поцелуи, когда Юрий подхватывает меня под бёдра, заставляя обвить его торс ногами.       Каждое его прикосновение до момента, когда он нависает надо мной, уложив поперёк кровати, растекается по коже густым пламенем. Мы не можем оторваться друг от друга, словно никогда больше этого не повторим. Какая ирония… а ведь и вправду. Никогда больше он не допустит этой слабости. Зато сейчас позволяет, стягивая с моих ног брюки и насквозь мокрое нижнее бельё.       Опять встречаюсь с ним взглядом, когда он откидывает мою одежду в сторону, не торопясь вновь целовать. Его сосредоточенное лицо, которое привыкла видеть, сейчас выражает только две эмоции: желание и наслаждение каждым моментом. Абсолютно голая перед ним. Директор. Начальник. Работодатель. Проводит по коже, слегка надавливая, ловя каждый мой полувздох. Кусаю губы и тихо ахаю, когда его ладонь полностью накрывает промежность. Ему так нравится видеть малейшие изменения на моём лице, что он пытается привстать, но я не даю ему этого сделать, потянув за шею на себя.       Целую его яростно, остервенело. В такт пальцев, входящих в меня по самое основание, пока пытаюсь расправиться с замудрённой пряжкой ремня. Сбиваюсь с хода мыслей и действий, когда большой палец начинает нещадно тереть горошину клитора, а длинные пальцы доводят меня до крика, который глушу в себе, кусая губы. Стону. Кричу. Подаюсь бёдрами навстречу, выгибая спину. Пропускаю холодную ладонь под ткань его трусов, захватывая затвердевший член. Довольно жмурюсь, ощущая, как рваные движения мужских пальцев сбиваются и на какие-то секунды дают передышку.        Мы пересекаемся взглядами и я чувствую на обнажённой коже горячее дыхание, когда он тяжело выдыхает в ответ на мои движения. Вроде и не делаю ничего сверхъестественного, уверенно обхватывая горячий член ладонью и веду плавно вверх и вниз по стволу, но отчего-то, и до того тёмные глаза практически чернеют, а из горла доносится гортанный рык. От этого внизу живота сворачивается тугой и обжигающий ком. Снова провожу крепко сжатой ладонью, кусая губы от того, как мужчина сбивается с дыхания, откидывая голову назад. Не успеваю насладиться его полным повиновением и слабостью, как вскрикиваю от возобновившихся движений пальцами внутри. Но теперь он разводит их в стороны. Роли поменялись. Я вновь в его власти. Как было когда он держал меня за волосы. Задыхаюсь. Кричу. Шумно дышу, учащая движения вверх-вниз. Но низ живота всё так же ноет и я снова возвращаюсь путающимися пальцами к брюкам.       В каком-то туманном бреду вновь ощущаю уже привычную тяжесть его тела над собой, когда он снимает с себя остатки одежды. До слуха доносится характерный шелест гофрированной упаковки. Обвиваю его руками за плечи, прижимая ближе. Выгибаю спину, касаясь его голой кожей. Горячее прикосновение его губ остаётся на моих губах мимолетным отпечатком, пока мужские пальцы уверенно проводят по очертаниям тела. От линии скул к шее. Ключицам. Груди, задевая, словно случайно, затвердевший сосок. По животу к бедру, впиваясь в него пальцами до красных следов. — Пожалуйста, — шепчу я в пересохшие губы, изнемогая от предвкушения. Так хочу всё прекратить… Больше ни секунды не выдержу эту пытку.       На самодовольном лице, которое я привыкла видеть спокойным и рассудительным, вспыхивает довольная улыбка, как будто он ждал этой мольбы. Но стоит признать: больше он не медлит. Вскоре проводит головкой по входу.       Вскрикиваю от особо ярких ощущений, когда он резко входит в меня и замирает. Улыбаюсь. Выгибаюсь. Шумно дышу, запуская ногти в кожу его плеч. Но ликую недолго, вновь простонав от ощущений. Он рычит, сцепляя зубы и вдавливая пальцы в кожу ягодиц, пока я захожусь стонами. Он не сдержан. Немного груб. Кусает мои губы, пытаясь заглушить хриплые стоны, служащие ответом на его размашистые движения.       Жарко. Невероятно жарко от столь близкого контакта с разгоряченной кожей, стремительно покрывающейся испариной. Безумие охватывает с головой. Руководитель упирается носом в шею, умудряясь смазанно целовать чувствительную кожу. Одна рука сжимает моё бедро, тогда как второй он всё так же наматывает волосы на длинные пальцы, заставляя голову запрокинуться и открыть шею. Ловлю каждый поцелуй, в то время как лёгкие начинает печь, а пересохшие губы тянуть. Не хватает воздуха и мир словно фокусируется на приглушённых шлепках и резких движениях его бёдер. Часто. Жадно. Одержимо. Это заставляет меня стонать особенно громко. Не хочу останавливаться ни на долю секунды. По взмокшему телу пробегает приятное напряжение, мелкая дрожь, высвобождающая все эмоции наружу. Теряюсь в пространстве. Закрываю глаза. Прижимаю Юрия к себе так сильно, что, кажется, будь в моих руках чуть больше силы, смогла бы нанести ему вред. Тело бьёт приятная истома и мужчина ухмыляется. Он явно доволен собой. — Доволен? — выдыхаю я, борясь со сбитым дыханием, закинув неуместное обращение на «вы» на задворки сознания. Прижимая к себе голого мужчину ногами — не совсем, наверное, уместно обращаться официально. — А ты разве нет? — шипит директор на ухо, не торопясь вынимать член. — Ещё нет.       Я облизываю пересохшие губы, отстраняясь от мужчины. Он не создаёт никаких преград. Толкаю его в грудь, укладывая на спину и теперь уже я нависаю сверху. Целую жестко, впиваясь в губы, и отравляюсь от этих ощущений. Тело обессилено, но я прячу это на дальний план, спускаясь губами ниже. Веду кончиком мокрого языка по его шее. Оставляю короткие поцелуи, плавно сползая вниз и оказываюсь губами на уровне его паха.       Рука сама собой обхватывает член и проводит дразнящими движениями, освобождая от гладкого латекса. Юрий шумно выдыхает, а я бросаю на него взгляд снизу вверх, перебрасывая взмокшие волосы на одну сторону. Провожу пульсирующей головкой, блестящей от предсеменной жидкости по плотно сжатым губам. Касаюсь языком, обильно смачивая её слюной и мужчина тянется к моим волосам, наматывая их на кулак. Хриплый стон поднимается по его горлу, когда рука беспардонно подталкивает мой рот ближе, побуждая вобрать в себя член во всю длину. Не противлюсь и не пытаюсь играть свои игры, только послушно скольжу языком по вздутым венам. Из глотки доносится недовольный хрип, когда темп, к которому меня подталкивает Юрий становится слишком резким, а по подбородку начинает стекать вязкая слюна. Двигаюсь жестко, быстро, ведомая его рукой, которая подталкивала к нужному темпу. Возбуждаюсь ещё сильнее, ощущая, как член начинает подрагивать, а кулак, стягивающий волосы, прижимает меня к паху, заканчивая мне в рот вязкой спермой.       По комнате разносится блаженный хриплый стон после того, как по напряженным мышцам волной растекается долгожданная разрядка.

***

      Утро понедельника.       Я стою перед глухой дверью из тёмного дерева, перечитывая последние предложения из слов аннотации. Хмурюсь, оставаясь недовольной работой, но уже ничего не могу изменить. Поправляю узкую юбку и чёрную рубашку, после чего толкаю дверь перед собой.       Просторный кабинет встречает запахом новой деревянной мебели и уже работающим руководством за столом. Скрип открывающейся двери привлекает его внимание и в карих глазах отражается оттенок вечера пятницы. А ещё нескрываемый интерес, который я научилась в нём читать. — Вашей пунктуальности можно позавидовать, Ульяна Максимовна, — возвращая лицу привычное уставшее выражение, проговаривает начальник, кидая беглый взгляд на наручные часы. — Всю ночь не спала, — улыбаюсь я и замечаю секундную улыбку и на его губах. — Писала аннотацию.       Я готова положить лист с текстом на стол и покинуть кабинет, но брюнет перехватывает его и начинает вчитываться. Его лицо бесстрастно, словно не он пробыл у меня до утра и срывал с моих губ бесчисленное количество стонов. Сейчас мне неловко, но я не жалею о решении остановить его тогда в коридоре. — Присаживайтесь, Ульяна, — командует он и я сажусь в кресло напротив, пока мужчина бегает глазами по строчкам. — Уже придумали? — Что? — искренне не понимаю я. В голове проносится вихрь догадок. Причину увольнения? Отговорку, почему аннотация далека от идеала? Что я должна придумать?       Мужчина кивает сам себе, откладывая бумагу в сторону и устремляет прозорливый взгляд на меня. Я стойко выдерживаю. Мысленно даже рада, что сижу, иначе ноги бы уже дрожали от волнения. Мы ведём зрительную баталию несколько долгих секунд. — Вам очень идут собранные волосы, Ульяна, — интонации больше подходили к обстановке пятничного вечера, чем рабочего понедельника. Я нервно сглатываю ком в горле, ощущая, как по позвоночнику пробегают мурашки от воспоминания хватки на затылке, наматывающей тёмные пряди меж пальцев. — Спасибо, — выдыхаю. — А вам очень идут рубашки, — память воспроизводит шелест ткани, спадающей с его тела где-то в коридоре. Щёки вмиг краснеют. — Взаимно, Ульяна. Так вы придумали? — Что именно?       Начальник снисходительно улыбается и встает со своего места, прохаживаясь по кабинету, а затем заходя за спину. Я напрягаюсь, выпрямляя спину. Не понимаю чего ожидать и это пугает. Утром субботы мы расставались, как давние любовники, с трудом способные оторваться от губ друг друга. Тогда убежал кофе с турки. Разбилась чашка, так неуместно стоящая на столе, на котором одним движением меня разложил этот мужчина. А его пиджак с пятном от кофе до сих пор лежал у меня в машине, ждущий минуты, чтобы я смогла бы передать его своему хозяину без лишних глаз. — Название вашей программы, — слышу гордый голос директора и оборачиваюсь к нему, открыв рот в немом крике. Готова броситься ему на шею, но тот улыбается и добавляет: — или всё так же хотите уйти?       Осознание бьёт обухом по голове, а улыбка вмиг стирается с лица. — Вы даёте мне эту программу потому что… — Нет, Ульян, — обрывает меня Юрий, немного присев передо мной, поровняв наши глаза. Я вижу его серьёзность и словно какую-то обиду от моего предположения. — Я даю вам эту программу, потому что ваши расследования будут интересны зрителю. И ваша подача. А то, что вы подумали, — мужчина усмехается, — это сиюминутная слабость.       Я шумно глотаю горький ком, образовавшийся в горле и смотрю стеклянными глазами ему в лицо. Кажется, что кусаю губы до крови, пытаясь не дать выхода вырывающимся наружу слезам. Охватывает обида. Обычная женская обида. Сиюминутная слабость. Ошибка. Которой он поддался. И я поддалась, плюнув на последствия. — Слабость, — эхом повторяю и понимаю, как предательски дрожит голос, словно я готова расплакаться сию же секунду. — Именно, — кивает директор, а я хочу уйти. Прямо сейчас. Но не могу. Он преграждает путь. — И я не хотел бы начинать наше более тесное общение так. Поэтому подумайте. — Над чем? — рычу сквозь зубы, сжимая в пальцах подлокотники кресла. Мне обидно и я не хочу этого скрывать. — В чём вы сегодня идёте со мной в ресторан, Ульяна, — прокатывается тихий шёпот по коже, когда Юрий наклоняется ближе к лицу.       Я несколько раз моргаю, загоняя выступившие слёзы обратно и шумно выдыхаю. Уже облегчённо, но мысли всё так же спутаны. Я снова не верю своим ушам. — Максимовна, — только добавляю, заставляя директора расплыться в широкой улыбке. — Максимовна, — послушно повторяет он.